Я же сказал, что меня интересовала исключительно эта женщина - Настя.
Я слушал только тогда, когда она была на кухне одна или с детьми.  Когда
она общалась со своими ребятами, мне казалось, что они все - моя  семья.
Ее муж для меня был лишним человеком.
   Странный тип. Как говорит  про  таких  моя  подружка  Светка:  "крыша
потекла". Ну что можно услышать, если человек  один  в  комнате?  Дурдом
какой-то. А Матвеев будто прочитал мои мысли:
   - Она иногда разговаривала сама с собой, иногда  напевала,  занимаясь
хозяйством. Я  слышал  ее  шаги.  Нет.  Кажется,  вам  меня  не  понять.
Бесполезно объяснять.
   - А вы сообщили в милицию о том, что знаете имя преступницы?
   Сергей вздохнул:
   - Нет. Тому были  причины.  Во-первых,  я  только  что  выписался  из
больницы. А во-вторых...
   Что он имел в виду под этим "во-вторых", я и сама прекрасно знала.
   Виталия Вышинского не оказалось дома. Он уехал с семьей  на  выходные
за город. Да и бог с ним. Не горит. Понадобится, так я его из-под  земли
достану.

Глава 5

   Остановившись у супермаркета, я решила сбегать за  сигаретами.  Запах
копченостей и прочих  вкусностей,  витавший  в  магазине,  разбудил  мой
аппетит. Я внезапно вспомнила, что целый день ничего  не  ела.  Пришлось
срочно исправлять положение и заскочить в кафешку.
   После солидной порции пельменей - сие дежурное  блюдо  я  чаще  всего
заказываю в забегаловках - и чашки горячего, хоть  и  паршивого  кофе  я
почувствовала полное умиротворение.  Села  в  машину  и  с  наслаждением
курила, развалившись, насколько это возможно, на водительском кресле. На
какое-то  время  я  даже   забыла,   что   ввязалась   в   туманное   и,
предположительно, бесперспективное дело. Особенно в смысле  денег.  Хотя
кто знает.
   Кости же советовали... Кстати, о косточках. Интересно, что они мне  в
свете событий, произошедших сегодня, выдадут?
   Я извлекла мешочек с костями, вытряхнула их на пассажирское  сиденье.
Затем взяла в руки и, тщательно перемешав, обратилась к своим магическим
двенадцатигранникам:
   - Какие у меня перспективы, косточки?
   15+25+6. И означает это следующее: "Нету вас единственного  любимого.
Внимательно   пересмотрите   свою   жизнь   и   измените   отношение   к
происходящему. Будьте доброй и  любите  бога  больше,  чем  материальные
блага".
   Вот это да. Вымудрили мои древние. Ну нет, такая  романтическая  чушь
меня не устраивает. Намек  на  то,  чтобы  я  от  оплаты  отказалась?  И
кинулась  искать  единственного,  без  которого  моя  жизнь   напоминает
блуждание  в  потемках?  И   молилась,   чтобы   Всевышний   мне   этого
единственного на блюдечке преподнес?
   - "И молиться не учи, не надо", - нараспев процитировала  я  Есенина,
укладывая кости обратно в замшевый мешочек.
   Однако лукавое мудрствование магических  косточек  меня  развеселило.
Жизненный  тонус,  как  вещает  навязшая  в   зубах   реклама   местного
телевидения, внезапно поднялся. И я завела движок. Еще не вечер, хотя  и
начинает  темнеть.  А  у  меня  масса   предварительной   работы.   Надо
торопиться.
   Пора заняться личностью Эммы Замотыриной.
   Плавно отпустив педаль сцепления, я направила  автомобиль  в  сторону
шестнадцатого квартала.
   Дом, где эта женщина проживала, -  трехэтажный  клопятник.  Кирпичная
кладка,  позеленевшая  от  времени,  выщербленная  в  некоторых  местах,
разбитые ступеньки, ведущие в подъезд, дверь, чудом державшаяся на одной
петле, - картина удручающая. Среда влияет на людей, хотят они этого  или
нет, ни с того ни с сего вспомнила я институтские лекции  по  философии.
Наверное, окружающее навеяло мысли, что вот в  таких  районах,  в  таких
домах и формируются личности, способные на преступления.
   Я  шагнула  в  темный  подъезд,  пропахший  сыростью  и  плесенью,  и
поднялась на второй этаж.
   Замотырина жила в коммунальной квартире на три семьи. В одной комнате
обитала старушка, в другой разместилась молодая семья с ребенком.
   Самая, как выяснилось позже, маленькая комната с окном во  двор  была
Эммина.
