подумал
о странных привычках некоторых звезд:  по  всем  канонам  утром  женщины
должны уходить из номеров постояльцев, а у этого "дона", видите ли, свой
распорядок... Впрочем, мнение портье по этому поводу меня  нисколько  не
интересовало, да он его и не высказывал.
   Мимо дежурной на втором этаже я  попыталась  вообще  пройти  с  гордо
поднятой головой, но она вонзила мне в спину уточняющий вопрос:
   "Вы  к  господину  Мартинесу?"  Прозвучало  это  так,  будто  я  была
предателем Родины, идущим на встречу с резидентом иностранной  разведки.
Уж эта-то точно сменилась, даже женолюбивому дону Марти вряд  ли  пришло
бы в голову назвать старую каргу "милой женщиной"...
   Меня так и подмывало ответить  ей  как  следует,  но  из  соображений
конспирации я воздержалась. Жаль  было  и  "дядюшкиной"  репутации:  кто
знает, какие удары ей предстоит еще  выдержать  в  этом  "почти  родном"
волжском городе...
   Высокая массивная дверь с номером "23" распахнулась на мой тихий стук
почти сразу же.
   "Дядя" был в белоснежном свитере и  встретил  меня  с  улыбкой.  Пока
Михаил Викторович освобождал меня от  пальто,  упивался  моей  ручкой  и
сверкал своими испанскими глазами (в которых, кстати, не прошел хмельной
блеск, хотя коньяка с утра он не пил), я убедилась, что и мое  увлечение
не прошло за несколько часов разлуки. Не  знаю,  как  это  вышло,  но  я
коснулась губами его щеки, которая оказалась совсем рядом. От  удивления
Мигель забыл выпустить мою руку из своих. Его уши порозовели, но в целом
он выдержал испытание достойно.
   - Ой, извините, "дядюшка"! Я по-родственному...
   - Ну что вы, "племянница"! - в том же шутливом тоне ответил он. - Это
лишний раз доказывает, что сегодня ночью вы мне не соврали.
   - В каком смысле?
   - В том смысле, что я еще не совсем старик.
   - Ах, Мигель, пожалуйста,  не  начинайте  все  сначала!  У  нас  мало
времени, а у меня много работы. Ведь вы скоро уйдете на репетицию, и мне
надо уложиться.
   -  Но  вы   могли   бы   задержаться,   если   надо,   я   предупрежу
администрацию...
   - Ну уж нет. Не забывайте, что я только ваша племянница, а племяннице
вовсе ни к чему поселяться в номере дяди насовсем.
   - Так вы что, даже и кофе не выпьете со мной?
   - На кофе я к вам приду в четыре, вы разве забыли? Или  вы  отменяете
свое приглашение, поскольку исчез Хосе? - строго говоря, это было с моей
стороны уж чистым нахальством: на  приглашение  я  напросилась  сама,  и
только под предлогом "расколоть" Хосе.  -  И  отдайте,  пожалуйста,  мою
руку.
   - Пожалуйста, извините. -  Мигель  отпустил  меня,  сердито  сверкнув
глазами. - Я отменяю?
   Таня, я всегда рад быть с вами, по-моему, это совершенно очевидно.  И
если хотите знать, Хосе или кто-то другой мне при этом нужен, как.., как
пятая нога собаке - так, по-моему, говорят? Но разве не вы сами только о
Хосе меня и расспрашивали весь вечер? И только из-за него собирались  со
мной.., всякие шутки шутить?
   - А вы что же, хотели, чтобы я при Хосе  затевала  с  вами  серьезную
игру? - спросила я почти надменно.
