йти ее, как только они минуют нас. Увидев  "КамАЗ",  они
дружно взвыли и  ругательно  заморгали  фарами.  Ему  пришлось  отстать.
Может, резко развернуться и пристроиться за ними? У  "КамАЗа"  совершить
быстрый разворот не выйдет. Но нужный момент был упущен.
   И снова гонка. Мы влетели на мост через поросшую камышом речушку.
   "КамАЗ" понесся по встречной полосе  и  поравнялся  со  мной.  Сейчас
толкнет, и я полечу вниз. Я ударила по тормозам и дала задний ход. А  он
проскочил вперед.
   При спуске с моста дорога довольно резко сворачивала влево.  Водитель
"КамАЗа"  попробовал  повторить  мои  действия,  но   не   справился   с
управлением. Огромные колеса заелозили по лужам. Машину развернуло почти
на девяносто градусов, и она,  мягко  соскользнув  в  кювет,  завалилась
набок.
   Я поскорее проскочила опасный поворот и минут пятнадцать неслась, как
угорелая, хотя понимала, что преследовать меня некому. Пережитый  стресс
гнал вперед. По тарасовским дорогам так ездить  нельзя,  но  об  этом  я
вспомнила,  лишь  сильно  стукнувшись  на  колдобине.  В  моторе  что-то
заурчало, машина задергалась.
   Столкновение с "КамАЗом" на пользу  ей  не  пошло.  Я  только  успела
подрулить к обочине, как мотор заглох.
   Намертво вцепившись в руль, я таращилась на пустынную дорогу впереди.
   Накрапывал серенький дождик, оставляя на капоте смешные кляксы, а  по
стеклам стекал редкими дорожками  слез.  В  природе  над  всеми  прочими
возобладал серый цвет: ни тебе желтого листочка, ни  синички,  ни  банки
из-под колы. Серое небо над мокрым асфальтом да по краям  дороги  унылые
голые  столбы.  Безрадостная  картина.  Будто  специально  для  больного
человека, чтобы он не чувствовал себя лишним на празднике жизни.
   Чепуха  в  моей  голове  на  какое-то  время  затмила  все   разумные
предположения и предложения. Надо было что-то делать, и  я,  сделав  над
собой грандиозное усилие, расцепила скрюченные пальцы, положив  руки  на
колени.
   Потребность в действиях на  этом  исчерпалась,  и  я  замерла  опять,
ощущая себя полной развалиной.
   Где-то в недрах носа рокотало при каждом  вдохе,  хотя  я  уже  давно
дышала ртом. Горло горело, во рту  пересохло,  в  ушах  стреляло  (слава
богу, только в ушах), перед глазами стоял туман. И, как назло, именно  в
тот момент, когда от человечества ждешь жалости  и  понимания,  какие-то
идиоты решили меня прикончить, словно сговорившись с вирусами  гриппа  и
гнусными стафилококками. Не дождутся!
   Чувство противоречия - одно из самых загадочных. Повинуясь ему,  люди
иногда совершают подвиги, безумства и прочие великие поступки. Взять,  к
примеру, меня: я  выпрямилась,  грозно  высморкалась  (слышали  бы  меня
недоброжелатели -  заработали  бы  икоту,  изжогу  и  ночные  страхи)  и
попыталась завести машину.  Сейчас  главное  -  добраться  до  дома,  до
горячей ванны, до шерстяного одеяла. Вот  высплюсь,  подлечусь  и  пойду
воевать. М-да, машина не заводилась. Я  обозвала  ее  сначала  цензурно,
потом  нецензурно,  потом  извинилась  и  стала  заискивающе  умолять  о
снисхождении. Тщетно.  Очередная  шутка  судьбы  неожиданно  развеселила
меня.
