поднести вам совершенно  новый
прибор - мою зрительную трубу, или телескоп, -  прибор,  который  изготовлен
здесь, в вашем всемирно прославленном  арсенале,  на  основе  самых  высоких
научных и христианских принципов, являясь плодом семнадцатилетних терпеливых
исследований вашего покорного слуги. (Спускается с возвышения  и  становится
рядом с Сагредо.)

                               Аплодисменты.

(Раскланивается, к Сагредо, тихо.) Пустая трата времени.
     Сагредо (тихо). Ты сможешь заплатить мяснику, старик.
     Галилей. Да, им это принесет деньги. (Снова раскланивается.)
     Куратор (подымается на возвышение).  Ваше  превосходительство!  Высокая
Синьория! Снова, в который раз, страница  славы  в  великой  книге  искусств
покрывается венецианскими письменами.

                           Вежливые аплодисменты,

     Куратор.   Ученый,   пользующийся   мировой   славой,   передает    вам
исключительное право на изготовление и продажу прибора, который, несомненно,
встретит самый высокий спрос.

                         Аплодисменты усиливаются.

Надеюсь,  вы  заметили, что с помощью этого прибора во время войны мы сможем
распознать  число  и  вооружение  вражеских  кораблей  за  целых два часа до
того,  как  они  увидят  нас.  Так что мы сумеем, установив силы противника,
заблаговременно   решить  -  преследовать  его,  нападать  или  обращаться в
бегство.

                            Бурные аплодисменты.

Итак, ваше высокопревосходительство, высокая Синьория, ныне господин Галилей
просит  вас  принять  этот  изобретенный  им  прибор,  это свидетельство его
дарования, из рук его очаровательной дочери.

Музыка.  Вирджиния выступает вперед, кланяется, передает трубу куратору, тот
передает   ее   Федерцони.   Федерцони  устанавливает  трубу  на  подставке,
    наводит; дож и советники подымаются на возвышение, смотрят в трубу.

     Галилей (тихо, к Сагредо). Не  могу  тебе  обещать,  что  вытерплю  эту
комедию. Господа думают,  что  получают  сейчас  доходную  игрушку,  но  это
кое-что побольше, значительно больше. Этой ночью я ее направил на Луну.
     Сагредо. Что же ты увидел?
     Советник. Господин Галилей, я вижу укрепления Санта-Розита. Вон там, на
лодке, сели обедать. Жареная рыба. Я чувствую аппетит.
     Галилей. Пойми, астрономия остановилась на месте тысячу лет тому назад,
потому что у нее не было подзорной трубы.
     Советник. Господин Галилей!
     Сагредо. К тебе обращаются.
     Советник. В эту штуку слишком хорошо все видно. Я должен  буду  сказать
моим дамам, что теперь им уже нельзя умываться на крыше.
     Галилей. Она не светится, не излучает свет.
     Сагредо. Что?
     Галилей. Знаешь ли ты, из чего состоит Млечный путь?
     Сагредо. Нет. Галилей. А я знаю.
     Советник.  За  такую  штуку  можно  запросить  десять  скуди,  господин
Галилей.

                             Галилей кланяется.

     Вирджиния (подводит Людовико к отцу). Людовико хочет  тебя  поздравить,
отец.
     Людовико (смущенно). Поздравляю вас, сударь.
     Галилей. Я ее усовершенствовал.
     Людовико. Да, сударь. Я видел. Вы сделали футляр красным.  В  Голландии
был зеленый.
     Галилей (к Сагредо). Я даже спрашиваю себя, не смогу  ли  я  с  помощью
этой штуки доказать некое учение.
     Сагредо. Возьми себя в руки.
     Куратор. Ну теперь вы имеете верных пятьсот скуди прибавки, Галилей.
     Галилей (не обращает на него внимания, к Сагредо). Разумеется, я  очень
недоверчив к себе и остерегаюсь поспешных выводов.

  Дож, толстый застенчивый человек, подходит к Галилею и неуклюже пытается
                             заговорить с ним.

     Куратор. Господин Галилей, его высокопревосходительство дож.

                         Дож пожимает руку Галилею.

     Галилей.   Да,   верно,   пятьсот   скуди.   Вы   удовлетворены,   ваше
высокопревосходительство?
     Дож. Увы, так уж повелось,  что  нашей  республике  нужен  какой-нибудь
повод для воздействия  на  отцов  города,  чтобы  хоть  что-нибудь  перепало
ученым.
     Куратор. Но, с другой  стороны,  господин  Галилей,  ведь  нужно  иметь
стимул.
     Дож (улыбаясь). Нам нужен повод.