   В его глазах промелькнуло уважительное удивление: мол,  недооценил  я
вас, сударыня. Он понял, что его тонкая  провокация  не  удалась  и  что
первый шаг к сближению придется сделать все-таки ему. Но к этому  Михаил
Викторович, по-видимому, был еще не готов и потому отступил. Отступил  в
буквальном смысле, как бы освобождая мне доступ к моей работе, и шутливо
поднял руки вверх:
   - Сдаюсь, Танечка! Конечно, не  хочу.  Мое  приглашение,  разумеется,
остается в силе. Если только не случится чего-нибудь  экстраординарного.
Все же я очень  тревожусь  за  Хосе!  Пойдемте,  я  провожу  вас  в  его
апартаменты. Там никто ничего не трогал, как вы и просили,  горничных  я
отослал... - Дон Марти щебетал уже в обычной своей манере.
   Ну что ж, помучайся еще, амиго. Хочешь, но молчишь  -  дело  твое!  Я
подожду. В конце концов, ты для меня лишь минутное увлечение, и если  до
этой самой минуты  мне  очень  уж  понадобится  теплая  компания..,  нет
проблем! А вот вы, дон Мигель Мартинес, к "девочкам" не пойдете, как ваш
Хосе, и к себе в номер вряд ли притащите "ночную бабочку":  не  пристало
звезде мировой величины так низко падать, да еще в городе своей  юности!
Так что вы уж, пожалуй, созревайте поскорей и падайте к моим ногам...
   А впрочем, ты прав, "ми  корасон",  нет  ничего  хуже,  как  затевать
"серьезную игру" наспех.
   Пока мы преодолевали трехкомнатный "люкс", я из  вежливости  спросила
Мигеля, как он нашел могилу матери. Он ответил, что она, слава  Богу,  в
порядке:  за  ней  следят  его  московские  родственницы  -  сестры   по
материнской  линии  ("дочерью"  одной  из  которых  я,  надо  думать,  и
являлась). Этот  вопрос  снова  вернул  Михаила  Викторовича  в  "струю"
лирических воспоминаний, из которой его выбило мое появление, и он  стал
немногословным, ушел в себя. Коротко объяснил мне, где  его  собственное
театральное хозяйство, а где личные вещи самого  костюмера,  и  добавил,
что я могу  не  стесняться  (совершенно  лишнее  напоминание!)  Спросил,
хватит ли  мне  сорока  минут,  дольше  он  задерживаться  не  может,  и
необходимо ли его присутствие при этом  "мероприятии".  Я  сказала,  что
постараюсь успеть и что необходимости в нем  нет,  но  он,  конечно  же,
имеет право присутствовать. И еще попросила его позвонить портье,  чтобы
немедленно предупредил его по телефону, если появится господин Эстебан.
   Мой клиент удивил меня еще раз, сказав, что портье  уже  предупрежден
об этом.
   - А насчет моего права... Нет уж, увольте! Я буду у себя. Не хочу вас
смущать, - изрек дон Мигель и удалился.
   Эх, кабальеро... "Белая кость"! Знал бы ты, в  каких  передрягах  мне
приходилось бывать, - у тебя бы, наверное,  голос  пропал...  Сказал  бы
лучше - сам не хочешь смущаться.
   Полчаса пролетели как единый миг. Но вовсе не потому, что  работенка,
которую я выполняла, была легкой  и  приятной,  -  вот  уж  нет!  Просто
времени на обыск вообще редко бывает достаточно.  Особенно  если  вы  не
хотите, чтобы хозяин заподозрил, что в его барахлишке кто-то копался.
   Я же не могла ломать замки, вытряхивать на пол  содержимое  шкафов  и
чемоданов и  вообще  переворачивать  все  вверх  дном,  как  это  делают
грабители и  те,  кто  их  ловит...  Еще  слава  Богу,  что  Хосе  успел
распаковать  свои  вещи,  а  то  бы  я  вообще  не  смогла  ни  к   чему
прикоснуться!
   Впрочем, результат был тот же самый, как если б  я  и  не  обыскивала
номер. Иными словами - нулевой. Дело осложнялось тем, что я, собственно,
не  знала,   что   именно   ищу.   Искала   же   я   хоть   какую-нибудь
"ниточку-зацепочку", которая подсказала  бы  мне,  куда  подевался  этот
чертов Хосе.
