ных для него дел: это были какие-то транспортные суда. Положение вещей
было, судя  по  всему,  неблагоприятно,  а  волнения  обычно  отражались  на
состоянии его желудка.  Однако  в  воскресенье  утром  он,  хоть  и  мучимый
приступами боли, все  же  пошел  с  женой  и  дочерью  в  церковь,  а  затем
отправился на деловое совещание. Дамам повезло:  у  него,  как  видно,  были
серьезные неприятности.
     Для пикника господин Бекет, явившийся в белом  костюме,  взял  напрокат
кеб. Это была изящная двухместная коляска на  двух  больших  колесах.  Кучер
сидел сзади на высоких козлах. Лесоторговец с большим трудом  отыскал  столь
невместительный экипаж.
     По дороге туда госпожа Пичем втиснулась между Бекетом и Полли, но когда
они уселись на травке, из корзины, которой тоже нашлось место в ногах у трех
седоков, вслед за яйцами, бутербродами с ветчиной и цыплятами были извлечены
три бутылки ликера, и в результате господину Бекету удалось на обратном пути
устроиться подле девушки.
     Шел мелкий дождик: шерстяного пледа, в который они кутались, не хватало
на троих, и госпожа Пичем басом подгоняла кучера, ибо время подходило уже  к
двум часам.
     У "Каракатицы" дамы  поспешно  попрощались,  ни  о  чем  дальнейшем  не
условившись. Раскланиваясь, лесоторговец стоял у своего кеба в той же  позе,
что и в начале прогулки, с той только разницей, что  на  его  голую  макушку
капал; дождь; но это был уже не тот человек. На  следующей  неде-",  ле  он,
делец, чье время было дороже денег, все вечера, кроме четверга,  просидел  в
"Каракатице"; как-то он даже при^ шел дважды за один вечер. А госпожа  Пичем
три раза видела его в  течение  одного  дня  на  Олд  Оук-стрит:  он  стоял,
опершись спиной на свою тяжелую трость и придерживая ее  обеими  руками.  На
самом  же  деле  он  даже  еще  чаще  того  созерцал  вывеску   "Музыкальные
инструменты".
     Он изучал дом.
     Поджидая Полли, он внимательно наблюдал жизнь этой диковинной лавки. Он
видел, как в  дверь  входили  нормальные  люди,  а  оттуда  выкатывались  на
низеньких тележках калеки. Вскоре он убедился, что это одни и те же люди. Их
там превращали в  калек.  Постепенно  перед  ним  открылась  сущность  этого
предприятия. Он понял, что это - золотое дно.
     Госпожа Пичем, наблюдавшая за ним из-за оконного стекла второго  этажа,
в свою очередь делала разные умозаключения относительно  этого  настойчивого
воздыхателя.
     Он, как видно, ждал от Персика каких-то дальнейших шагов, но дальнейших
шагов не последовало. Его уверенность в том, что во время прогулки произошло
нечто такое, что  должно  иметь  определенные  результаты,  по-видимому,  не
разделялась одной особой. Возвращаясь со своих курсов  домашнего  хозяйства,
девица Пичем шмыгала в дверь, выходившую на другую улицу.
     Нередко она торопилась на свидание  со  Смайлзом.  С  ним  было  весело
прогуливаться вечерком по парку, мимо скамеек, занятых парочками. Он говорил
ей разные приятные вещи  и,  так  сказать,  занимался  ее  наружностью.  Ему
непременно нужно было, чтобы взору открывалось одно место на ее шейке, иначе
платье его не устраивало. Он говорил, что она сводит его с ума.
     Он очень точно и  довольно  охотно  являлся  на  свидания.  Это  давало
основание думать, что он человек долга.
     В эти дни Персик положительно расцвела. Была  весна.  Персик  в  легком
голубом с белыми крапинками платье расхаживала по портняжной мастерской, где
с помощью утюгов на одежду наносились стеариновые пятна,  чтобы  придать  ей
поношенный вид, и когда в узкой, кривой комнате с двумя  расположенными  под
самым  потолком  окнами   иссохшие   портнихи   отпускали   по   ее   адресу
непочтительные замечания, она поднимала юбки и показывала им маленький белый
зад.
     Она возилась с собаками на дворе и, дико хохоча, награждала их  разными
смешными кличками. Одну из них, фокстерьера, она  назвала  Смайлзом.  Жалкое
сливовое дерево во дворе вдруг показалось ей красивым.  Умываясь  по  утрам,
она пела и была влюблена - она сама не знала, в кого.
