овати, и массаж основных мышц позволили по-новому почувствовать  тело.
Акробатикой  сегодня  заняться  мне  не  судьба,  но  в  походке  ничего
странного окружающими замечено не будет.
   Дмитрий чем-то гремел и хлопал на кухне. Хозяйничал.
   После омовения я почувствовала себя вполне сносно и, накинув  пестрый
длинный халат, вышла к нему свежая и красивая.
   Он приветствовал меня взмахом ножа. Стол был  сервирован  и  загружен
доброй половиной холодильных запасов умело и не без изящества.
   - Гаргантюа! - возмутилась я.
   - Клеопатра! - Он закинул на плечо угол пледа на манер римской  тоги.
- Прошу вас, все готово!
   - Тоже мне, Цезарь! - фыркнула я.
   - Пришлось совершить несанкционированный набег на  закрома,  -  начал
извиняться он, - как-то не хотелось беспокоить по мелочам.
   - Ладно, ладно! - извинила его. - Мне нравится твоя бесцеремонность.
   - Обещаю держать ее в рамках приличий.
   "Не думаю, что мне долго придется быть свидетельницей твоих рамок,  -
подумала я.  -  Одежду  привезу  и  заставлю  честь  знать,  к  чертовой
бабушке!"
   Он налил мне кофе по своей мерке, а она у  него  была  ковбойская,  -
целую кружку благородного  крепкого  напитка,  и  предложил  устрашающих
размеров бутерброд со всякой всячиной. Я отказалась от бутерброда, и он,
урча, запустил в  него  зубы  сам.  Надо  мужику  покушать  после  суток
волнений и поста. Не знаю, как насчет поста, но волнения  его  вчерашним
днем не окончились, это я могу гарантировать.
   - Какие наши планы? - осведомился он немного погодя.
   - Ешь! - кивнула. - Ваши планы не тема для обсуждения за столом.
   - Почему?
   - Аппетит потеряешь. Он перестал жевать:
   - Все так серьезно?
   - Нет, с тобой играют в веселые игры! Извини.
   Я впервые за сегодня почувствовала раздражение и, чтобы в самом  деле
не испортить ему аппетита, убралась с кухни.
   У многих мозги  отключаются  при  пережевывании  пищи.  Это  здоровый
признак, способствующий пищеварению.
   Пока он ел, я оделась и привела себя в полный порядок -  хоть  сейчас
за дверь. Позвонила Кирьянову и приняла укор за то, что не сделала этого
вчера. Володя, оказывается, названивал мне весь вечер, и, когда он прямо
поинтересовался, где меня черти носили, пришлось неуклюже  отшучиваться.
Когда Володя перешел к делу, меня уже слегка лихорадило от нетерпения, а
записная книжка была открыта на чистой странице. Он диктовал мне имена и
цифры, повторяя каждую дважды, я, прижав щекой к плечу трубку, быстро  и
старательно записывала их, дважды обводя для верности. Это  было  важно!
Номера счетов  каждого  из  Филипповых,  включая  Аркадия,  в  одном  из
чебоксарских банков и дата поступления, общая для всех  троих.  Когда  я
поспала телефонный поцелуй и положила  трубку,  оказалось,  что  Дмитрий
стоит за спиной и, развесив уши, делает вид, что  через  стекло  изучает
содержимое книжного  шкафа.  Не  знаю,  что  ему  удалось  разобрать  из
неплотно прижатой к уху трубки и что он из этого понял. Хотя не  все  ли
мне равно!
   Меня захлестнуло второй волной раздражения, и, убрав в карман  книжку
с драгоценными сейчас для меня цифрами, я осведомилась:
   - Шпионил за хозяевами, гость дорогой?
   Он состроил гримасу удивления, но, заметив недобрых  бесенят  в  моих
глазах, переключился на шутку:
   - Интересуемся! Случайно расслышал - о Чебоксарах говорили, подумал -
чего это? Соизволите рассказать?
