"спасибом" ты на этот раз не отделаешься!
   - Естественно: вот только поправишься... Генерал уже выразил  желание
встретиться с тобой лично.
   Папазянчик прочистил горло: он и так молчал подозрительно долго:
   - Какая трогательная  сцена:  седой  генерал  благодарит  и  отечески
напутствует  молодую  патриотку,  едва  не  отдавшую  жизнь   за   новую
демократическую Родину... Меня прямо-таки слеза прошибла! И как  всегда,
ФСБ пожинает лавры спасителей  отечества  и  получает  ордена,  а  Гарик
Папазян с прочими ментами, подставлявшие шкуры  под  пули,  получают  по
заднице от своего полковника за самоуправство - только и всего...
   - Ну, во-первых, орденов еще никто не получал, капитан. И вроде бы не
планируется: не за что! Акмерханова мы, грубо говоря, прохлопали.  Да  и
вы, кстати, тоже. Ну да, ладно. В конце концов, взял его ты, Папазян,  и
вот тут-то полковник  Колесниченко  свои  лавры  никому  не  уступит.  А
во-вторых...
   - Вот то-то и оно - полковник Колесниченко!
   Все полковники одним миром мазаны.
   - Хм... Посмотрим, что ты запоешь, когда сам полковником  станешь.  А
во-вторых...
   - Ах что вы, что вы... Гарик Папазян до этого не доживет.
   - Разговорчики, капитан! Не  заставляй  меня  поступать  с  тобой  по
уставу... Во-вторых, я хотел сказать, что ты не так далек от этой  цели,
как тебе кажется. Самоуправство самоуправством, а Колесниченко прекрасно
знает, кому он обязан задержанием Акмерханова. И не только он один.  Так
что... Ладно уж, скажу вам, хоть это и  не  моя  компетенция.  В  общем,
готовь дырки под майорские звездочки, капитан!
   Слушать их было сплошное удовольствие, но именно теперь - увы! - я не
могла им насладиться в полной мере. Слишком многое еще надо было узнать,
а врачиха могла выставить визитеров в любую минуту.
   Поэтому решила прервать  этот  диалог,  не  удержавшись,  правда,  от
ехидства:
   - Еще одна  трогательная  сцена:  умудренный  опытом  старший  офицер
отечески напутствует молодого горячего капитана. И не важно, что  "отец"
и "сынок" почти одногодки и вся разница между ними -  в  званиях,  да  в
названиях "фирм", которые, что характерно, обе не вяжут веников.  Теперь
и меня слеза прошибает!
   Нет, вы мне вот что объясните: какого черта  ты,  Гарик,  оказался  в
Гаевке, когда я ждала там ребят из ФСБ? - Не дав  Папазянчику  ответить,
тут же повернулась к Кедрову:
   - Святой отец тебе звонил, Сергей Палыч?
   Но первым ответил все же Гарик:
   - Ты имеешь в виду падре Леопольда Крайновского,  дорогая?  Не  знаю,
звонил ли он Сергею Палычу, а вот мне -  точно  звонил.  Причем  называл
почему-то именно Сергеем Палычем, пока я популярно не объяснил, что я  -
Гарик Хачатурович. Может быть, святого отца попутал бес, а  может,  одна
наша общая знакомая так зашилась на своем частнодетективном поприще, что
перепутала телефоны своих "служб спасения". Не знаю, не знаю! Во  всяком
случае, Крайновский уверял меня, что набрал  тот  самый  номер,  который
дала ему ты. Клялся и божился, что  ошибка  исключена:  мол,  у  него  с
цифрами полный порядок.
   Да и я тоже думаю:  если  не  ты  сама  назвала  ему  мой  контактный
телефончик, которого нет в справочнике, то откуда же он его узнал?
   - Гарик... Значит, я вместо кедровского номера продиктовала Леопольду
твой? Не может быть!
