он ни  в  коем
случае не должен быть замешан в каких-то налетах.
     Наконец он опять сел на койку и несколько успокоился.
     - В конце концов, человек - существо разумное, - сказал он, потянувшись
за сигарами. - Он повинуется не слепым инстинктам, а голосу разума. Я верю в
это. В тот момент, когда я перестану в это  верить,  я  дам  себя  повесить.
Города, где мы живем, вся наша цивилизация с ее  благами  свидетельствуют  о
мощи разума. И этот человек тоже преодолеет слепую жажду мести и  предпочтет
четыре года тюрьмы или, скажем, три года тюрьмы (мы ведь  в  крайнем  случае
можем предъявить еще несколько квитанций) петле!
     Браун заметил, что он дал О'Хара время на  размышление  до  двух  часов
следующего дня.
     - Да, не позднее чем в два часа я должен иметь в руках его признание, -
сказал Мэкхит.  -  Сразу  же  после  суда  я  назначил  Крестону  встречу  в
Национальном  депозитном  банке;  Аарон  и  Оппер,  вероятно,   тоже   будут
присутствовать. Я бы хотел иметь возможность предъявить им  признание  моего
поставщика в том, что он добывал товары путем налетов.
     Только  после  этого  Брауну  удалось  поделиться  с  Мэкхитом   своими
собственными нешуточными заботами.
     История  с  "Оптимистом"  приняла  скверный  оборот.  Почти  никто   не
сомневался в том, что он, равно  как  и  два  других  корабля,  был  сдан  в
неисправном виде. Компания, продавшая эти корабли, в самое  последнее  время
стала жертвой еще одного "несчастного случая". Убитый в районе доков  маклер
Уильям Кокс был с ней тесно связан. Обстоятельства его смерти до сих пор  не
выяснены. Полиция  задержала  двух-трех  безработных,  уволенных  вследствие
забастовки и допустивших несколько неудачных  выражений.  Однако  ни  в  чем
существенном уличить их не удалось. Гибель "Оптимиста" может привести к  еще
более серьезным последствиям. Угрозы  господина  Пичема  Браун  не  принимал
всерьез - он не боялся непосредственного воздействия демонстрации.  На  ноги
было поставлено  достаточное  количество  полицейских;  завтрашней  панихиде
ничто не угрожало. Гораздо хуже было другое.
     Заговорив на эту тему, старший инспектор даже понизил голос.
     Из-за неожиданной порчи проводов в морском ведомстве не  был  отправлен
приказ, отзывавший в порт два других корабля, из коих по меньшей мере один -
тот, что столкнулся с "Оптимистом" - был поврежден. Оба корабля находятся  в
открытом море и  держат  курс  на  Кейптаун.  Морское  ведомство  вообще  не
проявляет достаточной распорядительности. Все это сильно  тревожило  Брауна.
Может  быть,  все-таки  лучше  не  допускать  демонстрации?  Полиция  должна
заботиться о поддержании общественного порядка.
     Правда, демонстрация зависела не только от Пичема,  которого  в  случае
чего  не  трудно  было  загнать  в  стойло.   Коммунисты   также   замышляли
демонстрацию протеста против официальной панихиды. И эту демонстрацию  никак
нельзя было предотвратить.
     - Но ведь материал они могли бы  добыть  только  у  Пичема,  -  заметил
Мэкхит, закуривая толстую сигару.
     - Да, это верно, - сказал Браун, несколько успокоившись.  -  Вечно  они
остаются  в  дураках  со  своими  подозрениями,  которые  никак   не   могут
подтвердить.
     - Опять они будут лепетать разную чушь про лихоимство в министерствах и
еще, пожалуй, скажут, что самому статс-секретарю сунули  в  кулак  несколько
тысчонок. Это же просто смешно!
     - Знаешь, - сказал Браун, тоже выбрав себе сигару,  -  меня  прямо  зло
берет на этих олухов.  Вечно  они  придираются  к  нам  -  мы,  дескать,  не
соблюдаем законов. Как будто законы писаны для них! Они ужасно строго следят
за тем, чтобы все делалось по закону. Если бы существовал закон, разрешающий
Хейлу в пристойной форме взимать некоторую мзду за те труды, каких ему стоит
закрывать глаза на целый ряд вещей, они никогда не посмели бы упрекнуть его,
что он взял какие-то жалкие две-три тысячи. Тогда бы у них не было  чувства,
что их обвели вокруг пальца. Это же просто забавно! В большой политике,  как
и в экономике, не может быть всегда  все  абсолютно  безупречно,  а  мелкому
налогоплательщику многое в этом не всегда понятно. А ведь там  речь  идет  о
настоящих, крупнейших прибылях! Это вам  не  жалкие  две-три  тысячи!  Любая
текстильная фабрика загребает в  сто  раз  больше!  А  наши  "разоблачители"
постоянно хватаются за всякие  мелочи:  то  городское  самоуправление  берет
взятки, то полиция пристрастна или я уж не знаю что, и при этом они  никогда
ничего не могут доказать, а  то  и  просто  попадают  пальцем  в  небо!  Эта
тенденция изображать все на свете двумя красками - либо черной, либо белой -
лишает то, о чем кричат эти смутьяны, всякого правдоподобия.
