гда знала, что люблю его. Но ведь в его жизни
уже была Лиза, да и стихи, которые Пьеро читал Мальвине, были всего лишь
заученным текстом.
   И теперь,  пройдя  огонь,  воду  и  медные  трубы,  я  стала  сильной
женщиной, которая до сих пор так и не встретила своего мужчину,  который
бы крепко обнял, отвел в глубину спальни... Я хотела почувствовать  себя
робкой, слабой и покорной, как и должно  быть  в  жизни  по  определению
матушки-природы. Но такой мужчина в моей судьбе так  и  не  появился.  И
рыцари дарят другим свои розы, посвящают им свои  подвиги,  а  Пьеро  не
читает мне своих сонетов, прекрасней самых изысканных роз.
   Не знаю, что со мной произошло, - казалось,  разум  покинул  меня.  Я
сама подошла  к  нему,  обняла,  встала  перед  ним  на  колени,  а  он,
уткнувшись мне в плечо, разрыдался. И я вместе с ним...
   Потом он взял меня на руки, отнес  и  бросил  на  кровать.  Не  знаю,
почему он поступил так. Не знаю, почему мне этого захотелось. Но  уже  в
следующее мгновение мы срывали друг с друга одежды.  И  бог  с  ними,  с
этими пуговицами, господи боже мой, сколько же их тут понатыкано!
   А еще через минуту его рука ласкала мои волосы, а мои ногти впились в
его спину до крови. Я чувствовала его язык  на  своем  небе,  а  комната
наполнялась терпким запахом магнолий и цикад, пьянящим ароматом  зеленых
кипарисов: откуда-то издалека доносились легкие звуки восточной  музыки,
наверное, из летнего кафе. И  в  эти  звуки  органично  вплетались  наши
стоны, придыхания и таинственные возгласы любви.
   Бен  оказался  классным  любовником.  Нам  совершенно   не   хотелось
выпускать энергию любви из своего организма, которая  блуждала  в  наших
телах, как поток космических лучей. Казалось, он позабыл в эти мгновения
о Лизе, а я - обо всех, кто был до него.
   Я стонала, мне было  приятно  принимать  эту  долгожданную  боль.  Он
стонал вместе со мной, временами хватал меня за волосы, а я его, а потом
впивалась ногтями в гостиничную простыню.
   Мы снова и снова сливались воедино. Он прижимал мои бедра к своим,  и
я протяжно стонала, как раненая волчица...
   Это были  сумерки  надвигающейся  ближневосточной  зимней  ночи.  Еще
мгновение - и наши взгляды встретились, глаза в глаза.  Казалось,  искры
желания и  страсти  пробежали  по  нашим  телам,  ставшим  одним  целым,
переплелись, как две змеи... Это была та любовь,  из  которой  вырастают
города мечты, рождаются новые планеты и  иные  миры,  в  чем  творческие
личности черпают неиссякаемую энергию таланта.
   Акт любви завершился. Минут пять  мы,  еще  не  осознав  толком,  что
произошло, уставились в потолок. Я не знала, что будет дальше, но  вдруг
его рука ласково коснулась моей груди,  и  он  уже  решительно,  но  без
агрессивности, которая проявилась  было  в  тот  первый  момент,  теперь
спокойно придвинулся ко мне, будто я была его собственностью. И мне  это
понравилось. В конце концов, и я почувствовала себя женщиной, послушной,
как глина в руках скульптора.
   А он ощутил себя со мной мужчиной, а не наивным  романтиком,  который
восторгается  шлюхой  и,  вопреки  японской  мудрости,  читает  циничным
проституткам стихи.
   Наверное,  шаг,  который  мы  не  сделали  в  юности,  был  несколько
запоздалым, но, может быть, тогда  я  не  стала  бы  сильной  личностью,
известной в Тарасове Татьяной Ивановой,  частным  детективом  с  большим
опытом работы, а он скорее всего не стал бы Беном Лисовским, который все
это время, обманываемый собственной любимой  женой,  создавал  свой  мир
иллюзий, грез и мечтаний...  А  люди  покупали  и  читали  его  книги  и
познавали его тонкую душу, хотя, возможно, по законам  природы  было  бы
лучше, чтобы я была обычной женщиной, самкой, а он - обычным самцом.
   Но человеческая жизнь порой вносит свои коррективы. Я  никогда  и  не
думала, что  с  ним,  таким  слезливо-романтичным,  больше  напоминающим
актера  трагического  амплуа  в  греческом  театре,  нежели   настоящего
мужчину, именно с ним я почувствую себя женщиной, а  иногда  это  бывает
так важно. Может быть, это и есть самое важное в жизни...
