жение... Конечно же, вы тут ни при чем, Браун.
     Браун. Господин Пичем, я вне себя.
     Пичем. Могу себе представить. Наверно, на душе у вас кошки скребут.
     Браун. Ужасная вещь - чувство  собственного  бессилия.  Эти  разбойники
делают что хотят. Ужасно, ужасно.
     Пичем. Может быть, вы приляжете на часок?  Закроете  глаза  и  сделаете
вид, что ничего не случилось. Или представите себе, что гуляете  по  зеленой
лужайке, a на небе, знаете, этакие беленькие  облачка.  Главное  -  выкинуть
неприятности из головы. И те, что уже были,  и  прежде  всего  те,  что  еще
будут.
     Браун (беспокойно). Что вы имеете в виду?
     Пичем. У вас прекрасная выдержка. Я бы на вашем месте  просто  занемог,
лег в постель  и  пил  горячий  чай.  А  главное  -  позаботился  бы,  чтобы
кто-нибудь положил мне руку на лоб.
     Браун. К черту! Я же не  виноват,  если  преступник  скрылся.  В  таких
случаях полиция бессильна.
     Пичем. Вот как, бессильна? Вы полагаете, что мы  уже  не  увидим  здесь
господина Макхита?

                          Браун пожимает плечами,

     Пичем. В таком случае вы окажетесь жертвой чудовищной несправедливости.
Теперь, конечно, опять станут говорить,  что  полиция  не  имела  права  его
упускать. Да, блистательной коронацией дело не пахнет.
     Браун. Что это значит?
     Пичем. Позвольте напомнить вам один исторический факт. В свое время,  в
тысяча четырехсотом году до. рождества  Христова,  он  наделал  много  шума,
однако ныне он неизвестен в широких кругах.  Когда  умер  египетский  фараон
Рамзес Второй, полицмейстер Ниневии или,  вернее,  Каира  чем-то  провинился
перед низшими слоями населения. Последствия таких провинностей бывали уже  и
в те времени ужасны. Как сказано в книгах по истории, коронационное  шествие
престолонаследницы Семирамиды  превратилось  "из-за  чрезмерного  энтузиазма
низших слоев населения в сплошную  цепь  катастроф".  Историки  в  ужасе  от
расправы, которой подвергла своего полицмейстера Семирамида. Подробностей  я
уже не помню, но, если не ошибаюсь,  речь  шла  о  каких-то  змеях,  которые
сосали его кровь.
     Браун. Неужели?
     Пичем. Да не оставит вас господь, Браун. (Уходит.)
     Браун. Единственное мое спасение - это железный кулак. Эй, сержанты, ко
мне! Тревога!

  Занавес. Макхит и Дженни-Малина выходят к рампе и поют. Золотистый свет.

ВТОРОЙ ТРЕХГРОШОВЫЯ ФИНАЛ

1

     Мак.

                     Вы учите нас честно жить и строго,
                     Не воровать, не лгать и не грешить.
                     Сначала дайте нам пожрать немного,
                     А уж потом учите честно жить.
                     Поборник благонравья и добра,
                     Ханжа и скромник с толстым животом!
                     Раз навсегда запомнить вам пора:
                     Сначала хлеб, а нравственность - потом.
                     Добейтесь, чтоб людская голь сначала
                     Ломоть от каравая получала.

     Голос за сценой.

                     Чем люди живы?

     Мак.


                     Чем люди живы? Тем, что раздевают,
                     Терзают, мучат, душат, гонят прочь взашей
                     Других людей и прочно забывают,
                     Что сами носят звание людей.

     Хор.

                     Вот, господа, вся правда без прикрас:
                     Одни лишь преступленья кормят нас!

2

     Дженни.

                     Ваш идеал - девица-недотрога,
                     Вы учите: нельзя греху служить.
                     Сначала дайте нам пожрать немного,
                     А уж потом учите честно жить.
                     Вы любите развлечься, господа.
                     Давайте же простимся со стыдом!
                     Пора запомнить раз и навсегда:
                     Сначала хлеб, а нравственность - потом.
                     Добейтесь, чтоб людская голь сначала
                     Ломоть от каравая получала.

