расиво  -  на  блюдечке  с
голубой каемочкой, как это и полагается. Но проблема - как Веру  убедить
отдать не свое? Заверениями и увещеваниями? Ее, не разбирающуюся в делах
покойного? Глупо. Достав из-за пазухи черный пистолет, которого  у  меня
отродясь не бывало? По крайней мере, красиво. Современно. Но тоже глупо.
Остается одно - напомнить ей о  "безопасности".  Как  она  запаниковала,
когда я затронула тему о выяснении авторов ограбления! Займемся рэкетом!
Но осторожно, поскольку я пока не в курсе дела. Вот и попробуй жить,  не
перебегая дорогу уголовному розыску. Хотя цели у меня другие,  как  я  и
доказывала Алле Анохиной во вчерашней телепередаче.
   Впереди на дороге, видимые издалека, появились мигающие стоп-сигналы.
Знак терпящих бедствие. Зима, мороз, ночь, безлюдье. Я, снизив скорость,
осторожно приближалась, вглядываясь в темноту. Трое мужиков в джинсах  и
белых мехах на обочине машут руками, просят остановиться.  Разглядев  их
хорошенько, давлю на газ и, набирая скорость, пролетаю мимо. Помочь  чем
можно в таком случае - дело святое, но их - трое мужчин,  а  нас  -  две
женщины, в хорошей машине, ночью, на пустой дороге.  Не  следует  лишний
раз искушать судьбу.
   Вера завозилась, то ли стараясь повернуться на бок, то  ли  собираясь
проснуться. Но раздумала и засопела дальше.
   Нехорошо я собираюсь с тобой поступить, девонька!
   То, что ты, будучи при деньгах, растерялась от бандитского  "наезда",
мне понятно. Касса должна лежать под запретом, пока не  улягутся  вокруг
нее страсти, и даже  после  этого  прикасаться  к  ней  следует,  крепко
подумав. Тем  более  я  под  ногами  пугаюсь.  Поприжала  тебя  немного,
пришлось рискнуть, раскрыться. А рассчитайся  ты  с  бандитами  легко  и
сама, до меня так или иначе все равно бы  дошло,  а  узнав  о  таком,  и
размышлять не обязательно -  все  сразу  ясно.  Второго  ты  не  хотела,
первого - не ожидала. Впрочем, госпожа судьба, я не ожидала тоже!  Кроме
того, получи бандиты от тебя сразу и сполна, скорее всего  вошли  бы  во
вкус, осознав, что не последнее отдаешь, и повторили бы процедуру  через
некоторое время.
   С Пашей Явой я вопрос решу так, что ему, Вера, ни за что  не  понять,
кто из нас и откуда достал деньги. И прощальную беседу с ним буду  вести
вежливо, но в смысле - получил, мол, и отвали!
   Ах да, Лобан еще здесь. Месть оскорбленного мафиози. Забыла я о нем с
этой Верой. Ладно, сейчас для него не время, пусть на десерт остается.
   Теперь, Вера, следующее - компаньонов надо ублажить обязательно.  Это
справедливо  будет,  потеряли  они  немало,  и  не  по  своей  вине,   и
нежданно-негаданно. Да и платят они мне действительно.
   Возможно, я и бросила бы это дело на полдороге, оставила  бы  тебя  в
покое, а их с вымытыми шеями, если б не одно обстоятельство.
   До сегодняшнего вечера ты успешно играла роль сироты, у которой  злые
дяди отбирают последнее. Оказалось - не правда, но похоже было,  значит,
дар имеешь. Продолжаешь играть  дочь,  скорбящую  по  новопреставленному
родителю. Только почему же  разволновалась  так,  когда  зашла  речь  об
ограблении квартиры? И даже не об ограблении, а о грабителях?