   Бен придвинулся ко  мне.  По  его  телодвижениям,  по  тому,  как  он
взъерошил мои волосы, как спокойно поцеловал, я  поняла,  что  это  тот,
кого я еще не знала.
   Прошли годы с тех романтических встреч, когда робкий  юноша  провожал
меня до подъезда. Я даже вспомнила, как однажды лил дождь,  а  он,  сняв
пиджак, укрыл меня им, и мы заночевали на чердаке  дома  на  набережной.
Как часто я вспоминала потом  эту  ночь  на  чердаке!  Конечно,  там  не
возникло никакой интимной близости, лишь скромные поцелуи в щечку.
   Я тогда все отодвигалась, краснела, и он подумал, наверное, что я его
не хочу... Так и расстались мы, никогда больше не вспоминая о  том,  что
произошло на чердаке незнакомого дома.
   Никогда... Он переключился на Лизу, и ту любовь, которая  по  судьбе,
наверное, была предназначена мне,  он  отдал  другой.  А  она  этого  не
оценила, да и я не боролась  за  счастье.  Все  позабылось  тогда,  лишь
выпускной вечер, когда он был Пьеро, а я  -  Мальвина,  остался  в  моей
памяти, запечатлелся ярким кадром в веренице воспоминаний.
   И то, что  произошло  теперь,  эта  новая  встреча,  было,  наверное,
случайным всплеском энергии,  криком  вопиющего  в  пустыне  жизни,  где
желания  любви  и  близости  предстают  холодными  миражами  и  исчезают
обманными видениями.
   Я встала с кровати и подошла  к  окну.  Он  тихонько  окликнул  меня,
назвав Мальвиной. Вспомнил, что было тогда, много лет назад, и понял все
так, как поняла я, хотя мы никогда не предавались воспоминаниям. Поэтому
я даже не повернула головы в его сторону. Но мне было приятно  и  стыдно
одновременно.
   Он подошел ко мне, обнял за плечи. В полумраке южной ночи застыли два
обнаженных тела, словно скульптура ваятеля.
   Мы стояли  у  окна  роскошного  отеля  "Анба",  откуда  проглядывался
уходящий склоном к побережью Каспия восточный город,  озаренный  желтыми
огнями  фонарей,  световой  рекламой,   оглушенный   какофонией   звуков
проезжающих  автомобилей,  запоздалых  торговцев,  чарующими  мелодиями,
несущимися из ресторанов, телевизоров.
   Фешенебельные магазины на главных площадях закрывались металлическими
жалюзи, плавно опускавшимися на витрины; многочисленные казино и бордели
зазывали богатых клиентов. Город жил своей ночной жизнью. И ему не  было
дела до страсти, родившейся в иной стране, в ином городе, где теперь уже
лежал  холодный  белый  снег.  Ему  не  было  дела  до  страсти   двоих,
проснувшейся в отеле "Анба", в ночном Баку...
   Да, надо признать,  расслабилась  я  что-то.  Прямо  как  в  песне  -
"сильная женщина плачет у окна".
   Я глянула на стенные часы: без пятнадцати восемь.
   Конечно, любовь, страсть.., без этого невозможно. Но есть еще и дела,
которые нельзя отложить. Да, в сущности, что  это  за  человек,  который
живет исключительно страстью?! В этом мире куда  больше  нужна  холодная
голова.
   Минут десять мне хватило, чтобы привести  себя  в  порядок  в  ванной
комнате. Бен в это время включил  электрочайник  и  приготовил  кофе.  Я
быстро накинула на себя подходящее к данному случаю платье, набросила на
шею нитку стеклянных бус, пристегнула клипсы, и вскоре мы, поймав такси,
отправились в ресторан "Туран".
   Именно  там  работала  Лариса  Виноградова  стриптизершей,  развлекая
турецких бизнесменов и арабских шейхов, наводнивших  в  последнее  время
столицу Азербайджана.
 
Глава 6 
 
   Ресторан "Туран" размещался в самом центре  столицы  Азербайджана,  в
подвале старинного особняка, некогда  принадлежавшего  нефтяному  королю
Ротшильду. Особняк стоял  напротив  внушительного  здания  национального
банка, которое выделялось мигающей малиновой рекламой  в  виде  огромных
неоновых букв "Милли Банк".
   Место это было  довольно  романтичным:  на  улице,  где  стоял  банк,
находилась масса ресторанов и других увеселительных заведений. Эта улица
пересекалась со знаменитой на всем  Кавказе  торговой  Тиджарет  Кючаси.
