ебе? Останешься здесь, возле разворошенного осиного
гнезда. Слушай! - приподнялся, осененный идеей. - Едем со мной!
   - Что, в Чебоксары?
   - Да!
   Я невесело рассмеялась:
   - Дурашка ты увлекающийся!
   Он, привлеченный теплотой слов, опять потянулся ко мне, и я поспешила
его остановить:
   - Бросить свои дела здешние и вас, Филипповых, на произвол  судьбы  и
сбежать с тобой в Чебоксары? Эксгумация, Дима!
   Он в сердцах крепко выругался, стукнул кулаком о кулак так, что треск
раздался, и сморщился от боли. Да, кулакам  его  сегодня  досталось,  не
следовало бы ему делать таких жестов.
   - Ты думал, все кончилось?
   - Думал!
   - Пока мы только от мафии избавились, и то не до конца.  Бежать  тебе
надо, а мне - оставаться, расхлебывать остатки. Советую бросить ларьки и
квартиры или поручить их продажу, что ли, верному человеку, есть такой?
   - Найдется.
   - И бежать к своим, не теряя времени. Слышишь, Дмитрий, - затормошила
его, призадумавшись, - прямо сейчас и отсюда!  Ребята,  вы  -  это,  так
сказать, подразделение довольно малосильное. Обратись Паша к начальству,
к утру выезды из города будут контролироваться полностью, возьмут  тебя,
запоздавшего, за жабры.
   Он смотрел недоверчиво, но с податливой робостью. Его  присутствие  в
городе связывало мне руки, и сгущать краски имело смысл.  Переборщить  я
не опасалась. Пока свежо у него впечатление от происшедшего,  верить  он
мне будет. А что в будущем сомневаться начнет, пусть даже не доехав  еще
до своих Чебоксар, это меня не волновало.
   Выудив из  "бардачка"  ручку,  Дмитрий  на  клочке  бумаги  нацарапал
несколько цифр и отдал его мне.
   - Чебоксарский телефон, - проговорил очень серьезно.
   Я оценила его шаг должным образом.  Этим  он  отдавал  себя,  Веру  и
Аркадия в мои руки.
   - Позвонишь - встретим. Что еще? Подумал, потирая лоб.
   - Деньги! - подсказала я. - Деньги для взятки в прокуратуру.
   - Сколько?
   Опять этот вопрос! Ну не поворачивается у меня язык запросить  с  них
третью шкуру.
   - Не знаю,  -  качаю  головой,  -  но  думаю,  в  разумных  пределах,
сообразно, конечно, делу.
   - Приготовим, ты позвони только. - И замолчал опять. Пора, пора  было
его спроваживать. Во мне уже тлело нетерпение.
   - Едешь? - почти выкрикнула.
   - Да, - отрубил он. - До утра из города уберусь. На  дачу  заверну  -
бумаги свои забрать.
   Я о бумагах твоих помню. Не забываю я о них ни на  минуту.  И  голову
уже ломаю - как бы мне там побывать раньше тебя, истребитель бомжей?
   - Дачу, Дмитрий, сожгли, - соболезнующим тоном сообщаю ему. - Сгорела
она дотла. Я раньше тебя очнулась, видела.
   Это поразило его, он даже на секунду глаза зажмурил.
   - Не переживай! - попыталась успокоить. - Жизнь дороже, наживешь еще!
   Он понял мою двусмысленность по-своему и приободрился:
   - Наживу! - согласился со злой уверенностью. - Постараюсь!
   На этом мы с  ним  расстались.  Пожали  на  прощание  руки,  а  когда
рукопожатие затянулось, я позволила нам хороший поцелуй на память.
   Склонившись  над  его  коленями,  я  сама  открыла   защелку   двери,
распахнула ее для него. Уходя, он несколько раз  обернулся.  Я  взглядом
проводила его до подъезда и, запустив  двигатель,  медленно  выехала  со
двора.
