ет быть, уже спят... Я снова  нажимала  на
звонок, напряженно, уже десятый раз... Ни ответа ни привета.  Прислушиваюсь.
Звонок работает, как полагается. Я опоздала?
   Она решила уехать, не сказав мне имя убийцы? Скрыться? Нет, надо выяснить
все до конца. Я полезла за отмычками,  но  массивная  дверь  фирмы  "Тайзер"
легко поддалась, стоило мне лишь повернуть ручку двери.
   Увы, произошло самое худшее. В прихожей, распластав  руки,  лежал  Эрнст,
стеклянные глаза смотрели в потолок, как бы чему-то  удивляясь.  Его  модный
костюм был забрызган кровью.
   В гостиной на полу лицом вниз лежала Воронцова с простреленным  затылком.
Вокруг были разбросаны ее  вещи,  какие-то  бумаги,  все  это  было  обильно
забрызгано кровью и затоптано чьими-то грязными следами.
   Я прошла в смежную с гостиной спальню  и  обратила  внимание,  что  двери
встроенного шкафа-купе были открыты. На  полу  в  спальне  валялась  одежда,
распотрошенные шкатулки. Матрац на кровати, подушки,  одеяла  были  вспороты
ножом. Интересно, что они здесь искали?
   Если драгоценности, то вряд ли. На туалетном столике лежала длинная нитка
натурального жемчуга. Если бы бандиты знали, что это драгоценность,  они  бы
ее прихватили, а так как они искали что-то другое, то и  жемчуг  приняли  за
обычные бусы.
   Неожиданно сзади громкий окрик скомандовал:
   - Милиция, стоять! К стене! Мне пришлось повиноваться.
   - Что здесь делаешь? -  строго  спросил  один  из  прибывших  в  квартиру
оперативников.
   - Я частный детектив. Моя  фамилия  Иванова  Татьяна  Александровна.  Вот
лицензия на право заниматься частным сыском.
   - Вам принадлежит автомобиль девятой модели бежевого цвета?
   - Да. Я оставила ее у входа.
   - Мы вынуждены вас обыскать.
   Отпираться и ломать комедию было незачем. С такими не поспоришь.
   В конечном итоге в моей машине оказались  драгоценности  Воронцовой,  две
тысячи долларов, опий-сырец в целлофановом пакете и пистолет.
   - Я требую, чтоб позвонили Расторгуеву.  Он  ведет  сейчас  это  дело,  -
сказала я  оперативникам,  как  только  я  узнала,  что  в  моем  автомобиле
обнаружили эти улики.
   - Сейчас поедешь с нами, а там видно будет, что с тобой делать, -  теперь
в голосе мента-оперативника мелькали издевательские нотки.
   Он быстро перешел на "ты", даже с каким-то удовольствием.  С  меня  сняли
отпечатки пальцев, надели "браслеты", которые  оказались  очень  крепкими  и
неудобными даже для того, чтоб достать пачку сигарет и прикурить.
   Меня везли в каталажку двое угрюмых здоровяков-сержантов. Я  пробовала  с
ними шутить, но у меня  сложилось  впечатление,  что  сержанты  не  понимали
русский язык.
   В каталажке меня продержали часа два. Наконец меня пригласили  в  кабинет
Расторгуева.
   - Ты долго еще будешь путаться у следствия под  ногами?  Тебе  что,  мало
приключений на свою...  -  он  осекся.  -  Ну,  в  общем,  ты  поняла...  Из
пистолета, который нашли в твоей машине, наверняка грохнули Воронцову  и  ее
мужа-иностранца...
   - Но там же нет моих отпечатков пальцев и быть не может, - парировала я.
   - Нет, ты все-таки неисправима, - вздохнул Расторгуев.
   Этой фразой он дал старт пятнадцатиминутной беседе.  Вернее,  это  скорее
был его монолог о том, как должна вести себя порядочная женщина.
   Увы... Я расторгуевскому идеалу абсолютно не соответствовала..
   После того как меня рано утром все-таки выпустили из  милиции,  я  устало
села в свою "девятку" и  направилась  домой.  Остановившись  на  перекрестке
возле Центрального рынка, я нажала на кнопку магнитофона и решила  послушать
музыку. Но странным образом с  магнитофонной  ленты  понеслись  не  приятные
мелодии песен Татьяны Овсиенко, а грубый хрипящий голос  хамоватого  мужика.
Было ясно, что машину успели открыть в мое отсутствие.