   - Чудесно! - хрипло воскликнула я и истерически засмеялась. Пятьдесят
километров до города, ночь, дождь, и рядом рыщут убийцы! Смешно! Как  ни
странно, мысли прояснились. Не до кристальной, конечно, чистоты. Поэтому
я не придумала ничего лучше, чем, стеная и ругаясь, вылезти из салона  и
встать в соблазнительную позу: рука  на  капоте,  левая  нога  выдвинута
вперед и полусогнута в колене, нежный взор блуждает в поисках спасителя.
Слегка портили картину частые звучные сморкания, но  кому  не  нравится,
может выключить звук.  Мимо,  спеша  к  женам,  детишкам  и  любовницам,
пронеслись "Запорожец", "Нива" и новенькая "Нексия".  От  потоков  грязи
из-под их колес мне удалось как-то увернуться.  Почти.  Но  ноги  успели
промокнуть, рука соскальзывала с заляпанного капота, выставленное колено
посинело и покрылось пятнами, а  застывший  оскал  на  моем  личике  мог
привлечь лишь любителя киноленты "Восставшие из ада-111".
   Я пощупала лоб - горячий - и запаниковала. Замаячил призрак пневмонии
и   нахально   мне   подмигнул.   Я   начала   неуклюже    подпрыгивать,
пританцовывать, поднимая тучи брызг. В результате вымокла ниже  пояса  и
взмокла  выше.  Лоб  остывать  не  спешил,  конечности   заледенели,   а
перспектива умереть молодой стала близкой и чуть ли не желанной.
   - Спокойно! - прикрикнула я на себя. - Распустила  нюни!  Мы  им  еще
покажем.
   Я даже погрозила "им" кулаком - для поднятия собственного настроения.
   Затем, памятуя, что спорт - лучший лекарь,  я  рванула  бегом  вокруг
"девятки", поскальзываясь на поворотах. Занятие это, хоть  и  попахивало
буйным помешательством, чрезвычайно меня  увлекло,  поэтому  я  чуть  не
проворонила спасителя.
   Темно-синяя "девяносто девятая", проехав было мимо, резко затормозила
и, газанув назад, остановилась прямо перед моим драндулетом.
   Я попыталась на ходу вернуться в давешнюю  соблазнительную  позу,  но
оступилась и грохнулась на четвереньки. А когда, наконец, нашла  в  себе
силы и подняла глаза на человека,  которого  угораздило  прийти  мне  на
помощь, он оказался совсем рядом и протягивал  мне  руку.  И  зря.  Надо
сначала думать, чем  грозят  благородные  поступки.  Я  хлопнула  в  его
открытую ладонь пригоршню грязи, которую только что собрала с  асфальта,
и  приняла  вертикальное  положение.  Мой  незадачливый  спаситель  чуть
переменился в лице, но не убежал. Джентльмен!
   Сейчас соврет, что я потрясающе выгляжу.
   - Вы отвратительно выглядите, - он достал большой клетчатый платок  и
аккуратно вытер следы моего рукопожатия, - Женщина за рулем сама по себе
опасность нешуточная, а больная... Вам нужен врач.
   - Вы намекаете, психиатр? -  смертельно  разозлилась  я.  Температура
тела резко подскочила, вежливость  и.  благоразумие  испарились.  -  Мне
плохо, холодно и не до комплиментов. Не хотите помочь, так валите на все
четыре стороны.
   Парень опять меня удивил. Вместо того чтобы сплюнуть и оставить  меня
в гордом одиночестве, он улыбнулся и вручил мне платок. Я  устыдилась  и
грустно высморкалась. - Давайте знакомиться. Максим.
   - Татьяна,  -  я  изобразила  на  личике  нежную  признательность.  -
Платочек вам сейчас вернуть или после стирки?
   - Дарю. До стирки он  едва  ли  доживет...  "Или  вы",  -  я  сердито
надулась и случайно уронила  платок.  Поднимать  не  стала  -  уж  очень
непристойно он смотрелся, да и снова тюкаться носом в лужу не хотелось.
   - Не бережно вы относитесь к подаркам.
   Стальная нотка в голосе  нового  знакомого  заставила  меня  вскинуть
голову и уставиться в его лицо.  Поглазеть  в  бесстыжие  глаза  мне  не
удалось, так как их скрывали темные очки красивой  удлиненной  формы.  Я
склонила голову набок.
   Брюнет.  Легкая  небритость.  Короткая  стрижка.  Черный   костюм   с
воротником-стойкой, черная рубашка в тонкую серебристую  полоску.  Н-да.
Не мужчина, а  подарочек  ко  дню  рождения.  Хризантемы  в  петлице  не
хватает. Я посмурнела.  Недолюбливаю  таких.  Наверняка  сноб,  пижон  и
донжуан.
   - Я так обрадовалась, когда вы остановились! Но, похоже, поспешила.
   Если кроме платка и нотаций, вы  мне  больше  ничего  не  предложите,
уезжайте, и пусть  вас  замучает  совесть.  Бросить  больную  девушку  у
сломанной машины - это гнусно!
   Выдав  такую  длинную  тираду  хрипящим  контральто   с   французским
прононсом, я величественно откинула мокрые пряди со лба и  прошествовала
мимо застывшего красавца. Ага, как же! Сегодня не везет даже в  мелочах.
Максим схватил меня за руку повыше локтя, и  мы  замерли  друг  напротив
друга. Я упрямо хмурилась, он почему-то улыбался. Правда, криво - правой
половиной рта.
   - Я хочу помочь... - медленно проговорил он. Вот настырный! Ему хамят
в открытую, а он не замечает, в помощники лезет. Неадекватное поведение.
   Влюбился? Я хмыкнула.
   - С самого начала бы так.
   Непонятный тип. Щелкнуть бы его по носу, враз перестал  бы  супермена
изображать. Но до города далеко, а мой  новый  знакомый  -  единственная
возможность когда-нибудь вернуться домой.  Я  постаралась  справиться  с
раздражением и, потирая локоть, спросила поласковее:
   - Тросик имеется? Цепляйте!
   - Может, я попробую разобраться в поломке?
   Явно за идиотку меня принял. Ах да, он же считает: женщина за рулем -
досадное недоразумение.
   - Бензопровод поврежден, - я закашлялась. Больное горло предотвратило
новый поток оскорблений и насмешек, которые мой больной  мозг  заготовил
для Максима.
   Максим внезапно снял очки и потер переносицу, раздумывая над чем-то.
   Глазищи черные, ресницы длиннющие, придраться не к чему - ни  бельма,
ни бородавки. Хорош, подлец. Я не удержалась и  вздохнула,  представляя,
как рядом с ним должна выглядеть я.
   - Пойду принесу, - Максим замялся в нерешительности.
   Боится меня одну  оставить,  что  ли?  Думает,  окочурюсь  к  моменту
возвращения? Так ведь с трупами проще: не бранятся без повода, да  и  по
поводу тоже, не сморкаются дважды в минуту.
   - Иди, иди, касатик. Мое терпение скоро лопнет, и я пойду пешком.
   Красавец-мужчина весело рассмеялся и отправился за снаряжением.
   Приятно, когда у людей хорошее настроение и ты тому причина.
   Я залезла в машину. Сил осталось немного. Скорей бы домой! Ну что  он
там возится?
   Роковой, во всяком  случае  для  меня,  брюнет  пропадал  без  малого
вечность. Я периодически впадала в сладкое забытье.  В  голове  медленно
шевелились мысли. Говорят, от  гриппа  только  в  нашем  городе  умирают
двадцать человек в год. По стране - тысячи. В мире миллионы. Скоро  и  я
присоединюсь к  их  безликой  братии,  и  какой-нибудь  лысый  статистик
удовлетворенно потрет ладони, нарисовав новую циферку  в  графе  "жертва
вируса"...
   - Татьяна!
   Я  подскочила  и  проснулась.  Максим  открыл  дверцу  и,  присев  на
корточки, протянул мне  пластиковый  стаканчик.  Я  откашлялась  и  тихо
прошептала:
   - Яд?
   - Я принес аспирин "Упса" и минералку, -  проигнорировал  мой  вопрос
красавчик. - Выпей, чуток полегчает.
   - Заботливый. Потом  счет  предъявишь?  -  несмотря  на  протестующее
горло, неведомая сила тянула меня за язык, заставляла препираться.  -  В
иранских динарах.
   - Называй меня Макс. И привычнее, и короче. А то, вижу, длинные слова
у тебя рождаются в муках. Как слонята у зебры.
   Он встал и  снова  напялил  свои  дурацкие  очки.  Забавно,  что  он,
интересно, видит в сгущающихся сумерках  через  черные  стекла?  Фонари,
светофоры и мои золотые кудри? На них, видно, и клюнул.
   - Макс, ты почему такой добрый? Совесть нечиста?
   - Трос я прикрепил, но сможешь ли ты вести машину?
   Разговор двух  психов.  Каждый  о  своем.  Ладно,  я  старая  больная
каракатица, а он что? Дразнится? Для разнообразия  я  решила  порадовать
человека, ответить разумно:
   - До города, надеюсь, дотяну.
   Макс помедлил, недоверчиво разглядывая меня,  а  потом  с  непонятной
тоской в голосе проговорил:
   - Ты красивая.
   От удивления я захлопнула  хронически  открытый  рот  и  неромантично
хрюкнула носом.
   - Если мы сейчас не тронемся, я умру.
   В доказательство я  закрыла  глаза  и  захрипела.  Где  еще  подобную
красотку увидишь? В морге не шевелятся, на кладбище  помалкивают,  а  со
мной - бесплатное варьете. Дождь усилился.
   - Дай мне твой адрес, - Макс тряхнул мокрой шевелюрой.
   - Зачем? - встрепенулась я.
   - Тебя сразу в больницу везти? - ответил он вопросом на вопрос.
   В больницу не хотелось, и  я  продиктовала  адрес  вплоть  до  номера
квартиры. На всякий случай. Макс  записал  мои  координаты  в  маленький
кожаный блокнотик и удалился, бросив напоследок:
   - Будь умницей. Потерпи.
   Последнее слово осталось за ним, так как  мою  реплику:  "Терпеть  не
могу брюнетов", заглушила захлопнувшаяся дверца.
   Не знаю, что помогло: то ли аспирин,  то  ли  нерастраченное  чувство
раздражения, но чувствовала я себя  сносно,  куда  ехать  -  видела,  за
баранку держалась  уверенно  и  первые  десять  километров  думала,  что
оставшиеся  сорок  -  сущие  пустяки.  Затем  руль  начал   вести   себя
непредсказуемо, норовил выскользнуть из рук, дорога запетляла, встречные
машины слепили фарами,  и  жизнь  стала  казаться  затянувшимся  фильмом
ужасов.
   Я покрепче сжала зубы,  потом  разжала  -  дышать-то  надо,  и,  дабы
отвлечь организм от желания впасть в кому, принялась медленно считать до
тысячи. К тому  времени,  когда  досчитаю,  рассудила  я,  мы  наверняка
прибудем к месту назначения.
   После двухсот  тридцати  я  начала  сбиваться,  путаться,  прибавлять
десятками, затем, опомнившись,  отнимать  сотнями.  Последние  несколько
километров я не запомнила совершенно и ничего сказать о них не могу. Как
остановились, не знаю.
   Наверное, если меня  хорошенько  расковырять,  глубоко  внутри  можно
обнаружить недремлющий автопилот. Он-то и спас меня на этот раз.
   Сознание я окончательно не потеряла и, когда Макс  доставал  меня  из
машины и нес к  дому,  наблюдала  за  происходящим  со  стороны,  словно
смотрела чужой  сон.  Меня  веселила  мысль  о  том,  каким  образом  мы
собираемся  проникнуть  в  квартиру.  У  двери  действительно  произошла
небольшая заминка. Макс прислонил меня к  стеночке,  кстати,  грязной  и
холодной, и попытался обыскать, а я отбивалась, как  разъяренная  фурия,
блюдя свою девичью честь. Наконец общими, но разнонаправленными усилиями
ключ был найден. Меня внесли, расположили на диване, раздели  -  верхнюю
одежду, разумеется, и засунули в ванну отогреваться и отмокать в горячей
водичке, пригрозив забрать через пятнадцать минут, в каком бы виде я  ни
оказалась.
   Я  показала  язык  закрытой  двери  и  включила  душ.  Поварившись  в
кипяточке с полчасика,  я  пришла  в  себя,  сняла  оставшееся  белье  и
хорошенько растерлась мочалкой. Заодно вернулась  и  способность  здраво
соображать.  Состояние  мое  по   сравнению   с   утренним   значительно
ухудшилось: температура явно зашкаливала за  тридцать  восемь  градусов,
присоединился к симптомам лающий надсадный кашель, в груди болело, будто
меня  неделю  плющили  под  прессом,  как  терминатора.  Даю  голову  на
отсечение, все  равно  раскалывается,  вот-вот  треснет  -  пневмонию  я
заработала. Очень кстати: мне столько нужно сделать, обдумать, решить. К
тому же нельзя  забывать  -  меня  пытались  убить.  Обычно  такие  вещи
доводятся до конца.
   Значит, ждать мне гостей.
   Я затосковала, провожая взглядом  убегающие  струйки  воды.  В  дверь
громко постучали. Я вздрогнула. Ах, да! Я же  не  одна.  Я  нахмурилась,
выдумывая  подходящую  случаю  пошлость.  Полный   облом!   Находчивость
отмылась с дорожной грязью и утекла в канализацию.
   Стук повторился.
   - Таня! Подай голос! Ты жива?
   Сбегать, что ли, в луже поваляться? Ради  достойного  ответа.  Скорее
надо одеваться, а то еще ворвется чего доброго. Вошел в роль  спасителя,
не дает умереть спокойно.
   - Мертвая! - остроумно, не правда ли? - Сейчас вылезу, и твоя  участь
будет ужасной: укокошу берцовой косточкой.
   - Ну, слава богу! - непоследовательно обрадовался Максим. - Жду  тебя
на кухне. Я тебе теплые вещи принес. Они тут, на тумбочке.
   - Ты рылся  в  моих  шкафах?  -  это  я  вместо  "спасибо".  -  Верни
бриллианты!
   Макс  бесшумно  удалился,  а  я  долго  откашливалась,  прислонившись
горячим  лбом   к   холодному   зеркалу.   Нет,   разговоры   мне   явно
противопоказаны.  Или  надо  быть  повежливее?  Одевалась  я  сто   лет.
Навалилась усталость, каждое движение давалось с огромным трудом. Хотела
даже кликнуть Макса на помощь, но передумала. Сама справлюсь.
   Две пары шерстяных носков, спортивные штаны с начесом,  два  свитера,
сверху пуховая шаль, а на голове полотенце. Хороша, чертовка!  На  кухне
мое появление вызвало настоящий фурор.
   - Танечка! Ну, наконец-то! Я уже начал беспокоиться.
   Я растрогалась и шмыгнула  носом.  Дружеская  атмосфера  разрушилась,
странно, что оконные стекла не вылетели.
   - А ты тут похозяйничал,  -  прошептала  я,  отсморкавшись.  Поберегу
горлышко, вдруг длинная  хохма  в  голову  пойдет.  Макс  ухмыльнулся  и
подвинул мне поднос.
   - В стопке спирт, перец и чеснок...
   - Ага, целоваться со мной ты не собираешься! -  перебила  я.  Вредный
характер не лечится.
   - В кружке молоко, мед, масло, - как ни в чем не бывало продолжил мой
новый знакомый. - На блюдечке - аспирин, димедрол и витамин С.
   - Не зря  время  потратил.  Обшарил  всю  кухню.  А  ну-ка  гони  мои
мельхиоровые ложечки.