   И изогнулся в угодливом полупоклоне.
   - Соизволю, - ответила, - в свое время, а сейчас пока рано.
   - А чему сейчас время?
   - Исправлению глупостей.
   Он насмешливо хмыкнул, и тут меня прорвало. Не люблю в людях  избытка
самоуверенности.
   - Тебе не кажется, - заговорила не судящим ничего хорошего голосом, -
что утопление в мазуте - смерть, достойная такого оригинала, как ты?
   Он подергал головой и плечами, изобразил отвращение,
   - И что к этому времени она, возможно, уже состоялась бы, впечатления
не производит?
   Подействовало.
   - Ты что, Татьяна, с цепи срываешься? - проговорил уже нормально.
   - Задаю третий вопрос, на который рассчитываю получить ответ:  в  чем
причина того, что ты так основательно влип в передрягу?
   - Обстоятельства оказались сильнее, - ответил, усаживаясь в кресло, в
котором провел ночь.
   - Обстоятельства созданы твоими действиями. Поговорил бы ты позавчера
на даче с Геной Слипко, бывшим работником Аркадия, по душам,  извернулся
бы, объяснил бы ему кое-какие вещи, глядишь, и не пришлось смерти  ждать
с носками во рту!
   Морщится Дмитрий, сильно морщится, не по душе ему и мои слова, и  моя
неожиданная осведомленность.
   - Ладно, позади  все!  -  машет  босой  ногой.  -  Благодаря  Татьяне
Ивановой.
   Предложения вернуться к шуточкам я не принимаю.
   - Ты полагаешь? Есть еще на  тебя,  заяц,  охотники.  Эти  не  боятся
кровью  забрызгаться,  кончить  тебя  собственноручно,  не  прибегая   к
ухищрениям вроде мазута. Охота начнется сразу, стоит тебе выйти  отсюда.
Облава - есть такой вид охоты, и загонщики у них высшей квалификации,  а
псы - борзые! Хорошо, Веру я вовремя спровадила. В  Чебоксары,  Дима,  в
Чебоксары, как вы с ней договаривались! - пояснила и  не  дала  ему  рта
раскрыть. - Так что под ударом - ты один. Держись,  это  все,  что  могу
тебе посоветовать.
   - Что же делать? - спросил сам себя после  довольно  продолжительного
молчания, во время которого, как мальчишка, грыз ногти. - Уезжать?
   Это уже мне.
   Я развожу руками.
   - И это не все!
   - Достаточно!
   Пытается бодриться парень, но получается плохо.
   - Что еще-то?
   Я  отвечаю,  глядя  в  сторону.  Зрелище  человека,  находящегося   в
отчаянном положении и понимающего это, мне удовольствия не доставляет.
   - Ты забыл об эксгумации.
   Он молчал и опять надолго занялся ногтями. Я терпеливо ждала.
   - Да, вот это облава! - покачал головой.
   - Ты осознал наконец необходимость?
   Я встала и ушла на кухню, давая ему время переварить преподнесенное с
такой ясностью и войти в кондицию. Со стола он  убрал  и  посуду  вымыл.
Чистота на кухне, все как должно быть, Не  успела  я  кофейку  попить  в
тишине и покое - пришлепал следом.  Огорченный  и  растерянный,  сел  на
табуретку по другую сторону стола.
   - Хорошо, я из города уеду. Поможешь мне?
   - Это что же,  ты  унесешь  отсюда  зад,  а  мне  свой  под  паяльник
подставлять? На мне же ответственность  перед  бандитами  за  уплату  по
рэкету. Благодарю покорно!
   - Ну ладно, я сам.