   В третий раз я проехала мимо сторожки Ефимыча по ухабам плохой дороги
между штакетниками, мимо сарайчиков и особняков.
   Дача Филипповых представлялась мне сейчас  неким  отправным  пунктом,
началом развития событий очередной  главы  дела  о  кассе  ювелира.  Эта
глава, при отсутствии дачи, обещала быть последней.
   "Девятка" кралась, покачиваясь на ухабах,  с  погашенными  фарами,  с
работающим на пониженных оборотах двигателем.  Я  очень  надеялась,  что
происшедшие здесь военные действия, завершившиеся пожаром, и,  возможно,
последовавшие за этим  визиты  официальных  лиц,  по  ходу  деятельности
обязанных интересоваться происшествиями такого рода, утомили недреманные
очи Ефимыча, притупили его бдительность, и он не заметит или не  обратит
внимания на машину, сверхосторожно проползшую мимо. Как бы там ни  было,
но в глубь дачного массива я проникла беспрепятственно.
   Дача сгорела действительно дотла,  как  я  и  уверила  Дмитрия.  Куча
головешек, печная труба и много-много мусора. Снег от  пожара  и  мороза
превратился в ледяную корку, ровно покрывшую землю  и  громко  хрустящую
под ногами.
   Я обходила пожарище, пока не определила наверняка место,  где  раньше
была веранда, и не ошиблась - под слоем остывших уже углей  обнаружились
обгорелые, но уцелевшие половицы и даже гвоздодер оказался  здесь  же  -
звякнул, когда я на него наступила. Удивляясь  своему  бесчувствию  -  и
жилка внутри не шевельнулась, -  расчистила  тайник  от  хлама,  подняла
крышку и отбросила в сторону. Кейс был на месте. Сухой и  чистый,  будто
только что  из  моих  рук.  Положив  его  в  машину,  я  оттерла  снегом
вымазанные сажей руки, высушила их тряпкой, нашедшейся под  сиденьем,  и
совсем уже собралась от холода и горелой вони  нырнуть  в  гостеприимное
машинное чрево, но была остановлена осторожным вопросом
   Прозвучавшим неожиданно откуда-то сбоку и сзади.
   - И кто это  здесь  на  сей  раз?  -  раздался  в  безветренной  тиши
негромкий голос.
   На  белом  снежном  фоне  черным  силуэтом  человек   в   распахнутом
полушубке, в коротких, с обрезанными голенищами  валенках  и  тросточкой
ружья наперевес. Ефимыч!
   -  Я,  дед,  не  пальни  ненароком!  -  И,  видя  его  неослабевающую
настороженность, уточнила:
   - Гену Слипко на днях по твоей просьбе подвезла до города. Признал?
   Признал. Задрал кверху ствол своей гаубицы.
   - И чего ты здесь? - осведомился, не делая ко мне и шага.
   - Тебе объяснить?
   Я, засунув после снежного мытья замерзшие руки в карманы, привалилась
к боку машины.
   - Желательно!
   Он меня узнал, перестал бояться  и  ответил  поэтому  язвительно-зло,
перенервничал, видно, сегодня. Нервы  у  меня  тоже  не  веревочные,  но
ругаться с ним сейчас не следовало.
   - Не буду тебе ничего объяснять, - прошипела сквозь  зубы.  -  Ты  же
видишь, что я не воровка, взять отсюда нечего, - кивнула на пожарище.  -
Не смей поэтому на меня кричать! Он подошел ближе, всмотрелся.
   - Точно, ты!
   - Я тебе сейчас, Ефимыч, деньги дам. Нужны тебе деньги?
   Он оперся на ружье, как на палку, засопел.
   - После меня, может  быть,  вскоре,  может,  под  утро  приедет  сюда
Дмитрий Филиппов. Возможно, будет ковыряться в головешках. Ты  не  мешай
ему. Лучше всего - не замечай совсем.