   Это не наша мафия - раз. Точнее самой мафии об этом  знать  никто  не
может, а они не сомневаются. И не заезжие гастролеры - два. Те инкогнито
не работают, а прибывая на гастроли в очередной  город,  по  "понятиям",
обязаны объявиться местным авторитетам,  заявить  о  "выступлении"  и  с
каждого удачного дела отдать долю в местный общак. Иначе, по  "понятиям"
же, подлежат постановке на  "счетчик",  а  это  процедура  неприятная  и
закончиться может страшно.
   Так кто может быть  грабителем  или  грабителями,  при  упоминании  о
которых ты, Вера, начинаешь ежиться? Не твои ли это знакомые,  коли  это
тебя так задевает, и не впутана ли ты сюда каким-то  образом?  Каким?  А
они что, по гадальным костям  определили,  в  какой  из  квартир  города
Тарасова дожидается их заманчивая сумма? А кто, кроме тебя, мог знать об
этом с большей достоверностью? Отца  твоего  убить,  конечно,  не  хотел
никто, так получилось,  но  квартиру  обчистить  вполне  могли  с  твоей
подачи. И это предположение подлежит проверке. И если оно  подтвердится,
то буду тебя шантажировать им без пощады, пока не  выложишь  компаньонам
сумму, их удовлетворяющую. А из какого источника она воспоследует  -  из
оставленного тебе отцом или из добытого в твоей  квартире,  -  мне  дела
нет.
   Все, сопящая, ты сейчас сама беззащитность. Как Паша  Ява  выразился:
"Заметано!"
   Я улыбнулась, внешне - чуть, про себя - от души. Знала бы ты, Вера, о
моих мыслях, не спать бы тебе так безмятежно!
   Будто   услышав,   она   завозилась,   открыла   глаза,   потянулась,
прогнувшись. Вгляделась в окружающую нас темень, повела плечами.
   - Скоро приедем?
   - Скоро. Деревенька должна быть, за ней -  налево,  к  Волге,  а  там
дорога
   Одна.
   - Ладно.
   Сон не то чтобы ее освежил, но настроение поправил.
   - При дачах сторож живет с женой, на въезде дом у  него.  Надо  будет
завернуть, сказать, а то пальнет еще, не разобравшись.
   "Могуче! - думаю. - Что это за сторож, что палит, не разобравшись? За
такое и раньше так пальнули бы, а теперь и вовсе спалят!"
   - Что, стрелял, были случаи?
   - Да. Бомжи зимой одолевают, и рыбаки-подледники на ночевку стараются
устроиться.
   - Подстреливал?
   - Что вы? -  Вера  смеется.  -  Ефимыч  мышей  из  мышеловки  за  дом
вытряхивает, не убивает. Так, пугает людей.
   - Заедем - обещаю. Бываете на даче?
   - Летом. Зимой только на Новый год.
   - В этом году тоже?
   - Да.
   - А отец?
   - Он летом приезжает, - осеклась, поправилась:
   - Приезжал. Говорил, что бездельничать лучше всего на природе, только
с комфортом. А зимой здесь Дмитрий развлекается.
   - Один - развлекается, - недоумеваю я, - другой -  бездельничал,  кто
же в грядках копается, уж не вы ли?
   - Нет! - смеется  она.  -  Нет  у  меня  таких  способностей.  Бомжей
нанимаем. А что?
   - Господа! - тряхнула я головой. - Батраков, значит, держали?
   - Ну, зачем вы так?
   - А как же?
   Эмоциональный она все-таки человек. Теперь вот обиделась.
   - Если хотите знать, они сами приходят к Ефимычу, вы его спросите,  и
просят пристроить к кому-нибудь. Как на бирже. А  что?  Зимой  -  крыша,
удобства какие-никакие, еда бесплатная. А дел-то - снег убрать да  котел
протопить. Летом, правда, работы много, но у нас, к примеру, что выросло
- нам не нужно. И едят, и на базар относят. Еще и благодарны остаются! А
вы - батраки!
   - Благодетели! - смеюсь я.