       Дож и куратор подводят Галилея к советникам; они окружают его.
                   Вирджиния и Людовико медленно уходят.

     Вирджиния. Ну как, я все правильно делала?
     Людовико. По-моему, правильно.
     Вирджиния. О чем ты думаешь?
     Людовико. Да нет, ничего! Но зеленый футляр был  бы,  пожалуй,  так  же
хорош.
     Вирджиния. Мне кажется, что все очень довольны отцом.
     Людовико. А мне кажется, что я начинаю кое-что понимать в науке.

III

10  января 1610 года. С помощью подзорной трубы Галилей открывает в небесном
пространстве  явления,  которые подтверждают правильность системы Коперника.
Друг  предостерегает  его  от  опасных последствий этих открытий, но Галилей
               утверждает, что он верит в человеческий разум

               Десятого января тысяча шестьсот десятого года
               Галилей увидал, что нет небосвода.

    Рабочая комната Галилея в Падуе. Галилей и Сагредо в теплых плащах у
                                 телескопа.

     Сагредо (смотрит в телескоп; вполголоса). Край зубчатый и  шершавый.  В
темной части, вблизи светящегося края, светящиеся точки. Они выступают  одна
за другой. Свет растекается  от  них  на  все  большие  участки,  и  там  он
сливается с большой светящейся частью.
     Галилей. Как ты объяснишь, что это за точки?
     Сагредо. Этого не может быть.
     Галилей. И все-таки есть. Это горы.
     Сагредо. Горы на звезде?
     Галилей. Огромные горы. Их  вершины  позолотило  восходящее  солнце,  а
вокруг на  склонах  еще  ночь.  Ты  видишь,  как  свет,  начиная  с  вершин,
распространяется по долинам.
     Сагредо. Но ведь это противоречит всему, что учит  астрономия  вот  уже
две тысячи лет.
     Галилей. Именно так. Ты видишь то, чего не видел еще ни  один  человек,
кроме меня. Ты второй.
     Сагредо. Но Луна не может быть Землей с горами и долинами. Так  же  как
Земля не может быть звездой.
     Галилей. Нет, Луна может быть Землей с горами и долинами, и Земля может
быть звездой. Это обычное небесное тело, одно из тысяч. Посмотри-ка еще раз.
Кажется ли тебе затемненная часть Луны совсем темной?
     Сагредо. Нет, теперь, когда я гляжу внимательно,  я  зижу  там  слабое,
сероватое освещение.
     Галилей. Откуда этот свет?
     Сагредо. ?
     Галилей. Он от Земли.
     Сагредо. Но ведь это  бессмыслица.  Как  может  светиться  Земля  с  ее
морями, лесами и горами, ведь Земля - холодное тело.
     Галилей. Так же, как светится Луна. Потому что обе эти звезды  освещены
Солнцем, поэтому они и светятся. Луна для нас то же, что и мы для нее. И она
видит нас то серпом, то полукругом, то полностью диском, то вовсе не видит.
     Сагредо. Итак, значит, нет различия между Луной и Землей?
     Галилей. Очевидно, нет.
     Сагредо. Еще не прошло и десяти лет  с  тех  пор,  как  в  Риме  сожгли
человека. Его звали Джордано Бруно. Он утверждал то же самое.
     Галилей. Конечно. А мы видим это. Продолжай смотреть в трубу,  Сагредо.
То, что ты видишь, означает, что нет различий между небом и землей.  Сегодня
десятое января тысяча шестьсот десятого года. Сегодня человечество заносит в
летописи: небо отменено.
     Сагредо. Это ужасно!
     Галилей.  Я  открыл  еще  кое-что.  И,   пожалуй,   нечто   еще   более
удивительное.
     Госпожа Сарти (входит). Господин куратор.

                              Куратор вбегает.

     Куратор. Простите, что так поздно. Я был бы вам весьма обязан, если  бы
мог побеседовать с вами наедине.
     Галилей. Господин Сагредо может слушать все,  что  слушаю  я,  господин
Приули.
     Куратор. Но, может быть, вам все же будет неприятно, если этот господин
услышит, что именно произошло. К сожалению, это нечто совершенно, совершенно
невероятное.
     Галилей. Видите ли, господин Сагредо привык уже к тому, что там, где я,
происходят невероятные вещи.
     Куратор. А  я  боюсь,  я  боюсь.  (Показывая  на  телескоп.)  Вот  она,
диковинная штука. Можете ее выбросить. Все равно никакого толку от нее  нет,
абсолютно никакого.
     Сагредо (беспокойно расхаживая по комнате). Почему?
     Куратор. Знаете ли вы, что это ваше  изобретение,  которое  вы  назвали
плодом семнадцатилетних изысканий,  можно  купить  на  любом  перекрестке  в
Италии за несколько скуди? И притом изготовленное в Голландии. Именно сейчас
в гавани выгружают с голландского корабля пятьсот подзорных труб!
     Галилей. Да неужели?
     Куратор. Я не понимаю вашего спокойствия, сударь.
     Сагредо. А что, собственно, вас беспокоит?  Вы  лучше  послушайте,  как
господин  Галилей  с  помощью  этого  прибора  за  последние  дни   совершил
величайшие открытия в мире звезд.
     Галилей (смеясь). Можете поглядеть, Приули.
     Куратор. Нет, с  меня  достаточно  того  открытия,  которое  сделал  я,
предоставив за эту чепуху господину Галилею удвоенное жалованье.  А  господа
из Синьории так доверчиво полагали, что  этот  прибор  обеспечит  республике
большие преимущества, потому что  он  якобы  может  быть  изготовлен  только
здесь. Но ведь только по чистой  случайности,  заглядывая  в  него,  они  не
заметили на  ближайшем  перекрестке  семикратно  увеличенного  обыкновенного
уличного торговца, который по дешевке продает точь-в-точь такие же трубы.

                          Галилей громко смеется.

     Сагредо. Дорогой господин Приули, может  быть,  я  неправильно  сужу  о
ценности этого прибора  в  торговле,  но  его  ценность  для  философии  так
неизмерима, что...
     Куратор. Для  философии?  Какое  отношение  имеет  господин  Галилей  к
философии? Ведь он же математик. Господин Галилей, в свое время вы  изобрели
для города очень приличный водяной насос. И ваше оросительное устройство все
еще действует. Ткачи хвалят вашу машину. Как мог  я  ждать,  что  произойдет
такое?
     Галилей.  Не  спешите,  Приули.  Морские  путешествия  все  еще   очень
продолжительны, опасны и дорого стоят. Нам не  хватает  своего  рода  точных
часов на небе. Этакого путеводителя для навигации. Так вот у меня  есть  все
основания считать, что  с  помощью  этой  подзорной  трубы  можно  отчетливо
наблюдать  известные  созвездия,  которые  совершают   строго   закономерные
движения. Новые звездные карты  могут  сэкономить  в  мореплавании  миллионы
скуди, понимаете, Приули?
     Куратор, Оставьте! Я уже достаточно вас слушал. В благодарность за  мое
дружелюбие вы сделали меня посмешищем всего города. Потомство будет  помнить
обо мне как о кураторе, который  попался  на  ничего  не  стоящей  подзорной
трубе. У вас есть все основания смеяться. Вы получили свои пятьсот скуди. Но
я могу вам сказать - и говорю это как честный человек, - мне опротивел  этот
мир. (Уходит, громко хлопнув дверью.)
     Галилей. В гневе он даже симпатичен. Ты слышал:  ему  противен  мир,  в
котором нет выгодных дел. Сагредо. А ты знал об этих голландских приборах?
     Галилей. Разумеется, хотя только по слухам. Но  для  этих  простаков  в
Синьории я создал вдвое лучший  прибор.  Как  мне  работать,  если  судебный
исполнитель торчит в доме? И для Вирджинии скоро понадобится  приданое.  Она
ведь не очень умна. К тому же я охотно покупаю книги, и не только по физике,
и люблю прилично  поесть.  Хорошая  пища  возбуждает  самые  удачные  мысли.
Поганое, время! Мне платят меньше, чем возчику, который возит винные  бочки.
Четыре вязанки дров за две лекции по  математике.  Теперь  я  вырвал  у  них
пятьсот скуди, но все еще не выплатил всех долгов, иные  уже  двадцатилетней
давности. Мне бы выкроить пять лет, чтобы исследовать, и я бы  доказал  все!
Постой, я покажу тебе еще кое-что.
     Сагредо (не решается  подойти  к  телескопу).  Послушай,  Галилей,  мне
страшно.
     Галилей.  Я  покажу  тебе  сейчас  одну  из   молочно-белых   блестящих
туманностей Млечного пути. Ты знаешь, из чего она состоит?
     Сагредо. Это звезды, бесчисленные звезды.
     Галилей. Только в одном созвездии Ориона пятьсот неподвижных звезд. Все
это многочисленные миры, и нет числа иным, еще более далеким  созвездиям,  о
которых говорил тот, сожженный. Он их не видел, но он их угадывал!
     Сагредо. Но если даже наша Земля действительно только звезда,  это  все
еще не доказывает утверждения Коперника, будто она вращается вокруг  Солнца.
В небе нет ни одной звезды, которая вращалась бы  вокруг  другой,  а  вокруг
Земли все же вращается Луна.
     Галилей. А я не уверен, Сагредо. С позавчерашнего дня я не уверен.  Вот
Юпитер. (Направляет телескоп.) Дело в том, что возле него  находятся  четыре
звезды, которые видны только в трубу. Я заметил  их  в  понедельник,  но  не
обратил особенного внимания на их положение. Вчера я поглядел опять. Я готов
присягнуть, что их положение изменилось. Тогда я приметил их.  Но  что  это?
Ведь было четыре звезды. (Очень взволнован.) Посмотри.
     Сагредо. Я вижу только три.
     Галилей. Где же четвертая звезда? Вот  таблицы.  Необходимо  вычислить,
как именно они могли переместиться.

Оба  взволнованы,  садятся  за  работу.  На сцене темнеет, однако на круглом
экране  видны  Юпитер  и  его спутники. Когда становится светло, они все еще
                        сидят, накинув зимние плащи.

Все  доказано.  Четвертая звезда могла только зайти за Юпитер, и поэтому она
не видна. Вот тебе та звезда, вокруг которой кружатся другие звезды.
     Сагредо. Но как же тогда кристаллическая сфера,  к  которой  прикреплен
Юпитер?
     Галилей. Да, где же она, эта сфера? И как может быть прикреплен Юпитер,
если вокруг него движутся другие звезды? Нет опоры в небесах, нет  опоры  во
вселенной! Там находится еще одно Солнце!
     Сагредо. Успокойся. Ты слишком торопишься с выводами.
     Галилей. Как это - торопишься? Да взволнуйся же ты, человече. Ведь  то,
что ты видишь, еще не видал никто. Они были правы!
     Сагредо. Кто? Последователи Коперника?
     Галилей. И тот, сожженный! Весь мир был против них, но они были  правы.
Это нужно показать Андреа. (Вне себя бежит к двери и кричит.) Сарти, Сарти!
     Сагредо. Галилей, ты должен успокоиться.
     Галилей. Сагредо, ты должен взволноваться!
     Сагредо (поворачивая телескоп). Ну чего ты орешь как сумасшедший?
     Галилей. А ты? Чего ты стоишь как пень, когда открыта истина?
     Сагредо. Я вовсе не стою как пень, я дрожу от  страха,  что  это  может
оказаться истиной.
     Галилей. Что ты говоришь?
     Сагредо. Ты что же, совсем обезумел? Неужели ты  не  можешь  понять,  в
какое дело ввязываешься, если все, что ты увидел, окажется правдой?  И  если
ты будешь на всех рынках кричать о том, что наша Земля не центр вселенной, а
простая звезда?
     Галилей. Да-да, и что вся огромная вселенная со IV

Галилей  сменил  Венецианскую  республику на флорентийский дворец. Открытия,
сделанные с помощью телескопа, наталкиваются на недоверие придворных ученых

                       Старье говорит: я есмь и буду,
                       Каким было веков испокон.
                       Новое говорит: но если ты худо,
                       Изволь убираться вон.

Дом  Галилея  во  Флоренции.  Госпожа Сарти в кабинете Галилея готовит прием
гостей.  Тут  же  сидит  ее сын Андреа, разбирая и складывая астрономические
                                   карты.

     Госпожа Сарти. С тех пор как мы благополучно оказались в этой  хваленой
Флоренции, только и дела что спину гнуть в поклонах. Весь город  проходит  у
этой трубы, а мне потом пол вытирать. И все равно ничего не поможет. Если бы
там что-нибудь было, в этих открытиях, так уж духовные господа знали бы  это
раньше. Четыре года я прослужила у монсиньора Филиппо  и  никогда  не  могла
стереть всей пыли в его библиотеке. Кожаные книжищи до самого потолка, и  не
стишки какие-нибудь! А у бедняги монсиньора у самого было фунта два  мозолей
на заду от постоянного сидения над науками. И чтоб уж такой человек не  знал
что к чему. И сегодняшний большой осмотр, конечно, будет конфузом, так что я
завтра опять не посмею глянуть в глаза молочнику. Я-то уж знала, что говорю,
когда советовала ему сперва покормить господ  хорошим  ужином,  дать  им  по
доброму куску тушеной баранины, прежде чем они подойдут к его трубе. Так нет
же. (Передразнивая Галилея.) "У меня для них приготовлено кое-что другое".

                               Внизу стучат.

(Смотрит  в  зеркальце за окном, так называемый "шпион".) Боже мой, ведь это
уже великий герцог. А Галилей еще в университете.

  Бежит вниз и впускает великого герцога Флоренции Козимо Медичи, маршала
                        двора и двух придворных дам.

     Козимо. Я хочу увидеть трубу.
     Маршал двора. Может быть, ваше высочество соблаговолят подождать,  пока
придут господин Галилей и другие господа из  университета.  (Оборачиваясь  к
госпоже Сарти.) Господин Галилей хотел, чтобы астрономы  проверили  открытые
им звезды, названные им звездами Медичи.
     Козимо. Но они ведь вовсе не верят в трубу. Где она?
     Госпожа Сарти. Там, наверху, в рабочей комнате.

   Мальчик кивает, показывая на лестницу, и после ответного кивка госпожи
                           Сарти взбегает наверх.

     Маршал двора (дряхлый старик). Ваше высочество! (Госпоже Сарти.)  Нужно
обязательно туда подыматься?  Я  ведь  пришел  только  потому,  что  заболел
воспитатель.
     Госпожа Сарти. С молодым господином ничего не приключится. Там  наверху
мой сын.
     Козимо (наверху, входя). Добрый вечер.

 Мальчики церемонно раскланиваются. Пауза. Затем Андреа вновь возвращается
                              к своей работе.

     Андреа (тоном своего учителя). Здесь у нас прямо как в проходном дворе.
     Козимо. Много посетителей?
     Андреа. Ходят, толкутся, глазеют и не понимают ни шиша.
     Козимо. Понятно. Это она? (Показывает на трубу.)
     Андреа. Да, это она. Но только здесь руки прочь!
     Козимо. А это что  такое?  (Показывает  на  деревянную  модель  системы
Птолемея.)
     Андреа. Это птолемеевская.
     Козимо. Тут показано, как вертится Солнце?
     Андреа. Да, так говорят.
     Козимо (садится, кладет модель на  колени).  Мой  учитель  простудился,
потому я смог уйти пораньше. Здесь хорошо.
     Андреа  (беспокоен,  ходит  взад-вперед,   волоча   ноги,   недоверчиво
оглядывая чужака, наконец, не в силах удержаться от соблазна, достает  из-за
карт  вторую  деревянную  модель  -  модель   системы   Коперника).   Но   в
действительности-то, конечно, все выглядит так.
     Козимо. Что значит - так?
     Ашдреа (показывая  на  модель,  которую  держит  Козимо).  Думают,  что
устроено все так, а по-настоящему (показывая на свою модель) оно так.  Земля
вертится вокруг Солнца. Понимаете?
     Козимо. Ты вправду так думаешь?
     Андреа. Еще бы! Это доказано.
     Козимо. Правда?.. Хотел бы я знать, почему они меня вообще не пускают к
старику. Вчера он еще был за ужином.
     Андреа. Вы, кажется, не верите, а?
     Козимо. Напротив, конечно, верю.
     Андреа (внезапно показывая на модель, которую держит Козимо). Отдай-ка.
Ты ведь даже этого не понимаешь.
     Козимо. Зачем тебе сразу две?
     Андреа. Отдавай! Это не игрушка для мальчишек.
     Козимо. Я готов тебе отдать, но ты должен быть повежливее, вот что.
     Андреа. Ты дурак! "Повежливее"! Еще чего, ишь ты.  Давай  живо,  не  то
влетит.
     Козимо. Руки прочь, слышишь!

           Они начинают драться, схватываются, катаются по полу.

     Андреа. Я тебе покажу, как обращаться с моделью. Сдавайся!
     Козимо. Вот теперь она сломалась. Ты вывернешь мне руку.
     Андреа. А вот  мы  увидим,  кто  прав,  кто  неправ.  Говори,  что  она
вертится, а не то нащелкаю по лбу.
     Козимо. Никогда! Ах ты, рыжий! Вот я тебя научу вежливости.
     Андреа. Кто рыжий? Я рыжий?

 Он