     Голос за сценой.

                Чем люди живы?

     Дженни.

                     Чем люди живы? Тем, что раздевают,
                     Терзают, мучат, душат, гонят прочь взашей
                     Других людей и прочно забывают,
                     Что сами носят звание людей.

     Хор.

                     Вот, господа, вся правда без прикрас:
                     Одни лишь преступленья кормят нас!


ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

VII

     В эту же ночь Пичем готовится к выступлению, намереваясь испортить
 официальные празднества по случаю коронации демонстрацией голода и нищеты.

                             Заведение Пичема.
    Нищие малюют на дощечках надписи, вроде "Свой глаз я отдал королю".

     Пичем. Господа,  в  данный  момент  в  одиннадцати  наших  филиалах  от
Друри-Лейн до Тарнбриджа тысяча четыреста тридцать два человека трудятся над
такими же плакатами. Они хотят присутствовать на коронации. (Выходит.)
     Госпожа Пичем. Живее! Живее! Если вы не будете работать, вы не  сможете
попрошайничать. Ты хочешь быть слепым и не можешь даже как следует  написать
букву "к"? Нужен детский почерк, ведь это же понесет старик.

                           Слышен барабанный бой.

     Нищий. Сейчас королевская стража стала во фронт.  Они  не  подозревают,
что в лучший день их военной карьеры им придется иметь дело с нами.

                                Входит Филч.

     Филч (докладывает). Госпожа Пичем, сюда приперлась добрая дюжина ночных
курочек. Они утверждают, что с вас причитается.

                            Входят проститутки.

     Дженни. Сударыня...
     Госпожа Пичем. Ба, да у вас такой вид, словно вы свалились  с  насеста.
Вы, наверно, хотите получить деньги за вашего Макхита? Так знайте, что вы ни
шиша не получите. Понимаете, ни шиша!
     Дженни. Как это понимать, сударыня?
     Госпожа  Пичем.  Врываются  всякие  среди  ночи!  Кто  же  является   в
порядочный дом под утро! Лучше бы вы отоспались после вашей работы. Ну и вид
у вас. Прямо с души воротит.
     Дженни. Итак, сударыня, вы отказываетесь уплатит гонорар, причитающийся
нам за выдачу господина Макхита?
     Госпожа  Пичем.  Совершенно  верно.  Вы  ни   шиша   не   получите   за
предательство.
     Дженни. Почему же, сударыня?
     Госпожа Пичем. Потому что этого милого господина  Макхита  поминай  как
звали. Вот почему. А теперь марш из моего дома, сударыни.
     Дженни. Ну, это уж слишком. С нами так не  обращаются.  С  кем  угодно,
только не с нами.
     Госпожа Пичем. Филч, дамы просят проводить их к выходу.

               Филч подходит к дамам. Дженни его отталкивает.

     Дженни. Я попросила бы вас придержать язык, а то как бы...

                               Входит Пичем.

     Пичем. В чем дело? Надеюсь, ты им не  дала  денег.  Ну  как,  сударыни?
Сидит господин Макхит или не сидит?
     Дженни. Оставьте меня в покое с вашим господином  Макхитом.  Вы  ему  в
подметки не годитесь. Сегодня ночью я не смогла принять одного гостя, потому
что ревела в подушку при мысли, что продала вам этого джентльмена. Вот  как,
сударыни. А что, вы думаете, было сегодня под  утро,  час  назад?  Только  я
уснула в слезах, вдруг свист под окном. Выглядываю на улицу, смотрю -  стоит
себе тот самый человек, из-за которого я плакала, и просит, чтобы я  бросила
ему ключ. Он хотел, чтобы я забыла в его объятиях,  как  нехорошо  я  с  ним
обошлась. Сударыни, это последний джентльмен в Лондоне. И если  с  нами  нет
сейчас нашей коллеги Сьюки Тодри, то только потому, что от меня он  пошел  к
ней, чтобы и ее утешить.
     Пичем (в сторону). Сьюки Тодри...
     Дженни. Теперь вы понимаете, что вы ему в подметки не годитесь.  Подлый
вы шпик!
     Пичем. Филч, беги к  ближайшему  полицейскому  посту.  Господин  Макхит
изволит находиться у Сьюки Тодри.

                                Филч уходит.

Сударыни, о чем мы, собственно, спорим? Разумеется, вы получите свои деньги.
Селия,  милая,  вместо  того  чтобы  браниться  с  этими дамами, ты бы лучше
напоила их кофе.
     Госпожа Пичем (уходя). Сьюки Тодри! (Поет третью строфу "Баллады о зове
плоти".)

                       Вот человек почти на эшафоте.
                       Намылена веревка, казни ждете.
                       За жизнь его никто не поручится.
                       И что же в мыслях у него? Девица.
                       Уже под петлей - он еще готов.
                       Таков уж плоти полновластный зов.
                       Он продан с потрохами и душой,
                       Он видел плату за донос еще вчера
                       В ее руке, он знает: та дыра
                       Была не лучше ямы гробовой.
                       Он злится на себя. Но на поверку
                       Он вечером опять ложится сверху.

     Пичем. Живее, живее! Если бы не я, вы давно бы околели в  тарнбриджских
трущобах. Сколько бессонных  ночей  я  провел,  прежде  чем  додумался,  как
выколачивать пенни из вашей бедности. Наконец, однако, я сообразил, что люди
имущие способны сеять нужду и горе, но глядеть на них не в состоянии. Потому
что они такие же слизняки и болваны, как  вы.  Жратвы  им  хватит  до  самой
смерти, им ничего не стоит намазать полы у себя в доме сливочным маслом, так
что даже крошки, упавшие со стола, и те станут у них сдобными, и всетаки они
не могут со спокойной душой глядеть на человека, который падает  от  голода.
Конечно, если он падает у них под окнами.

      Входит госпожа Пичем. В руках у нее поднос с кофейным сервизом.

     Госпожа Пичем. Завтра зайдете к нам в контору  и  получите  деньги,  но
только после коронации.
     Дженни. Госпожа Пичем, я не нахожу слов.
     Пичем. Стройтесь! Сбор через час у Букингемского дворца. Марш!

                       Нищие строятся. Вбегает Филч.

     Филч. Шухер! Я и до поста не дошел. Полиция уже здесь!
     Пичем. Прячьтесь! (Госпоже Пичем.) Забирай отсюда всю братию.  Когда  я
скажу "безвредны", понимаешь, "безвредны"...
     Госпожа Пичем. Безвредны? Ничего не понимаю.
     Пичем. Ну разумеется, ты ничего не понимаешь.  Значит,  когда  я  скажу
"безвредны"...

                               Стук в дверь.

Слава   богу,  ключик  найден.  Когда  я  скажу  "безвредны",  вы  исполните
какую-нибудь музыку. Ступайте!

Госпожа  Пичем  и  нищие  прячутся:  нищие, кроме девочки с плакатом "Жертва
военного  произвола",  устраиваются  справа,  за  вешалкой, в глубине сцены.
                      Входят Браун, Смит и констебли.

     Браун. Так. Теперь будем действовать, господин друг нищего.  Наручники,
Смит.  Ах,  я  вижу  восхитительные  плакаты.  (Девочке.)  "Жертва  военного
произвола" - это вы?
     Пичем. Доброе утро, Браун, доброе утро. Хорошо ли вам спалось?
     Браун. Что?
     Пичем. Доброе утро, Браун.
     Браун. С кем это он говорит? Разве он знает кого-нибудь из вас? Не имею
чести быть с тобой знакомым.
     Пичем. Ах, не знакомы? Доброе утро, Браун.
     Браун. Шляпу с него долой.

                         Смит выполняет приказание.