   Дмитрий отгородился от меня железобетонной стеной  из  четырех  слов:
"Каждый сам за себя!" Я рассыпала ее легким  прикосновением  -  достала,
раскрыла на нужном месте и положила на  стол  записную  книжку.  Он  все
понял сразу, по глазам было видно, но для гарантии я уточнила:
   -  Уж  если  мне  удалось  добыть  эту  информацию,  то  официальному
следствию, после эксгумации, после того как убедятся, что вместо Аркадия
вы с Верой похоронили  другого  человека,  и  вовсе  труда  не  составит
заполучить эти данные,  что  бы  там  ни  говорили  о  тайне  банковских
вкладов. От денег своих, ребята, вы никуда не денетесь, не те  вы  люди,
чтобы бросить их и начать с нуля, а значит, везде будете у  розыска  как
на ладони. А в таком случае зачем уез^  жать?  Бежать  от  мафии?  Лучше
явиться с повинной.
   Глаза у Дмитрия были колючими, шутить ему расхотелось. Прижала я  его
сильно, со всех сторон сразу. Да и как не прижать этакого-то лопуха.
   - Что мне делать? - спросил со злостью.
   Это не вопрос. Это ожидание инструкций. Это покорность.
   Очень многим покорность по душе и на деловом, и на бытовом уровне.  Я
пользовалась ею и сейчас воспользуюсь, на воспитание у меня нет времени.
Но   всегда   предпочитала   покорности   партнерство,   сотрудничество,
основанное на взаимопонимании.  Оно  не  связывает  ответственностью  за
подчиняющегося и гораздо выгодней.
   - Предоставь мне решить твои проблемы. Я выведу из-под удара и  тебя,
и себя.
   Он глянул с надеждой.
   - Это возможно! - заверила его я очень уверенно. -  Но  возможно  при
полной твоей откровенности и доверии к моим действиям.
   Он был сильно поколеблен, но остатки недоверчивости еще сохранял.
   - В девяти из десяти случаев я совершенно точно знаю,  что  делаю,  -
объявила я ему об уровне своего профессионализма.
   Он молча принял это к сведению.
   - Не переживай! - подбодрила. - Помнишь, что ты сказал,  когда  после
мазутной емкости ряшку свою грязную снежком умыл?
   Не помнит он. Провал в памяти. Счастливый!
   - "Жить будем!" - вот что! И выматерился как следует!
   Он кивнул, поджав губы:
   - Жить можно по-разному. Глубокая мысль!
   - Умничка! Поэтому думай  быстренько,  куда  тебе,  орлу  голозадому,
сейчас лететь, чтобы живым остаться.
   - Отвези меня на дачу, хорошо? Поживу пока там... А за это еще  и  на
любые твои вопросы отвечу. Но на даче, ладно?
   Быстро  прикинула  возможность  его  побега  с  дачи  в   неизвестном
направлении - нет, не настолько он глуп, и согласилась.
   Я была уже в дверях, когда Дмитрий попытался внести изменения в  план
действий и предложил отвезти его к машине: мол, на ней  готов  уехать  и
голым, тем более что на даче  есть  во  что  одеться.  Я  ответила,  что
неприятности отрицательно сказались на его умственных  способностях,  на
что он слегка обиделся, и решила, что даже до дачи  везти  его  в  таком
виде будет несколько.., экстравагантно, что ли. Одеть мужика надо.
   Проникновение в квартиру Дмитрия Филиппова состоялось на этот раз без
проблем и волнений.  Взволновалась  соседка,  когда  я,  нагло  громыхая
связкой  ключей,  спасенных  мной  из  рубища  перед  его  уничтожением,
отыскивала нужный и вставляла в замочную скважину.
   -  И  что  же  вы  делаете?  -  осведомилась,  возникнув  грозным   и
недреманным оком в дверях квартиры напротив.
   Ключ с замком не  дружили,  В  прошлый  раз  отмычками  я  управилась
быстрее.
   - Дверь отпираю,  что  тут  непонятного?  -  ответила  я,  одарив  ее
неприязненным взглядом.
   - А кто за этой дверью живет, вы знаете?