     Подперев круглое, как полная луна, лицо кулаками, она по вечерам лежала
в своей комнате и читала романы.
     "Ах! - вздыхала она. - Как изумительна  борьба  Эльвиры,  этой  чистой,
прекрасной девушки, с греховными мыслями! Она  любит  своего  возлюбленного,
этого возвышенного, закаленного спортом мужчину; она любит его  всей  душой,
всеми своими чистейшими и благороднейшими чувствами, и все же в  глубине  ее
существа бродят желания, темные,  властные,  душные  желания,  не  столь  уж
отличные от греховных  страстей!  "Что  во  мне  происходит,  когда  я  вижу
любимого человека? - часто вздыхает она. - И  в  каком  месте?"  А  мне,  по
сравнению с Эльвирой, еще хуже. Ибо я не люблю никого и все же ношу  в  себе
эти желания! Могу ли я сковать, что их во мне будит мой возлюбленный?  Я  не
могу этого сказать. Не красота покорила меня -  трудно  говорить  о  красоте
применительно к господину Бекету, как и о возвышенных чувствах применительно
к господину Смайлзу. Я, как говорится, поднимаюсь на заре с  постели,  и  во
время умывания, несомненно вполне  невинного  занятия,  во  мне  просыпаются
желания, направленные, к сожалению, в пространство, чуть  ли  не  на  любого
мужчину; и они-то и превращают в моих главах господина  Бекета  и  господина
Смайлза в красавцев! Что же мне думать о себе? Если так будет продолжаться и
я буду и впредь, лежа в этой уединенной келье с невинными разовыми  стенами,
натянув простыню до самого подбородка, рисовать себе  подобные  картины,  не
говоря уже о моих снах, - то, боюсь, мои плотские  страсти  увлекут  меня  в
пропасть, где, как мне приходилось слышать, погибла  не  одна  девушка.  Еще
несколько таких ночей,  и  я,  кажется,  спутаюсь  с  одноногим  Джорджем  с
собачьего двора! Что мне делать, как мне удержать господина  Бекеши,  этого,
по-видимому, все-таки выгодного жениха, на расстоянии, как  он  того  вправе
ожидать от своей будущей жены? Откуда взять открытый, ясный взор, чтобы  при
виде моей простодушной, доверчивой невинности у него  пропали  те,  по  всей
вероятности, возникающие у него низменные желания, которые никогда и ни  при
каких обстоятельствах не должны: быть удовлетворены до брака?"
     Решение  Персика  выйти  замуж  за  лесоторговца  окрепло  без  особого
воздействия с его стороны. Практическая  смекалка  дочери  господина  Пичема
заставила ее сделать выбор в пользу более положительного и солидного из двух
ее поклонников.
     Тем не менее весельчаку Смайлзу неоднократно  удавалось  встречаться  с
девицей Пичем. Он даже уговорил ее посетить его  в  меблированных  комнатах,
где он жил и где она окончательно убедилась, что он просто  не  в  состоянии
содержать жену. Когда она, посетив его вторично,  выходила  вместе  спим  из
дома, ее увидел господин Бекет.
     Госпожа Пичем вскрыла интересное письмо господина  Бекета  к  Полли,  в
котором он  умолял,  ее  назначить  ему  свидание  и  весьма  недвусмысленно
напоминал  об  одном  происшествии,  имевшем  место   на   пикнике.   Письмо
производило очень неприятное впечатление.
     Госпожа  Пичем  устроила  так,  чтобы,  господин:  Бекет  в   ближайшее
воскресенье опять имел возможность встретиться с ее дочерью в  "Каракатице".
Относительно Смайлза она не  знала  ничего  определенного,  не  поверила  бы
никому, кто попытался бы сказать ей правду, и все  время  думала  только  об
одном - как бы предупредить  дочь,  чтобы  та  раньше  времени  не  заходила
слишком далеко с лесоторговцем,  которого  госпожа  Пичем  наметила  себе  в
зятья. Лежав кровати подле своего малютки мужа, она по ночам и в особенности
под утро с истинным удовольствием представляла себе свою дочь в  супружеских
объятиях Джимми, как она называла: лесоторговца;
     Тревоги ее были напрасны.
     Посетители сидели за  круглыми  железными  столиками  под  каштанами  в
большой тесноте; свободней становилось только когда, начинались танцы. Полли
и господин Бекет, тоже танцевали. Все это несколько затрудняло беседу.  Тем;
не менее господину Бекету удалось овладеть вниманием дам.