Знаменита она была тем, что здесь впервые на постсоветском Кавказе  были
открыты магазины крупнейших  мировых  производителей  товаров  народного
потребления -  "Ниссан",  "Мицубиси",  "Сони",  "Адидас"  -  названия  и
вывески магазинов, домов мод били фейерверком  неоновых  огней  прямо  в
глаза, приглашая заглянуть.
   Где-то  в  отдалении,  озаренный   огнями   иллюминаций,   возвышался
стеклянный небоскреб Евробанка. Ко входу ресторана  подъезжали  шикарные
лимузины, оттуда вываливалась нарядная толпа роскошно  одетых  женщин  и
солидных мужчин в строгих костюмах и галстуках-бабочках, этих неизменных
атрибутов буржуазного образа жизни.
   В снующей толпе ротозеев, которая рекой текла по Тиджарет  Кючаси,  я
разглядела типичных для подобных мест  барышень  в  вызывающих  одеждах,
ярко  накрашенных,  очень  похожих  на  наложниц,  сбежавших  из  гарема
султана. Все были одеты в современную одежду,  стилизованную  под  вкусы
Ближнего Востока.
   Над  всем  этим  маскарадом  витала  восточная  мелодия,  чарующая  и
завораживающая, которая лилась из окон  ресторана.  Мелодия,  незнакомая
мне, скорее всего местного производства.
   Но афиша у входа в "Туран" на турецком, английском и  русском  языках
тем временем приглашала посетителей на  встречу  с  израильской  певицей
Офрой Хазой. И я поняла, что ошибалась.  Скорее  всего  эта  израильская
дива уже приветствовала пришедших раньше нас посетителей.
   Мы  спустились  по  мраморным  ступенькам  лестницы  в  подвал,   где
размещался ресторан, и, заплатив за вход швейцару  кругленькую  сумму  в
ширванах - местной валюте, - присели за указанный нам столик.
   Цены в меню оказались ужасающими. Непомерную  сумму  хотели  получить
хозяева за сто граммов омаров, капельку французского  вина  и  ужин  при
свечах, на котором никогда не испортишь фигуру.
   На сцене выступала рыжеволосая израильская  дива  в  умопомрачительно
декольтированном вечернем платье и спела что-то  на  родном  языке.  Это
действительно была Офра Хаза, и  даже  мне,  весьма  далекой  от  чувств
ценителей восточной музыки, пусть даже в современной аранжировке,  очень
понравилось ее исполнение.
   Забегая вперед, скажу, что собственно Офра  Хаза  и  появилась-то  на
сцене всего  раза  три,  исполнив  свои  хиты  под  бурные  аплодисменты
публики. Остальная  часть  программы  состояла  из  выступлений  местных
артистов, украинского балета  и  номеров  других  исполнителей.  Наконец
около двух часов ночи начался стриптиз, ради которого мы, собственно,  и
пришли сюда. Вернее, конечно, не ради самого стриптиза, а лишь для того,
чтобы встретиться с мадам Виноградовой.
   Уж  не  знаю  что  -  наш  с  Беном  контакт  в  отеле   "Анба"   или
сентиментальные нотки в голосе Офры Хазы, а  может  быть,  располагающая
интимная атмосфера "Турана" - заметно  подействовали  на  моего  бывшего
одноклассника, и с ним становилось тяжело работать  -  Дима  Лисицын  на
глазах превращался в самца.
   Его рука, будто невзначай, небрежно легла на мое бедро, и  мне  стало
почему-то неловко. Наверное,  потому,  что  были  мыв  другой  стране  и
публика могла отнестись ко мне как  к  проститутке,  -  тут  сказывалось
сложившееся веками отношение кавказцев к подобным проявлениям чувств  на
людях.
   - Таня, давай поженимся!  -  Бен,  чуть  больше,  чем  следовало  бы,
по-моему, налегавший на коньяк, придвинулся ко мне и мечтательно закатил
глаза.
   Одновременно с этим другая его  рука  пробовала  стряхнуть  невидимую
пыль, которой не существовало, с моей груди.
   - Димка, ты что, не видишь - на нас все смотрят!
   Ты хочешь, чтобы меня приняли за шлюху?
   - Какая разница! - скривился Бен. - Главное, что я о тебе  все  время
думаю.
   - Ты всегда любил Лизу - А если предположить, что  Лиза  -  прошедший
этап моей жизни? - Язык Бена стал совсем  уже  заплетающимся.  -  Мне  с
тобой было так хорошо, как никогда не было с ней...