   - Димка живет, Филиппов, дружок он мой! Тебе интересно?
   - Ну, ладно, - нехотя поверила она и скрылась.
   Стоило ей убраться - щелкнул неподатливый замок.
   Следуя хозяйским указаниям, я без труда нашла все, что нужно,  плотно
запаковала в меховую куртку и  мирно  удалилась,  закрыв  дверь  на  два
оборота.
   Да, с одеждой для Дмитрия вопрос решился без  осложнений.  С  большим
узлом под мышкой - в куртку завернулось все; от трусов до башмаков, -  я
вышла из подъезда, осмотрелась, готовая  дать  ответ  на  любые  вопросы
любопытствующих   соседей.   Задержала   взгляд   на   машине   Дмитрия,
находившейся на прежнем месте,  и  не  спеша,  бережно  уложила  узел  в
багажник своей "девятки"
   Вот вам, извольте! Средь бела дня, на виду у всех посторонний человек
из чужой квартиры вынес ворох очень неплохой одежды  и  уехал  с  ним  в
неизвестном направлении. Грабили, люди, ваши квартиры, и будут  грабить!
И ничего вы с этим не сделаете и не пытайтесь даже! Вы и не пытаетесь.
   Только собралась я трогаться в путь, как в  окошко  моей  "девяточки"
заглянула знакомая физиономия.
   Открыла я дверцу:
   - Садись, Паша. Что скажешь?
   - Время идет, Ведьма.
   Знал бы ты, Пашенька, как надоел ты мне. Ладно, родненький,  давай-ка
я с тобой по-другому поиграю.
   - Идет, знаю, что идет, Паша. Да эти Филипповы...
   Взметнулся весь, зацепила!
   - Что Филипповы? Куда делись?
   - Вера сбежала из города, видно, договоренность у них с братом  такая
была. А Дмитрий - у меня, еле живой, я его с  того  света  вынула.  Есть
здесь люди, которым он нагадил так, что его приговорили. Знала бы я  про
это раньше, так не поручилась бы...
   Для Паши это новость. И, чувствуется,  верит.  Умею  я  разговаривать
так, что мне верят и безо всякой экзальтации, без пропарывания мебели.
   - А зачем вынимала? Пусть подыхал бы!
   Смотрит Паша на меня снизу вверх умными  глазами,  с  недоброй  такой
хитрецой. Далеко  пойдет  парнишка.  Не  чета  он  Фиксатым,  Лобанам  и
подобному им уголовному быдлу.
   - А чтобы от поруки освободиться, - отвечаю. - Я про Дмитрия теперь и
думать не хочу. Отдаю его тебе - и в расчете. Бери  с  него  что  и  как
хочешь.
   - Я возьму!
   Опять у него кулаки сжались. Но на сей раз от настоящей злости.
   - Я и сестру из него вытрясу! Подонок!
   - А тебе, Ведьма, на будущее  советую  не  поручаться  так  легко  за
всякую шваль, а та ведь и не простят тебе, как я, в следующий раз.
   - Хорошо, Ява, ответ твой я уважаю, но жить буду своей головой.
   - Ну, живи, живи!
   Эмоциональная  часть  на  этом  завершилась,   и   мы   еще   немного
побеседовали на темы чисто  технические  -  обговорили  детали  передачи
Дмитрия и степень моего участия в этом. Он понял и  принял  мое  желание
оказаться пленницей вместе с Филипповым,  так,  как  и  нужно  было,  не
усомнившись в чистоте моих помыслов. Это было удачей  и  повышало  шансы
обвести бандитов вокруг пальца.
   Расстались же мы почти сердечно, довольные друг другом.
 
ГЛАВА 9 
 
   4+16+29 - "Не тратьте времени на сожаления о случившемся. Происшедшее
всегда оптимально. Участвуйте выбором в предстоящих переменах".