     Лесоторговец заказал себе порцию бараньей  печенки  и  к  ней  уксус  и
прованское масло. С видом знатока готовя себе кушанье, он  перевел  разговор
на убийцу и грабителя Стэнфорда Силза,  которому  газеты  опять  приписывали
несколько убийств в районе Вест-Индских доков.  Обеим  дамам  это  имя  было
знакомо, и они обменивались с господином Бекетом догадками о том, кто  же  в
конце концов скрывается под личиной  этого  убийцы,  годами,  разыскиваемого
полицией.
     Господин  Бекет  весьма  красноречиво  рассказывал  вб  этом  человеке,
злодеяния которого ставили полицию в тупик  и  который,  по  слухам,  внушал
всему преступному миру  прямо-таки  суеверный  ужас.  Бывали  случаи,  когда
разыскиваемые полицией грабители добровольно являлись в Скотленд-Ярд, потому
что их преследовал Нож - так называли Стэнфорда Силза подонки доков.
     Полли  точно  представляла  себе  его  наружность:   она   описала   ее
лесоторговцу.
     Он белокур, тонок, как оса, и так элегантен, что даже в костюме  докера
его принимают за  переодетого  джентльмена.  У  него  зеленоватые  глаза.  С
женщинами он ведет себя как рыцарь.
     Полли была  в  ударе.  Господин  Бекет,  несомненно,  произвел  на  нее
впечатление.
     Они усиленно танцевали, и  госпожа  Пичем  слышала  только  обрывки  их
разговоров. К ее удивлению, Полли говорила исключительно о господине Смайлзе
и о  том,  какой  он  веселый.  Было  даже  видно,  как  у  Джимми  размякал
воротничок.
     Полли, судя по всему, основательно зацепила его.
     На следующее утро он уже опять стоял на тротуаре напротив лавки.  После
обеда он отдал госпоже Пичем визит - к величайшему ее огорчению, так как она
боялась Пичема, который ничего  не  подозревал;  ему  нужно  было  осторожно
разъяснить положение вещей.
     Господин Бекет сидел в гостиной на  краешке  обитого  красным  бархатом
стула  и  предостерегал  госпожу  Пичем  относительно   Смайлза   -   весьма
недоброкачественного молодого человека, видавшего виды, отчаянного юбочника.
Он спросил, не преследует ли Смайлз Полли письмами, и, повидимому, не  прочь
был тут же поискать в кафельной печи их обрывки.
     Уходя, он встретил Полли на лестнице  и  проводил  ее  до  курсов.  Она
болтала о родительском доме, о множестве людей, постоянно посещающих его,  о
молодых людях из костюмерных, у которых она имеет большой успех, потому  что
всегда мила с ними.
     Лесоторговцу показалось, что у нее синие круги  под  глазами.  Это  его
очень расстроило.
     Он представил себе ее в этом  большом,  похожем  на  голубятню  доме  с
бесчисленными дверями, из которых то и дело выходят молодые люди, - то  есть
в довольно неблагоприятном для молодой девушки окружении. Его не
     покидала мысль о происшествии, имевшем место на пикнике, - точнее,  при
возвращении с пикника. Об этом происшествии ему  не  удалось  поговорить  ни
теперь, ни позднее, когда ряд тяжелых, следовавших  один  за  другим  ударов
судьбы лишил его возможности обстоятельно побеседовать с женой,  однако  оно
чрезвычайно занимало его мысли. Вместе с сомнением в  невинности  Полли  оно
возбудило в нем необыкновенный к ней интерес.
     Он редко в  кого  так  влюблялся,  как  в  Персика.  Тут  сыграло  роль
счастливое совпадение различных обстоятельств.
     "Было бы в корне неправильно, - говорил он себе подчас, анализируя свои
чувства, - спрашивать себя, женюсь ли я на девушке ради ее  денег  или  ради
нее самой.  Эти  две  причины  часто  совпадают.  Немногие  качества  девицы
вызывают в мужчине такое плотское  возбуждение,  как  ее  богатство.  Я  бы,
разумеется, и без того стремился обладать ею, но, по  всей  вероятности,  не
столь страстно".