   "Слушай ты, сука, какого х.., ты наступаешь мне на хвост? Что  ты  ходишь
по пятам? Я предлагал тебе бабки,  ты  не  захотела.  Я  "повесил"  на  тебя
серьезные улики, связанные с  убийством  Аньки  Воронцовой  и  этого  петуха
Игнатова. Но ты снова выходишь сухой из воды. Однако дело намного серьезней,
чем ты думаешь. Предупреждаю последний раз. Привет с того света!"
   Запись послания кончилась, и вслед за ней послышались  музыкальные  ритмы
ближневосточной эстрады.  Я  выключила  магнитофон  и  задумалась.  Все  это
наводило на определенные размышления. Я уже  собралась  ехать  к  дому,  как
заметила голосующую на  тротуаре  шикарную  даму,  в  которой  легко  узнала
Албену. Я притормозила и предложила подвезти.
   - Как хорошо, что я  тебя  встретила,  -  Албена  показалась  мне  чем-то
встревоженной. - Мне хотелось поговорить с тобой.
   - Что, угрозы повторяются?
   - Да не то чтобы угрозы... А так, звонят и молчат. Только дышат в  трубку
и смеются. И я думаю, что звонят из какого-то борделя.
   - Почему ты так подумала?
   - В трубке были слышны голоса, скорее, выкрики уличных женщин. К телефону
подходили какие-то шлюхи и что-то невнятно-глупое говорили. Вероятнее всего,
он просто маньяк. Я уже было подумала, что кто-то просто балуется. Но  вчера
все тот же голос с кавказским выговором сообщил, что ребенка убьют,  если  я
не выкраду "графские сокровища", как он это назвал, у Костика. Но откуда  он
мог знать о наших семейных тайнах?
   - А лучшие друзья?
   - Никто не мог об этом знать. Это тайна нашей семьи. Даже  Макс  случайно
узнал наш с Костиком секрет.
   - Он хотел все подслушать?
   - Нет, он проснулся и не спал, а дверь была открыта.
   - Мог Макс рассказать об этом Арифу? Поделиться с лучшим другом.
   - Скорее, нет, он умел держать язык за зубами. И  несмотря  ни  на  какую
дружбу, Макс и Ариф были прежде всего люди коммерческого склада ума. То есть
дружба дружбой, а кошелек врозь.
   - Албена, я понимаю, тебе еще больно вспоминать. Но я хотела бы, чтобы ты
мне больше рассказала о Максе, какой он был человек и прочее...
   - Я, наверное, его очень любила, - как-то не  совсем  ответом  на  вопрос
прозвучал ответ Албены, и я даже заметила, что сказано это было  с  какой-то
невысказанной грустью по ушедшему.
   - Любила? А что, сейчас ты  его  уже  не  любишь?  Извини,  я  не  хотела
напоминать, но...
   - Любила. Но больше не люблю. Ни жившего тогда,  ни  мертвого  сейчас.  И
все-таки пусть земля  ему  будет  пухом.  Древние  говорили:  "Мертвых  либо
хвалят, либо о них молчат".
   - Он был плохим мужем? Изменял?
   - Дело даже не в этом... Многие мужчины изменяют своим женам.  Такова  их
природа. Умная женщина не станет  глупо  ревновать  по  пустякам.  Просто  в
безоблачной юности я полюбила чистого мечтательного юношу, поэта, так  я  по
крайней  мере  считала,  ведь  он  пробовал  что-то  сочинять.  Я   полюбила
романтика, свято верящего в справедливость, честность, порядочность.  Кто-то
из психологов отметил, что любим мы то, чего недополучили в детстве.  Вот  и
я, выросшая среди хапуг, барыг, "нужных и полезных людей",  в  любви  искала
противоположность этому миру. Я вышла замуж за этого романтика  против  воли
родителей и Костика. Ведь кто он был для них - нищий инженеришка. Человек не
их круга, не их интересов. Понимаешь,  Таня,  порой  хочешь  создать  что-то
очень похожее  на  счастье,  а  получается  обычная  семья,  которая  каждая
несчастлива по-своему, как писал граф Лев Толстой.
   - И в чем было несчастье твоей семьи?
   -  Романтик  превратился  в  пошлого  карьериста,   который   с   успехом
использовал мои связи. Со временем он и сам стал "нужным" им всем,  кто  его
не хотел признавать. Мечта  об  идеальной  семье  превратилась  в  мещанский
вещизм. А наших  общих  друзей  -  романтиков  из  той  среды,  где  мы  все
"варились" и где мы полюбили друг  друга,  то  есть  настоящих  друзей,  мой
"прекрасный принц", обратившийся вдруг в "крутого", распорядился не  пускать
на порог под любым предлогом. Их заменили тупые рожи, в дорогих  и  стильных
лимузинах, с роскошными коттеджами за городом,  с  сотовыми  телефонами,  по
которым они названивают когда надо и не надо и где надо и не надо. И кого же
я теперь могла любить?  Принца-романтика  не  стало,  а  "крутого"  я  могла
выбрать и среди своих. Вот такая банальная история несложившейся любви.