   Сбоку дороги замелькали едва освещенные редкими и  тусклыми  фонарями
домишки. За деревней, следуя Вериным указаниям, мы свернули с автострады
на неширокую, ухабистую дорогу и поплелись, раскачиваясь и  подпрыгивая.
Я чертыхалась, объезжая бугры и ямы, а  когда  это  не  удавалось,  Вера
присоединялась ко мне, и мы ругались слаженным дуэтом.
   - Сейчас будет лучше, - обнадежила она,  и  действительно  вскоре  мы
въехали на ровнехонькую, прямую дорожку, на которой  машине  разъехаться
можно было разве что с велосипедистом.
   - Приехали!
   И действительно, фары осветили штакетники, невысокие деревья и  между
ними - строения. Дачи.
   Место  было  безлюдное.  Если  где-то  здесь  и  были  люди,  на   их
присутствие ничто не указывало, кроме одного,  впрочем,  раза,  когда  в
свет фар попал престаренький оборвыш в  телогрейке,  влезший,  пропуская
нас, по колени в снег у самого забора. Его небритая физиономия, на  пару
мгновений оказавшаяся в поле зрения, чем-то показалась мне странной.
   - Бомж! Не ваш ли?
   - Нет, - ответила Вера и, поежившись, оглянулась. Сзади было темно.
   У дома Ефимыча, с фонариком под навесом крыльца, мы остановились.  Он
вышел на звук подъехавшей машины, и Вера перекинулась с ним парой  слов,
вернулась ко мне озабоченная и нахмуренная.
   - Дмитрий здесь, - сообщила недовольно. - Может быть, не один.
   - Познакомимся!
   Дачу Филипповых от дороги отделяла сетчатая  ограда  с  торчащими  по
верху проволочными  закорючками.  Небольшое,  но  добротное  двухэтажное
строение из белого кирпича. На обочине,  у  железной  калиточки,  стояла
темная "десятка". Я приткнула машину возле и, следуя за хозяйкой,  пошла
в палаты по нерасчищенной от снега дорожке с хорошо  утоптанной  тропкой
посередине. Вокруг дома, повсюду, где мне удалось рассмотреть,  было  то
же самое - пробитые  в  девственных  сугробах  тропинки,  там,  где  они
необходимы, узкие, для  одного  человека,  не  более.  С  крыльца  и  со
ступенек снег был сброшен, но уже  после  того,  как  его  и  здесь  как
следует утоптали. Видно было, как скребли лопатой. Со времени  последних
снегопадов  снег  здесь  не  убирали,  следов  лишних  нет,  значит,  ни
бомжа-работника, ни развеселых компаний здесь не бывало довольно  давно.
Я отметила это для себя, сама не зная зачем.
   - Боже, Верочку принесло на ночь  глядя!  -  В  прихожую,  отделанную
лакированной рейкой, заглядывал из двери, ведущей в недра дома, мужчина,
явно встревоженный нашим появлением.
   "Выше среднего!" - оценила я его внешность.
   -  Да  не  одна!  Как  это  приятно!  -  лицемерно   восхитился   он,
рассматривая меня. - Не ждал гостей, не готов, извините.
   Просторная комната  с  закрытыми  темными  жалюзи  окнами  освещалась
настольной лампой, стоявшей на работающем без звука телевизоре.  Старая,
но вполне приличная мебель, кругом чистота и ничего лишнего.  Если  и  в
других комнатах так, то здесь жить можно. Я ожидала худшего. Во  мне  до
сих пор работает старый стереотип, что дача - это обязательно  сарайчик,
по удобствам чуть лучше деревенского туалета.
   Мы, раздевшись, - в доме было тепло, даже чересчур, на мой взгляд,  -
расположились у  стола,  с  которого  Дмитрий  поспешно  сгреб  какие-то
бумаги.
   - Есть хотите? - спросил он без обиняков.
   Вера вопросительно взглянула на меня.