   - А если он сам обратится? Принял Ефимыч уже и деньги, и мои условия.
   - Тогда - другое дело, - отвечаю. - Но  то,  что  я  здесь  была,  не
говори, ладно?
   - Больно мне надо! - вскричал  он  в  сердцах.  -  Устал  я  от  вас,
провались вы к лешему! То портфель ему сбереги, то  не  замечай  его,  а
самому человека по уху стукнуть - что сплюнуть!
   Понесло Ефимыча жалобами на свою беспокойную жизнь  и  несло  до  тех
пор, пока я не всунула в его кулачок  бумажки,  добытые  из  "бардачка".
Ощутив их в руке, он замолчал, постоял еще немного и,  хрустя  валенками
по ледку, отправился восвояси, на ходу буркнув через плечо:
   - Не скажу и не замечу, будь спокойна, Ефимыч слово держит!
   Выехав на трассу, я свернула в противоположную от  города  сторону  и
остановилась  сразу,  как  только  нашла  на  обочине  место  достаточно
широкое, чтобы не беспокоиться за судьбу, слушая,  как  проносятся  мимо
редкие в это время суток машины. Погасив  огни,  заглушив  двигатель,  в
тишине, в темноте и неподвижности я наконец позволила себе расслабиться.
Откинулась на подголовник, прикрыла глаза,  глубоко  вздохнула  и  минут
пять, не меньше, слушала, как шумит в  ушах,  как  гудит  усталое  тело,
наливаясь расслабляющей тяжестью, как кровь пульсирует в  висках.  Через
пять минут я оценила глубину усталости, позволила себе обратить  на  нее
внимание, перестала бороться с ней,  приняла  как  факт  и  отдалась  ей
покорно, вся, без остатка.
   Уж так получилось, что от сего момента и до утра ничего  срочного  не
было, отлилась прекрасная пауза в горячей сутолоке последних дней,  и  я
решила, не изобретая забот, пустить ее всю на отдых.
   Гнать машину в город мне сейчас не хотелось.  Вероятность  встречи  с
Дмитрием на пустой ночной трассе существовала, а я не была бы  ей  рада.
Узнав мою  машину,  даже  только  предположив  меня  за  рулем,  он  мог
заподозрить  хладное,  потому  что  делать   мне   здесь,   то   здравом
размышлении,   не   имея,   конечно,   в   виду   кое-какие    известные
обстоятельства, было нечего.  Рисковать  не  стоило,  а  тратить  время,
колеся по незнакомой местности в поисках объезда, мне не хотелось  тоже.
Нет у меня времени для того, чтобы так неумно его транжирить.
   То ли навалившаяся усталость сдвинула мерки,  то  ли  не  заметила  я
впопыхах - кейс оказался тяжелым, почти  неподъемным.  Взломав  шпилькой
запоры, я открыла его и ощупала содержимое. Это был  тот  случай,  когда
предположение подтверждается блестяще -  он  был  под  завязку  заполнен
плотно уложенными пачками денег. Ни золота, ни бумаг  я  не  обнаружила,
что тоже соответствовало ожидаемому.
   Включив освещение приборного  щитка,  я  оценила  достоинство  купюр,
осмотрев несколько наугад взятых пачек. Прикинула: содержимого с  лихвой
хватало для удовлетворения чаяний моих заказчиков - компаньонов Аркадия.
Закрыв крышку и защелкнув замки, я сбросила кейс на  пол.  Шлепнулся  он
классно, тяжело, с глухим стуком. Вернувшись на  подголовник,  не  сразу
поняла, что остаюсь на удивление спокойной. Спокойствие тонкой, падающей
без брызг  струйкой  заполнило  меня  до  краев,  не  оставив  места  ни
удовлетворению, ни облегчению, ни радости.  Нет,  нервный  это  все-таки
способ зарабатывать таким образом себе на хлеб насущный! Как бы  там  ни
было, а чемодан денег стоил потраченных усилий!
