...
   Они даже отпустили меня, похлопав по ягодице - "за послушание", и  не
стали завязывать рот липкой лентой, как таращившемуся на нас  связанному
Косому - грузному мужчине лет сорока с глазами, полными ужаса.
   Мне дали набросить на себя мою куртку и надеть штаны.
   Я прижала руки к животу, который  горел  изнутри,  словно  ободранная
напильником рана, и послушно поплелась за ними.
   У самого стола не выдержала, упала.  Меня  пнули,  с  руганью  велели
подняться. Помогли, обхватили, резко дернули вверх;
   Поднимаясь, я ухватилась за кромку стола, качнулась и нащупала  иглу,
небрежно брошенную в сторонке от изъятых у меня вещей. Пьяным  движением
ухватила ее и поплелась дальше, прижимая к низу живота.
   В холодной ночной темноте спрятала иглу, проколов,  словно  булавкой,
штанину.
   Нас подвели к бетонному приземистому зданию с железной дверью.
   Мужчина что-то мычал, пытался сказать.
   Парни не отвечали.
   Старший открыл дверь. Косого  швырнули  вперед,  его  тело  с  глухим
стуком ударилось о земляной пол.
   - Не надо!.. - слабо взмолилась я, хватая их за одежду.
   Они молча отворачивались, не очень решительно подталкивая вперед.
   - Чего ж ты хочешь, дура? - сказал старший. - Не надо было  лезть.  Я
могу только стукнуть тебя сам, а потом бросить ТУДА. Хочешь?
   Я отрицательно мотнула головой, мучительно простонала:
   - Не надо!
   - Жить хочется, сука?!  -  внезапно  ощерился  коротышка,  искаженным
лицом нависая надо мной. - Проси!! - Он схватил меня за  волосы,  дернул
так, что из глаз брызнули слезы, я, содрогаясь, заревела:
   - Пусти!
   - Проси, сука!! - завизжал он, свободной рукой ударяя меня по лицу.
   - А то мы посмотреть, как тебя жрать будут, не можем, собачки  резвые
- решеточки ломают, приходится стеночки строить! Проси!!
   Один из парней схватил недомерка тяжелой рукой и отшвырнул в сторону.
   - Кончай! - сказал старший. И неожиданно толкнул меня вперед.
   Я пролетела три шага и упала.
   Дверь закрылась с тройным щелканьем замков.
   Опустошение и ужас навалились вместе с темнотой, но тут же я услышала
мычание связанного и бросилась к нему.
   Судорожно  срывая  узлы  веревки,  я,   кажется,   даже   завыла   от
возбуждения. Мне вторил скрежет отодвигаемой плиты.
   Веревка подалась в полной темноте, мужчина начал подниматься, когда я
почувствовала сильный собачий запах.
   Откатилась в сторону, нащупывая иглу, - и  тут  же  страх  улетучился
окончательно, уступая место бешеной ненависти. И желанию ЖИТЬ.
   Я подалась назад, почувствовала угол комнаты, прижалась к стене.
   Впереди раздался полный ужаса  и  боли  крик  мужчины,  потонувший  в
стенах каменного мешка, там боролись - боролись насмерть.
   Собаки рычали, ревели, клацали челюстями. Несколько секунд - и  крики
Косого стихли.  Теперь  раздавалось  только  громкое  чавканье  и  хруст
раздираемой плоти. Трясущейся рукой я нащупала три комочка, вынула их. И
по одному швырнула в ту сторону, где утоляли голод псы.
   Я не двигалась, только все сильнее и сильнее дрожала, без сил  оседая
на пол.
   И через несколько секунд услышала, как мощные лапы  скребут  землю  в
моем направлении.
   Я не знала, почуют ли мой страх эти псы, бешеные  от  горячей  свежей
крови. Я не знала, спасет  ли  меня  чертов  Ванин  раствор  и  ядовитые
капсулы, но точно знала, что капсул три, а собак четыре.
   Впервые в жизни я с такой ошеломляющей ясностью представила, что могу
умереть. Умереть, раздираемая на части проклятыми тварями!
   Я не выдержала - и закричала, в этом крике  выражая  всю  свою  боль,
весь страх, всю ненависть.
   Из противоположного угла захрипели, задергались,  жалобно  заскулили,
постепенно затихая.
   Но последняя тварь бросилась в мою сторону.
   - На! - выдохнула я, всаживая  иглу  в  жесткую  шкуру,  вырывая  ее,
отскакивая, избегая укуса, снова ударяя.
   Тварь  набросилась  на  меня  с  утробным  рыком,  я  поскользнулась,
свалилась на мертвые тела, еще слабо дрожащие в агонии.