   - Дима, Дима! - пробовала урезонить его я.
   - Не останавливай меня! Сейчас - не останавливай! - Бен погрозил  мне
пальцем. - Если бы ты не была такой скромницей тогда, в школьные годы, я
бы на Лизу и внимания не обратил, и мы давно бы были мужем и женой.
   - История не терпит сослагательного наклонения, - неожиданно для себя
сухо возразила я.
   - Таня, ты что, ревнуешь меня к Лизе?
   - Нет, - с усмешкой ответила я.
   - Хочешь, бросим все это к черту, вернемся в Тарасов и  поженимся?  Я
точно знаю, что у меня никогда больше не будет такой женщины, как  ты...
А Лиза... - Он задумался на миг. - Что бы с ней ни случилось, того,  что
я узнал, вполне достаточно...
   - Достаточно - для чего?
   - Для того чтобы точно знать: так, как прежде, уже не будет никогда.
   Он потянулся и взял мою руку в свои  теплые  ладони.  Как-то  покорно
опустил голову, прижался губами к тыльной стороне моей кисти и  принялся
жарко и порывисто целовать, чем вызвал сконфуженные взгляды за соседними
столиками. У кавказской богемы были иные взгляды на сей счет. К тому  же
Бен явно  перебрал  со  спиртным,  а  то,  что  это  в  Азербайджане  не
приветствуется, я узнала еще утром, из разговора с шофером, который  вез
нас из аэропорта.
   Взгляды, впрочем, были не враждебными, а  скорее  снисходительными  -
мол, русские, что с них возьмешь?
   Я  подозвала  проходившего  мимо  официанта.   Наверное,   по   нашим
российским стандартам, он был образцовым  представителем  обслуживающего
персонала. По крайней мере, его  манеры  и  внешность  очень  напоминали
Бэрримора - безукоризненно выбритый, подстриженный  волосок  к  волоску,
застегнутый на все пуговицы жилет...
   - Что желает ханым-гыз? - с легким акцентом спросил он по-русски.
   - Мороженое и кофе.
   - Извините, ханым-гыз, я хотел бы уточнить, какое мороженое -  у  нас
более сорока видов. Что касается кофе,  то  здесь  тоже  богатый  выбор.
По-турецки,  по-арабски?  Может  быть,  вы  предпочтете  растворимый?  -
Официант расплылся в угодливой улыбке.
   "Эх, тебя бы к нам в Тарасов! А то у нас такое хамское  обслуживание,
даже в дорогих заведениях", - подумала я.
   - Мороженое на ваше усмотрение, а кофе, - я посмотрела на Бена, - для
молодого человека по-арабски, учитывая  его  состояние,  а  мне  -  кофе
самбук.
   Я одарила официанта солнечной улыбкой, давая  понять,  что  он  может
приступить к выполнению своих прямых обязанностей. Официант ответил  мне
поклоном и быстро удалился.
   Пока мы ожидали заказа, я разглядывала танцующие пары  и  девочек  на
сцене - только что начался номер стрип-шоу.
   - Бен, возьми себя в руки и приведи в  порядок  зрение,  -  незаметно
толкнула я в бок Лисицына, который уже был  готов  уткнуться  головой  в
тарелку и приступить ко сну. - Посмотри, среди них есть Виноградова?
   - Лариса? - удивленно спросил Лисицын, с трудом вспоминая, где  он  и
зачем сюда пришел.
   На сцене тем временем разворачивалась интересная картина. Под прямым,
направленным светом софитов красавицы разных  оттенков  кожи  и  разреза
глаз - среди них была даже мулатка, скорее  всего  студентка  одного  из
вузов - сбрасывали с себя то немногое,  что  прикрывало  самые  интимные
части их прекрасных тел.
   Под  аккомпанемент  модного  нынче  фолк-техно  девушки  в   костюмах
древнегреческих муз с соответствующими атрибутами, кружась в  пластичном
танце  и  выстраивая  композицию,  показывали  на  сцене  воплощенную  в
пластике мечту. Стриптиз в "Туране" подавался красиво, не то что у  нас,
в клубе "Новая волна", где все  на  порядок  пошлее  и  вульгарнее.  Для
русской провинции это, конечно, может и сойти, но...
   Короче  говоря,  столица  независимого  Азербайджана  в  этом   плане
оставляла приятное впечатление.., - Да вон она, Лариска-то,  Терпсихора,
твою мать! - Бен размашистым жестом кивнул в сторону танцующих девушек.