   Эта мысль произвела  на  меня  впечатление,  согрела  ноги  и  плечи,
закрыла глаза  и  погрузила  в  мягкий,  пушистый  сон  без  сновидений.
Усталость  и  напряжение  прошедшего  дня  сделали  свое  дело,   и   ни
проносящиеся со свистом мимо редкие машины, ни завывания поднявшегося  к
утру ветра меня не беспокоили.
 
ГЛАВА 11 
 
   Но ветер выгнал из салона остатки тепла, и без того скудные  к  этому
времени, и холод разбудил меня вернее  любой  тревоги.  Зуб  на  зуб  не
попадал спросонок, и это было мучительно! Затекшее от неудобной  позы  и
продрогшее тело отказывалось повиноваться. Запустив двигатель, машину  я
прогрела быстро, но в себя прийти удалось только после хорошей разминки,
завершившейся пробежкой по обочине дороги.  Едва  начавшее  синеть  небо
предвещало близость утра.  Утро  свидетельствовало  о  том,  что  время,
отпущенное  на  отдых,   на   исходе.   Удовлетворившись   мыслью,   что
использовано оно должным образом, я покатила в  город,  отбросив  всякие
опасения. Утро вечера мудренее - точно!
   Проезжая мимо  КП  ГАИ,  возле  которого  люди  в  синих  бушлатах  с
автоматами наперевес уже вовсю предавались своему обычному развлечению -
проверке  документов  и  машин  частников,  выдергивая  их  из  довольно
плотного  здесь  автомобильного  потока,  я   подумала,   что,   случись
невероятное, приди кому  из  дорожных  хранителей  правопорядка  блажная
мысль заглянуть в валяющийся  на  полу  возле  сиденья  кейс,  объяснить
правдоподобно его содержимое мне будет непросто. Мысль оказалась стойкой
и загнала меня в лабиринт переулков, подальше от  основных  магистралей,
подальше от патрульных машин любых мастей.
   Избежать объяснений с Пашиной братвой  по  поводу  событий  прошедшей
ночи мне представлялось невозможным, тянуть с этим не следовало, и  я  с
ходу  связалась  по  сотовому  с  Валерием  Жуковым,  поставив   его   в
известность, и одновременно  получила  санкцию  на  очередное  посещение
мастерской. Скарабей оказался в курсе дел, как я  поняла  с  первых  его
слов, но разговаривал со мной, против ожиданий, любезно, даже шутливо.
   - Явка с повинной? - закончил разговор шуткой. - Ждем!
   Взошедшее солнышко освещало мне путь. Проезжая  часть  улиц  радовала
грязно-снежной слякотью, хлюпающей под колесами.
   В мастерской меня не ждали.  Никто  не  вышел  навстречу,  не  открыл
дверцу, не взял меня под белы руки. Выбитое окно в будочке на крыше было
загорожено фанеркой, транзистора под стенками видно не было. Обычное для
этого места безлюдье.
   Остановив машину там, где я впервые оскорбила действием Лобана,  будь
земля ему пухом, я, покинув ее, уверенно направилась к дверце в  красных
воротах, настраиваясь внутренне на хамски-веселый  или  жестко-лихой,  в
зависимости от обстоятельств, лад.
   Откровенно говоря, входить в  мастерскую  не  хотелось.  Не  хотелось
надевать на себя маску Ведьмы. Не хотелось отвечать за побег и  избитого
сторожа. Не хотелось врать и изворачиваться, перекрашивая черное в белое
и наоборот. Но не прятаться же мне от бандитов! Даже  если  б  это  было
возможным, характер не  позволит,  вытолкнет  на  поверхность,  на  вид.
Поэтому, как там в расшифровке одного из сочетаний чисел, выпадавших мне
при гадании не так давно; "...неприятностей можно  избежать  лишь  путем
правильных и активных действий". Вперед!