     - Если бы сейчас кто-нибудь записал то, что ты  говоришь,  -  задумчиво
сказал Мэкхит, - тоже хватило бы двух красок.
     - Всякого правдоподобия, -  продолжал  ухмыляться  Браун,  -  полностью
лишает всякого правдоподобия.
     Они заговорили о политике.
     - Партии, которая полностью и по-настоящему защищала бы мои интересы, в
сущности говоря, нет, - пожаловался Мэкхит. - Я не позволю себе назвать  наш
парламент  говорильней,  -  это  было  бы  неверно,  безусловно  неверно!  В
парламенте не только разговаривают, иногда там и  дело  делают.  Там  делают
всевозможные дела: только человек, безнадежно ослепленный агитацией,  станет
это отрицать. Весь вопрос, однако, в  том,  способен  ли  парламент  оказать
помощь в действительно  серьезном  случае.  По  моему  мнению  -  по  мнению
серьезного делового человека, - во главе  нашего  государства  стоят  не  те
люди. Все они принадлежат к какой-нибудь  партии,  а  партии  все  до  одной
своекорыстны. У них односторонняя точка зрения. Нам нужны люди, стоящие  над
партиями, подобно нам, деловым людям.  Мы  продаем  наши  товары  богатым  и
бедным. Невзирая на личности, мы продаем каждому желающему  мешок  картошки,
проводим ему электричество, красим ему дом. Руководить государством - задача
нравственного  порядка.  Надо  добиться  того,  чтобы  предприниматели  были
хорошими предпринимателями, а служащие - хорошими служащими, короче  говоря:
богачи - хорошими богачами, а бедняки -  хорошими  бедняками.  Я  совершенно
уверен, что когда-нибудь у нас будет такое правительство. Я буду  стоять  за
него горой!
     Браун вздохнул:
     - К сожалению, у нас пока еще нет такой партии. Но  что  прикажешь  мне
теперь делать?
     - А ты не интересовался, не могло  ли  что-нибудь  произойти  во  время
ремонта?
     - Конечно, интересовался все эти дни. С этого я и начал. Но там  ничего
не произошло.
     - Как это  может  быть?  После  провала  забастовки  докеры  имели  все
основания прибегнуть к иным способам борьбы. Я никогда не понимал, как может
человек работать в подобных условиях! Право же, это какая-то низшая раса!
     - Если они берутся за работу, то уж работают. Если они взялись починить
корабль, то уж не думают о том, чтобы его сломать. Это  у  них,  знаешь  ли,
просто своего рода мозговая лень. Никогда они ничего  подобного  не  сделали
бы.
     - Но ведь я направил туда моих людей в твое распоряжение,  вернее  -  в
распоряжение Пичема. Они появились в доках сразу же после забастовки.
     - Ты хочешь сказать, что они...
     - Ну разумеется, они охотно подтвердят все, что угодно. Я вызову Були.
     - Ты это сделаешь? - спросил несколько утешенный Браун.
     - Ясно! - серьезно ответил Мэкхит. - Для тебя я все сделаю. И кстати, я
не хочу оказывать на тебя давление" но помни: Пичем как-никак приходится мне
тестем.  В  конце  концов,  приданое  моей  жены  находится  в  Национальном
депозитном банке. Я его директор. Из-за ожесточенной конкуренции вклады, как
мне довелось убедиться, сильно пострадали. Пропал также и вклад Пичема; я  с
таким же успехом мог бы сказать - мой вклад, принимая во  внимание  семейные
обстоятельства. Но, помимо нас, есть  еще  множество  мелких  вкладчиков,  и
теперь, после гибели "Оптимиста", они поднимут страшный вой, когда узнают  о
пропаже  своих  денег.  Это  может  сильно  повредить  тому  патриотическому
движению,  которое   благодаря   недавней   катастрофе   начинает   медленно
возрождаться. Никакие личные чувства не связывают меня с  моим  тестем,  но,
поверь мне, будет гораздо лучше оставить его в покое.