   Я готова была провалиться сквозь землю: так  осрамиться  сразу  перед
двумя коллегами.
   - Вай-вай-вай, отчего же не может, дорогая?
   Я польщен: стало  быть,  Гарик  Папазян  засел  в  твоем  подсознании
гораздо крепче, чем  какой-то  Кедров,  хоть  он  и  представляет  столь
серьезную организацию.
   Мы все рассмеялись, причем я - довольно принужденно,  пытаясь  скрыть
смущение. Выходило, что балаболка Гарик прав насчет подсознания,  а  мне
очень не хотелось это признавать...
   - Вот таким вот образом ты, Татка, и лишила  меня  лавров  победителя
Лечи  Акмерханова,  знаменитого  террориста,  -  отшутился   Кедров.   -
Крайновский позвонил Папазяну, думая, что звонит мне. Ну а остальное  ты
легко можешь дорисовать в своем воображении: Гарик  Хачатурович  вытянул
из святого отца всю душу вместе  с  информацией  и  помчался  штурмовать
"Башню". Но так, как получилось, - к лучшему.
   Падре не смог  бы  все  равно  до  меня  дозвониться,  потому  что  я
позавчера вечером был далеко от Тарасова.
   Возникло, понимаешь, одно неотложное дельце на границе с Казахстаном.
   - "Посылка" в Ичкерию? - догадалась я.
   - Она самая.
   - Значит, перехватили? Но как?
   - А ты думаешь, старушка, без твоей помощи  ФСБ  и  шагу  ступить  не
может?  Ошибаешься.  Да,  мы  упустили  Акмерханова,   но   знали,   что
группировка Кравчука затевает серьезное дело. Кстати, зря ты думала, что
деятельность  "скромного  заместителя   директора   рынка"   совсем   не
интересовала компетентные органы. Интересовала, да еще как!  И  не  один
твой клиент Тагоров считал, что "спруту" пора обрубить щупальца...
   Я вытаращила глаза: слова про спрута я говорила не Сереге, а  Гарику!
Ну, что-то я уже совсем ничего не понимаю...
   - Между прочим, в деле базарной мафии ФСБ и  УВД  работали  в  тесном
контакте, коллега. Усекаешь, о чем я?
   Оба моих друга хитро переглянулись и в один голос продекламировали:
   - Фирмы веников не вяжут!
   За разговорами мы не услышали, как  по  коридору  простучали  строгие
каблучки, и опомнились только тогда, когда докторша заглянула в палату.
   - Вы еще здесь? На выход, прошу на выход. Вы мне обещали не  утомлять
больную!
   После  этого  сурового  выговора  и  фээсбэшник,  и  мент   выглядели
проштрафившимися школьниками, которых застигла врасплох учительница.
   - Уходим, уходим. Доктор, еще минуточку!
   - Даю две минуты. Но не больше.  Вы  же  не  хотите  сорвать  Татьяне
водные процедуры, правда?
   Когда врач вышла, Сергей поднялся со стула:
   - Мне и в самом деле пора, Татка: дел куча! Извини,  что  нагрянул  к
тебе экспромтом, без цветов. Замотался, понимаешь... Да у тебя тут и так
дендрарий, я смотрю. Денька через два, говорят,  будешь  как  новенькая,
тогда и поговорим. Да, чуть  не  забыл:  падре  Леопольд  передает  тебе
пламенный привет и свое благословение. Кстати, он вчера к тебе  заходил,
но его не пустили: вы, Татьяна Санна,  изволили  отдыхать.  Сказал,  что
сегодня еще зайдет обязательно.
   -  Спасибо.  Ах,  Леопольд!  Он  просто  душка,  -  произнесла  я   с
придыханием и метнула мстительный взгляд в сторону Папазяна. - Даром что
святой отец...
   Серый приложился к моей щечке.
   - Ты идешь, капитан?
   - Валите, валите, коллега. Я догоню.