   Я со вздохом взялась за широкую облезлую ручку, дернула. Дернула  еще
раза два, но дверь осталась закрытой по-прежнему. До такой степени  меня
здесь ждали!
   Самое дурацкое, а значит, и самое неожиданное для моих неприятелей  в
подобном положении - ломиться в запертую дверь, будто  я  здесь  хозяйка
положения, добиваться допуска к возможным неприятностям.
   Я загрохотала каблуком в железо ворот и упражнялась  в  этом  до  тех
пор, пока не почувствовала по ту сторону живую душу.
   - Открывай! - прорычала.
   - Подождешь! - ответили с наглой интонацией.
   Ударив еще несколько раз, чисто для того,  чтобы  оставить  за  собой
последнее слово, я отошла в сторону. Вот теперь меня обеспокоила мысль о
кейсе, таком  безнадежно-заметном  и  даже  не  запертом.  Следовало  бы
завезти его куда-нибудь по пути. Поспешила.
   Изнутри лязгнула задвижка, и под скрип петель из-за дверцы глянула на
меня рожа со следами вчерашних побоев.
   - Тебе кого? Яву? Сейчас выйдет.  И  скрылась,  не  дав  мне,  слегка
опешившей, времени рта раскрыть.
   Что-то не понимаю я их сегодняшних телодвижений, и  это  из  рук  вон
плохо. Стало быть, не могу предвидеть развития событий. А человек  я  не
настолько азартный, чтобы испытывать удовольствие  от  неожиданностей  в
такой ситуации.
   В широко распахнувшуюся дверцу вышагнул Ява, одетый на сей раз вполне
по-джентльменски - с  иголочки.  Кивнув,  без  слов  направился  к  моей
"девятке" и уверенно уселся за руль, махнул приглашающе  мне,  опешившей
еще больше. Запустил двигатель и, опустив окно, крикнул раздраженно:
   - Давай быстрее, времени у нас нет! Пришлось садиться.
   Впорхнув на пассажирское место рядом с ним, я пролепетала, поглядывая
недоуменно, но хмуро:
   - Мы вроде никуда не собирались!
   - Это ничего, - ответил он спокойно, привычно разворачивая  машину  к
выезду.
   Кейс сильно мешал мне, путался в  ногах,  и  я  осторожно,  чтобы  от
толчка не открылись защелки, переложила его назад, на пол  же,  подальше
от посторонних глаз.
   Показывать характер было не с руки, и я  покорилась,  даже  вопросами
решила не донимать Пашу. А он явно  знал,  куда  путь  держать,  баранку
крутил уверенно. Слишком мало во мне было сейчас энергии,  чтобы  жестко
спросить его о цели поездки. Молчать, демонстрируя невинное спокойствие,
было просто, но, возможно, глупо. Не исключена возможность  вляпаться  в
роль овцы, везомой на заклание. Мясники, как правило, орудуют в  местах,
откуда для бедных овечек выхода не бывает. Эта мысль прибавила мне сил.
   - Ну хватит, Ява, - сказала я еще не жестко, но достаточно твердо,  -
куда ты меня...
   - В "Изюм!" - перебил он и, помолчав, добавил:
   - Не дергайся!
   Успокоил, спасибо!
   Доехав до места, так и не проронив больше ни слова,  он  бесцеремонно
вогнал машину на тротуар, прижав  ее  радиатором  чуть  ли  не  к  двери
конторы Скарабея.
   - Пошли! - скомандовал, хлопнул дверцей и,  не  подождав,  скрылся  в
офисе.
   Перегнав машину на обочину и  добросовестно  заперев  -  было  в  ней
сейчас  чем  поживиться  случайным  воришкам,  я  поспешила  следом.   В
приемной, подхваченная на  ходу  под  руку  секретаршей,  я  без  лишних
разговоров была водворена, другого слова не подберу, в  кабинет  Жукова.
Там было накурено!