   Кости, поблескивая гранями, лежали на ладони  и  успокаивали  меня  в
грехах совершенных и совершаемых. А  предстоящие  перемены,  события  то
есть, мною уже  выбраны,  более  того,  можно  сказать  -  организованы.
Организованы, надеюсь, ко благу моему и Дмитрия Филиппова.
   Не по-зимнему яркое солнце грело меня сквозь лобовое  стекло  машины.
Черные частоколы резко выделялись на снежной, слепящей белизне.  Снежной
белизной окружены дачные особняки и сараюшки и одеты ею же  сверху,  как
неровными,  неопрятными  шапками.  В  приспущенное   окошко   дышит   не
вызывающий озноба ветерок, пахнущий чистым дровяным дымком. Зима  еще  в
силе, но уже на исходе. Кожей чувствуется.
   Год назад, примерно в это же время - было тепло, но с крыш не капало,
- тоже на даче, осуществился мой роман с Костей Чекменевым, человеком во
многих отношениях достойным. "Совращение строптивой" - дала  я  название
тем четырем, проведенным вдали от всякой надоеды дням. Вот уж где мне не
пришлось тратить время на сожаление о случившемся! Впоследствии нашего с
ним суммарного  ума  вполне  хватило  для  сохранения  на  долгое  время
приятных взаимоотношений без каких-либо попыток ограничить свободу  друг
друга. А значит, происшедшее между нами было оптимальным.  Мы  и  сейчас
телами дружим. Видимся, правда, редко,  за  суетой,  которая  у  каждого
своя. Но зато как хорошо нам видеться!
   Лирика, лирика! А вот  это  уже  проза.  Из  двери  избушки  появился
Дмитрий со сбитой на затылок шапкой  и  в  куртке  нараспашку.  Пришлось
подождать, долго он там пробыл.  Чай  со  сторожем  гонял,  что  ли?  Ой
невежливо по отношению к даме!
   Следом  за  ним,  мелко  перебирая  ногами,  обутыми  в  валенки   со
срезанными голенищами, скатился по  ступенькам  Ефимыч,  затрусил  сбоку
широко  шагающего  Дмитрия,  что-то  быстро  ему   говоря   и   отчаянно
жестикулируя  обеими  руками.  У  калитки  Дмитрий   соизволил   наконец
повернуться и глядел снисходительным барином до тех пор, пока у  сторожа
не иссяк словесный  поток,  после  чего  коротко  рассмеялся  и  хлопнул
Ефимыча по плечу. Тот рассмеялся тоже.
   Я открыла дверь изнутри.
   - Извини, пришлось задержаться, Дмитрий забросил вперед себя  кожаный
облезлый кейс и, перехватив  мой  заинтересованный  взгляд,  со  вздохом
взялся за пояснения.
   - Сто лет назад  хорошо  было  сто  лет  назад,  правда?  -  спросил,
подавшись ко мне всем телом.
   - Нормально! - согласилась я, трогая машину с места.
   - Так вот, сто  лет  назад  собрался  я  сюда  поработать  в  тишине.
Добрался на попутках - машина в ремонте была, и захватил  с  собой  весь
свой юридическо-финансовый архив. - Он побарабанил пальцами по кейсу.  -
Не помню кто и зачем, но наутро выдернули  меня  по  сотовому  в  город.
Бумаги с собой брать не стал, оставил Ефимычу на сохранение.
   Он посмотрел на меня: как, мол, реагирую на его вранье.  Я  никак  не
реагировала. Осторожно вела машину по ледяной дороге, всемерно сдерживая
внутреннее ликование.
   - Срочных среди них нет, так и валялись с тех пор у  него.  А  теперь
кто знает, где завтра буду, лучше при себе держать.
   Недооцениваешь ты меня, поплавок мазутный, до такой степени,  что  не
сообразил бумаги свои забрать после моего отъезда. Это тебе  отрыгнется!