   Удивительно, какие изменения произошли с ним за сегодняшний день. Еще
позавчера был таким культурным,  всех  по  отчеству  называл,  а  тут  -
лишнего выпил, и на тебе! Это, наверное, мое дурное влияние, в том числе
и в интимной сфере.
   Нет,  надо  порекомендовать  кому-нибудь  из  начинающих  журналистов
написать разоблачительную статью "Не  спите  с  Татьяной  Ивановой!  Это
поможет вам сохранить устойчивую жизненную позицию и моральный облик".
   - Терпсихора,  Танюша,  это  муза  театра,  -  как-то  снисходительно
поведал мне Бен заплетающимся языком.
   А я тут же вспомнила,  что  он  был  троечником  и  списывал  у  меня
сочинения по литературе. А теперь - надо же, какие познания! Да и вообще
жизнь абсурдна - человек, который в  школе  признавался,  что  ненавидел
литературу, стал писателем. А я, такая  романтичная  и  хрупкая  в  свое
время девочка, стала  частным  детективом,  владеющим  арсеналом  боевых
приемов.
   Тем  временем  официант  принес  нам  банановое  мороженое   и   кофе
по-арабски.  Спустя  десять  минут  Бен,  взбодренный  лошадиной   дозой
кофеина, содержавшейся в  маленькой  чашечке,  начал  побуждать  меня  к
действию.
   - Таня, насколько я помню, мы пришли сюда не мороженое  есть  и  пить
кофе, а поговорить с этой бабой.
   - Какой бабой? - не включилась я, еще пребывая в вихре  романтических
школьных воспоминаний.
   - Лариской Виноградовой, - презрительно скорчил гримасу  Лисовский  -
Лисицын: никак не могла привыкнуть к его литературному псевдониму.  -  А
может, эта стерва во всем и виновата?
   Я не обратила внимания на эту  фразу,  тем  более  что  из  уст  Бена
полились смачные описания интимных подробностей из  жизни  Виноградовой.
Из этой тирады следовало, что  стриптизерша  -  настолько  разложившаяся
личность, что в свое время снизошла даже до Николая  Львовича,  которого
женщины артистической богемы  и  за  мужика-то  не  считали.  Потом  Бен
рассказал о других похождениях Виноградовой с многочисленными мужчинами,
начиная с актеров и кончая обычными бизнесменами-ларечниками.
   Собственно, мне это не было интересно, я уже была наслышана о нравах,
царивших в артистической богеме. Но мне непонятно, почему Бен, говоря  о
похождениях одних как о само собой разумеющемся, выделял среди них  свою
супругу. Но, наверное, все  мужчины  одинаковые:  очень  субъективные  в
своих оценках и забывающие обо всем, когда любят.
   Тем временем номер стриптиза закончился, и  я,  взяв  Бена  за  руку,
решительно прервала его рассказ.
   - Пойдем, пора мне познакомиться лично с Ларисой Виноградовой.
   - Пойдем, - согласился Бен, и мы направились к служебным помещениям.
   У входа в лабиринт коридоров нас остановил охранник-громила и ледяным
голосом спросил что-то по-турецки,  чего  мы,  естественно,  не  поняли.
Увидев замешательство на наших лицах, он перевел:
   - Вы говорите на русском?
   - А на каком же еще?! - отозвался Бен.
   - Куда идете? Здесь вход только для работников.
   - Здесь служит моя сестра, Лариса Виноградова, она мне  сказала,  что
вы пропустите меня, - соврала я.
   - Подождите, я сейчас выясню.
   Он окликнул мальчика в розовой чалме, который болтался по коридору, и
быстро сказал ему что-то на своем языке. Тот, приложив  руку  к  сердцу,
ответил короткой фразой и исчез в лабиринте коридоров.
   Минут через десять послышался женский прокуренный голос:
   - Что, эта б.., уже успела родителям сообщить?
   Было заметно, что дама явно подшофе и очень раздражена.  Наконец  она
приблизилась к нам, и мы разглядели ее. Она окинула  меня  презрительным
взглядом с головы до ног и, будто не замечая, посмотрела на охранника:
   - Где тут моя сестра?
   - Вот, - указал он на меня.
   - Эту б.., я не знаю, а этот мудак, - кивнула она на Лисицына, -  муж
той самой, про которую я предупреждала.
   - Может  быть,  вызвать  полицию?  -  с  готовностью  поинтересовался
охранник.
   - Не надо полиции, сейчас я с ними сама разберусь. По-русски.
   - Только, пожалуйста, не на публике.
   -