Кого, этого ублюдка, который убил Аметистова? -  возмутилась  я.  -
Разве  он  человек,  если  наказание  природы   усугубляется   страшными
преступлениями?
   - Вы, наверно, плохо разбираетесь в медицине, - проговорила  Лена,  -
иначе бы знали, что человек с врожденной  патологией  в  тяжелой  стадии
олигофрении не является вменяемым. Следовательно, он не виновен.
   - Да-да, - поспешно согласилась я, - я, вероятно, погорячилась.
   - Еще бы, - отрезала Лена, как будто это я, а не они, зная, молчали о
преступлении, - еще бы. И больше не говорите о нем дурного.
   Этот человек глубоко несчастен, к тому же он мой брат.
   - Что?.. - ахнула я, глядя на яркие и  красивые  точеные  черты  лица
Лены и вспоминая слова  Баскера  о  том  человеке..,  о  том  порождении
ночного кошмара. Неужели?..
   - Он мой родной брат и ни в чем не виноват, - сказала  Лена,  -  если
кто и будет отвечать, то это...
   - Это?..
   - .. Это вполне вменяемые, хотя и не  совсем..,  здоровые  психически
люди.
   - Вы говорите о Соловьеве и вашей сестре Эвелине?
   - Это ваше дело, Таня, называть имена.
   - Вы поставили у люка людей? - спросил Филипп.
   - Селиверстова и двоих его парней, - ответила я.
   "Господи, - подумала, я, - если в деле с псами был замешан Соловьев и
Эвелина, то при чем здесь Тимофеев и  Новаченко?  Неужели  все  вертится
вокруг помешательства неудавшейся киллерши Воронковой?..
   Неужели  Соловьев  действовал  по  указке  Тимофеева?  А   еще   этот
коррумпированный  Вавилов,  который  сейчас  застыл,   словно   античная
кариатида, на парадном входе Баскервиллы".
   - Вы знали  обо  всем  и  молчали  даже  после  того,  как  был  убит
Аметистов? Но я не могу понять, - продолжала я, - почему Соловьев?
   Если  бы  Тимофеев,   который   хотел   избавиться   от   Аметистова,
подстраховал себя собачками, это понятно. Но Соловьев?
   - Мы знали обо всем не больше вас и могли только догадываться,  зачем
Соловьеву  подвал  под  бассейном,  ход  вдоль   тоннеля   коммуникаций,
выходящий на поверхность в лесу.
   Эти столбы, наконец... Я сам пытался разгадать эту загадку.
   - Разгадал?
   - Разгадал,  -  кивнул  он,  -  и  знаете,  что  послужило  ключом  к
разгадке?
   - Что?
   - Деревья в саду. Вы знаете, сколько им лет?
   - Яблоням? Ну.., лет семь, вероятно. Впрочем, я не разбираюсь в этом.
   - А тут и знаток никогда не угадает, - произнес Фил, - потому что  им
всего два года.
   Я удивленно посмотрела на Солодкова.
   - Им никак не может быть  два  года,  этим  деревьям.  Разве  что  их
пересаживали сюда уже большими.
   - Я видела их совсем маленькими, - вдруг проговорила Лена,  показывая
рукой на уровне груди, - вот такими.
   - Но как же так? - недоумевала  я.  -  Неужели  Соловьев  удобрял  их
чем-то?..
   - Вероятно, он начитался Герберта Уэллса, - хмыкнул Фил, - знаете его
роман, "Пища богов"?
   - Черт знает что, - сказала я. - Филипп, вы  можете  указать  вход  в
подвал?
   - Вы отказались от мысли проникнуть туда через люк в лесу?
   - Посмотрим.
   Назад мы возвращались молча. На лестнице все так же стоял Вавилов.  Я
прошла к бассейну.
   Здесь были все, кроме Кузнецова, Бельмова и Казакова.
   - А где эти? - неопределенно спросила  я,  многозначительно  покрутив
пальцем в воздухе.