   - Горяченького чего-нибудь, - попросила я, и мы с ней остались одни.
   Приятно, когда за тобой ухаживает мужчина.  Кофе  варит,  к  примеру.
Причем делает это по доброй воле и не рисуясь.
   - Кто он? - поинтересовалась я.
   - Безработный.
   - С "десяткой"? Она дороже иной иномарки!
   - Машины - его слабость. Голодный будет сидеть, а машину  по  высшему
уровню обустроит. У него несколько ларьков в городе. С них и  живет.  Ни
от кого не зависит, это редко теперь. Сам по себе. Последний из могикан.
   Возле  телевизора,  прямо  к  обоям  приклеена  большая   черно-белая
фотография. Я передвинула лампу, рассматривая ее. Девчонка с  бантом  на
макушке, в ней без труда можно узнать Веру, положила голову на плечо  не
старого еще мужчины со смеющимися глазами.
   - Отец, - пояснила она. - Срезать надо, не забыть. Забрать с собой.
   Ну да. Дачу-то она продавать собралась.
   - Что-то Дмитрия долго нет. Пойду помогу ему.
   Она поднялась, но я ее остановила.
   - Позвольте мне, - опережая, направилась к двери, -  познакомиться  с
вашим братом.
   ...Мы сидели за столом и пили чай. Степенно, неторопливо, беседуя,  в
лучших  деревенских  традициях,  как  я  их  себе  представляю.  Дмитрий
поначалу пытался острить, развлекать нас, но, видя наше непонимание  его
стараний, изменил поведение. Мало-помалу разговор свернул  на  последние
события.
   Вера, с энтузиазмом очевидицы, с подробностями рассказала, как  нашла
отца в подъезде, как звонила  в  милицию  из  разоренной  квартиры,  как
возили ее в морг на опознание, где, кстати, как  родственник  побывал  и
Дмитрий. Он поначалу смотрел на Веру укоризненно, пытался  сменить  тему
разговора, но потом, видя мой интерес, увлекся сам и временами перебивал
сестру, уточняя детали, которые она упускала. Я внимала им развесив уши.
   Мыслимо ли представить, что следователю,  ведущему  дело,  когда-либо
доведется выслушать такой рассказ от основных свидетелей. К тому же  оба
свидетеля внушали мне симпатию, несмотря на легкое, скребущее и пока  не
поддающееся определению чувство от их радостного оживления,  не  совсем,
на мой взгляд, в данный момент уместного.
   - А потом были похороны, -  перешла  Вера  к  следующей  главе  после
паузы, во время которой Дмитрий подлил мне чаю.
   - Да, - перебил он сестру, - и я вел себя на них не  лучшим  образом.
Мороз, Татьяна, ветер, да и издергался я за те дни. Выпил перед  выносом
Аркадия, да, беда, переборщил. Буйный какой-то стал, подозрительный. Все
высматривал среди людей  -  а  там  незнакомых  много  было,  -  нет  ли
поблизости каких-нибудь уголовных рож.
   - И нашел! - Вера, откинувшись на спинку стула,  расхохоталась.  -  К
бомжу привязался, к старому оборвышу!
   - Беда! -  подтвердил  Дмитрий,  покрутив  головой.  -  Стыдища!  Как
накатило на меня что-то!
   - Представляете, - Вера  подалась  вперед,  вся  сияя  от  радостного
возбуждения, - отца только опустили, я комок на  гроб  бросила,  отошла.
Дима едва успел нагнуться, а тот вперед его!  Лицо  краснее  пламени,  я
рядом стояла, рассмотрела, землю сбросил раз, другой. Дима  аж  заревел,
как бык! Ну  а  когда  тот  пробубнил:  "Будь  земля  тебе  пухом,  брат
сердечный!", Димка отвесил ему такого пинка!
   Дмитрий закрыл лицо ладонями, замычат - похоже в самом деле на бычка!