     Наполовину  убежденный,  Браун  отправился  к  себе  и   допросил   еще
нескольких корабельных плотников.
     Тем не менее он плохо спал ночью, а под утро ему приснился сон.
     Он едет по одному из мостов  через  Темзу.  Вдруг  он  слышит  какое-то
клокотание: он выходит из экипажа и перегибается  через  перила.  Ничего  не
видно. Он бежит обратно и с угла набережной  пытается  разглядеть,  что  там
внизу.
     Теперь ему виден и мост:  он  смотрит  на  него  снизу.  У  его  ног  -
небольшой клочок земли, мимо которого стремительно проносится река. На мосту
реют флаги, черные и национальные. На клочке земли,  под  унизанным  флагами
мостом, шевелится какое-то человеческое  или  человекоподобное  месиво;  оно
быстро расползается, неизвестно, как и  откуда;  можно  подумать,  что  там,
ниже, есть еще какой-то мир; вот уже образовались кучки, они ползут  наверх,
через свежевыкрашенные перила, на мост, прямо туда, где флаги.  Этот  клочок
земли извергает неисчислимые, неистощимые человеческие массы, им никогда  не
будет конца. Но ничего! Ведь есть полиция - вон она стоит; она оцепит  мост.
Вот там стоят танки - они откроют огонь; есть еще войска - они... Но она уже
тут, нищета, она строится в ряды, она марширует, в ее рядах  нет  ни  одного
просвета, она заливает теперь всю улицу, она заполняет все,  как  вода,  она
проникает повсюду, как  вода,  она  лишена  всякой  материальности.  Полиция
бросается ей навстречу; взлетают и падают резиновые дубинки. Но  что  толку?
Они бьют сквозь тела: широкими волнами сквозь полицию идет нищета на  спящий
город - сквозь грохочущие танки, сквозь проволочные заграждения, беззвучно и
молча сквозь оглушительное "стой!" полицейских и треск пулеметов - и грязным
потоком вливается в дома. Легионы нищих в  беззвучном  марше,  прозрачные  и
безликие, неудержимые, проникают сквозь стены  в  казармы,  в  рестораны,  в
картинные галереи, в парламент, в здание суда.
     Весь остаток ночи этот сон мучил Брауна; он встал и чуть свет поехал на
службу. Он терпеть не мог, когда ему снились левые газеты. Тем не менее  ему
пришло в голову, что панихида отнюдь не станет более пышной и  торжественной
оттого, что несколько сотен инвалидов войны затеют скандал.
     Он выгнал из кабинета уборщицу,  уселся,  пододвинул  лампу  с  зеленым
абажуром и собственноручно написал сообщение для газет.

     Господин Пичем тоже стоял за своей  конторкой.  Пристроив  чернильницу,
взяв в руки перо, сдвинув шляпу на затылок, скинув пиджак,  он  простоял  за
ней всю ночь; время от времени он отрывался от нее и бродил взад и вперед по
маленькой комнатке с жарко натопленной железной печкой.
     Он трудился над газетной статьей, в которой знакомил  общественность  с
проделками маклера Кокса и некоего видного чиновника из морского ведомства.
     Если бы деловые методы КЭТС  были  разоблачены,  против  него,  Пичема,
неминуемо было  бы  возбуждено  судебное  преследование;  однако  нескольких
прозрачных намеков на злоупотребления в морском  ведомстве  было  достаточно
для  того,  чтобы  интерес   правительства   к   подобного   рода   судебным
преследованиям понизился до минимума. Правда,  в  этом  случае  пришлось  бы
поставить крест на новом, настоящем деле!