   Он тут же оказался рядом, и яростная боль разорвала мне бок - НО  ЭТО
БЫЛА ВСЕГО ЛИШЬ ЛАПА!
   Я выбросила руку  вперед,  загибая  вверх  короткую  мокрую  морду  -
ощеренная пасть обдавала смрадным дыханием и яростным рыком, - и всадила
иглу туда, где должны были находиться глаза.
   После первого удара он завизжал, когтями разрывая  куртку  и  кожу  у
меня на груди, после второго стал  биться,  стремясь  вырваться,  и  уже
вырвался из моих ослабевших рук, - но тут  движения  его  замедлились  и
третий удар иглы вошел очень мягко, без хруста - всего лишь  с  каким-то
лопающимся звуком.
   Он захрипел. Задергался.
   Я отползла в сторону, хватаясь за кровоточащие борозды на бедре, боку
и груди.
   Через мгновение все было кончено. Воцарилась тишина.
   А еще  через  несколько  секунд  комната  стала  наполняться  сладким
запахом эфира, я запомнила его на всю жизнь - по наркозам,  которые  мне
делали во время хирургических операций.
   Я поняла, что борьба за жизнь только начата.
   Не чувствуя боли, подошла к двери. Замерла.
   Когда газ наполнил комнату клубящимися облаками, я не дышала.
   Я не дышала и те две минуты, когда воздух втягивался в  те  же  самые
трубы, из которых пришел газ, используемый для усыпления собак. По  этой
примете я поняла, что там, снаружи, никто ничего не заметил.
   Тишина звенела вокруг, мельтешение в  закрытых  глазах  нарастало.  Я
понимала - если их там двое, я погибну.
   За дверью был один. Он начал  входить,  внимательно  оглядываясь,  но
свет его же фонаря ослеплял его.
   Это был один из двоих молодых. Я медленно вдохнула и,  не  колеблясь,
воткнула иглу ему в горло.
   Хотя сонного яда после драки с псом на игле не осталось, попала я  на
редкость удачно: здоровенная игла длиной с палец, похоже, вошла в сонную
артерию - кровь брызнула горячим липким фонтаном.
   Ненависть  переполняла   меня   вместе   с   беснующимся,   хохочущим
торжеством. Парень захрипел, забулькал кровью, льющейся ему в  горло,  и
медленно осел, придерживаемый мной.
   Я вытащила пистолет из-под его куртки. И крадущимся шагом направилась
в  обход  вольера,  отыскивая  второго,  который  должен  был  управлять
откачкой газа.
   Тот как раз выходил на улицу и повернулся  ко  мне  спиной,  закрывая
вторую железную дверь.
   Я оглушила его подобранным камнем, врезав в затылок.  Возможно,  удар
оказался смертельным.
   В комнате, помимо пульта с тремя рычагами,  хранилась  и  цистерна  с
горючим  веществом.  Я  поняла,  для  чего  она  была  предназначена.  И
содрогнулась от мысли, пришедшей мне в голову.
   Оставшиеся двое сидели в сараюшке, когда  я  вошла  туда  более-менее
твердым шагом, в крови пополам с грязью, полуголая и страшная.
   - Встать! - приказала я, наводя пистолет. Они не подчинились, думали,
возьмут быстротой и количеством.
   Ублюдка уложила прямым выстрелом в живот, от которого долго мучаются.
Он упал и не двигался.
   Старшему попала в плечо.
   - Иди вперед! - Он пошел, зажимая рану рукой.
   - Неси его в дом! - Он взвалил оглушенного камнем на себя и  потащил,
шипя от боли.
   Недомерок  лежал  в  луже  крови  на  пороге,  пряча  от  меня   свой
изуродованный живот. Белые губы его неслышно шевелились.
   - Этого внутрь! - Он положил.
   - Я даю тебе  шанс.  Стены  и  земля  вокруг  дома  облиты  из  вашей
канистры. Гореть будет, как факел. Думаю, у вас  останется  минуты  две.
Если успеешь - выживешь.
   Он бросился вперед, и мне пришлось израсходовать две  последние  пули
на его ступни. Вместо пистолета взяла со стола остро наточенный кухонный
нож.
   Схватив свои вещи и трепетно прижав двенадцатигранники к груди, я еще
вытащила из ящика стола подвернувшиеся под руку деньги. Сняла с  вешалки
плащ, завернулась в него.
   У самого порога он все-таки попытался поймать мою ногу, сам не будучи
в силах встать.
   Я двинула ему ногой по лицу. Встала у двери.
   - Хочешь жить?! Тогда говори - кто похитил Зинаиду Андреевну?!