   - Да, это часто случается, - посочувствовала я Албене.
   И тут же "спросила:
   - А когда  появился  на  горизонте  Макса  Ариф  и  что  собой  он  тогда
представлял?
   - Ариф работал с Максом, еще когда тот был инженером на заводе. Потом они
стали заниматься совместным бизнесом, но это помимо его  основной  работы  в
ювелирном  магазине  моего  брата  "Черная  жемчужина".  Я  хорошо  к   нему
относилась. Хотя он и был такой же купец, как и все наши знакомые, иначе  бы
Макс с ним не знался, но было в нем нечто такое "светлое, чистое",  которое,
наверное, бывает только у женщин и у мужчин с женским восприятием мира. Ариф
- это само обаяние, вкус и манеры его  вызывали  мое  восхищение.  Мне  даже
трудно было вообразить, как  в  нем  одном  уживались  меркантильная  натура
торговца и высокая душа художника.
   - Художника? - задумчиво повторила я. "Действительно,  оптовый  поставщик
опия-сырца и вдруг художник", - подумала я. А что,  всякое  бывает.  Гитлер,
например, был строгим вегетарианцем.  Да  и  многие  идеологи  фашизма  были
весьма сентиментальными личностями. Знала бы ты, наивная  Албена  Андреевна,
кем был на самом деле этот мечтательный художник..."
   Мои мысли нарушил звонкий голос Албены:
   - Да, художником. Он подарил мне  умопомрачительное  полотно  "Раздвоение
личности" собственной работы. Это самый лучший подарок, который  я  в  жизни
получала. Ариф сказал, что нарисовал свою душу,  а  я  думаю,  что  это  был
портрет душевного состояния Макса. Просто Ариф не хотел меня тревожить.
   - В каком смысле? - не поняла я.
   - Ну, понимаешь, у таких людей, как Ариф, бывают странности...
   - То есть?
   -  Возможно,  он  втайне  любил  Макса,  ты  ведь  знаешь,  что  он   был
гомосексуалист. Объект вожделения, вероятней всего, об этом ничего не  знал.
И это выразилось в написании картины.
   Албена  стала  выражать  бурное  восхищение  талантами   приятеля   мужа,
свойственное всем холеричным, идеалистически настроенным натурам.
   - Хочешь, я тебе покажу картину, зайдем ко мне, и ты увидишь,  какой  это
был талант?
   Я вежливо  отказалась.  Но  мне  все-таки  было  интересно,  что  это  за
"Раздвоение личности". Возможно, раздваивалась сама личность Арифа на подлое
существо хищной твари  и,  должно  быть,  действительно  на  нечто  высокое,
талантливое. Не знаю почему, но я поверила Албене.
   Мы  уже  почти  подъезжали  к  "сталинке"  Албены,  на  портале   которой
мускулистые юноши и прекрасные девушки, застыв каменными изваяниями, ожидали
до сих пор не то обещанное еще Лениным и Сталиным коммунистическое "завтра",
не то второе пришествие Христа, как вдруг  я  предложила  Албене  прослушать
аудиокассету с угрозами в мой адрес.
   - Если голос покажется тебе  знакомым,  поднапряги  память  и  постарайся
вспомнить, где бы ты могла его слышать. Я долго общалась с лицами кавказской
национальности, как  сейчас  принято  говорить.  И  тот  акцент,  с  которым
угрожали по телефону тебе, мне еще тогда показался подозрительным.  То  есть
не вполне естественным для настоящего выходца  из  тех  мест.  Да  и  в  том
случае, когда он  нервничал,  акцент  начисто  пропадал.  У  меня  сложилось
впечатление, что кто-то намеренно вводит нас в заблуждение.
   Я включила запись, как только кассета перемоталась в обратную сторону.  С
первых же слов, сорвавшихся с пленки, Албена побледнела, и тень испуга густо
покрыла ее лицо. Албена вдруг в неимоверном  ужасе  забилась  в  истерике  и
закричала благим матом:
   - Вот он, привет с того света! Но это же черт знает что такое!
   - Что? Что? - в ответ закричала я. Она уже готова  была  что-то  сказать.
Но...
   В этот момент белая  "Нива"  с  разгона  врезалась  в  мою  "девятку".  Я
почувствовала сильный удар и в мгновение ока провалилась в небытие...