     Пичем. Раз уж вы все равно шли мимо, Браун, подчеркиваю - мимо, я  хочу
воспользоваться случаем и попросить вас упрятать наконец за решетку  некоего
Макхита.
     Браун. Он сумасшедший. Не смейтесь, Смит. Скажите, Смит, как это можно,
чтобы такой закоренелый преступник разгуливал на свободе?
     Пичем. Потому что он ваш друг, Браун.
     Браун. Кто?
     Пичем. Мэкки-Нож. Не я же. Я не преступник. Я же бедняк, Браун.  Вы  не
станете причинять мне зла. Сейчас, Браун, наступает самый горький час  вашей
жизни. Хотите кофе? (Проституткам.) Дети мои,  оставьте  глоточек  господину
шефу полиции, надо быть вежливыми.  Мы  все  можем  отлично  ладить  друг  с
другом. Ведь все мы придерживаемся закона! А закон на то и существует, чтобы
эксплуатировать  граждан,  нарушающих  его  по  непониманию   или   в   силу
необходимости.  Следовательно,   тот,   кто   хочет   поживиться   на   этой
эксплуатации, должен строго придерживаться закона.
     Браун. Стало быть, вы считаете наших судей продажными!
     Пичем. Напротив, сударь, напротив! Наши  судьи  совершенно  неподкупны:
никакими деньгами вы не заставите их вершить правосудие!

                           Снова барабанный бой.

Парад войск начался. Парад беднейших из бедных состоится через полчаса.
     Браун. Совершенно верно, господин Пичем.  Через  полчаса  беднейшие  из
бедных отправятся на зимние  квартиры  в  тюрьму  Олд  Бейли.  (Констеблям.)
Ну-ка, ребята, собрать всех патриотов, которые здесь расположились. (Нищим.)
Вы, наверно, слыхали о Пантере-Брауне? Сегодня ночью, Пичем, я  нашел  выход
из положения и, смею сказать, спас от смерти своего друга. Я просто-напросто
уничтожу ваше гнездо. И посажу вас всех по обвинению - по обвинению в чем? В
нищенстве. Вы, кажется, намекнули, что хотите натравить нищих на королеву  и
на меня. Вот я этих нищих и задержу. Можешь кое-чему поучиться.
     Пичем. Очень хорошо. Только каких нищих?
     Браун. Да вот этих калек. Смит, господа патриоты пойдут с нами.
     Пичем. Браун,  я  хочу  предостеречь  вас  от  чрезмерной  поспешности.
Благодарите бога, Браун, что  вы  пришли  ко  мне.  Видите  ли,  Браун,  вы,
конечно, можете арестовать этих людей. Но они безвредны, безвредны...

      Музыка. Несколько тактов из "Песни о тщете человеческих усилий".

     Браун. Что эта такое?
     Пичем. Музыка.  Они  музицируют  в  меру  своих  сил.  "Песня  о  тщете
человеческих усилий". Не слыхали? Можете кое-чему поучиться.

  Золотистый свет. Орган освещен. Сверху на шесте спускается трехламповый
                       светильник. На щитах надпись:

ПЕСНЯ О ТЩЕТЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ УСИЛИЙ

     Нищие.

1


                           Своею головой
                           Никак не проживешь.
                           Увы, своею головой
                           Прокормишь только вошь.
                              В человеке скуден
                              Хитрости запас.
                              Где вам видеть, люди,
                              Как дурачат вас.

2

                           Составь прекрасный план,
                           Умом своим блесни,
                           Составь другой. А толку-то,
                           А толку-то - ни-ни:
                              В человеке скуден
                              Подлости запас.
                              Но идеалы, люди,
                              Украшают вас.

3

                           За счастьем ты бежишь.
                           Но лучше погоди!
                           Настигнуть счастье ты спешишь,
                           А счастье позади.
                              В человеке скуден
                              Скромности запас,
                              И наша воля, люди,
                              Морочит только нас.

