го  буржуазного
здравого смысла, который в такой высокой степени характерен для произведений
Свифта, Вольтера, Лессинга, Гете и т. д. Вы понимаете меня:  в  этом  случае
некоторое время пришлось бы вообще все, что является  литературой,  называть
"литературой  асфальтовой".  Обо   всем   страшном,   уродливом,   безумном,
бесформенном, неталантливом следовало бы сказать, что оно  не  имеет  ничего
общего с "асфальтовой литературой". Современная легальная печатная продукция
Третьего рейха, эта жалкая отрасль международной  торговли  наркотиками,  не
могла бы, разумеется, быть причислена к "асфальтовой литературе".  Все,  что
связано с этой "кровью", которая льется и будет литься, и с этой "почвой", -
а  идейные   подручные   угнетателей   благонравно   утверждают,   что   они
(разумеется!) стоят на старой доброй почве фактов, -  все  это  не  является
"асфальтовой  литературой"  никоим  образом.  Случаи   мимикрии   необходимо
тщательно вскрывать и преследовать, ведь некоторые Писаки используют форму и
метод изображения, заимствованные у "асфальтовой литературы", то есть просто
у  литературы,   большой   европейской   литературы,   которая   исторически
сформировалась на протяжении последних веков.

1934


ЭПИТАФИЯ ГОРЬКОМУ

                  Здесь лежит посланец нищенских кварталов
                            Описавший быт угнетателей
                  Боровшийся с ними и победивший их
                            Прошедший курс наук
                  В университетах проселочных дорог
                            Низкородный
                  Помогший уничтожить систему
                            Высших и низших
                            Учитель народа
                            Учившийся у народа.

1936


ПИСЬМО ДРАМАТУРГУ ОДЕТСУ

               Товарищ,
               В своей пьесе "Потерянный рай" ты показываешь,
               Что семьи эксплуататоров
               Разлагаются.
               Ну и что с того?

               Возможно, что семьи эксплуататоров
               В самом деле разлагаются.
               А если бы они не разлагались?
               Разлагаясь, они перестают, что ли, эксплуатировать
                                                                или
               Нам приятнее быть эксплуатируемыми
               Неразложившимися эксплуататорами?
               Может быть, голодному
               Следует и дальше голодать, если тот, кто
               Вырывает у него кусок хлеба, - здоровый человек?

               Или ты хочешь сказать, что наши угнетатели
               Уже ослабели? И нам остается лишь
               Спокойно ждать сложа руки? Послушай, товарищ,
               Такие картинки нам уже малевал наш маляр,
               А проснувшись наутро, мы испытали на себе
               Силу наших разложившихся эксплуататоров.

               Или, может быть, тебе их жалко? Уж не следует
                                                        ли нам,
               Глядя на клопов, выкуриваемых из щелей,
               Проливать слезы? Неужели же ты, товарищ,
               Испытывающий сострадание к голодным, можешь
                                                          также
               Чувствовать сострадание и к обожравшимся?


НА СМЕРТЬ БОРЦА ЗА МИР

                                      Памяти Карла фон Осецкого

                           Тот, кто не покорился,
                           Убит.
                           Тот, кто убит,
                           Не покорился.

                           Уста предостерегавшего
                           Забиты землей.
                           Начинается
                           Кровавая авантюра.

                           Могилу друга мира
                           Топчут батальоны.

                           Так, значит, борьба была напрасной?

                           Когда тот, кто боролся не в одиночку, убит,
                           Враг еще
                           Не одержал победы.

1938


НЕПОГРЕШИМ ЛИ НАРОД?

1

                  Мой учитель,
                  Огромный, приветливый,
                  Расстрелян по приговору суда народа.
                  Как шпион. Его имя проклято.
                  Его книги уничтожены. Разговоры о нем
                  Считаются подозрительными. Их обрывают.
                  А что, если он невиновен?