   - Уехали, наверно, - прекрасно поняв, кого я  имею  в  виду,  ответил
Соловьев.
   - Да нет, их машина стоит, - я пожала плечами.  -  Впрочем,  от  этой
гвардии всего ожидать можно. Наверно, в сауну пошли безобразничать.
   В бассейне активно плавал сержант Васягин, то и дело ныряя  вглубь  и
через некоторое время всплывая с выпученными глазами.
   - Чего это он?
   - Пистолет утонул, - пояснил Соловьев, - а бассейн глубокий, вот и не
может достать, бедняга.
   - Сил моих нет  смотреть  на  его  мучения,  -  мелодично  выговорила
Эвелина, снимая пляжный костюмчик. Глаза присутствующих  мужчин  заметно
округлились, купальник молодой женщины не грешил чрезмерной закрытостью,
демонстрируя все прелести ее великолепного тела.
   Она нырнула в воду и через минуту появилась на поверхности,  держа  в
руке кобуру васягинского пистолета.
   Сержант аж подскочил от радости.
   - Здорово, - повторял он, - спасибо. А то меня за этот пистолет...  -
И он провел ребром ладони по горлу.
   - Это точно, - подтвердил лейтенант Бобров.
   - Ну ладно, вы купайтесь, а я  пойду  в  дом,  -  я  быстро  пошла  к
лестнице, ведущей внутрь дома.
   Вавилова уже не было, и я  с  нескрываемым  облегчением  поднялась  в
вестибюль. Вавилов находился здесь. Я улыбнулась и хотела  пройти  мимо,
но он придержал меня за руку и быстро выговорил:
   - Вы как будто получили свежую информацию, Таня?..
   - Каким образом это... - начала было я, но  в  этот  момент  на  лице
Вавилова вспыхнула торжествующая улыбка, и чьи-то руки  крепко  схватили
мою голову и прижали к лицу смоченную - очевидно, хлороформом -  тряпку.
И на втором вдохе я потеряла сознание...

***

   - Как вы себя чувствуете, Танечка? - произнес у меня над ухом  чей-то
приятный мужской голос. - С вами обошлись не совсем любезно, и  я  очень
сожалею, что пришлось прибегнуть к таким неделикатным мерам.
   Я открыла глаза и увидела ухмыляющуюся физиономию  Вавилова.  За  его
спиной стоял Соловьев.
   - Я так и думала, капитан Вавилов, что вы в сговоре с  преступниками,
- произнесла я.
   - О каких преступниках  вы  говорите?  -  с  умилительной  наивностью
удивился Вавилов.
   - Вам назвать имена? Ну, к примеру,  господин  Соловьев,  талантливый
ученый, каких нужно изолировать от общества еще в детстве...
   Соловьев молчал.
   - А самый замечательный человек в этой когорте  ублюдков,  в  которую
входите и вы, товарищ капитан, -  продолжала  я,  -  Тимофеев  Александр
Иванович. Верно, ему не терпится прибрать к  рукам  фирму  Аметистова  и
Баскера, вот он и прибегает к услугам негодяев вроде вас.
   - У нее недурно подвешен язык, а, Олег Платонович?
   Соловьев и тут не издал ни звука.
   - Меня выдал Фил? - спросила я, рассматривая свое тело,  прикрученное
к стулу,  и  поворачивая  голову,  чтобы  разглядеть  помещение,  где  я
находилась.
   - Нет, не он, - впервые проговорил Соловьев.
   ...Это была большая комната полуподвального типа, с низкими потолками
и без окон.
   Вдоль стен стояли шкафы, а в промежутке между ними был  виден  голый,
не закрытый обоями бетон.
   - Не он, - повторил Соловьев, - просто вы не знаете, кто вам друг,  а
кто враг.
   - Если будешь вести себя хорошо, то этих различий и не  почувствуешь,
- вставил Вавилов.