А с Ефимычем ход верный,  молодец!  Возникнет  у  людей  нужда  в  твоих
бумагах, будут их искать  в  ваших  с  Верой  квартирах,  на  даче,  еще
где-нибудь, но только не в избенке сторожа.
   На даче было холодно, не топлено. Не разуваясь, только оббив  снег  с
обуви, мы прошли внутрь. Дмитрий занялся растопкой печи  приготовленными
заранее обрезками досок, а я, удостоверившись, что машина,  загнанная  в
тихий закуточек перед домом, хорошо видна е  дороги,  прошла  на  кухню,
таща сумки с закупленной едой.
   Несколько обогревателей и печь быстро  сделали  свое  дело,  и  через
некоторое время, достаточное  для  приготовления  десятка  разнообразных
бутербродов и сервировки  стола  в  комнате,  в  помещениях  можно  было
находиться, не дыша паром. Кипящий чайник занял свое место. Заняли места
и мы с Дмитрием - друг напротив друга, но это только так сказано, потому
что понимали мы, что разговор, созревший как осенний фрукт, будет далеко
не дружественным.
   -  Эксгумация,  эксгумация!  -  бурчал  Дмитрий,  разливая   чай.   -
Страшно-то как, эксгумация!
   Я приказала себе забыть, что эксгумация - всего лишь тактический ход,
порождение моей фантазии, вранье, такое же, как его объяснение появления
кейса из жилья Ефимыча.
   - Помнится, ты  говорила,  что  имеешь  возможность  добиться  отмены
эксгумации?
   - Не отмены, - поправила я его, - а невыдачи на нее разрешения.
   - За взятку?
   Я хмыкнула и занялась бутербродами.
   - Размер взятки?
   - Это надо мне или тебе? - ответила с полным ртом.  -  Тебе!  Что  же
спрашиваешь, будто торгуешься?
   Он надолго замолчал. Я  была  голодна,  впереди,  совсем  скоро,  нас
ожидала очередная неприятность, и пауза мной была использована для  еды.
Наелась плотно и быстро. Не отставал от меня  и  Дмитрий,  не  ожидавший
ничего плохого. Жевал он, правда, с задумчивым видом,  но  это  меня  не
касалось.
   Вообще, со вчерашнего вечера я как-то слишком  участливо  отношусь  к
нему - и это зря. Когда его  пригласят  на  кулачки  Пашины  специалисты
этого дела, надо будет остаться равнодушной.
   Дмитрий,  налив  нам  еще  чайку,  сыто   развалился   на   стуле   и
попросил-таки ответа на поставленный вопрос:
   - Ну?
   - Веру, пожалуй, адвокаты отмазать смогут, - сменила я тему, - а  вам
с Аркадием придется сесть за убийство.
   - Послушай, Татьяна, - он навалился грудью на стол, подавшись ко мне,
- ни я, ни Вера не подтверждали твоего предположения, что  Аркадий  жив.
Не отрицали, да, но и не подтверждали. В конце концов, мог  же  он  быть
похоронен в другом месте, по необходимости, о которой посторонним  знать
не нужно?
   - Конечно, мог, - соглашаюсь, - если бы умер.
   - Ну вот, ты опять!.. - огорчился Дмитрий.
   Я  открыла  записную  книжку  и  назвала  ему  дату   поступления   в
чебоксарский банк их денег. Она не оставляла сомнений в том, что перевод
из Тарасова  состоялся  после  смерти  Аркадия.  Дмитрий  принял  это  к
сведению, но высказаться не соизволил, сидел в ожидании.
   - Дата поступления всех трех счетов одна и та же, - продолжила я, - а
значит, и день  отправления  отсюда  скорее  всего  один  на  всех.  Что
получается?
   - Что? - эхом отозвался он.
   - То,  что  лже-Аркадия  хоронят,  через  день-другой  после  похорон
настоящий Аркадий, Вера и ты прибываете в банк и совершаете операцию  по
переводу каждый своих денежек в Чебокс