2

                  Сыны народа решили, что он виновен.
                  Колхозы и принадлежащие рабочим заводы,
                  Самые героические учреждения в мире
                  Считают его врагом.
                  Ни единый голос не поднялся в его защиту.
                  А что, если он невиновен?

3

                  У народа много врагов.
                  Большие посты
                  Занимают враги. В важнейших лабораториях
                  Сидят враги. Они строят
                  Каналы и плотины, необходимые целым
                                                    материкам,
                  И каналы
                  Засоряются, а плотины
                  Рушатся. Начальник строительства должен
                                                 быть расстрелян.
                  А что, если он невиновен?

4

                  Враг переодет.
                  Он нахлобучивает на глаза рабочую кепку.
                  Его друзья
                  Думают, что он усердный работяга, его жена
                  Тычет вам дырявые подметки,
                  Которые он истоптал, служа народу.
                  И все же он - враг. Но был ли таким
                                                 мой учитель?
                  А что, если он невиновен?

5

                  Опасно говорить о тех врагах, которые засели
                                                    в судах народа,
                  Потому что суды следует уважать.
                  Бессмысленно требовать бумаги, в которых
                                черным по белому стояли бы
                                       доказательства виновности,
                  Потому что таких бумаг не бывает.
                  Преступник держит наготове доказательства
                                               своей невиновности.
                  У невинного часто нет никаких доказательств.
                  Но неужели в таком положении лучше всего
                                                      молчать?
                  А что, если он невиновен?

6

                  Один может взорвать то, что построят 5000.
                  Среди 50 осужденных может быть
                  Один невинный.
                  А что, если он невиновен?

7

                  А что, если он невиновен?
                  Как можно было его послать на смерть?


ПИСЬМО К АКТЕРУ ЧАРЛЬЗУ ЛАФТОНУ ПО ПОВОДУ РАБОТЫ НАД ПЬЕСОЙ "ЖИЗНЬ ГАЛИЛЕЯ"

                 Еще кромсали друг друга наши народы,
                 Когда мы,
                 Склонившись над замусоленными тетрадями и
                 Роясь в огромных словарях,
                 По многу раз вычеркивали строки
                 И снова извлекали первоначальные обороты
                 Из-под сети помарок. И постепенно -
                 В то время, когда рушились стены домов в наших
                                                         столицах, -
                 Падали разделявшие нас стены языков и наречий.
                                                             Так
                 Под диктовку действующих лиц и событий
                 Совместно слагали мы новый текст.

                 Я превращался в актера,
                 Показывая жесты и интонацию персонажа, а ты
                 Становился писателем. Но при этом мы оба
                 Оставались верны нашим профессиям...

                 Фрагмент


ПРИВЕТ, ТЕО ОТТО!

     Как ни странно, правдиво  изобразить  войну  не  только  опасно,  но  и
трудно. Просто обрисовать или срисовать увиденное - недостаточно. Ведь тогда
некоторые смогли бы лицезреть ужасы войны, не находя ужасной ее  самое.  Они
увидели 1949


РАЗНООБРАЗИЕ И ПОСТОЯНСТВО

                               Дорогой Бехер!
     В единственной  антикварной  лавке  небольшого  тюрингского  городка  я
недавно  нашел  тонкую  книжицу  в  черном  переплете,  книгу  стихов.   Она
называлась - "Братание". Это были твои стихи, изданные в 1916 году.  Значит,
книжица пережила последние два  года  войны  -  нежданная  встреча  с  таким
стойким ветераном  вызывает  у  нас,  старых  бойцов,  чувство  неподдельной
гордости. Ибо у книг, подобных хвоей, есть более могущественные  враги,  чем
забывчивость читателей и время. Перелистывая страницы, я наткнулся на слова:
"Разве для убийства  матери  рождают  сыновей?"  и  на  поистине  дантовскую
строфу: "Вы вечный мир кощунственно сулите!"
     А в ушах  у  меня  все  еще  звучал  твой  прекрасный,  только  недавно
родившийся стих:

                            Рабочий и крестьянин
                            В единый станут строй,
                            И мир тогда настанет,
                            И будет жизнь другой {*}.
                            {* Перевод В. Микушевича.}

     Вновь  и  вновь  раздумывая  над  твоим  творчеством,   я   все   более
преисполнялся глубокого уважения и испытывал истинное наслаждение.  С  каким
разнообразием и постоянством отражает оно всю полноту  твоей  жизни,  жизни,
отданной великому делу!