   Но как она выглядит? И,  соответственно,  где  может  прятаться?  Мне
представлялось, что это должна быть  какая-то  бумажка:  записка,  план,
схема, номер телефона, наконец...
   Но ничего такого в бумагах Хосе я не  обнаружила.  Паспорт,  въездная
виза,  несколько  кредитных   карточек   и   около   шестисот   долларов
наличными... Но больше - ничего! Зато  если  у  Хосе  была  какая-нибудь
записная книжка, то ее-то он уж точно унес  с  собой.  Конечно,  он  мог
прихватить и некоторую сумму денег - кто знает, сколько у него  с  собой
было? Уж конечно, не его патрон. Кстати, никаких таможенных документов я
тоже не нашла.
   Сначала  я  удивилась,  что  он  оставил  паспорт  в  гостинице.  Но,
пораскинув  мозгами,  пришла  к  выводу:  если   иностранец   в   России
отправляется на какое-нибудь сомнительное дело,  то  это,  с  его  точки
зрения, напротив, разумно. Потому  что  иностранец  в  России  опасается
только криминального элемента (и правильно, между прочим,  делает!).  Но
откуда ему знать, что если первому же встречному  милиционеру  вдруг  не
понравится его иностранная рожа, да у этой "рожи" еще к  тому  же  и  не
окажется документов, то все его "сомнительное дело"  может  закончиться,
даже не начавшись...
   Кстати, насчет рожи. О ментовских вкусах судить не берусь, а вот  мне
Хосе Мария  Эстебан  определенно  не  нравился.  Я  внимательно  изучила
паспортное фото этого "баска". Светлые жидкие волосы, светлые же, слегка
навыкате, глаза, оттопыренные уши, тонкие  губы...  Правда,  я  в  своей
жизни ни одного баска не видела и понятия не имею, какие  они  есть,  но
этот... Натуральный "фриц", только явно не из "истинных арийцев".
   И что-то в нем неприятное, крысиное...
   Я внимательно осмотрела пустой кейс, в котором обычно путешествует по
миру плащ Радамеса. Тоже ничего подозрительного. В два огромных, еще  не
"растаможенных" кофра со сценической амуницией фамозо  кантанте  я  едва
заглянула.
   Что толку? На изучение всего этого великолепия,  с  помощью  которого
дон Марти обращается в египетского "героя-любовника" Радамеса, надо было
бы по-хорошему потратить целый  день.  Да  и  маловероятно,  чтобы  Хосе
припрятал среди хозяйских париков и  панталон  наркотики,  контрабандные
бриллианты или долларовую "неучтенку" и  спокойно  покинул  все  это  на
произвол судьбы в своем номере.
   Словом, к исходу получаса настроение у меня было совсем упадническое.
Добавьте к этому, что я поминутно дергалась  из-за  телефонных  звонков,
раздававшихся в номере Мартинеса. Да уж, "дорогой  гость  Тарасова"  был
нарасхват!  -Но  мне-то  всякий  раз  думалось,  что  это  -  сигнал   о
приближении блудного Хосе!  Хотя  предчувствие  недвусмысленно  говорило
мне, что он, по выражению его патрона, влип в какую-то скверную историю.
   В последней надежде я подошла к окну -  тому  самому,  через  которое
удрали сначала  вороватый  "дам",  а  чуть  позже  -  "проспавший"  плащ
костюмер. Открыла обе рамы и выглянула наружу. Одному Богу (но уж  никак
не мне!) было ведомо, что я рассчитывала там увидеть - не  распростертое
же тело Хосе!
   Увы, сумки с плащом Радамеса под окном тоже не оказалось.  Я  мельком
взглянула  на  пожарную  лестницу.  Взобравшись  на  широкий   мраморный
подоконник, до нее легко можно было дотянуться рукой. Правда, обрывается
метрах в двух от земли, но это же ерунда...