   - Тебе надо поменьше говорить. Охрипла совсем.
   Нет, он непробиваем. Броненосец "Потемкин"!
   Я почти сдалась.
   - Правде рот не заткнешь.
   - Пей, не то козленочком станешь.
   На что он намекает? На "рожки да ножки"? Я молча выхлебала и рюмашку,
и кружку. Организм содрогнулся, но сил сопротивляться издевательствам  у
него не осталось. Тут на краю подноса я заметила наполненный  прозрачной
жидкостью шприц. Так как ком в горле еще не провалился ниже, в пищевод и
желудок, я молча ткнула  пальцем,  сдвинула  брови,  изображая  на  лице
недоумение и заранее неповиновение.  Максим  успокаивающе  погладил  мои
сжатые кулаки, готовые отбиваться.  Он  еще  не  знает,  как  я  классно
дерусь. М-да... Когда здоровая, сытая и выспавшаяся.
   - Антибиотик. Бициллин. Говорят, очень сильный.
   С  комом  в  горле  разговаривать  тяжело,  но  промолчать  оказалось
тяжелее.
   - Откуда дровишки? У меня, насколько помню, эдакой  гадости  отродясь
не водилось.
   - Сбегал в круглосуточную аптеку, - Макс усмехнулся  одной  половиной
лица. - Не зря время потратил.
   Во мне зашевелилась благодарность, но горло разболелось - жуть.
   Пришлось промолчать.
   - Я могу сделать укол. Освободи... мм... ягодицу.
   Я бурно запротестовала, жестикулируя, доводя до сведения Максима, что
живой не дамся. Кажется, он не понял и, пожав плечами, двинулся ко мне.
   Пришлось выдавить мрачно:
   - Сама умею!
   Я забрала шприц и удалилась. Нетвердая рука дрожала, но иглу воткнула
до основания. Тихо воя, я вернулась на кухню. Максим пил кофе.
   - Ты еще здесь? - простонала я, - Огромное спасибо за все.
 
*** 
 
   Вот и поблагодарила.  Если  я  сегодня  выживу,  завтра  за  нынешнее
поведение мне будет стыдно. Есть стимул дожить до завтра.
   - Я устала и хочу спать. Одна.
   Максим вскочил и засуетился. Хотел поставить в раковину чашку, но она
выскользнула из его пальцев и грохнулась на пол. Вдребезги. Мы  печально
попялились на осколки. Не знаю, о чем подумал мой неосторожный гость,  а
я о том, что чашечка была из набора венского фарфора.
   - К счастью! - высказался Макс. Неутешительно. - Я все уберу, мне  бы
веник...
   Невпопад вспомнился давешний бомжик с веничком.
   - Не надо, - вяло промямлила я. - Спать хочу.
   - Можно я приеду завтра, узнать о здоровье?
   Я представила, сколько осталось чашечек  в  моем  кофейном  наборе  и
отрицательно покачала головой.
   - Тогда давай пообедаем вместе. Если я тебя  завтра  не  увижу,  могу
подумать все, что угодно... И приеду проверить.
   На шантажиста нарвалась. Я пытливо посмотрела в его  черные  красивые
глазищи. Может, он еще и  маньяк?  Макс  принял  мое  молчание  за  знак
согласия и торопливо продолжил:
   - В ресторане "Волга", знаешь где? Часа в  два  дня.  Я  тебе  сейчас
записку напишу, а то забудешь.
   Он торопливо полез в накинутый на спинку  стула  пиджак.  Из  кармана
пиджака вывалился пистолет. Я изогнула бровь. Очень интересно!
   Максим поднял пушку, отряхнул от стеклянных брызг и спокойно  засунул
ее обратно в карман. Затем извлек свой кожаный  блокнотик  и  вырвал  из
него страничку.
   - Я человек небедный, а подонков сейчас развелось...  Некоторых  пока
не припугнешь - не отвяжутся. Вот и  таскаю  с  собой