   Пожилой аристократ с голосом телевизионного  диктора  прошлых  времен
сидел за сейфом  на  подоконнике  с  видом  строгого,  но  справедливого
учителя.  Возле  него  с  ноги  на  ногу  переминался  Жуков,   а   Ява,
расположившись на узком и длинном столе, прижимал к уху трубку телефона.
   -  Частный  детектив!  -  воскликнул,  завидев  меня,  Иван  Петрович
Сидоров. - Вот кто нам, Валера, был бы сейчас нужнее всего!
   Жуков,  глянув  искоса,  отвернулся  к  окну.  Сидор  Лютый  подошел,
коснулся моих плеч.
   - Здравствуйте, наша сегодня долгожданная Татьяна Александровна!
   - Да! - заорал Ява в трубку диким голосом. - Да! Да!
   Сидор сморщился и увлек меня к окну.
   - А что, - он вопросительно глянул на Жукова, - не нанять ли  нам  ее
за хорошее вознаграждение?
   - Да будет тебе! - ответил Жуков, доставая сигарету и переламывая  ее
посередине.
   - Да! - взревел опять Ява.
   - Перестань! - сверкнул глазами в его сторону Валерий.
   Ява соскочил со стола и, не отнимая трубки от уха, повернулся  к  нам
спиной.
   - Видите, что творится! - развел руками Сидор, - Ей-богу, не до  вас,
вы уж извините!
   Ява с грохотом швырнул трубку на аппарат и подошел с виноватым видом.
   - Что там? - спросил, не глядя на него, Жуков.
   - Крутят, суки, отказываются от всего! - задрал  Ява  подбородок.  На
его разрумянившихся щеках играли желваки.
   Иван Петрович, успокаивая, похлопал его по руке.
   - Дело в том, что один из наших товарищей пропал  самым  необъяснимым
образом.
   - Да она его знает! - глядя в окно, сообщил Жуков.
   - Правда?
   - Конечно, - подтвердил Ява, - она ему по заднице настучала в  первый
же день.
   - Лобан! - выдохнула я и, наверное, в лице изменилась, потому что все
трое посмотрели на меня с интересом.
   - А мы не привыкли оставлять в беде товарищей! Понятия наши такие,  -
подвел черту Сидор. - Поэтому разбирательство вашего нехорошего поступка
произведем кратко.
   - Считай, что повезло тебе с Филипповым! - пробурчал. Ява.
   - Звони, Пашенька, своим, пусть выезжают! - повелел Сидор.
   - Думаешь, пора? - усомнился Ява.
   - Тебе не ясно? -  Жуков  повернул  голову,  и  Яву  легким  ветерком
понесло обратно к столу, к телефону.
   - Как же так случилось, - Валерий, закрыв глаза, утомленно потер лоб,
- что, сдав им Филиппова, ты же и помогла ему сбежать?
   Я, признаться, ожидала  чего-то  более  изощренного,  а  на  такой-то
вопрос ответ у меня давно отрепетирован.
   - Я не Рэмбо, - ответила, глядя на них честными глазами, -  и  бежать
из закрытого подвала не в моих дамских силах. Бежал Дмитрий, не я.
   - Дмитрий! - Сидор многозначительно поднял палец,  и  Валерий  кивнул
ему в ответ. - А ты?
   - А я что же, держать его должна была, отговаривать? Или оставаться в
подвале, отказываться вылезти, когда он крышку люка поднял? Нельзя, мол,
милый, что ты!
   Жуков усмехнулся и покачал головой. Улыбнулся и Лютый.
   - И так, - продолжила я, - сделала все от  меня  зависящее  -  и  шум
подняла, и сторожа предупредила, крикнула ему:  осторожней,  мол,  когда
Филиппов нацелился его по затылку тюкнуть. Да вы того паренька спросите,
он подтвердит, если ему память не отшибло.
   - Уже подтвердил! - согласился Жуков. - Паренька,  надо  же!  У  того
паренька за убийство две отмотанные ходки!
   - Это лишнее, Валера! - останов