   - Кто там? - раздался в ответ  на  мой  стук  старческий  дребезжащий
голос.
   - Это из газеты. Можно мне с вами поговорить?
   - Щас. Щас открою.
   Щелкнул замок, и дверь со скрипом наполовину приоткрылась.
   -  А  у  вас  документик  какой-нибудь  имеется?  -  поинтересовалась
старушка. - А то ведь щас всяких навалом. Наговорят чего хочешь.
   Ого, прокол. Такого поворота я не ожидала.
   Пришлось срочно перекрашиваться в милиционера.
   Я обворожительно улыбнулась и сказала:
   - Вообще-то я из милиции, бабушка. Вот мое удостоверение личности. Не
хотелось сразу раскрываться, но вы как Штирлиц прямо.
   И продемонстрировала старушке свои корочки. Этот прием  почти  всегда
действует безотказно.
   Помогло и сейчас. Тем более освещение  на  лестничной  площадке  было
довольно тусклым. Старушка пропустила меня  внутрь  и,  включив  свет  в
прихожке, пытливо заглянула мне в лицо.
   - По моей жалобе, что ли, доченька?
   Опять прокол. Ни про какую жалобу я, само собой, ведать не ведала. Но
марку держать надо, однако.
   - Жалобу вашу еще не рассматривали, - нагло соврала я. - Так  что  по
другому вопросу. Про соседку вашу спросить необходимо.
   - Про какую соседку? Это про Эмку, что ли?
   Так я уж все обсказала. Чего еще? Пропала она, и все тут.  Уж  больше
месяца, матри, не появляется, - недовольно проворчала старушка, которая,
видимо, очень надеялась на помощь правоохранительных органов в  вопросе,
о котором мне ничегошеньки не было известно. Я не  оправдала  ее  тайных
надежд.
   Тем не менее не оказать любезность официальному лицу она не  могла  и
услужливо предложила:
   - Ну, вы проходите, проходите. Можно на кухню. Поужинаете  заодно  со
мной.
   - Да нет, спасибо. Вы мне лучше расскажите про Эмму все, что знаете.
   - - Да вы хоть пройдите и сядьте, - настаивала старушка.
   Мы прошли с ней в комнату, обставленную в духе  незапамятных  времен,
по ее старушечьему вкусу. Я села в кресло, накрытое плюшевой накидкой, и
осмотрелась.
   Кровать с панцирной сеткой, комод в углу у окна,  на  нем  старенький
черно-белый телевизор, рядом массивный шифоньер с  зеркалом  на  средней
дверце. Стены завешаны фотографиями, пожелтевшими от времени.
   Я бегло просмотрела снимки.  На  самом  почетном  месте  под  стеклом
висела цветная фотография еще нестарого,  лет  сорока  пяти,  мужчины  с
вьющимися темными волосами с проседью. Она привлекла мое внимание еще  и
по той причине, что левый глаз у этого человека отличался от правого.
   Зрачок в нем был не круглый, как обычно, а имел  несколько  вытянутую
форму. И лицо у него  было  кругленькое  такое,  странное.  Заметив  мой
взгляд, хозяйка пояснила:
   - Сынок это мой. Болен он, сердешный. В  больнице  вот  опять  лежит.
Несчастный он у  меня.  -  И  старушка  любовно  погладила  заскорузлыми
пальцами фотографию и села на стул напротив меня.
   - Ну, что вам про Эмму-то рассказать? Доигралась небось.  Куда-нибудь
втюхалась. Она ж непутевая.
   - Да?
   - И-и... - протянула бабулька, - я давно говорила,  что  такая  жизнь
добром не кончится. Так оно и вышло. Не  работала  нигде,  все  билетами
какими-то торговала. Мужики толпами ходили. Да что  теперь  говорить-то?
Уж и не знаю, жива она, нет ли? Мы ведь от нее  добра-то  и  не  видали.
Постоянно с ней ссорились. Выйдет, бывало, на кухню, пьянющая вся такая,
вином от нее разит, как от мужика, и ну свои порядки устанавливать. А ты
молчи... Не дай бог, еще и  хахаль  выскочит,  тогда  и  вовсе  беды  не
миновать. Сколько раз милицию вызывали.  Только  что  толку?  Кому  надо
разбираться с пьяной бабой? А у меня сын больной. Просто  каторга  была,
когда мой Сашенька дома, а она шумит и шумит, шумит и шумит.  А  у  него
боли головные страшные. Это ж наказанье господне.
   - А когда она пропала?
   - Да пятого сентября утром как ушла,  так  и  не  вернулась.  Дату  я
хорошо запомнила. Прямо ж в этот день  ваши  работники  ее  искать-то  и
начали.
   А если ты, доченька, из милиции, то почему ж  не  знаешь,  когда  она
пропала?
   Вопрос резонный. Но я быстро нашла выход из положения: объяснила, что
я   из   другого   отделения   милиции,   где   личностью    Замотыриной
заинтересовались тоже в силу некоторых обстоятельств.
   И  что  мне  поручено  перепроверить  факты.  Старушка   благополучно
проглотила мою ложь и больше провокационных вопросов не задавала.
   Итак, Эмма Замотырина пропала  в  день  смерти  Анастасии  Калякиной.
Чрезвычайно любопытное совпадение.
   - А родственники у нее есть какие-нибудь?
   Старушка махнула рукой и укоризненно покачала головой:
   - Мать вроде как, в деревне живет. Так она ни разу к ней и не ездила.
Нет, вру. Один раз ездила.
   Только давно это было. Вот так растишь, растишь...
   А они потом и не вспомнят.
   Хозяйка взгрустнула, а потом ни с того ни с  сего  перевела  разговор
совсем на другую тему:
   - Вот вы из милиции... Помогите нам, заберите ирода с третьего этажа.
Он мать свою совсем замучил. Она устала двери менять. А он их колошматит
и колошматит. Никакого спасу от него нет.
   Воюет и воюет. Дружок Эмкин, кстати сказать. Помогал  ей  эти  билеты
продавать.
   - Какие билеты?
   - Ну, эти, "Русское лото". А зовут его Мишкой.
   Тоже нигде не работает, на материной шее сидит.
   Все обещает, что на этих билетах заработает. Да и где  ему  работать?
Его уж откуда только не выгоняли... Пьет ведь, ирод.  Два  дня,  бывало,
походит на работу, потом пьет неделю. Кто такого держать-то будет? Знамо
дело, никто не будет. Вот и шалберничает.
   Я туманно пообещала разобраться с  иродом  и  вновь  направила  мысли
старушки на Замотырину.
   - Капитолина Семеновна, а во что была одета  Эмма,  когда  уходила  в
последний раз из дома?
   - Так юбка же на ней красная была и кофта блестящая. Она все  лето  в
этом наряде проходила.
   Ваши-то про наряд тоже спрашивали.
   - А комнату ее посмотреть можно?
   - Закрыта она, комната-то.
   - Ничего, я открою.
   - Вот она, ее комната. Только ведь нельзя в  комнату-то.  Ваши  же  и
сказали. А тут Валерка с Люськой живут. Их сейчас  дома  нет.  Они  люди
хорошие. Я с ними лажу.
   Мне пришлось проникнуть в жилье Замотыриной незаконно. Но у меня свои
законы. И только соблюдая их, я могу добиваться определенного успеха.  А
старушку я успокоила, сказав, что у меня есть на то право.
   Осмотрев комнату Эммы, я  прихватила  портрет  хозяйки,  стоявший  на
маленьком телевизоре. Жилище ее выглядело довольно убого,  лишних  вещей
не было. Да какие там лишние, если здесь, кроме телевизора,  полупустого
шифоньера и дивана с грязной обивкой, ничего больше и не было? На всякий
случай досмотр я провела довольно тщательно. И ничего, что могло навести
на след Эммы, не обнаружила.  Да  и  немудрено:  до  меня  тут  работали
профессионалы. Они тоже свое дело неплохо знают. Не одна Татьяна Иванова
такая умная-разумная.
   Я закрыла комнату, и мы со старушкой прошли на кухню, где уже закипал
чайник.
   - Ты садись, дочка, к столу. Это мой.
   На кухне стояли три стола, по внешнему виду которых  можно  набросать
приблизительный  портрет   хозяев.   Стол   Капитолины   Семеновны   был
деревянным, окрашенным такой же коричневой краской, что и табуретка,  на
которую я уселась. Судя по возрасту стола и по его цвету,  можно  вполне
предположить, что его обладатель - человек пожилой.
   И более-менее опрятный.
   Стол по соседству - современный, покрытый белоснежным  пластиком.  За
ним, смею думать,  обедает  та  самая  молодая  чета,  про  которую  мне
говорила старушка.
   А вон  тот  стол,  в  углу  около  газовой  плиты,  явно  принадлежит
человеку, которому давно наплевать, где он ест, на чем спит и что носит.
Хотя, возможно, я излишне придирчиво отношусь к  его  хозяйке,  ведь  ее
целый месяц дома нет.
   Старушка принялась заваривать чай.
   - А мать Эммы жива?
   - Да кто ж знает, жива она или нет.  Эмке  никто  не  нужен.  И  мать
родная тоже не нужна. - При этом старушка неистово перекрестилась:
   - Прости меня, господи, за злословие. А  мать-то  ее  под  Аткарском,
кажись, живет. Эмка тогда долго у нее гостила, когда к  ней  ездила.  Мы
хоть отдохнули немного.
   - А когда это было?
   - Ой, дай бог памяти. Года три назад, наверное. Или три с  половиной.
Я уж не помню сейчас.
   И три года назад Настя видела Эмму именно в Аткарске.  Значит,  Настя
не ошибалась. Эмма - та самая женщина, которую в свое время  подозревали
в убийстве.
   - Капитолина Семеновна, а какие-нибудь особые приметы у соседки вашей
имелись?
   Старушка, не задумываясь, назвала их.  Видимо,  на  такой  вопрос  ей
пришлось отвечать не один раз, причем совсем недавно - моим  коллегам  в
мундирах. Особыми приметами Замотыриной были родинка на  правой  щеке  и
наколка в виде бабочки на левой ягодице.
   - Она ж, хабалка, летом-то, когда жарко, постоянно  в  купальнике  по
квартире ходила. Ни стыда,  ни  совести.  Тьфу,  -  старушка  в  сердцах
сплюнула.
   Я достала из сумочки фотографии Насти и Ирочки.
   - Скажите, Капитолина Семеновна, кто-нибудь из этих женщин заходил  к
Эмме?
   Старушка, сходив за очками, внимательно  рассмотрела  снимки.  Ирочку
Капитолина Семеновна никогда в своем  доме  не  видела.  А  взглянув  на
Настину фотографию, улыбнулась.
   - Так это ж медсестра из больницы, где мой Сашенька лечится.  Он  про
нее только хорошее говорит. А однажды,  когда  он  убежал  из  больницы,
Анастасия Васильевна за ним приезжала. Ни с кем другим  он  вернуться  в
больницу ни в какую не соглашался. Она даже не дежурила в тот день,  так
ее специально вызвали. О-очень хорошая женщина.
   Теперь понятно, в какой больнице часто пребывает бедный  Сашенька.  И
почему его так сильно  раздражают  внешние  шумы  -  Анастасия  Калякина
работала медсестрой в психушке.
   - Анастасия Васильевна-то как Эмку увидела, так и спросила: "А  мы  с
вами, кажется, знакомы?
   В Аткарске встречались. Помните?" А Эмка ей:
   "Вы ошиблись, женщина". И с кухни-то шасть в свою комнату.  Анастасия
Васильевна порасспросила меня, правда, про Эмку-то.  А  что  я  про  нее
знаю? Знаю только, что она, окаянная, нам всю плешь проела.
   Итак,  Анастасия  Васильевна  встретилась  с  Замотыриной  совершенно
случайно. Наталья была права.  Но  к  Эмме  она,  по  словам  Капитолины
Семеновны, никогда не приходила.
   Что ж, имеется еще Мишка-ирод, лучший друг Замотыриной.  Может  быть,
он подкинет фактик, который стоит внимания?
   Однако, к моему великому сожалению, Мишка-ирод, надравшись в стельку,
мирно почивал, чему несказанно радовалась его  мама,  сухонькая  забитая
старушонка. Не тому, конечно же, что он надрался,  радовалась,  а  тому,
что ей сегодня удалось его "уталдыкать". Небывалый почти случай.
   - Ради Христа, не надо его будить, ласковая ты моя. Ни в коем случае.
А то мне потом всю ночь по соседям прятаться придется. Он же ведь  такой
непутевый.  Завтра  приходи.  Часов  до  одиннадцати  теперь,  может,  и
проспит. А потом опять пойдет на работу устраиваться. Каждый день ходит.
И пьяным вдрызг возвращается. Он все в контору  какую-то  ходит.  Только
никак не дойдет. Все обещает  мне  агентом  по  распространению  билетов
устроиться. Уж и не знаю, возьмут ли его. Он ведь паспорт свой  потерял,
ирод этакий. А без паспорта кто ж ему такое дело-то  серьезное  доверит?
Непутевый он, говорю же. В кого только и уродился?
   Путевые-то все на заводе вон работают. А этот... Да что  о  нем  речь
вести? - Старушка  устало  махнула  сухонькой  рукой  с  просвечивающими
сквозь истонченную сухую кожу набухшими жилками.
   На том я и покинула заплесневелый замотыринский дом. А интересно  все
же, что там было, три года назад, в Аткарске?  Но,  пожалуй,  сейчас  не
стоит лезть в дебри и что-то про то старое убийство копать.  Вряд  ли  в
моем деле будет от этого польза.

Глава 6

   Странный мужчина среднего возраста без  определенных  занятий  -  так
можно охарактеризовать  Виктора  Ивановича  Валентинского,  изготовителя
"клопа" - радиопередатчика, в данный момент покоившегося в моей сумочке.
А вообще-то он пенсионер. Но человек просто уникальный.
   Мастер Левша ему в подметки не годился бы, а в Америке, например, или
в другой цивилизованной стране он бы уж точно жил припеваючи. Его  хобби
- всякие-разные электронные штучки, которые он изготавливает сам и часто
пробует их действие на соседях или просто знакомых людях.  Если  сказать
точнее, он увлекается изготовлением подслушивающей аппаратуры.
   Виктор Иванович, чудаковатый  престарелый  холостяк,  ведет  довольно
странный образ жизни: тщательно следит за своим драгоценным здоровьем  -
соблюдает всякие умопомрачительные диеты, которые иным  знающим  в  этом
деле толк людям неведомы, занимается изобретенной им самим гимнастикой и
так далее. Звездными летними  вечерами,  например,  он  прогуливается  в
зимнем пальто и шапке с целью их проветривания. Так Валентинский спасает
вещи, приобретенные еще при царе Горохе,  от  моли.  Ну  очень  странный
человечек.
   При этом он абсолютно уверен, что и все другие люди должны  жить  так
же и перенимать его опыт.
   А поскольку опытом он делился только с людьми близкими по  духу  -  к
таковым, по его глубокому убеждению, относилась я,  -  то  слушателей  у
него было чрезвычайно мало. Зато на них-то, близких, он  отыгрывался  на
полную катушку.
   Так  что  беседа  обещала  быть  долгой  и  "плодотворной".  И  я  не
сомневалась, что вернусь домой, обогащенная новыми знаниями  о  здоровом
образе жизни.
   Виктор  Иванович  любит  бренди.  Вышеназванный  напиток  делает  его
болтливым. Даже излишне.
   Но без бренди он может утаить нужную мне информацию. Продажа  частным
порядком  самопальных   подслушивающих   устройств   -   дело   уголовно
наказуемое. Посему без животворящего напитка он станет  болтать  лишь  о
профилактике здоровья, а  по  этой  части  он  чрезвычайно  просвещенный
человек.
   Оставив машину на платной стоянке около "Дома торговли", я обзавелась
вышеозначенным  бренди  и  отправилась  пешком  на  улицу  Курскую,  где
проживал Валентинский. По случаю встречи  с  ним  придется  возвращаться
домой на такси. Бренди -  это  вам  не  "Монастырка",  господа.  Что  ж,
издержек производства не всегда удается избежать.
   Зато Виктор Иванович наверняка поможет мне  кое  в  чем  разобраться.
Главное, захватить  его  бодрствующим.  Если  он  успел  уже  улечься  в
постель, вся моя суета с напитком окажется напрасной.

***

   - Кто? - раздалось в глубине квартиры.
   - Таня Иванова, частный детектив.
   Про частного детектива можно было не добавлять. Мне  было  достаточно
назваться Таней.  Дверь  моментально  распахнулась.  Виктор  Иванович  в
спортивном костюме стоял передо мной собственной  персоной.  И  радостно
улыбался. Совершенно очевидно, что он мне обрадовался.
   - Танечка, милая вы  моя,  какими  судьбами  вас  занесло  в  обитель
старого холостяка? Я безумно рад, просто счастлив, что вы не забыли  про
меня. Я как будто знал, что вы сегодня придете. Поэтому и спать не  лег.
Решил позаниматься собой подольше.
   Я ему приветливо улыбнулась и  поспешила  заверить  его,  что  ужасно
соскучилась.
   В прихожке у него лампочка довольно тусклая.
   Виктор Иванович очень экономный человек, во-первых. А  во-вторых,  он
считает, что яркое освещение разрушает  сетчатку  глаза.  Почему-то  это
распространялось лишь на те помещения, где Виктор Иванович не  занимался
своими самопальными штучками. В комнате совсем другое освещение.
   Наверное, именно по этой причине я не сразу поняла, что  произошло  с
лицом моего друга.
   А когда он провел меня в комнату, я догадалась, кого он  мне  сегодня
напоминает - ежика. Отовсюду, откуда можно, у него торчали иголки. Самые
что ни  на  есть  обыкновенные,  только  разномастные:  и  те,  которыми
вышивать можно, и те, кот