     Лесоторговец не  был  новичком  в  амурных  делах.  В  прошлом  за  ним
числилось несколько - между  прочим,  одновременных  -  браков.  У  него  не
хватало времени на интрижки, ибо он был поглощен различными крайне  опасными
делами  и  обременен  тяжелыми  заботами.  Ему  было,   однако,   совершенно
необходимо вступить в новый брак: его  лавки  были  далеко  не  в  блестящем
состоянии.
     Кроме того, в его бумажнике хранились многочисленные газетные  вырезки,
содержавшие интервью, данное начальником  полиции  журналистам  относительно
грабителя и убийцы Стэнфорда Силза, по прозванию Нож. Вырезки  были  посланы
ему анонимно, и это его очень беспокоило. Оттого-то он и не высказал  всего,
что вертелось у него на языке.
     Примерно  неделю  спустя  негоциант  Джонатан  Джеремия   Пичем   попал
вследствие  происков  некоего  господина  Кокса  в  крайне   затруднительное
положение и устремил взор на свою расцветающую дочь.

ГЛАВА ВТОРАЯ

     И они пошли на войну,
     И снарядов у них было мало,
     И позаботились добрые люди,
     Чтоб снарядов у них хватало.
     "Без снарядов какая война?" -
     "Ты их получишь, сынок!
     Вы пойдете для нас на фронт,
     Мы снаряды дадим вам в срок".

     И они изготовили кучу снарядов,
     Но снова война была им нужна,
     И позаботились добрые люди,
     Чтобы опять началась война.
     "Марш, марш, сынок, на фронт!
     Грозит отечеству враг!
     Дерись за церковь, и за престол,
     И за твой семейный очаг!"

                          Военная песня

ЖЕЛАНИЯ ПРАВИТЕЛЬСТВА ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА

     Уильям Кокс был по профессии маклер. Судя  по  его  визитной  карточке,
где-то в Сити у него была контора; однако едва ли кто бывал в этой  конторе,
да и сам он никогда в нее не заглядывал. Это и не имело смысла,  так  как  в
конторе находилась одна-единственная бледная, худосочная девица, сидевшая за
старой пишущей машинкой с разбитым шрифтом, что, впрочем,  нисколько  ее  не
тревожило, так как ей все равно нечего было писать. Девица сидела в  конторе
только ради почты, поступавшей в этот адрес,  ибо  своего  домашнего  адреса
господин Кокс никому не давал. Он никого не принимал у себя и все свои  дела
обделывал в ресторане.
     Он говаривал: "Мне не нужен аппарат. Я делаю только большие  дела".  Он
не хотел прикасаться ни к чему грязному и никогда не снимал перчаток.  Кроме
того,  он  носил  стандартные  светло-серые   костюмы,   лиловые   носки   и
ярко-красные галстуки. Он считал, что к  его  фигуре  пойдет  любой  готовый
костюм, хотя он был высок ростом  и  тощ.  Он  был  также  уверен,  что  все
принимают его за военного в штатском, и поэтому держался очень прямо.
     Итак, служебный  персонал  стоил  Коксу  недорого,  но  он  все  же  не
обходился без помощников. В некоторых министерствах сидели люди, приносившие
ему  по  меньшей  мере  столько  же  пользы,  сколько  принесли  бы  два-три
отъявленных лентяя бухгалтера.
     Такого человека он имел, например, s морском министерстве. И от нега  в
один  прекрасный  день  узнал,  что  правительству  ее  величества   кое-что
требуется: ему требуются транспортные суда для перевозки войск  в  Кейптаун.
Кокс решил пойти навстречу желаниям правительства.
     Ввиду того что это дело было связано с морем, он стал  расспрашивать  в
одном кабачке, посещаемом моряками  невысокой  квалификации,  -  стандартном
кабачке, - нет ли где кораблей постарее. И кое-что он разыскал. Корабли  эти
принадлежали корабельной конторе "Брукли и  Брукли"  -  тоже  в  своем  роде
стандартной фирме.
     В  ту  пору  в  Лондоне  было  много  людей"  относившихся  не  слишком
щепетильно к попыткам правительства опереться  в  южноафриканской  войне  на
деловые круги. Они готовы были в любой момент  продать  правительству  джем;
есть они его стали бы  с  гораздо  меньшей  готовностью.  Господин  Кокс  не
принадлежал к их числу. Он не хотел наживаться на несчастье своей  родины  и
втягиваться в безобидные, но канительные разыскания, для  которых  требуются
конторы и пишущие машинки. Всякий другой  на  месте  господина  Кокса,  имея
подобные связи, давно бы уже предложил правительству те суда, о  которых  он
узнал в кабачке.  Они  были  вместительны  и,  как  удалось  выяснить  путем
осторожного опроса фирмы "Брукли и Брукли", стоили дешево.