   - Дедок, как заяц, вприпрыжку, за зад держится, а этот за ним! Насилу
поймали и угомонили!
   - Не сразу угомонили-то! - Дмитрий махнул рукой и повторил:
   - Стыдища!
   Я не разделяла их веселья, но слушала с большим интересом.  Странное,
если не сказать больше,  происшествие.  И,  не  расслабившись  так,  эти
родственнички вряд ли мне бы о нем поведали.
   - Может, это друг  какой  был  покойного,  по  жизни  скатившийся?  -
спросила я осторожно.
   - Друг?
   Опять веселье, и я, улыбаясь, подыгрываю нехотя.
   - У отца таких друзей никогда не было!
   - Не было таких у него! - вторит Дмитрий. - Синева кладбищенская,  на
опохмелку, не иначе, рассчитывал, когда у могилки поминать начнут.  Я  и
опохмелил его!
   - Вер, а батрачек ваш не пьет здесь? - продолжила я бомжовую тему.
   - А на что ему пить? - делает она круглые глаза. - Еды полно, а денег
ему никогда не давали именно поэтому.
   - Где он, кстати? - спрашиваю как можно беззаботней, рассеянно,  даже
поглядывая по сторонам. - Во дворе и в конуре?
   Вот они и посерьезнели. Перебор у меня. Нельзя было так прямолинейно.
А все нетерпенье, чтоб ему!..
   - Что-то не видать его последнее время,  -  отвечает  Дмитрий,  глядя
мимо. - Действительно, может, к друзьям поехал да загулял.
   - Народ ненадежный, -  соглашается  Вера,  двигая  по  блюдцу  пустую
чашку. - Ну, да все равно, коль скоро дачу продавать.
   - Зачем? - удивляется Дмитрий. - Когда это ты надумала?
   - Действительно, зачем? - поддерживаю я его. -  Деньги  у  вас  есть.
Рассчитаетесь с бандитами и живите себе припеваючи.
   У Дмитрия слегка отвисла челюсть от  такого  поворота.  Он  переводил
взгляд с Веры на меня и обратно, соображая что здесь к чему.
   - А я попытаюсь устроить так, чтобы после расчета нового "наезда"  на
вас не было.
   - И это возможно?
   Дмитрий начинал издеваться. Я не успела ответить, Вера перебила:
   - Дим, принеси деньги, пожалуйста.
   - Пойдем, подержишь, - кивнул он ей.
   - Позвольте мне вам помочь, - поднялась я с  места,  -  если  это  не
будет выглядеть вторжением в семейную тайну.
   - Какая там тайна! - воскликнул он почти возмущенно.
   Через прихожую он вывел меня на темную и холодную веранду с огромными
окнами, оплетенными снаружи диким виноградом, через  который  пробивался
свет невесть откуда взявшейся луны.
   Мягко загудели  лампы  дневного  света.  Дмитрий  сдвинул  в  сторону
тумбочку, освободил угол и поднял оказавшуюся неприколоченной половицу.
   Вот и тайник семьи Филипповых. Я, признаться, ожидала  чего-то  более
оригинального.
   Однако, сунув руку под пол  и  повозившись  там,  Дмитрий  с  усилием
вытянул наверх стальную, блестящую створку.
   Понятно. Подземный сейф. Денежкам этих людей пожар не страшен. Не все
так просто, как кажется поначалу.
   Моим глазам предстал солидный пластмассовый кейс с номерным замком.
   Проделав все манипуляции в обратном порядке,  мы  вернулись  к  Вере,
успевшей в наше отсутствие убрать со стола. На него Дмитрий  и  водрузил
слегка запотевший с мороза "кошелек".
   - Я не стала вас ни в чем убеждать в машине,  -  обратилась  Вера  ко
мне, набирая на  замках  шифр  и  поднимая  крышку,  -  просто  взяла  и
подчинилась, рассудив, что будет лучше, если вы сами увидите все  своими
глазами. Тут нет и половины необходимой суммы. И  больше  денег  у  меня
нет!