     Пичем. Ваш замысел, Браун, гениален,  но,  к  сожалению,  неосуществим.
Кого вы можете здесь арестовать? Нескольких молодых людей, которые,  радуясь
коронации, устроили небольшой маскарад. Если же на  улицу  выйдут  настоящие
горемыки - здесь таковых нет, - это будет многотысячная толпа. Вот тут-то вы
и просчитались. Вы забыли об огромном числе бедняков.  Если  они  выстроятся
перед собором, картина получится далеко не праздничная.  У  этих  людей  вид
неказистый. Вы знаете, Браун, что  такое  рожистое  воспаление?  Представьте
себе сто двадцать рожистых воспалений. Молодая королева привыкла к розам,  а
не к рожам. А потом еще увечные на паперти. Надо избежать этого, Браун.  Вы,
наверно, возразите мне, что полиция сумеет справиться с нами, нищими. Но  вы
же сами в это не верите. А  разве  красиво  будет,  если  в  день  коронации
полицейские станут избивать дубинками шестьсот несчастных  калек?  Нет,  это
будет некрасивое  зрелище.  Я  бы  даже  сказал  -  отвратительное.  И  даже
тошнотворное. Просто дурно делается, когда  об  этом  подумаешь,  Дайте  мне
стул.
     Браун (Смиту). Это угроза. Это вымогательство. Его нельзя трогать.  Его
нельзя трогать в интересах общественного  порядка.  Такого  еще  никогда  не
случалось.
     Пичем. А сейчас случилось. Вот что я вам скажу. С королевой  Англии  вы
можете вести себя как угодно. Но беднейшему человеку в Лондоне вы не  смеете
наступать на мозоли. А то вы сразу отбраунитесь, господин Браун.
     Браун. Значит, я должен  арестовать  Мэкки-Ножа?  Вам  легко  говорить.
Прежде чем арестовать человека, нужно его поймать.
     Пичем. Тут я ничего не могу возразить. Придется мне,  видно,  доставить
вам этого человека. Посмотрим, существует  ли  еще  на  свете  порядочность.
Дженни, где изволит пребывать господин Макхит?
     Дженни. На Оксфорд-стрит, 21, у Сьюки Тодри.
     Браун. Смит, сейчас же ступайте на Оксфорд-стрит,  21,  к  Сьюки  Тодри.
Арестуйте Макхита и доставьте его в Олд Бейли. А я тем временем переоденусь.
В такой день я обязан быть в парадном мундире.
     Пичем. Браун, если в шесть его не повесят...
     Браун. О Мак, ничего не вышло. (Уходит вместе с констеблями.)
     Пичем (кричит ему вдогонку). Вот вы кое-чему и научились, Браун!

                           Снова барабанный бой.

Третий сигнал. Переориентировка. Новое направление - тюрьма Олд Бейли. Марш!

                               Нищие уходят.

     Пичем (поет).

                        Недобр и нехорош
                        Твой ближний. Ну так что ж!
                        Ударь его ты промеж глаз.
                        И будет он хорош.
                           В человеке скуден
                           Доброты запас.
                           Бейте смело, люди,
                           Ближних промеж глаз.

                                  Занавес

     Дженни-Малина (выходит к рампе с шарманкой и поет).

ПЕСНЯ О СОЛОМОНЕ МУДРОМ

1

                         Знаком вам мудрый Соломон,
                         Знаком его конец!
                         Умом постигнув всех и вся,
                         Все суетой назвал мудрец
                         И пожалел, что родился.
                         Велик и мудр был Соломон!
                         А толку что? Прошли года -
                         И миру истина ясна,
                         Что мудрость - сущая беда.
                         Блажен, кому чужда она!

2

                         Красивой Клеопатры вам
                         Знаком плохой конец!
                         Беря героев римских в плен,
                         Она погибла наконец
                         И превратилась в прах и тлен.
                         Была царица хоть куда!
                         А толку что? Прошли года -
                         И миру истина ясна,
                         Что красота и та беда.
                         Блажен, кому чужда она!

3

                         Знаком и храбрый Цезарь вам,
                         Знаком его конец!
                         Он захватил над Римом власть,
                         Но был заколот сей храбрец,
                         Как раз когда он правил всласть.
                         Он закричал: "И ты, мой сын!"
                         Вы видите, прошли года -
                         И миру истина ясна,
                         Что храбрость - сущая беда.
                         Блажен, кому чужда она!

4

                         Вам любопытный Брехт знаком,
                         Он был вам прежде мил!
                         Но докучал вопросом он:
                         Кто богача обогатил?
                         И вы его скорее - вон.
                         Как любознателен был Брехт!
                         Но видите: прошли года -
                         И миру истина ясна,
                         Что любознательность - беда.