   Соловьев холодно повернулся к нему и произнес,  не  пытаясь  смягчить
металлические нотки в своем обычно мелодичном и приятном голосе:
   - Денис Иванович, поднимитесь лучше наверх. А  иначе  вы  же  знаете:
никогда не наступит рассвет. Вы меня понимаете?
   По лицу Вавилова скользнуло нетипичное выражение растерянности и даже
страха.
   - Позовите Эвелину, - приказал Соловьев,  и  тот  покорно  зашагал  к
выходу, что-то уныло бормоча под нос.
   - Что вы с ним сделали? - оторопело спросила я.
   - Похоже? - вопросом на вопрос ответил Соловьев.
   - Особенно  когда  вы  сказали:  никогда  не  наступит  рассвет...  -
выговорила я.

Глава 10

БОГ УСТАЛ НАС ЛЮБИТЬ

   - Я думаю, вам все известно, но давайте кое-что уточним и сверим.
   - Вы думаете убить меня?
   Соловьев покачал головой.
   - Убивают лишь тех, кто  сам  навлекает  на  себя  смерть.  Так,  как
Аметистов, так, как Баскер, так, как Вавилов.
   Меня поразило, что Соловьев перечислил в  одном  ряду  и  живых.  Или
Вавилов уже мертв?
   Словно опровергая это, послышались тяжелые шаги  Вавилова.  Вслед  за
капитаном вошла Эвелина.  Лицо  ее  было  мертвенно  бледно,  в  уголках
влажных темных глаз застыли слезы.
   - Я же сказал тебе, капитан, - холодно произнес Соловьев, - уходи.
   Эвелина прошла мимо Вавилова и, легко повернув  голову,  одарила  его
взглядом через плечо - глубоким, властным, презрительно повелевающим.  Я
не знаю, был ли капитан под воздействием некоего  наркотика  или  просто
напряжен до предела, но он резко отшатнулся и выбежал из комнаты.
   "Что за чертовщина?" - подумала я.
   Эвелина приблизилась ко мне и неожиданно мягким, едва  ли  не  нежным
голосом проворковала:
   - Я надеюсь, ты не решила, что тебя схватили из-за Фила и Лены?
   - Именно так я и подумала.
   - Напрасно. Им самим очень тяжело, -  произнесла  Эвелина,  -  и  мне
очень горько, что я навлекла на всех вас столько бед.
   Я молчала.
   - Конечно, ты считаешь меня  маньячкой  с  кучей  нервных  патологий,
которую нужно отправить  в  соответствующее  заведение  и  оставить  там
навсегда.
   - Возможно.
   - Это правильно. - Она прошлась передо мной. - А  после  сегодняшнего
дня и особенно ночи ты утвердишься в этом убеждении.
   - Значит, вы не убьете меня? По крайней мере сейчас я должна пережить
сегодняшнюю ночь.
   - Можешь не опасаться за свою жизнь, - сказал Соловьев. - Ты посидишь
здесь до рассвета, благо до него осталось не так уж и много.
   Я похолодела: сколько же я пролежала без чувств.
   - Сколько сейчас?.. - выдохнула я.
   - Это не суть важно, -  сказал  Соловьев.  -  Впрочем,  почему  и  не
сказать. Около одиннадцати вечера.
   - А где Бельмов, Казаков и Кузнецов?
   - В подвале, в соседней комнате.
   - А Селиверстов и его  люди?  -  тревожно  продолжала  я,  ибо  знала
теперь, кто находится передо мной.
   - Что должно случиться с Селиверстовым, Таня? - спросил Соловьев.
   - Он не убит?
   - С чего это ему быть убитым?.. - усмехнулся Олег Платонович. - Жив и
здоров, пьет кофе на втором этаже.
   - Кофе?.. - Я чуть не задохнулась. - Так он тоже с вами.., заодно?
   Соловьев мягко улыбнулся и неопределенно покачал головой.
   - С нами? Нет, он с Тимофеевым, Вавиловым, Новаченко. Не с нами.
   - Кого вы имеете в виду, когда говорите "мы"? - спросила я, с  трудом
переводя дыхание.
   - Это так просто. Ну конечно же, я говорю о себе, Эвелине и еще одном
человеке.
   - Брате Эвелины?
   Женщина вздрогнула и с плохо скрываемым испугом посмотрела на меня.
   - Да, да, - пробормотала она, - Васик... он мой брат. Вы знаете,  как
это несправедливо.., наверно, вы осуждаете нас... Правда?
   В  голосе  Эвелины  было  столько  болезненного   трепета,   молящего
волнения, что я невольно сжалась от сострадания.
   - Зачем вы  убили  Аметистова?  Ради  чего  вы  замышляете  еще  одно
злодеяние?
   - Хорошо, хорошо, - пролепетала она. - Это очень просто. Вы знаете, я
всегда была счастливой. С детства. С рождения. У меня всегда были  самые
лучшие мама и папа, меня всегда любили, и всегда я была самая  красивая,
самая везучая. У меня были самые лучшие и  надежные  мужчины,  они  были
богаты и боготворили меня.
   Она полузакрыла глаза и, встав на колени на  холодный  бетонный  пол,
схватилась одной рукой за горло, а другой стала водить по бедру.
   В этот момент мне стало страшно, потому что стало ясно,  что  Эвелина
больна. Очень больна.
   Хрупкая белая шея с прожилками голубоватых вен казалась беспомощной и
уязвимой, а скользящие по ней длинные тонкие пальцы - по-детски  слабыми
и безвольными.
   - Мне надоело видеть людей, готовых отдать за меня все, - проговорила
она срывающимся голосом, - и только тогда.., я не знаю,  что  случилось,
но, по-моему, я чересчур увеличила дозы этого счастья  и  слишком  долго
жила им, и бог наконец устал меня любить.
   Она покачала головой и посмотрела на Соловьева.
   - И тогда я полюбила сама. Полюбила не знаю за что. Он не  был  богат
или красив. Я даже не знаю, любил ли он  меня..,  любит  ли  сейчас.  Он
почти никогда не говорил мне о нежности, но часто кричал мне в лицо, что
ненавидит меня, что устал мучиться со мной и хочет, чтобы я умерла...
   Она закрыла глаза и голосом, равнодушным  и  нарочито  громким  -  но
слышно было, как в нем ворочалась боль, - сказала:
   - Но при этом он обнимал меня, как не обнимал  никто,  и  добавлял..,
говорил снова и снова слова о безумии и смерти.., чтобы я умерла - и  он
вместе со мной.  И  вы  еще  спрашиваете..,  ты,  глупая  девчонка,  еще
говоришь, почему мы убили Аметистова? Да сам бог указал на него  горящим
перстом.., чтобы его  покарали  дети  моего  безумия,  черные  псы  Вили
Баскер!
   - Но что он сделал вам? - Я цепенела  от  неизъяснимого  чувства  при
виде этой красоты, надорванной какой-то неутихающей болью.
   - Он? - ответила Эвелина, мерно раскачиваясь на коленях туда-сюда.  -
Аметистов? Он убил Олега - бросил его на три года в эту мерзкую  тюрьму,
где Олег сидел вместе с насильниками, убийцами, ворами и грабителями.  И
это за то, что Олег хотел спасти его отца!
   - Аметистов  заслужил  смерть,  -  твердо  произнес  Соловьев,  -  он
уничтожил меня за то, что я ввел его отцу изобретенный мной гормональный
препарат. Сергей Алексеевич, его отец и мой  профессор  в  мединституте,
был неизлечимо  болен  и  жить  ему  оставалось  неделю..,  от  силы.  Я
предложил ему апробировать на нем препарат.., это был шанс. Мы составили
документ,   что   в   случае   летального   исхода..,   в   общем,    он
засвидетельствовал, что эксперимент осуществляется по его желанию.
   - Но это же незаконно, - возразила я. - Аметистов был прав, что...
   - Прав! - заревел Соловьев, и  я  в  ужасе  сжалась.  Этот  маленький
человек с холодными серыми глазами и  мальчишеским  хохолком  надо  лбом
одним своим гневным окриком заставил меня облиться холодным потом.  Было
что-то магнетическое в его неторопливой  властности,  в  звуке  сильного
хрипловатого голоса.
   Я  вспомнила  покорное  лицо  капитана  Вавилова  и   его   осторожно
посматривающие  маленькие   глаза,   привыкшие   глядеть   прямо   и   с
самодовольной свирепостью...
   - Прав? - повторил Соловьев. - В том, что он человека, почти спасшего
от смерти его отца, бросил за решетку? Прав в том, что швырнул под  ноги
Баскеру женщину, которую любил этот  человек?  Да  будь  на  этом  месте
Аметистов, он умер бы снова, и я ни на секунду не усомнился бы  в  своем
решении.
   - А в чем виноват Баскер? Ведь вы именно его хотите убить этой ночью?
- произнесла я и добавила внезапно осипшим голосом:
   - Если уже не убили...
   - Он жив, ваш Баскер, - сказал Соловьев, - и будет жить еще три часа.
А может, и намного больше.
   Я перевела взгляд на Эвелину, все еще стоявшую на коленях.
   - Вы и в самом деле безумны, -  тихо  выговорила  я,  -  но  вам  нет
оправдания, потому что ничто не может оправдать таких преступлений.
   Она подняла на меня глаза.
   - Наверно, вы правы... Я не хотела смерти Андрея, мне хватит и одного
Аметистова. Я возненавидела этих псов, которые раньше  вызывали  во  мне
желание жить. Я хотела расстаться с Олегом, но тут...
   - Но тут пришел капитан Вавилов и сделал нам предложение, которого мы
не сумели отвергнуть, - сказал Соловьев.
   - Какое предложение?
   - Он сказал, что все знает о нас, что мы убили Аметистова. И  что  от
расплаты нас может спасти только одно... - Психоаналитик некоторое время
помедлил и выговорил с ужасающей отчетливостью и ясностью:
   - Смерть Баскера.
   Он поднял Эвелину с пола и прижал к своей груди.
   - Вавилов выведет его на болота, для следственного эксперимента, а мы
выпустим на него псов. Псы загрызут Баскера, а  Селиверстов  расстреляет
их вместе с погонщиком.
   - Братом Эвелины? - воскликнула я.
   - Ему лучше умереть, - хрипло выговорила она, - он слишком страдает.
   - И на него спишут всю вину?
   - Нет, не на него, - холодно ответил Соловьев.
   - Ну не на вас же? Естественно, вас перед этим отправят в больницу.
   - Куда?..
   - То есть за границу,  -  поправилась  я,  сожалея  о  своей  нелепой
оговорке,  угодившей   в   самое   болезненное   место   моих   странных
собеседников.
   Соловьев коротко глянул на меня, как выстрелил, и отрицательно качнул
головой.
   - Кто заказчик? - спросила я. - Тимофеев?
   - Да, он.
   - Ясно. Тогда, насколько я знаю Тимофеева, Вавилову конец.  Александр
Иванович не любит перебежчиков и ренегатов.
   - Да, капитан обречен, - подтвердил  Соловьев.  -  Селиверстов  тоже.
Ведь он предал своего хозяина.
   - Дима? - поразилась я. - Предал Аметистова? Значит, он уже все знал,
когда мы ходили на болото за телом Аметистова?
   - Нет, тогда еще и Тимофеев не  знал  обо  мне  с  Вилей.  Кто  ж  бы
заплатил деньги за предательство?
   - Вавилову тоже проплатили?
   - И много.
   - А козлами отпущения Тимофеев избрал Вавилова и Селиверстова.
   - Именно так. Виля, - он повернулся к Эвелине, расслабленно сидящей у
стены и бессмысленно глядящей в пол, - тебе плохо?
   - Когда мы уезжаем? - спросила она.
   - Послезавтра утром улетаем в Москву, а оттуда, вечером, в Мадрид.
   - А Лена? Фил?
   - Они приедут через месяц. Все будет хорошо, Вилечка.
   - Я хочу, чтобы черных псов никогда больше не было, Олег. Даже в моих
снах.
   - Я обещаю, - коротко ответил он.
   В этот момент в комнату вошел высокий человек,  держащий  на  поводке
здоровенного черного мастино неаполитано. Если это и есть ночной  кошмар
Баскера, то наркотик, которым пичкали гостей и хозяев  виллы,  вероятно,
очень силен, если это добродушное животное  превратилось  в  светящегося
демона исполинских размеров. Зато человек выглядел ужасно.
   Это был высоченный детина метра два ростом, но с несоизмеримо  узкими
плечами, плоской впалой грудью и длинными, как у обезьяны, руками  почти
до колен и короткими, кривыми ногами. Для его огромного роста голову  он
имел  очень  маленькую,  с  нелепо  приплюснутым  затылком,  на  котором
курчавились   короткие   редкие   волоски.   Маленькие   узкие    глазки
неопределенного цвета смотрели кротко и бессмысленно, а  в  сочетании  с
гладким безволосым подбородком,  словно  размазанным  по  лицу  носом  и
огромным  оскаленным  ртом  с  кривыми  желтыми  зубами,  лицо  казалось
какой-то нелепой и страшной маской.
   - Вы и его пытались лечить  своей  микстурой?  -  довольно  нелюбезно
спросила я Соловьева. - Синдром Дауна обезображивает человека, но не  до
такой же степени!
   Больной повернул ко мне лицо, раздув ноздри, с шумом втянул воздух  и
вдруг  сказал  скрипучим,  неестественным  голосом  -  так,   будто   со
спокойствием взирающего на происходящее, и вдруг произнес:
   - Андрей Карлович, а кто поручится, что капитан Вавилов  не  натравит
на вас черных псов?
   Вавилов изумленно вскинулся, косясь затравленным  взглядом  на  Олега
Платоновича, как бы вопрошая: да ты что, с ума сошел, что ли?
   Баскер усмехнулся:
   - Ну ты скажешь, Олег Платонович. Капитан Вавилов?
   - Чисто теоретически возможно все, - ответил Соловьев. -  Я  пойду  с
вами, - закончил он.
   - Хорошо, - Вавилов встал. - Значит,  Селиверстов,  Баскер,  Маринин,
Серов, я и вы, доктор Соловьев. По-моему,  в  такой  компании  появление
песиков будет просто как божья благодать, потому что послужит разрешению
дела.
   - А где Иванова? - внезапно спросил Баскер.
   - Я не  знаю,  -  пожал  плечами  Вавилов.  -  Возможно,  ее  осенила
очередная гениальная идея и она помчалась ее осуществлять.  Она  сегодня
весь день ходила с вдохновленным лицом.
   - Надеюсь, что так, - вымолвил Баскер, - я на нее рассчитываю.
   - Господи, как младенцы, - пробормотал Соловьев, незаметно  для  всех
выплескивая  в  бокал,  стоящий  перед  ним,  бесцветную   жидкость   из
крошечного пластмассового пузырька. - Пора заканчивать.
   - Вы что-то сказали, Олег Платонович?  -  выжидательно  посмотрел  на
него Вавилов.
   - Да нет, у  меня  просто  параноидальный  бред  на  почве  тотальной
деменции,  -  без  улыбки  ответил  Соловьев.  Хотя  деменция,  то  бишь
благоприобретенное слабоумие, Соловьеву явно не грозила.
   - Ладно, - произнес Вавилов, - времени уже много,  пора  выходить  на
прогулку.
   Соловьев молча поднял свой бокал, приглашая присоединиться к нему.
   - Ну, за успех ваших шерлок-холмсовских изыск