     Время от времени Пичем отрывался от конторки и заглядывал в мастерские,
где кипела работа. Там были свалены в кучу тщательно выполненные  плакаты  с
надписями: "ДЛЯ ЧЕГО НАС  ПОСЫЛАЮТ  В  ЮЖНУЮ  АФРИКУ?  ЧТОБЫ  ЗАРАБОТАТЬ  НА
ПЕРЕВОЗКЕ?", или: "ЕСЛИ УЖ ВЫ НАС ОТПРАВЛЯЕТЕ В АД, ПОЗАБОТЬТЕСЬ ПО  КРАЙНЕЙ
МЕРЕ, ЧТОБЫ МЫ ТУДА ДОБРАЛИСЬ",  или:  "НЕ  НЕСЧАСТНЫЙ  СЛУЧАИ,  А  УБИЙСТВО
ПОГУБИЛО ЛЮДЕЙ С "ОПТИМИСТА"". В пять  часов  утра  он  еще  раз  забежал  в
мастерскую,  где  утомленные  от  бессонницы  художники,  расположившись   в
коридорах,  освещенных  керосиновыми  лампами,  ползали  на  коленях   возле
плакатов,  и  дал  им  новый  текст:  "СТРАШНЕЕ,  ЧЕМ  ТУМАН   И   НЕПОГОДА,
СВИРЕПСТВУЕТ КОРЫСТЬ НАШИХ ДЕЛЬЦОВ". К утру конверт с его "исповедью"  лежал
на источенном жучком письменном столе Бири, а  его  люди  со  сваленными  на
тачки плакатами разбрелись по всему городу, чтобы начать демонстрацию.
     Часом позже в утренней газете он прочел заметку об аресте  коммунистов,
продырявивших дно "Оптимиста".
     Он тотчас же  приказал  Бири  обойти  все  сборные  пункты  и  отменить
демонстрацию. Потом, облегченно вздохнув, сел пить чай.
     Значит, господа из полицейского  управления  все-таки  взялись  за  ум!
Сообщение о том, что зараженные социалистической пропагандой докеры  привели
корабль в негодность, гораздо больше  соответствовало  волне  патриотических
чувств, о которой трубили газеты, чем  статья  о  продажности  руководителей
морского ведомства.
     Госпожа Пичем пришла к Полли еще  до  рассвета.  Она  присела  на  край
кровати и огорошила дочь сообщением о том, что  в  результате  ее  усиленных
просьб Пичем примирился с самовольным замужеством Полли.
     Прочувствованным тоном она рассказала, как ей удалось этого добиться:
     - Не разлучай, - твердила я без устали, - два юных существа, полюбивших
друг друга! Кого сочетал Господь, тех да не разлучит человек. Вспомни,  ведь
и мы когда-то были молоды и неразлучны - правда,  в  границах  дозволенного.
Неужели ты возьмешь на. себя ответственность, если они зачахнут от  любовной
тоски,  если  будет  кощунственной  рукой  уничтожена  зарождающаяся  жизнь?
Единственное, чего они хотят, - это принадлежать друг Другу. Они  преодолели
рука об руку тягчайшие испытания, но их любовь  победила  все,  а  это  тоже
кое-чего стоит. Узы такой любви не легко порвать! Я знаю,  ты  хотел,  чтобы
Кокс был  твоим  зятем.  Что  и  говорить,  он  был  импозантный  мужчина  и
обаятельный  человек.  Ты  высоко  ценил  его  за  выдающиеся   коммерческие
способности. Но теперь он мертв, и ты не можешь вернуть его к жизни! Что ты,
в сущности, имеешь против Мэкхита? Все кругом говорят,  что  он  тоже  очень
способный человек и усердно сколачивает себе состояние. Владельцам  д-лавок,
работающим на него, не до смеху. В его лавках нет места лодырям! Он  сделает
Полли счастливой. Я говорила с ним - он будет отличным мужем. Из таких людей
получаются превосходнейшие отцы семейств.  Ты  всегда  заботился  о  счастье
своего ребенка! Ради кого ты трудишься, как вол, с утра до вечера?  Не  ради
ли ребенка? Ты постоянно сам об этом говоришь. Мэкхит доказал, что  семейные
узы стоят для него на первом месте, когда он,  несмотря  на  ваши  натянутые
отношения, предложил послать своих людей в Вест-Индские доки.  Этим  он  дал
понять, что благосостояние семьи для  него  священно  и  стоит  выше  личных
счетов. Семья - основа всей нравственности, это тебе всякий скажет. А основа
семьи - любовь, это я тебе говорю! Если бы  не  было  семьи,  люди  попросту
пожирали бы друг  друга  и  в  мире  вообще  не  существовало  бы  приличных
отношений. Как мы ни стараемся, мы не можем постоянно вести  себя  так,  как
нам хочется, - даже в области религии, но  семью  нужно  оставить  в  покое.
Оттого-то она и является крепчайшим оплотом, и женщина  никогда  не  забудет
первого мужчину, которому она принадлежала. То была любовь с первою взгляда,
а это - удел немногих! Пойди им навстречу, Пичем. Они никогда тебе этого  не
забудут! Наша  Полли  не  из  тех  девочек,  что  могут  быть  по-настоящему
счастливы без родительского благословения!
     Растроганная своей речью, госпожа Пичем обещала пойти с Полли в суд.