   Я закрыла наружную раму, рассеянно думая  о  преимуществах  старинных
зданий: вот могут же люди позволять себе не заклеивать окна на зиму -  и
ничего, в номерах  тепло...  Оставалось  только  нести  моему  звездному
клиенту свою повинную детективную голову. Стоп, а это что такое?..
   В щель междурамного пространства завалился маленький  клочок  плотной
глянцевой бумаги - так глубоко, что я не сразу его заметила.
   Боясь верить в удачу, я осторожно извлекла его, как если  бы  он  мог
рассыпаться.
   Это был свернутый вдвое  листочек  из  карманного  блокнота.  Запись,
сделанная на нем - черной шариковой ручкой, мелким размашистым почерком,
- в первые секунды  показалась  мне  полнейшей  абракадаброй.  Возможно,
потому, что не только почерк был неразборчивый, но и язык - иностранный.
   Приглядевшись, я  поняла,  что  считать  эту  надпись  "иностранной",
пожалуй, слишком: это были шесть имен, мужских и женских,  записанные  в
одну строчку латинскими буквами. Быть может, я ломала бы голову  гораздо
дольше, если бы первыми в этом списке не стояли слишком хорошо  знакомые
мне "Radames" и "Aida". В середке я узнала еще одно имя -  "Otello"  (не
знать, кто такой Отелло, было бы непростительно даже для меня.  Как  же,
как же! Помните, из школьных сочинений:
   "Отелло рассвирепело и убило Дездемону...").
   Дездемоны, правда, тут не было, зато была какая-то "Violetta" -  хотя
и не знакомая мне, но, по крайней мере, понятная.
   А вот с одним именем у меня вообще вышла напряженка. Я не  только  не
имела понятия, о ком речь, но даже не смогла его прочитать.
   Все  было  отчеркнуто  жирной  чертой.  Ниже  стояла   цифра   "133",
обведенная кружком, а рядом - еще одно имя: "Mario". Замыкала  страничку
какая-то примитивная схема  из  двух  пересекающихся  линий  и  фигурной
загибистой стрелки.
   Вот так криптограмма!
   Ладно,  начнем  сначала:  оно-то,  пожалуй,  и  есть  ключ  ко  всему
остальному.  Тем  более  что  по  части  оперных  героев  у  меня   есть
высококвалифицированный консультант.
   - Дон Мигель! Михаил  Викторович!  -  Я  бросилась  в  мартинесовские
покои.
   - Боже мой, как официально! - Он почти столкнулся со мной  в  проходе
между номерами. - Какое заявление  вы  хотите  сделать,  Танечка?  Нашли
контрабанду?
   Но, увидев на моем лице печать детективного вдохновения, а в  руке  -
неведомую бумажку, "русский испанец" сразу заразился моим волнением:
   - Что это у вас?!
   - Посмотрите, это  почерк  Хосе?  Эти  имена  -  персонажи  опер?  Вы
понимаете, что все это значит? - Я вывалила на  него  сразу  целую  кучу
вопросов.
   - Спокойно, разберемся... - Клиент взял у меня  бумажку.  -  Да,  это
рука Хосе! Что за чертовщина... Где вы это нашли, Таня?
   - Между рамами окна. Думаю, она выпала у него из  кармана,  когда  он
вылезал на пожарную лестницу. Так вы не знаете, что это может означать?
   -  Понятия  не  имею!  Определенно  могу  сказать  только,  что   это
действительно оперные персонажи. Кстати, все - мужские, я имею в виду  -
теноровые партии, из моего репертуара. Аида и Виолетта  -  героини,  мои
партнерши. Но вот Марио... Марио... Марио... Нет,  такого  я  не  помню.
Пожалуй, Таня, это уже из другой  оперы!  -  Мигель  засмеялся  удачному
каламбуру.