   Проводив глазами дородную кедровскую фигуру  в  белом  халате,  Гарик
интимно наклонился ко мне.
   - Хотелось бы, дорогая, хоть одним глазком взглянуть на  твои  водные
процедуры. Может, я под кроватью посижу, а?
   Я искренне расхохоталась.
   - Не советую, Папазянчик. Может случиться беда.
   - Какая?
   - На всю оставшуюся жизнь пропадет охота!
   - Ну, ара! Страсти  какие.  Что  же  они  тут  с  тобой  делают,  эти
эскулапы?
   - Во всяком случае, ничего более страшного, чем делали те, в "Башне".
И особенно - что могли бы сделать.
   Шаловливая улыбка мгновенно стерлась с лица Гарика.  Ее  место  занял
жутковатый оскал: он появлялся всякий раз, когда заходила  речь  о  тех,
кто "по ту сторону". Как у Высоцкого:  "Улыбнемся  мы  волчьей  усмешкой
врагу..."
   - Знаешь, Таня-джан.., прости ты меня!  Зато,  что  упустил  тебя  на
рынке позавчера. Не я,  конечно,  упустил  -  ребята,  но  все  равно  я
виноват!
   Чтобы Гарик Хачатурович  просил  прощения,  да  еще  так  смиренно...
Поистине, сегодня день сюрпризов!
   - Брось отливать пули, Папазянчик. Ты ни в чем не виноват, сама дура!
Вот и внутренний голос меня предупреждал...
   - Нет, ара! Я должен был послать на "Южный"  старых  сыскарей,  а  не
малоопытных юнцов. Немудрено,  что  Кохнадзе  обвел  моих  людей  вокруг
пальца.
   И ведь именно в этот день ты сама сунула голову в  петлю!  Но  откуда
мне было про то знать... Вай, Таня-джан, Таня-джан!
   Гарик смятенно замолк, и только глаза да пальцы, которые он  просунул
между моих и забыл убрать, выдавали клокотавший в нем вулкан.  Все  это,
должна сказать, вызывало во мне  определенные  ассоциации,  и  они  были
чертовски приятны.
   - Да, дорогая!  Я  все  забываю  спросить  тебя  о  главном:  как  ты
выбралась из подвала "Башни"? Что подземным ходом - понятно, но как тебе
удалось?
   Мне стало стыдно: я тоже забыла об этом.
   - Али! Гарик, помнишь, позавчера, в Гаевке, я говорила тебе про Али?
   - Помню, но тогда я ни черта не понял, признаться. Думал, ты бредишь.
Только потом дошло, что ты, видимо, говорила  про  Алика  Кадыр-оглы  по
кличке Али, боевика из группы Акмерханова, который был с ним.
   - Да, да! Что с ним? Это же он спас меня, Гарик!
   - Али? Ты, наверно, шутишь...
   Папазянчик посмотрел на меня с таким выражением, как будто я все  еще
бредила.
   - Какие там шутки! Если б не этот парень, я бы не беседовала сейчас с
тобой. Али спас мне жизнь, и не один раз, а трижды! Он жив?
   - Вай-вай-вай... Алик Кадыр-оглы, головорез из  головорезов!  Честное
слово, дорогая, если б эту сказку рассказал мне кто-нибудь другой, а  не
ты, я бы поднял его на смех. "Спас жизнь"... И каким же образом, позволь
узнать?
   - Ах, да какая разница! Я потом тебе расскажу.
   Он жив, Гарик? Что ты молчишь?
   Папазян опустил глаза:
   - Нет, Таня-джан. Когда мы ворвались в подвал, он был уже мертв.  Там
была целая куча трупов: кто-то нам хорошо подмогнул.
   Настала моя очередь опустить глаза. Гарик обеими  руками  повернул  к
себе мое лицо:
   - Он был всего лишь бандит, Таня-джан!
   - Я знаю! Но он  спас  мне  жизнь,  понимаешь?  Он  просил  меня  его
помянуть, если останусь жива...
   - Вот и помяни, если так. И все-таки он был  бандитом.  И  он  мертв!
Рано или поздно это случается  со  всеми  бандитами,  ара.  А  я  живой,
здоровый и без пяти минут майор милиции. И еще я тебя люблю. Не  забывай
об этом, дорогая!
   - Ты меня.., что?
   - Ничего. Просто пошутил, чтоб тебя развеселить.  А  ты  и  поверила,
глупенькая?
   Гарик слизнул с моей щеки соленую слезинку  и,  выпрямившись,  сделал
мне "салют". Я провожала его глазами, уже улыбаясь. Это один  из  особых
талантов Гарика: в конце концов он всегда заставляет меня улыбаться.
   "Весьма ценное качество, Таня дорогая. Особенно в семейной жизни",  -
узнала я знакомый, но какой-то ослабленный голос.
   - Что-что? - вслух возмутилась я.
   "Ничего, ничего - голос окреп. - Я только хотел сказать следующее:  а
не пригласить ли тебе  все-таки  Гарика  Хачатуровича  Папазяна  в  свою
спальню? Хотя бы просто так, на экскурсию... Мне кажется,  такая  дружба
выдержит любую проверку!"
   Ну вот, опять внутренний  голос  прорезался.  И  даже,  черт  бы  его
побрал, не совсем глупо вещает. Наверное, "клиническая смерть" пошла ему
на пользу...
   Значит - живу!



   Марина СЕРОВА 
   СПЕКТАКЛЬ ДЛЯ ОДНОГО ЗРИТЕЛЯ 
 
 
   ONLINE БИБЛИОТЕКА tp://www.bestlibrary.ru 
 
Глава 1 
 
   Господи, неужели это правда? Выдалась-таки  свободная  неделька.  Это
позволило мне навести мало-мальский порядок в моей квартире. Как сказала
бы моя знакомая парикмахерша - эх, только мужика сейчас не хватает!
   Телевизор уже битых полчаса  показывал  нашего  дорогого  президента,
который  в  беседе  с  человеком,  похожим  на  Генерального   прокурора
Российской Федерации, плохой игрой средненького актера пытался заставить
российского телезрителя поверить в  то,  что  в  ближайшую  пятилетку  с
преступным  миром  в  стране  будет  покончено.  В  это,  конечно,  мало
верилось, но президент, как мог, убеждал, а  прокурор  в  ответ  задавал
ничего не значащие отрепетированные вопросы.
   По Станиславскому, это называлось "проговаривать  слова  и  хлопотать
мордой".  Так  говорят  об  актерах,  которые  за  недостатком   таланта
используют ремесло взамен искусства переживания.
   Эта почти бессвязная речь государственного шефа мне порядком надоела,
как,  видимо,  и  остальным  россиянам,  сидящим  в  данный   момент   у
телевизора.
   В  качестве  альтернативы  я  решила  пройти  на  кухню  и   включить
электрический чайник. Очень уж захотелось выпить  кофейку  и  перекусить
есенинскими пирожными из "Литературного кафе".
   Я вернулась в  комнату  с  кофе  и  пирожными.  Речь  президента  уже
закончилась,  и  в  программе  новостей   передавали   счет   последнего
футбольного матча. Это меня тоже мало интересовало.
   Затем последовала реклама. Клаудиа Шиффер  настойчиво  трясла  своими
роскошными волосами и  рекламировала  посредственный  шампунь  "Хэд  энд
Шолдерс". Интересно, чем она моет волосы на самом деле?
   Я выключила телевизор, потому что должен был последовать мексиканский
телесериал для  постсоветских  пенсионерок.  Сами  понимаете,  я  к  ним
отнести себя никак не могу.
   "Чем же мне заняться?" - неожиданно возник в моей голове вопрос.  Вот
ведь странное дело: настолько привыкла уже  заниматься  каким-то  делом,
что, как выдается свободная минута, уж и  не  знаешь,  куда  себя  деть.