   - Да сам Дядя и похитил, - прохрипел он, - сам!
   - Молодец, послушный!  -  рявкнула  я.  Тряпицей  обтерла  все,  чего
касалась в этом сарае. Закрыла дверь.
   Обмотала ручки удавкой, намертво соединяя  их.  Нет,  не  порвать  им
леску такого качества!
   Задержалась у двери на секунду. А  затем  отошла  и  бросила  горящую
спичку из тех, что сами они припасали для огоньку...
   ...Уже в дороге оказалось, что взяла я чуть меньше сотни. Как смотрел
на меня чудом  пойманный  таксишник,  ни  в  сказке  сказать,  ни  пером
описать. Если бы не плащ, он, наверное, и не остановился бы.
   Я молча плакала на заднем сиденье. И всю дорогу кляла себя за то, что
подрезала леску ножом, чтобы ее можно было порвать - смертельно ненавидя
этих людей, я не могла хладнокровно убить их. Они вроде как пленные...

Глава 7

ВИЗИТ К ЗНАКОМЦУ

   Домой не поехала, справедливо  полагая,  что  там  меня  могут  снова
ждать, причем в удвоенном составе. Решила одной ночью убить двух  зайцев
-  и  переночевать,  и  заручиться  поддержкой   родственников   Зинаиды
Андреевны, заодно узнать, как дела с ее поиском, возможно, рассказать  о
своих "изысканиях".
   Мыслить логически не получалось - в голове был сумбур, перед  глазами
стоял ревущий темный кошмар. Кратко подвела итоги: в городе  есть  люди,
которые занимаются организацией собачьих боев. Один из  организаторов  -
толстый Анатолий Иванович. Помимо того, он и  его  подручные  связаны  с
людьми гораздо более опасными - организованной преступностью.  Я  голову
готова была дать на отсечение, что сюда,  в  вольер,  привозили  убирать
неугодных людей, убирать так, чтобы следов  не  осталось.  Голодные  псы
пожирали жертву, одновременно развивая  в  себе  агрессивность  и  жажду
крови; то, что они не уничтожали -  одежду,  кости,  другие  останки,  -
бандиты сжигали, используя ту самую канистру...
   Сколько времени они этим занимаются? Судя по разговору, подслушанному
мной, не так давно. Сторожа  клянут  свою  работу  и  ненавидят  Алексея
Никитича, Дядю, который, похоже, шишка в  собачьем  бизнесе.  Племяш,  с
которым  я  успела  так  трогательно  познакомиться,  -   его   партнер,
возглавляющий убийц.
   То,  есть  это  или  наемная  группировка,  или   люди   преследующие
собственные цели,  но  в  обоих  случаях  собак  используют  в  качестве
прикрытия.
   О Господи, как жутко болит все тело!..
   Расплатившись,  сошла  на  темной  улице  у  престижной  "сталинской"
трехэтажки. На втором этаже светилось одно окно. А на  визитке,  которую
оставила мне Зинаида Андреевна, было написано  -  "квартира  23,  второй
этаж".
   Оглядела пустынную улицу и, плотнее укутавшись в плащ, вошла в арку.
   Три раза настойчиво позвонила в дверь.  Сразу  же  послышались  шаги,
знакомый голос тихо произнес, торопливо отпирая:
   - Наконец-то! Как можно так... -  Он  замер,  увидев  меня.  Я  молча
прошла в прихожую, повернулась.
   - Закройте дверь.
   Пока он на  ощупь  закрывал,  не  спуская  с  меня  глаз  разглядела,
сравнивая с приметами человека, частенько водившего Лидера по  магазинам
и салонам. Все так - средних лет, изысканный, приятный,  с  залысиной  и
проникновенным открытым лицом.
   Но через секунду до меня дошел истинный смысл происходящего: я узнала
это лицо. Час назад я видела его - моложе, наглее, злее. Тут же  поняла,
почему одного звали Дядей, а другого - Племяшом: потому что  так  оно  и
было.
   Я замерла, мысленно проклиная все и вся: как я могла сразу не связать
подсказанные  продавщицами  из  собачьих  магазинов  варианты  имени   и
отчества с необычно звучащим "Алексей  Никитич",  еще  когда  он  звонил
толстяку в парк?! Как упустила связь "Да сам Дядя  и  похитил!  Сам!"  с
истинным положением дел?!
   Но медлить не было возможности. Он смотрел на меня слегка потрясенно,
пытаясь скрыть свои чувства.
   - Здравствуйте, Алексей Никитич, - твердо сказала я,  протягивая  ему
руку и одновременно приоткрывая складки плаща. - Я Таня Иванова, частный
детектив, которого наняла Зинаида  Андреевна.  Я  зря  не  вняла  вашему
совету и не бросила это дело. Но теперь, раз уж  все  так  случилось,  я
пришла к вам за помощью... и чтобы рассказать  то,  что  узнала  о  деле
Зинаиды Андреевны. Вы сами  оцените  мою  работу  и  оплатите  ее,  если
сочтете нужным.
   - Добрый вечер, - только и смог произнести он, но тут  же  оправился,
принимая мою ложь, тоже импровизировал:
   - А я тут не сплю, работаю...
   Проходите, - и для убедительности еще раз щелкнул замком, мол,  дверь
закрыта. - За вами гнались?
   - Не думаю. Тех, кто  желал  моей  смерти,  я  оставила  у  разбитого
корыта.
   - Смерти? - Он изобразил потрясение.
   - Да, смерти, - сурово ответила я.  -  Мне  бы  несколько  минут  под
душем, Алексей Никитич, и что-нибудь надеть: я не могу пойти домой,  там
скорее всего ждут.
   - Конечно, располагайтесь... Я налью коньяку, - и заспешил на кухню.
   Я вымылась стремительно и со слезами боли.  Три  борозды  были  полны
грязи и подсохшей крови. Пришлось отдирать по живому.
   Потом вместо предложенной гостиной я  попросила  кухню  и  аптечку  и
прямо при нем занялась лечением. Надо сказать, что  медикаменты  у  этой
сволочи оказались очень высокого уровня.
   Он едва держал себя в руках, все  бросал  украдкой  взгляд  на  часы,
ожидая тех, кто должен был приехать. Никто не звонил.
   Я  коротко  и  правдоподобно  пересказала  свое  открытие,  побег   и
подозрения. Получается, в этом замешаны чьи-то кровавые  руки!  Мужчину,
отдававшего приказ о нашей с Косым смерти, я, мол, не смогла  разглядеть
и запомнить, но зовут его Племяш. Его руководителя или партнера -  Дядя.
Зинаида Андреевна стояла у  них  на  пути,  они  решили  под  прикрытием
выставки организовать  собачьи  бои.  Возможно,  они  что-то  предлагали
Зинаиде Андреевне, она отказала,  ее  предупредили,  украли  собаку,  но
после того, как она обратилась ко мне, предпочли ее убрать,  потому  что
испугались, что я докопаюсь до истины. Потом пытались подловить меня,  а
теперь вот я сама так глупо попала к ним в руки...
   - Господи, какой ужас! - выдохнул он. - Не  могу  представить,  чтобы
такое творилось в  связи  с  нашей  безобидной  деятельностью...  Мы  же
собаководы...
   - Сейчас, Алексей Никитич, ничего нельзя  делать  спокойно,  будь  то
политика или разведение сверчков. Все равно - придут и вмешаются. Станут
"крышей" или "киркой", в зависимости от вашей готовности платить деньги.
   - Но у нас же некоммерческое заведение... - В его внимательных глазах
что-то мелькнуло, что-то неуловимое, кажется, тоска, горечь...
   - Они на этих боях могут  делать  огромные  деньги!  Фаворит  -  одна
собака, а побеждает другая. Представляете, какие там ставки?!
   Он вздрогнул.
   - Да-да, вы правы,  Таня.  Меня  просто  колотит  от  всего,  что  вы
рассказали.
   - А что угро? - спросила я. - Они нашли какие-нибудь ниточки?
   Алексей Никитич прятал взгляд,  колебался,  я  поняла,  что  он  даже
несколько испугался.
   - Как вам сказать, - наконец решился он, -  они  там  все  в  секрете
держат. Следователь намекнул, что к ним поступила  какая-то  информация,
но ни источника, ни чего-нибудь более конкретного не сообщил. Ищут, - он
театрально развел руками.
   - Понятно, - сказала я, лихорадочно размышляя,  что  бы  еще  у  него
выпытать. - А! Вы знали шофера Зинаиды Андреевны?
   Он замялся. По его лицу и некоторым фразам я внезапно поняла, что для
него  исчезновение  старушки  также  представляет  проблему.  Может,  ее
похитила какая-то третья сила?..
   - Знал,  конечно,  знал,  -  как-то  рассеянно  ответил  он,  видимо,
соображая, что со мной делать и почему не приехали те, кого он  ждал.  -
Он у тети уже года три работает, проверенный парень.  Скорее  всего  его
убили - экспертиза нашла в машине следы борьбы, на которую тетя не  была
способна, - погнута металлическая педаль, свернут рычаг управления,  там
же следы крови.
