страстей  и  совершенно   диких
обстоятельств! Вот и не верь, что в наше время не  бывает  шекспировских
драм.
   Лена и Филипп остались в России.  Брат  Эвелины  и  Лены,  тот  самый
несчастный Васик, был также помещен в клинику. И выйти оттуда  в  скором
времени у него шансов неизмеримо меньше, чем у Баскера.
   Смерть Вавилова наделала много шума. Но  так  как  за  ним  открылось
много грешков и темных делишек, то это посчитали естественным концом его
карьеры.
   Бельмов опубликовал громкую статью, в которой живописал  ужасы  этого
дела и геройство бравых парней из "Атланта". С учетом  первой  статьи  о
том же деле, "черные псы Вили  Баскер",  чье  имя,  как  имя  Соловьева,
впрочем, не упоминалось, -  так  вот,  эти  милые  черные  псы,  похоже,
сделают ему имя. И  я  догадываюсь,  кто  заказчик  второй  статьи,  где
превозносится "Атлант" и втаптываются в  грязь  Селиверстов  и  Вавилов.
Причем статья была написана настолько живо, искренне и убедительно,  что
я невольно поверила в виновность Димы и  Дениса  Ивановича.  У  Бельмова
явный талант.
   Недавно я видела эту милую троицу. Они выходили из кафе, уже  изрядно
подшофе. Ну вот, стихами заговорила.
   - Что, гонорар продажного журналиста пропиваете? - спросила я.
   - Почему пр-рродажного? - осведомился Кузнецов, сияя всеми  тридцатью
двумя зубами.
   - Потому что на гонорар непродажного журналиста особо не  выпьешь,  -
смеясь, ответила я.
   - А ты-то лучше, что ли? - обиделся Бельмов.
   - Да ладно, не парься, родной, - иронично улыбнулась я, - лучше  тебя
уж некуда.
   Тот ухмыльнулся и тут же выдал  длинную  фразу,  лейтмотивом  которой
было нечто  вроде  сакраментального:  "Я  требую  продолжения  банкета!"
Причем  на  этом  празднике  жизни,  по  мысли  тотально  разбогатевшего
журналиста, немаловажное место отводилось и мне. Кузнецов и Казаков  тут
же без тени сомнения присоединились к сотоварищу. Я хотела отказаться  -
все-таки я не какая-нибудь восемнадцатилетняя девочка, а они  далеко  не
Тимофеев или Баскер, - но,  взглянув  на  то,  какие  умилительные  рожи
состроила троица, махнула рукой и извлекла из сумочки магические кости.
   - Как лягут кости, - насмешливо улыбаясь, сказала я.
   - Кости лягут костьми! -  завопил  Казаков,  вероятно,  имея  в  виду
непреодолимое желание увлечь меня в круговорот тотального алкоголизма.
   25+6+13
   Масса различных удовольствий и хорошее  отношение  к  вам  друзей,  -
продекламировала  я  со  скепсисом  в  голосе.  Что  и  говорить,  масса
различных  удовольствий  от   Кузнецова,   Казакова   и   иже   с   ними
представлялась мне весьма сомнительной перспективой. Впрочем, не идти же
мне наперекор судьбе. Мне пришлось согласиться.
   Отличительной особенностью вечерних алкогольных упражнений  компании,
в которую меня угораздило попасть,  было  постоянное  стремление  менять
место дислокации. Проще говоря, выпив по стопарику  в  одном  кафе,  они
немедленно шли в другое, привлекая всеобщее внимание траекторией  своего
движения и интеллектуальной беседой, в которой львиную  долю  содержания
составляли  восторженные  междометия,  нечленораздельные  восклицания  и
прочие  перлы  высокой  словесности,   обильно   сдобренные   элементами
народного фольклора.
   В третьем по счету кафе Бельмов повел душещипательный рассказ о  том,
как во время работы над статьей о загадке  виллы  Баскера,  в  его  руки
попала  некая  видеокассета  с  записью  чудовищной   языческой   оргии.
Действующими лицами в ней были доктор Соловьев, Эвелина Баскер и капитан
Вавилов. Но главной фигурой  там,  по  мнению  Бельмова,  была  огромная
собака, из тех, что убили на болотах. На ней сидела  одетая  в  какое-то
рванье Эвелина, а вокруг  бегал  доктор  Соловьев,  выделывая  шаманские
пассы руками. При этом  он  повторял:  "Никогда  не  наступит  рассвет!"
Капитан Вавилов сидел у стены с  изуродованным  ужасом  лицом  и  нелепо
таращился на происходящее.
   В пятом по счету кабаке Бельмов  заверил  меня  в  том,  что  капитан
Вавилов лежал на  алтаре,  вокруг  него  сгущалась  мистическая  тьма  с
выплывающей  из  нее   оскаленной   физиономией   Соловьева.   В   руках
психоаналитика блистал жертвенный нож с  запекшейся  на  лезвии  кровью.
Вокруг на помеле с рукояткой в форме сатанинского перевернутого креста с
числом  666  кружилась  измазанная  кровью  голая  Эвелина  и   хохотала
апокалиптическим смехом. Тут же сидели три чудовищных светящихся  пса  и
уныло тянули сатанинский гимн.
   На  переходе  от  седьмого  заведения   к   восьмому   к   обсуждению
подключились Кузнецов и Казаков, которые, по их же словам в пятом  кафе,
в глаза не видели кассеты. Они заверили меня, что собаки не только  пели
ритуальные  песнопения  чернокнижников,  но   и   вступали   в   гнусные
сексуальные контакты друг  с  другом,  а  равно  и  прочими  участниками
шабаша, включая капитана Вавилова.
   К счастью для меня, на этой радужной ноте всю троицу забрал  с  собой
проходящий мимо патруль ППС.
   Утром  по  зрелом  размышлении  я  пришла  к  выводу,   что   Бельмов
действительно видел какую-то кассету, потому что он не мог  знать  фразы
Соловьева,  обращенной  к  капитану  Вавилову:  "Никогда   не   наступит
рассвет!" Действительно, поведение капитана могло быть объяснено  только
какими-то сильными мерами воздействия на него  со  стороны  Соловьева  и
Эвелины. Где и как Бельмов получил эту кассету, зачем  вообще  Соловьеву
понадобилось ее записывать, узнать едва ли уже возможно, да и незачем...
   Надо сказать, что многие детали этого в высшей степени странного дела
так и не смогли получить внятного объяснения. Впрочем, может,  это  и  к
лучшему...