Чтобы немного успокоиться, я  включила  музыкальный  центр  и  поставила
новый концерт Мадонны.
   Затем достала свои любимые магические косточки, и они немного  погодя
с мелодичным звуком рассыпались по полированной глади круглого стола.
   Комбинация 31+11+22 говорила о том, что "хоть он ваш друг, но  истина
дороже".
   Хм, о чем же идет речь? На минуту я задумалась,  но  вскоре  оставила
эти мысли, так как гадание на костях еще никогда меня  не  подводило.  И
стоило  отдаться  течению  событий,  которые   неминуемо   должны   были
последовать. В конце концов, мы мало представляем, что жизнь подарит нам
в следующий момент.
   Хотелось бы верить, что ничего особо страшного в ближайшем будущем не
произойдет.
   Неожиданно в прихожей послышался звонок, своеобразно  воспроизводящий
музыкальную фразу из девятой симфонии Бетховена.
   "Кого это  черти  занесли?  Неужели  друзей,  дороже  которых  только
истина?" Летящей походкой я направилась к двери и прильнула к  "глазку".
Ах нет! Я же совсем забыла!
   Отойдя на минутку от двери, я поглядела на себя в  зеркало:  на  меня
смотрела изящная натуральная блондинка, которая еще вполне могла влюбить
в себя настоящего мужчину.
   Ну, теперь можно и открывать. Тем более что на  пороге  действительно
стоял мужчина, причем, как мне показалось, чем-то мне знакомый.
   - Ба! Да это ж Димка Лисицын! -  воскликнула  я,  радостно  распахнув
дверь.
   В одной руке Дмитрий держал букет красных гвоздик и коробку шоколада.
Что-то тяжеленькое, напоминающее бутылку, вырисовывалось в  целлофановом
пакете в другой.
   - Таня, я к тебе по делу, - прямо с порога начал Лисицын.
   - Дима, подожди о  деле!  Ты  здорово  похорошел...  -  Я  пристально
разглядывала его.
   Давно замечено, что есть сорт мужчин,  которые  с  годами  становятся
более импозантны. Некоторая солидность в сочетании с остатками молодости
делают мужчину ближе к тридцати весьма привлекательным для женщин.
   Я кокетливо стрельнула в него глазами.
   - Эх, Димка! Не получилось в свое время выйти за тебя замуж!  Ну  да,
видно, не судьба. А с Лизой у тебя все нормально?
   - С Лизой? - переспросил Лисицын и слегка замялся, неловко вручив мне
букет.
   Пока он снимал с себя кожаный плащ, я подумала о том, что ну чем черт
не шутит. Может, он пришел ко  мне,  так  сказать,  свататься...  Или  в
любовники набиваться? Ведь было у нас  в  прошлом  нечто  романтическое,
вплоть до задумки на построение  ячейки  общества.  Но  это  было  очень
давно, еще в десятом классе...
   Теперь даже смешно вспомнить об этом.
   - Слушай, Лисицын! - неожиданно встрепенулась я. - Не знаю, зачем  ты
ко мне пришел, но знаю одно - что бы там ни было в прошлом, Лиза,  можно
сказать, моя подруга. В конце концов, все мы учились в одном классе. И я
желаю тебе с ней крепкой и дружной семьи.
   - Да нет! - отмахнулся Лисицын. - Это не то, о чем ты  подумала.  Так
сказать, у меня другая, у тебя, наверное, другой... Я же сказал - пришел
по делу Тут все гораздо более серьезно, чем ты, наверное, подумала.
   По выражению лица  Димки  я  смутно  догадалась,  что  его  визит  не
очень-то похож на завязку любовной интрижки. Проводив гостя в комнату, я
усадила его в кресло и предложила кофе.
   Дмитрий Лисицын был моим одноклассником. За годы, что мы не виделись,
он превратился из жалкого троечника в известного  писателя.  Он  сочинял
любовные романы, и они хорошо раскупались. Печатался он под  псевдонимом
Бен-Лисовский.  Это  пошло  оттого,  что  моя  экстравагантная  школьная
подруга, а впоследствии жена Димки, Лиза Степанова, называла его  просто
Бен.
   Сама же Лиза после школы поступила в театральное училище,  с  успехом
его окончила и работала актрисой в Тарасовском драматическом театре.  И,
надо сказать, в среде  артистической  богемы  эта  яркая  и  незаурядная
личность нашла себя. Как злословили про нее  наши  общие  знакомые,  она
успешно наставляла рога своему верному мужу и делала это неоднократно  и
с удовольствием. Хотя сейчас, в эпоху разнузданных  сексуальных  нравов,
это и не выглядело особым криминалом.
   С другой стороны, такие личности, как  Лиза,  хорошо  знают,  где  не
дозволено переходить грань. Но если даже это и имело место, то  вряд  ли
столь часто, как склонны сгущать ситуацию злые языки.
   Сам же Димка, или Бен, как его, видимо, теперь  надо  было  называть,
был страстно влюблен в свою жену. Такая ситуация с  мужчинами  случается
редко.
   - Ну, так что же стряслось? - спросила я, глядя на  то,  как  Лисицын
хмуро начал пить свой кофе.
   Немного помолчав, Бен поставил  чашку  на  стол,  попросил  выключить
музыку и начал:
   - Знаешь, Танюша... Как бы тебе это сказать... но...Лиза пропала.
   - Как пропала, ты что? - забеспокоилась я.
   - Начну с самого начала. - Лисицын достал сигареты и закурил.  -  Два
года назад, когда я  еще  был  не  столь  знаменит,  начиная  свой  путь
литературным  негром,  так  сказать,  учеником-беллетристом  с  большими
запросами, у нас нередко возникали  материальные  трудности.  В  театре,
сама понимаешь, платят мало, а у меня фактически  не  было  работы...  В
общем, в это самое время Лиза ушла со сцены, окончила курсы менеджеров и
устроилась на работу в фирму  по  продаже  недвижимости,  в  "Панораму".
Может, слышала про такую?
   Я пораскинула мозгами, но, откровенно  говоря,  этих  фирм  по  всему
Тарасову развелось столько, что ничего не отыскалось  в  закоулках  моей
памяти, связанное с этим названием.
   Тем временем Бен продолжал:
   -  Руководит   этой   фирмой   некто   Исмайлов   Аслан   Гусейнович,
азербайджанец.
   Я задумалась.  Насколько  я  знала,  представители  народов  Кавказа,
открывающие фирмы в России, обычно придерживаются земляческого  принципа
- то есть берут на работу только своих, но правило это  касается  только
мужчин. Иметь в сотрудницах россиянок им  весьма  приятно.  Атакую,  как
Лиза, о которой даже я, женщина, могу сказать: "Ну просто красавица!"  -
тем более.
   Но... Обычно руководство, по моим соображениям, требует  определенной
доли внимания к своим естественным мужским  потребностям.  Ну,  то,  что
Лизка, если надо, могла гульнуть, это понятно.  Но  для  Бена  она  была
святая, переубедить его в этом было сложно.
   Я вздохнула.
   - Понимаю, о чем ты сейчас подумала, - сказал Бен. - Однако  то,  что
говорят злые языки, совершенная не правда. Лиза - порядочная женщина.  Я
прекрасно знаю, что ее домогался Исмайлов, да и не только он. В какой-то
степени мне даже льстит то, что у меня, до недавнего времени  неудачника
по жизни, наверное, самая красивая жена во всем городе.
   Я про себя усмехнулась. Лисицын всегда  считался  романтиком,  и  его
сложно  было  спустить  с  небес  на  землю.  Отличаясь  категоричностью
суждений,