     Во время краткого собеседования относительно подлежащих продаже  судов,
имевшего место, между маклером и фирмой "Брукли и Брукли", речь шла только &
тоннаже и о цене. Господин Кокс не задавал никаких посторонних  вопросов,  а
судовладельцы  не  заговаривали  о  состоянии  судов.  Все  трое  могли   бы
подтвердить это под присягой перед любым судом и в любое время.
     Суда  господ  из  фирмы  "Брукли  и  Брукли"  ни  в  малой  степени  не
интересовали  господина  Кокса,  несмотря  на  всю  их   вместительность   и
дешевизну. Он знал, что в Лондоне найдется немало людей,  готовых  заплатить
любую цену за  грузовые  суда.  Фрахты  были  очень  высоки  из-за  военного
времени. Продавалось лишь незначительное число судов, а те, что продавались,
стоили  очень  дорого.  Но,  разумеется,  ни  один  человек,  нуждающийся  в
приличных судах, не стал бы обращаться к фирмам вроде "Брукли и Брукли".
     Господин  Кокс  усиленно  искал  приличные  суда  -  правда,   не   для
правительства, а по поручению  частных  фирм.  Потребность  правительства  в
тоннаже была для него делом десятым и представляла интерес только в связи  с
его личными планами. Целую неделю потратил он на дальнейшие поиски.
     Он и в самом деле нашел три новых и во всех отношениях надежных  судна,
приспособленных для перевозки  грузов.  Для  этого  ему  пришлось  совершить
несколько поездок, одну даже в Саутгемптон,  и  когда  он  наконец  разыскал
суда, выяснилось, что они принадлежат  разным  владельцам  и  вовсе  не  так
дешево стоят, но все-таки хотя бы отдаленно напоминают настоящие.
     Господин Кокс заметил себе эти суда и вернулся в Лондон.
     Там он вновь занялся выполнением правительственного  задания.  Но,  как
выяснится в  дальнейшем,  не  забывал  попутно  и  о  своих  интересах.  Они
по-прежнему были  направлены  исключительно  в  одну  сторону  -  в  сторону
приобретения  по  возможно  низкой  цене  приличных  грузовых   судов   типа
саутгемптонских.
     В  связи  с  правительственным  заказом  господин  Кокс  пригласил   на
совещание нескольких лондонских  дельцов.  Подходящих  людей  было  нетрудно
найти: Лондон кипел жаждой деятельности. Сити горело желанием помочь  стране
в ее борьбе с бурами. Правительство было прямо-таки идеальным клиентом.
     Господин Пичем  ознакомился  с  желанием  правительства  ее  величества
вместе с четырьмя-пятью другими  господами,  которым,  так  же  как  и  ему,
хотелось увидеть в этом желании приказ.
     Они  встретились  в  добропорядочном  ресторане  в   Кенсингтоне.   Там
выяснилось, что среди них находятся настоящий  баронет,  букмекер,  директор
текстильной фабрики в Южном Уэльсе, ресторатор, владелец  нескольких  домов,
овцевод и владелец большой торговли подержанными музыкальными инструментами.
     Каждый заказал себе блюдо по вкусу, и  господин  Уильям  Кокс  произнес
краткую речь.
     - Положение нашей родины, - сказал он, - тяжелое. Как вы знаете,  война
в Южной Африке началась  с  того,  что  на  м_и_р_н_ы_х  а_н_г_л_и_й_с_к_и_х
г_р_а_ж_д_а_н было совершено неожиданное нападение.  Войска  ее  величества,
выступившие в поход для защиты этих граждан, повсеместно подвергались  самым
к_о_в_а_р_н_ы_м а_т_а_к_а_м и  при  попытке  защитить  английское  имущество
неизменно становились жертвами кровавых стычек. Все вы читали о тех упреках,
которые  посыпались  на  наше  правительство  из-за  его   непозволительного
долготерпения и ничем не  оправданного  миролюбия.  Ныне,  спустя  несколько
месяцев с момента возникновения войны, Англия борется с кучкой  ополоумевших
фермеров ни более ни менее как за существование своих заморских владений.  В
городе Мафекинге английские войска осаждены превосходящими  силами  буров  и
сражаются за свою