 
*** 
 
   Очнулась я в обычной больничной палате. Белый потолок, засиженный  мухами
еще, вероятно, с прошлого лета, уж очень он показался  мне  грязным.  Стены,
окрашенные мутно-салатовой краской. Спокойствие больничной обстановки  после
обхода дежурного врача. Сидящие  в  углу  возле  лежащей  на  койке  пожилой
женщины старушки живо обсуждали свежий телесериал:
   - А как его Родригес ударил! А за что?
   - Маша, ты не поняла, не ударил, а свалился на  него,  когда  стреляли  в
Хуана-Карлоса!
   - А Рут, как ты думаешь, жива или в самом деле утонула?
   - Конечно, жива, помнишь, она в том фильме, когда играла  Асунсьон,  тоже
вроде бы умерла, а потом оказалось, что  она  была  в  логове  Хуана-Карлоса
спрятана. А Игнасио, каков злодей!
   Они еще долго бы  обсуждали  поведение  героев,  полюбившихся  со  времен
горбачевской перестройки мексиканских фильмов, как вдруг мой упавший  голос,
который доносился как  из  могилы,  вернул  их  в  постсоветскую  реальность
нынешней России.
   - А сколько время?
   - Уже девять доходит.
   - Девять чего?
   - Вечера, конечно. Только что Валентин Николаевич интересовался:  "Пришла
в себя новенькая?", то есть ты.
   - И где же ты, красавица, моталась? Такая с виду, вроде не  скажешь...  -
встряла другая.
   - Чего? - не поняла я смысл сказанных ей слов.
   - Надь, ну че ты пристала к девчонке, -  упрекнула  подружку  лежащая  на
кровати.
   - А того, что не было в наше время такого, чтоб баба пьяная валялась.
   - Да не была я пьяной.
   - А как же тут оказалась?
   - Машина врезалась, - мне не хотелось  развивать  эту  тему  дальше,  тем
более что мои не по  возрасту  бойкие  блюстительницы  чужой  нравственности
встали в позу "ушки на макушке". - А девушка,  которая  со  мной  была,  где
она?
   - Эх, ети вашу мать, уж не помнит, с кем пила.
   - Не было, душечка, никакой подружки твоей. Тебя  на  помойке  подобрали.
Эх, детонька, все вы теперь проститутки и наркоманы, - снова посочувствовала
мне  тетя  Маня,  похожая  на  матрешку,  но  уже  изрядно   раздавшуюся   и
постаревшую.
   - Ну почему же всех так называть? - воспротивилась я огульному  охаиванию
моего поколения.
   - Все, душечка, все. Это еще Фернандо Луис-Альберто сказал в  позапрошлой
серии: "Все женщины потаскухи". Прям так и сказал.
   - Это не он сказал, а Хуан-Карлос! - поправила ее тетя Надя.
   Мне же было абсолютно все равно, кто об этом сказал, тем  более  что  это
все-таки не правда. Моя задача заключалась в том,  чтобы  как  можно  скорее
отсюда выбраться. Я попробовала встать с постели, и мне это удалось.
   Ощущения мои говорили о легком сотрясении мозга. У  меня  болела  голова,
немного мутно было в глазах, и беспокоила легкая тошнота.  Впрочем,  я  была
уверена, что после хорошего отдыха  эти  симптомы  перестанут  напоминать  о
себе.
   Слегка  пошатываясь,  я   прошла   по   коридору.   Специфический   запах
медикаментов и хлорки - обязательный  компонент  всех  больниц  -  неприятно
щекотал нос. Добравшись до  нужной  мне  двери,  на  которой  было  написано
"Медсестринская",  я  заглянула  внутрь.  За  столом,  ссутулившись,  сидела
пенсионного возраста женщина, серьезно читавшая газету.
   Дежурная медсестра так была увлечена чтением, что не заметила, как я  уже
вошла в комнату.
   - Добрый вечер, бабуля!
   - Это кто здесь  бабуля?  -  неожиданно  взвилась  пенсионерка.  -  Разве
пятьдесят восемь - это возраст?
   - Извините, я не хотела вас обидеть, -  начала  оправдываться  я.  -  Это
вырвалось случайно. Я просто не видела вашего лица. Я бы  не  дала  вам  ваш
возраст.
   - А сколько бы вы мне дали? - с претензией спросила медсестра.
   - Не больше сорока, - нагло соврала я.
   - А что вы хотели, милочка? - расплылась в беззубой улыбке медсестра.