   Тети?!! Так кто же здесь "Племяш"?! Получается,  эта  вальяжная  злая
тварь, которая приказала скормить меня псам, внук безобидной старушки?!!
   - У вас есть его фотография?
   - Есть! - с нажимом процедил он,  и  глаза  у  него  были  злые,  он,
очевидно, чертыхался внутри, так и не в силах решить, о чем мне врать, а
о чем говорить правду - ведь если я выжила два раза, где гарантия, что я
не выживу потом, что не узнаю о его лжи, что мои подозрения не обратятся
на него самого?!
   Я насквозь видела этого лжеинтеллигента со всеми  его  потрохами.  Он
никогда не видел убийства вблизи, и у  него  кружилась  голова  от  вида
крови. Он на полуголую меня-то смотреть не мог без  содрогания,  побелел
весь как полотно!.. Черт, а ведь  неплохо  бы  и  предохранить  себя  от
второго возможного приказа о моей гибели.
   -  Принесите!  -  приказала  я.   И   пока   рассматривала   веселого
улыбающегося  парня,  на  руку  которого   опиралась   сияющая   Зинаида
Андреевна, я позволила себе ухмыльнуться:
   - Ну, теперь-то они не посмеют меня тронуть!
   - Отчего же? - тут же прореагировал Алексей Никитич,  вкрадчиво,  как
раньше, по телефону, племянник.
   - Я, когда мне звонил их Племяш, текст разговора на факс  записала  и
вместе с моими подозрениями отнесла верным друзьям. Теперь, если со мной
что-нибудь случится, материалы пойдут в прокуратуру.
   - Так почему же они вас пытались?..
   - Не знали, дураки! Не успели пронюхать!.. Вот теперь надо их  как-то
поставить в известность. Я своей шкурой больше жертвовать не хочу!
   - Вы... вы... Вы доблестная  женщина,  Таня,  -  выговорил  он.  -  Я
никогда не встречал таких, как вы.
   - Я очень устала, практически уже сплю, -  сказала  я  совершеннейшую
правду, неожиданно для самой себя подавая ему руку для поцелуя...
   - У меня есть гостевая комната, мы... э-э-э... с сыном теперь  вдвоем
живем. Я вам  тут  принес,  что  смог  найти,  -  это  оказалась  пижама
внеполового вида и мягкие тапочки, - сейчас налью коньяку.
   - Погодите, я на минутку, - вышла, будто бы  в  туалет,  прикрыла  за
собою дверь, словно бы из приличия,  быстро  достала  из  кармана  плаща
прекрасно наточенный нож и перерезала телефонный провод у  самого  пола.
Вернулась на кухню.
   Алексей Никитич уже стоял с бокалом. Ополовиненная бутылка была здесь
же, судя по виду, очень дорогая.  Правую  руку  он  вынимал  из  кармана
халата.
   - Выпейте коньяку - янтарный, великолепный...
   Черт, а ведь скорее всего с сонным порошком, если ни с чем похуже.
   Но  отказаться  -  значит,  вызвать   подозрение.   Так,   быстренько
вспоминаем, что я успела заметить у него в аптечке, когда  чинила  себя?
Вроде ничего смертельного... из порошков  что-то  было,  но  вот  что?..
Делать нечего: придется на практике проверять собственную теорию  насчет
слабохарактерности Алексея Никитича.
   Глотнула, краем глаза уловив его напряжение: он  не  спускал  с  меня
глаз.
   Выпила  треть.  Коньяк  действительно  был  великолепен  -  по   телу
разлилось блаженное тепло, вся  боль  мгновенно  сгорела  в  мучительных
корчах.
   - Идите спать, я приготовил комнату. Никаких химических воздействий я
пока не ощущала, но пошла, слегка пошатываясь, а у самой старинной двери
в прекрасно обставленную спальню даже широко зевнула, лукаво заметив:
   - Отличный у вас коньяк... я уже сплю... - И рухнула в кровать.
   Он еще немного постоял, прислушиваясь к моему ровному дыханию,  потом
на цыпочках удалился, прикрыв за собой дверь.
   Я прислушалась, едва дыша. После пятой попытки он  в  сердцах  бросил
трубку. Я тихонько захихикала ведьмовским  смехом,  уткнувшись  лицом  в
подушку.
   Черная ненависть все еще переполняла меня. На тыльной стороне  ладони
несмываемым пятном сидел его слюнявый поцелуй, который не оттирался даже
о шелковые простыни.
   Минут пять я лежала  не  двигаясь,  и  все  это  время  он  бесцельно
расхаживал по гостиной, что-то прикидывая, решая для себя. Я знала,  что