     - Не бойся за исход процесса, - сказала она, стоя  на  пороге.  -  Твой
отец обо всем позаботился.
     В эту самую минуту Пичем, кончив завтракать, встал изза стола и подошел
к окну.
     Было еще темно, но по улице стлался  густой  белесый  туман.  У  Пичема
появилось предчувствие, что Бири не так-то  легко  будет  вовремя  задержать
демонстрантов с их страшными плакатами.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

     Все в порядке, дело в шляпе
     Без особого труда.
     Если деньги под рукою,
     Все уладится всегда.

     Хинца Кунц в делишках темных
     Обвинял исподтишка,
     А теперь они совместно
     Объедают бедняка.

     Кто на солнце рыбку удит,
     Кто подальше в тень идет...
     Виден тот лишь, кто на солнце,
     Кто в тени, не виден тот.

            "Трехгрошовый фильм"

АЛИБИ

     Около восьми утра Полли и ее мать поехали в тюрьму. Густой туман  висел
над лондонскими улицами.
     Когда они вошли в камеру, в ней еще горел  газ;  Мэкхит  еще  не  успел
позавтракать, а камера уже была полна деловых людей. Был тут  Крестов,  были
Миллер и Груч. Не выпуская сигар изо рта,  они  обсуждали  последние  детали
предстоящего боя с Коммерческим банком.
     С судебным  разбирательством  следовало  покончить  как  можно  скорее,
потому что уже на два часа пополудни в помещении  Национального  депозитного
банка было назначено заседание. Хоторн написал господам Аарону и Жаку Опперу
письмо, в котором просил их зайти в Национальный депозитный  банк.  Господин
Мэкхит,  сообщалось  в  письме,  вошел  в  состав  правления   Национального
депозитного  банка.  Он  намерен  сделать  господам  Аарону  и  Опперу   ряд
предложений относительно ликвидации принявшей недопустимые формы конкуренции
в розничной торговле.
     Мэкхит тем временем  уже  предъявил  представителю  суда  тот  протокол
судебного заседания правления ЦЗТ,  в  котором  он  фигурировал  в  качестве
"господина Икс". Блумзбери под присягой подтвердил, что "господин Икс"  есть
не кто иной, как Мэкхит. Председатель суда в частном  разговоре  дал  понять
Ригтеру,  что  протокол  устанавливает  полное  алиби  Мэкхита.  Однако,  во
исполнение вердикта суда присяжных, дело должно было слушаться.
     И тем не менее Мэкхит рассчитывал поспеть к двум часам  в  Национальный
депозитный. Он втайне надеялся, что к тому времени  его  противники  еще  не
успеют узнать, что он предстал перед судом в качестве председателя ЦЗТ.
     Приход двух дам положил конец совещанию.
     На Полли было простое черное платье - то самое, в котором она  была  на
похоронах маклера Кокса. Мать ее также была в трауре. После  заседания  суда
они собирались поехать на панихиду по жертвам кораблекрушения.
     Визит тещи заметно удивил Мэкхита. Он представил ей  присутствующих,  и
между ними завязалась беседа о лондонском тумане.
     Тем временем Мэкхит увел Полли  в  угол  камеры,  где  ему  был  накрыт
завтрак. Понизив голос, Полли тотчас же рассказала ему о том, что настроение
ее отца переменилось.
     Мэкхит кивнул. Он все  еще  не  понимал,  какую  роль  играла  Полли  в
убийстве маклера Кокса. За это время Реди успел сообщить ему, что  Кокс  был
убит Джайлзом. Какое отношение к Коксу имел Джайлз, которого на это дело мог
послать только О'Хара? Не была ли Полли против  того,  чтобы  Кокс  выступил
свидетелем в бракоразводном процессе? Если да, то какую власть имела она над
О'Хара?
     В сущности, Мэкхит вовсе  не  хотел  углубляться  во  все  детали  этой
истории.  Относительно  аборта  он  ее  тоже  не  расспрашивал.  Полли  сама
заговорила на эту тему.
     Ее цветущее, слегка разрумянившееся лицо, к которому очень  шло  черное
платье, сияло счастьем, когда она рассказывала  ему  о  том,  как  случайное
посещение  кинематографа  заставило  ее  и  ее  мать  отменить   назначенную
операцию. Глубокое  впечатление,  оказанное  на  них  простым  произведением
искусства, не позволило им совершить  греховное  насилие  над  зарождающейся
жизнью. Трогательный образ крошечного существа на экране покорил их.
     - Ни за что, - сказала она, -