   - Дело в том, что, вы уж простите, я не хочу есть больничный  ужин.  Если
можно, дайте мне мои вещи, я дойду до магазина,  прикуплю  себе  что-нибудь,
Могу и вам прихватить. Колбаски хотите?
   Воодушевленная неожиданно открывшейся перед  ней  перспективой,  дежурная
медсестра почти вприпрыжку побежала к кладовке. Спустя минуту я получила  на
руки свои вещи, оделась и была такова. Уже едучи к себе домой,  я  подумала,
что медсестра, видимо, всю ночь будет ждать вареной колбасы...
   ...Ну, наконец-то я и дома. Сейчас пойду на свою уютную  кухню,  поставлю
чайник на плиту.  Да,  и  надо  еще  обзвонить  все  морги  города.  Это  на
сегодняшний момент самое главное. Боже! Только бы с ней ничего не случилось.
Так редко можно встретить столь романтическую  натуру,  тем  более  в  среде
таких, как Костян. Он, конечно, не такой уж плохой. Но Албена - это ангел во
плоти среди этих барыг.
   За час я управилась, даже успела принять контрастный душ. Мои настойчивые
звонки по городским моргам показали, что Семенова Алла Андреевна, 1975  года
рождения, то есть Албена, возможно, еще жива.
   Но что же все-таки произошло? Одно мне было ясно. Уже примелькавшаяся мне
белая "Нива" наехала на мою "девятку" не напрасно. Пока было  не  поздно,  я
решила вернуться мыслями к происшедшему.  Покушение  прошло,  как  кошмарный
сон. Для Албены он, увы, продолжается. Да и я еще не совсем пришла в себя.
   Я вспомнила, что голос, который узнала Албена, был ей явно знаком. Кто же
это мог быть? И почему "привет с того света"? Неужели это тот самый "великий
талант", как говорила об Арифе Албена?
   Что-то мне не очень верилось в сказки про "бедного художника",  как  и  в
придуманного Албеной сказочного принца.
   Дозвониться до Костяна я так и не смогла и решила проехать к нему сама.
   Тем более что кости сулили мне некоторый поворот к лучшему в моих  делах.
А как иначе можно было расценить тот факт, что выпала комбинация 35+21+12  -
"Вы можете совершить удачную поездку"?
 
Глава 6 
 
   Неподалеку от меня, в  двух  кварталах,  жил  старый  знакомый  пенсионер
Сергей Иванович. Когда  мне  нужно  быть  незаметной  или  в  очередной  раз
ломается моя "девятка", я беру его  старенький  потрепанный  "москвичек"  и,
затерявшись в потоке иномарок и "Жигулей", неприметно и скромненько качу  по
дорогам города и выслеживаю преступников.
   В тот вечер была именно такая ситуация. Где находилась моя машина,  я  не
знала. Мне пришлось побеспокоить  Сергея  Ивановича  и,  выслушав  ворчливые
замечания по поводу позднего часа, получить ключи от его драндулета.
   На одном из  перекрестков  я  остановила  машину.  Зажегся  красный  свет
светофора. Когда загорелся зеленый,  я,  выжав  сцепление,  включила  первую
передачу, и вдруг увидела в заднем зеркале знакомую белую "Ниву".
   Черт  возьми!  Неужели  за  мной  следят?  Я  тут  же  решила  сыграть  в
игру-убегайку. Резко набрав скорость, выжала на  следующем  за  перекрестком
квартале максимум возможного из двигателя "Москвича".
   "Нива" не отставала. Но какой смысл! Зачем они меня преследуют?  Если  бы
хотели убить, то давно бы уже это сделали!  А  следить?  Да,  тоже  никакого
смысла... Я терялась в догадках относительно того, что  мне  делать  дальше.
Никаких ниточек в деле не осталось. Свидетели все в могиле.
   Выехав  на  шоссе,  ведущее  к  пригородным  станциям  Тарасова,  я  вела
"Москвич" спокойно и не  думая  уйти  от  погони.  Тем  более  что  на  этом
драндулете сложно это сделать.
   А, отъехав от нового микрорайона, я и вовсе остановилась возле одного  из
частных домов. Белая "Нива" все это время неотрывным "хвостом" держалась  за
мной.
   Как только я остановилась, водитель "Нивы" сбросил  скорость  и  медленно
подъехал к моему "Москвичу". Было ясно видно, что водитель  напрашивался  на
встречу со мной. Только вот какая она будет?
   Затем он не спеша вышел из машины и  поднял  руки  вверх,  как  бы  делая
акцент на том, что он мне ничем не угрожает.
   Он подошел со стороны водительского места и заглянул ко мне в салон.  Тут
я полностью рассмотрела ег