   Я подошла к нему вплотную и тоже  заглянула  в  записку,  которую  он
держал в руке.
   - Но кто это здесь третий по счету? - робко спросила я. -  Я  думала,
что это Хосе зачем-то написал свое имя...
   - Танечка! - только хорошее воспитание не позволило ему сказать:  "Эх
ты, темнота!" - Это же Хозе! Великая "Кармен"! Помните?..
   Он прочистил горло, отступил на два шага, с мольбой протянул  ко  мне
руку и пропел:
   - "Навек я твой, моя Кармен! Моя Кармен... навек.., я твой!"
   Никогда  бы  не  поверила,  если  бы  мне  сказали,  что  коротенькая
музыкальная фраза произведет на меня такое впечатление. Я услышала в ней
не только мощь,  от  которой  тоненько  зазвенели  подвески  хрустальной
люстры, но и душу, любящую и страдающую... Черт возьми, не зря они с ним
так носятся, эти оперные фанаты!
   Фамозо  кантанте  отвесил  мне  шутливый   поклон,   с   достоинством
выпрямился:
   - Ну как, "моя Кармен"?
   - Здорово! - восхитилась я. - Но что все-таки  означает  эта  оперная
"цепочка"?
   -  Постойте-ка...  -  Мигель  опять  посмотрел  на  каракули   своего
костюмера. - А что, если это примитивный шифр,  а?  Если,  скажем,  Хосе
хотел по буквам записать какое-нибудь незнакомое слово,  название?  Ведь
он театральный человек, и первые имена, которые придут ему в  голову,  -
это имена оперных  персонажей,  причем  наиболее  близких  ему.  Давайте
посмотрим...
   Но я уже не слушала его,  я  уже  смотрела.  Ну  конечно...  Конечно!
Радамес - "Р", Аида - "А", Хозе - "X", Отелло -  "О",  Виолетта  -  "В",
Альфред - "А"... РАХОВА! Улица Рахова; 133! Ну, "дядюшка"!..
   - Ну, Мигель! Миша...
   От избытка благодарности я уже опять примеривалась к его щеке,  но...
Он твердо взял мою голову в свои ладони:
   - Ну уж нет, не выйдет! Теперь моя очередь.
   По-родственному... Я заслужил, правда?
   Записка Хосе полетела на пол...
   Ну, если это называется  "по-родственному",  то...  Стало  быть,  мой
клиент имел в виду более близкое родство, чем то, в  котором  мы  с  ним
числимся. В этот поцелуй он  вложил  весь  свой  испанский  темперамент,
помноженный на русскую широту и непосредственность. Свидетельствую:  это
он тоже делает неплохо - в полном соответствии со своим  кредо  артиста.
Ну очень неплохо!
   -  Мне  пора...  -  прошептал  герой-любовник,   из   последних   сил
отстраняясь от меня.
   - Мне тоже."
   - Вы куда сейчас, Таня?
   - На улицу Рахова, 133.
   - А что там - вы знаете?
   - Понятия не имею. Но узнаю.
   - Но это может быть опасно!
   - Выходить на сцену тоже опасно: юпитер может на голову  упасть.  Или
помост - обвалиться... А опаснее всего - для моего расследования! -  нам
с вами сейчас оставаться наедине.
   Он страстно сверкнул глазами и увлек меня к выходу:
   - Идемте, "моя Кармен"!
   - Кармен? А я думала, что я Аида, вы же Радамес.
   - Нет, вы Кармен, Танечка! Роковая женщина... А Хозе  я  тоже  люблю.
Собственно, у этих двух бедняг - Хозе и Радамеса - похожие  судьбы:  оба
предают свой долг ради любви и погибают... Вот и я из-за вас,  Таня,  на
репетицию опоздал! И, кажется, тоже уже  погиб...  -  Мигель  рассмеялся
своим бархатным смехом. - Слышите, телефон разрывается? Не буду брать...