                                                          Твой Брехт
     1951


ЭРНСТ БУШ, НАРОДНЫЙ АРТИСТ

     Вот  уже  несколько  десятилетий,   как   нашим   актерам   изображение
асоциальных (то есть с общественной точки  зрения  отрицательных)  личностей
удается лучше и вызывает обычно больше интереса, чем изображение  героев.  И
актеры и публика явно предпочитают Фаусту - Мефистофеля,  а  Ричарда  III  -
Просперо. Ну, а если речь идет о нашей эпохе и о классах,  то  и  публика  и
актеры, видимо, гораздо менее  интересуются  пролетарием,  чем  буржуа.  При
этом, кажется, не имеет значения, идет ли  речь  о  зрителях  и  актерах  из
буржуазии или из .пролетариата.
     Семен Лапкин в исполнении Эрнста Буша - это, насколько я  могу  судить,
первый значительный  образ  классово-сознательного  пролетария  на  немецкой
сцене. Мне доводилось видеть других актеров, неплохо игравших такие роли, да
и самого Буша - великого народного артиста - я видел в других ролях сходного
характера, но я не видел до сих пор ничего столь же значительного.
     А ведь Семен Лапкин - это  не  главная  роль!  Этому  образу  недостает
личной жизни, да и политические ситуации намечены кратко и не слишком важны.
Знание и гениальный артистический дар - вот что позволило  Бушу  создать  из
скудного материала незабываемый образ совсем нового рода.
     Это знание касается не только образа рабочего - этой новой  фигуры  для
театра, оно как бы  составная  часть  общего  знания  людей,  такого  знания
человека,  которое  распространяется  и  на  другие  классы.  Буш  в   своем
исполнении выражает то особенное, что присуще рабочему, и  то,  что  присуще
классово-сознательному  рабочему,  и  вместе  с  тем  то,  что  делает   его
воплощением  целого  ансамбля  общественных  характеров,  того  ансамбля,  о
котором говорит Маркс, ансамбля, в котором "снимаются" все прочие  классовые
типы. В его исполнении черты феодальных полководцев и буржуазных экономистов
соединяются со специфическими чертами современного рабочего. И  с  актерской
точки зрения мы видим здесь и конечный продукт развития  и  нечто  в  высшей
степени  новое.  В  сцене  забастовки  мы  находим  что-то   от   причудливо
измененного поведения Марка Антония, а в сцене c братом-учителем  что-то  от
поведения Мефистофеля.
     А  какое  знание  классовой  борьбы!  Семен  Лапкин  руководит  ячейкой
рабочих-большевиков. В тех немногих эпизодах, в которых он  появляется,  Буш
дает полную и детально разработанную панораму всех и всегда разных  оттенков
отношения Семена  Лапкина  к  своим  соратникам.  Когда  вспыльчивый  Степан
Прегонский,  приведенный  в  ярость  жестокостью   полицейского   чиновника,
вскакивает со  стула,  забыв  о  листовках,  на  которых  он  сидел,  Семен,
мгновенно реагируя, кричит: "Сиди "а месте,  тебя  застрелят!"  -  с  трудно
передаваемой   словами   интонацией   насмешки,   которая   должна    скрыть
происходящее, и мастерски выраженной небрежностью, а ведь при  этом  Буш  не
забывает изобразить испуг самого Лапкина! В Маше - умной и  спокойной  -  он
видит свою опору. Когда Маша поет  Власовой  свою  песню  о  супе,  все  его
поведение показывает, что  для  него  это  пение  равносильно  политическому
действию, - но и  здесь  Буш  не  забывает  показать  удовольствие,  которое
испытывает Лапкин от песни и пения. По  отношению  к  долговязому  парню  он
ведет себя с  той  подчеркнутой  безличностью,  какая  возникает  порою  при
особенно четком сотрудничестве. Павел Власов новичок в  организации.  Лапкин
помогает ему  всем,  чем  может,  но  исподволь  изучает  его.  Когда  Павел
признается, что он ничего не сказал матери о своем вступлении в организацию,
Буш бросает на него всего лишь  один  короткий  взгляд  -  и  понимающий,  и
неодобрительный одновременно; а когда Павел, которому  полицейский  чиновник
грубо приказывает встать, остается сидеть, - произносит одно  лишь  тихое  и
дружелюбное  слово  "Встань-ка!"  Его  отношение  к  другим   революционерам
помогает создать их характеры (он даже помог  актеру,  который  играл  Павла
Власова, показать, что тот молод),  а  вместе  с  этим  он  создает  и  свой
собственный  образ.  В  любой  момент  действия  он  приносит  пользу  своим
партнерам и сам использует каждое мгновение  их  игры.  Его  предложения  на
репетициях не похожи на обычные предложения  актеров,  они  не  имеют  целью
выдвинуть "а первый план только  самого  себя.  Если  он  предлагает,  чтобы
другие революционеры после обыска подождали, пока он, Лапкин, обдумает вновь
возникшую опасную ситуацию, - для этого ему нужно время, а  потом  побуждает
их к стремительным действиям, но не прежде чем  он  спросит  у  каждого  его
мнение! - это предложение вызвано сутью дела.
     Особенно  дифференцирует  Буш  отношение   Лапкина   к   Власовой.   Ее
"негостеприимное" поведение вначале он принимает  с  юмором,  однако  никоим
образом не игнорирует его. Он скоро, но все-таки не сразу, догадывается, что
в смелой противнице таится будущая смелая соратница!  Ему  доставляет  явное
удовольствие ее  природный  ум  и  особенно  ее  упрямство,  с  которым  она
возражает на его доводы в  пользу  стачки.  Как  хорошо  его  неподчеркнутое
дружелюбие, с которым он, проходя мимо, дотрагивается до ее руки, когда  она
собирает осколки глиняного горшка, разбитого полицейским! В этом жесте  есть
уверенность, что она  это  позволит,  несмотря  на  весь  свой  гнев  против
революционеров,  из-за  которых  стряслась  беда.   Он   считает   полностью
оправданным ее  участие  в  классовой  борьбе  даже  против  ее  воли,  воли
политически непросвещенного человека, и он не скрывает этого.  На  репетиции
Буш настоял на том, что  революционеры  должны  возместить  Власовой  ущерб,
причиненный полицией. Когда они вернутся  вечером,  они  принесут  ей  новый
кухонный горшок и новый чехол на порванный диван. Он тщательно проследил  за
тем, чтобы это было сделано с юмором, но как нечто само собой разумеющееся.
     После ареста Павла Лапкин приводит Власову к своему ^брату-учителю. Тот
согласился взять ее прислугой. Власова  со  своим  узелком  идет  на  кухню,
расположенную тут же рядом. А Лапкин оглядывает эту мещанскую комнату, и его
взгляд задерживается на царском портрете, который висит на стене. Озабоченно
он подходит к своему брату, чтобы сказать ему  несколько  приветливых  слов.
Эти слова даются ему  нелегко,  и  они  произнесены  только  ради  Власовой,
которая осталась одинокой. Выражая симпатию Лапкина к Власовой, Буш  (вместе
с тем намечает его  отношение  к  брату  -  он  видит  в  нем  неисправимого
реакционера. С тактом принимает Лапкин при своем следующем посещении  легкий
упрек Власовой, которая возражает против его насмешек над  учителем.  Лапкин
снова успокоительно дотрагивается до ее руки, говоря в  это  время  учителю:
"Надо надеяться, что пока ты ее учил читать, ты и сам кое-чему научился". Он
понял, что Власова добилась успеха там, где он потерпел неудачу.
     Показывая  его  отношение  к  образованному   брату,   Буш   дает   нам
почувствовать Лалкина в его частной жизни. С молчаливой усмешкой слушает  он
Федора  Тимофеевича,  и  выражение  его  изможденного  лица  радует  нас   и
потрясает.
     Изображая революционных рабочих, Буш бережно обходится с чувствами. Это
бережливость человека, которому приходится много расходовать. У  этих  людей
есть ум, отвага и упорство. Самое выдающееся в искусстве Буша состоит в том,
что он создает как бы художественный чертеж. Новые элементы, из  которых  он
строит свой образ, делают этот образ незабываемым, но они не  мешают  многим
зрителям понять значение  того,  что  им  создано.  Не  всякий  назовет  его
безоговорочно  великим  артистом,  но  ведь  и  средневековье,  привыкнув  к
алхимикам, не безоговорочно признало химиков настоящими учеными.


ВАЛЬТЕР ФЕЛЬЗЕНШТЕИН

     Фельзенштейн показал, как можно очистить оперу от традиции там, где она
связана с леностью мысли, и от  рутины  там,  где  она  связана  с  леностью
чувств.
     Фельзенштейн не  хочет  "идти  на  уступки"  неестественности  "во  имя
музыки", что столь же распространенно, сколь и скверно. Он знает, что музыка
на сцене не может существовать без правды. Именно поэтому он сохраняет  жанр
музыкального театра как особый жанр.
     Вклад Фельзенштейна в немецкий национальный театр значителен.


КУРТ ПАЛЬМ

     К произведениям искусства, ради которых, по-моему,  стоило  бы  создать
театральный музей, принадлежат костюмы Курта Пальма. Ни одна  фотография  не
может вполне передать  их  красоты;  в  этом  смысле  они  разделяют  судьбу
скульптуры.
     Костюмы Курта Пальма - всегда исторические костюмы,  даже  современные.
Когда речь идет о прошлых  эпохах,  им  руководит  глубокое  знание  истории
костюма, в современности - его чувство типического.
     Его знания не сковывают его фантазии. Его вкус свободно выбирает  среди
предметов минувших веков.
     Пальм знает, что одной исторической достоверности мало.  И  здесь  тоже
нельзя обойтись без отбора и обобщения - типизации. Здесь тоже  недостаточно
чисто  эстетической  точки  зрения,  нужна  и  политическая.   Какой   класс
олицетворял прогресс во Франции эпохи короля-солнца, какой  осуществил  его,
какой за него платил? Какую роль играло платье? Как двигались одетые в  "его
люди? Какой-нибудь сюртук должен уметь рассказать нам об этом. Ну, например,
профессор, живший где-нибудь в городке Верхней Италии в  конце  семнадцатого
века мог себе позволить за всю свою жизнь сменить не так уж много  сюртуков;
следовательно, его сюртуки должны были быть прочными, и т. д. и т. д.
     Показать  социальные  различия  -  трудная  задача  для  художника   по
костюмам.  Публика,  у  которой  мы  не  имеем  права  предполагать   знание
исторических эпох, должна эту разницу _воспринимать_. (Появляется же  иногда
лакей, более роскошный, чем герцог!) Пальм неистощим в изобретении признаков
социального различия.
     Стиль эпохи на сцене образует лишь общую раму; особое,  а  оно  и  есть
самое главное, определяется фабулой и идеей  пьесы.  Для  "Гувернера"  Ленца
создается стиль эпохи, но тут в пьесе  появляется  баронесса  фон  Берг.  По
общественному положению она, разумеется, стоит выше гувернера  Лейфера,  но,
кроме того, - и это очень важно -  она  вполне  определенный  харак