   Действительно,  содержимое  "кошелька"  сильно  разочаровало  взгляд.
Жиденькое было содержимое. Едва увидев кейс, я представила его  себе  на
этом  же  столе,  с  откинутой  крышкой,  но   наполненным   аккуратными
банковскими пачками вровень с краями.
   И это касса ювелира? Ой, что-то я сомневаюсь! Даже если компаньонские
деньги из квартиры ушли на сторону, а я имела основания подозревать, что
часть из них могла осесть у Веры, этого было мало.
   Ощущение было достаточно сильным для того, чтобы  постараться  срочно
взять себя в руки, что я и сделала не без усилия.
   - Так что плакала моя дача, Димочка!
   Вера заметно пыталась торжествовать надо мной, я  ей  это  позволила.
Пропал интерес к их обществу, захотелось одиночества. Чуть ли не  воочию
встал передо  мной  Паша  Ява  в  расстегнутой  на  груди  рубашке  и  с
расстановкой, с интонациями Скарабея проговорил: "Осталось  шесть  дней,
Ведьма!"
   Нечего время терять! Не деньгами, так  информацией  к  размышлению  я
здесь, наблюдая, слушая и спрашивая,  загрузилась  достаточно,  подумать
есть над чем. Пора и честь знать!
   Вера ехать со мной отказалась,  и  это  меня  не  огорчило.  Изъявила
желание остаться, помочь братцу убраться,  хотя,  по-моему,  салон  моей
"девятки" нуждался в уборке больше, чем эта дачка.
   Посоветовав им на прощание все же не рисковать  и  забрать  деньги  с
собой, я, отказавшись от провожаний  играющего  в  джентльмена  Дмитрия,
подалась восвояси.
   В выстывшем салоне машины, приложив затылок к подголовнику, в темноте
и тишине я в полной мере оценила степень своей усталости  от  прошедшего
дня. От всех сегодняшних людей, с их рассказами,  подначками,  угрозами,
амбициями, интересами, возмущениями и хитростями. Расслабилась и провела
пять минут в умственной и телесной неподвижности. Передохнула - перевела
дух на следующий уровень своих энергоресурсов.
   С трудом развернув машину на узкой дорожке и заставив ее как  следует
рявкнуть двигателем, покатила прочь.
   У домика сторожа пришлось остановиться. Ефимыч, как дожидался,  стоял
на крылечке под фонариком в обрезанных безразмерных  валенках,  овчинной
безрукавке и размахивал руками.
   - Вы с Филипповыми дружите? - крикнул через забор, не дожидаясь, пока
я выйду из машины. - Или их родственница?
   - Ни то, ни это, -  ответила  я,  слегка  удивленная,  -  мы  с  ними
знакомы.
   - Я вас очень прошу, как человек человека, подберите по дороге  Гену.
Он недалеко ушел, не мог далеко уйти.
   Ефимыч прижимал руку к груди и помогал каждой фразе  легким  наклоном
головы.  Получалось  трогательно.  И  неожиданность   просьбы   не   так
обескураживала.
   - Проявите человечность, он слабый, и ноги больные,  да  этот  бугай,
Дмитрий, угостил его оплеухой - обидел старика ни за что. Подбросьте  до
города, а?
   - Гена ваш в телогрейке, небритый? - поняла я наконец, о ком речь.
   - Он самый! - обрадовался Ефимыч. - Вы не беспокойтесь, чехлы он  вам
одеждой не измажет, чистоплотный старик, хоть и бомж.
   - Он у Филипповых на даче квартирует?
   -  Работал  он  у  них,  было  дело.  Ефимыч  общался  с  готовностью
просящего.
   - Потом  его  Володя  сменил.  Володя-то  помощник  покрепче,  больше
успевал. А сейчас и Володю  не  вижу  что-то.  Может,  и  его  вытурили.
Фил