Кстати, звонил наш милейший директор, Федор Ильич.  Интересовался,  есть
ли прогресс в нашем деле. Что мне ему сказать? Ведь он тоже ваш клиент.
   - Скажите ему, что все тип-топ.
   - "Тип".., что? Я не знаю этого выражения.
   - Ну, не все же вам знать!
   Даже будучи увлечена  своим  "увлечением",  я  не  забыла,  пользуясь
безлюдьем в гостиничном коридоре, тщательно осмотреть замки номеров 23 и
24. Как я и думала, было не похоже, чтобы в них копались отмычкой.
   На шумный, забитый народом проспект Кирова мы  вышли  вместе.  Портье
сделал вид, что ему это совершенно безразлично.
   Разношерстной публике "тарасовского Арбата" было, как ни  прискорбно,
начхать на великого кантанте Мигеля Мартинеса. "Арбат" жил своей жизнью,
далекой от "великих, непреходящих ценностей человечества". Здесь  Мигель
был только одним  из  толпы.  Лишь  несколько  ближайших  женских  голов
повернулись в его сторону. Но только потому, что дон Марти действительно
был заметным мужчиной. Даже в такой толпе!
   Погода решила сегодня побаловать тарасовцев и гостей города:  ветерок
был потеплее, солнце - поласковей вчерашнего. Но, увы, пройтись под руку
нам было недосуг: Мигель поворачивал налево, а я  -  направо.  Навстречу
неизвестности.
   - Пожалуйста, будьте осторожны, Таня! Если бы я знал,  что  буду  так
волноваться за вас, то имел бы дело только с мужчиной-детективом!
   Мой клиент заставил себя погасить свое волнение приятной  улыбкой  и,
конечно, на прощание приложился к моей ручке.
   Мои губы невольно ей позавидовали...
   "Он оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб  посмотреть,  не
оглянулся ли он..." Мы оглянулись оба, и "русский  испанец"  махнул  мне
рукой.
   Нечасто, Танечка, вам так везет с клиентом.
   Тьфу ты, под его  влиянием  сама  себя  уже  на  "вы"  называю!  Я-то
надеялась,  что  он  хотя  бы  после  своего   "родственного   излияния"
исправится, перестанет "выкать"... Но не тут-то было!  Кабальеро,  одним
словом.
   Итак, Рахова, 133. Центр,  пешего  ходу  от  "Астории"  -  пятнадцать
минут.  Я  знаю  этот  район,  даже  представила  себе   квартал.   Одни
девятиэтажные громады... Как я  буду  там  искать  какого-то  неведомого
Марио?
   Итальяшка, что ли? Откуда он на улице Рахова? Уж  не  сицилийская  ли
мафия открыла свое представительство в Тарасове?..
   Нет, а все-таки Мигель молодец. Ловко он разобрался с этой писулькой!
Конечно, я и без  его  подсказки  догадалась  бы  через  секунду-другую,
просто он был в своей стихии, да и Хосе лучше  знает.  Но  все  равно  -
голова! И вообще...
   Ладно, Бог не выдаст - Марио не съест!  На  местности  сориентируюсь.
Может, стрелка поможет? "Ориентировка" Эстебана лежала у меня в сумочке,
но доставать ее не было  необходимости:  в  памяти  у  меня  она  засела
крепко, как фотокадр.
   Друг ты мой.., единственный... Который "старый и верный"! Не пора  ли
мне вспомнить, наконец, что ты есть? И - кто ты есть. И где ты есть...
   И не пора ли тебе поддержать меня и даже преподнести мне сюрприз?

Глава 4

   Ну да, точно. Вот он, выставочный зал Союза  художников,  -  дом  под
номером 137. Следующий, угловой, - сто тридцать пятый.  А  через  улицу,
стало быть, - нужный мне номер 133. Ого, тянется на целый квартал...  Ну
правильно: