дов,   выбранных,   кажется,    произвольно,    были
скомпонованы таким образом, что каждый из них как бы зависал в  воздухе,
ожидая разрешения в тонику, но вместо этого раздавался медующий  аккорд,
точно так же не находивший разрешения.
   Я заметила, что люди с браслетами, стоящие впереди, начинают тихонько
раскачиваться, что-то бормоча себе под нос.
   Впереди мелькнула сгорбленная фигурка  Марфы  в  черном  платке.  Она
остановилась в отдалении, у задней стены помещения, и  строго  наблюдала
за присутствующими.
   Бормотание становилось все громче.
   Мне показалось, что я попала в сумасшедший дом, причем в  палату  для
иностранцев.
   Нечленораздельные  слоги,  бессмысленные  фразы,  мычание   и   стоны
раздавались    осенним    вечером    на    втором     этаже     особняка
религиозно-культурного "Братства разума", в большой комнате с  табличкой
"Завхоз".
   Чем-чем, а разумом тут и не пахло. Скорее наоборот.
   Вот юноша с короткой стрижкой упал на колени, закрыв лицо ладонями  и
не переставая раскачиваться.
   Вот девушка, раскинув руки, словно птица, закружилась на месте.
   Вокруг нее сразу освободилось некоторое пространство, чтобы соседи не
могли помешать ее странному танцу.
   А пожилая женщина  в  первом  ряду  вдруг  пошла  вприсядку,  неумело
выкидывая коленца. Она проделывала это с такой серьезностью,  что  ни  у
кого не промелькнуло даже тени улыбки.
   Подобная практика была мне знакома.
   Глоссолалия -  самопроизвольное  говорение  на  иных  языках  -  была
принята у пятидесятников, остановившихся на одной главе Нового завета  и
построивших свое учение только на этом отрывке.
   А освобождение физической энергии находило широкое применение у секты
хлыстов  и  многочисленных  ответвлений  этой  зловещей   и   загадочной
организации.
   Внезапно стена впереди заколыхалась, словно белое квадратное озеро, и
рухнула вниз.
   Едва не чертыхнувшись от неожиданности, я мгновенно поняла,  что  это
был большой кусок ткани, натянутый поперек комнаты.
   Впереди  открылось  довольно   просторное   помещение,   заставленное
различными предметами.
   У правой стены располагалась старинная фисгармония с белевшим  на  ее
крышке лошадиным  черепом,  слева  небольшой  столик,  на  котором  я  с
удивлением увидела секстанты и астролябию.
   А посреди  открывшейся  площадки  стоял  Елагин  в  черном  балахоне,
сверкающем вышитыми блестками.
   Его строгое лицо было вдохновенным, глаза сверкали,  а  седые  волосы
издали казались перламутровыми, так что при желании можно  было  принять
старика за какого-нибудь морского царя.
   Задняя стена была сплошь разрисована пересекающимися желтыми  лучами,
сгущающимися книзу до полной непроницаемой черноты.
   - Приветствую юных братьев! - воздел старец руку и потряс  в  воздухе
жезлом.
   - Альфа-омега, альфа-омега, - запричитала Марфа Егоровна, мелко тряся
головой.
   - Начнем же обряд очищения! - провозгласил Елагин.
   В центр комнаты  было  вытащено  заржавленное  железное  корыто,  над
которым присела одна из женщин с черным кожаным  браслетом.  Послышалось
тихое журчание.
   - Новеньких прошу приблизиться!  -  начальственным  голосом  приказал
Елагин.
   Стоявшие рядом со мной новообращенные быстро выстроились в колонну.
   - Прикоснитесь к смрадному истечению! - вещал Елагин. - Ведь  скверна
внутри вас куда страшнее. Преодолейте себя и,  прикоснувшись  к  скверне
внешней, изгоните из себя скверну внутреннюю!
   Очередь начала медленно продвигаться к корыту.
   Новобранцы  опускали  в  емкость  левую  ладонь,  а  Марфа,  стоявшая
неподалеку, вытирала их руку ослепительно белым полотенцем.
   Когда очередь дошла до меня, старик  удержал  меня  и,  развернув  за
локоть лицом к публике, торжественно провозгласил:
   - Новый свет просиял среди нас?  -  В  толпе  послышались  сдержанные
возгласы восхищения.
   - Альфа-омега, альфа-омега, - бормотала Марфа, комкая полотенце.
   - Кланяйтесь друг другу! Окажите третью степень почтения! - продолжал
командовать старец.
   Все участники церемонии рухнули на колени и ткнулись лбом об пол.
   - Поклонись им, сестра, - тихим голосом приказал мне Елагин.
   Отчего же не поклониться? Я опустилась на колени и  совершила  земной
поклон, почему-то именовавшийся здесь третьей степенью почтения.
   Вспоминая кувырки Марфы, определенные Елагиным как вторая степень,  я
думала про себя: а  что  же  тогда  представляет  собой  первая  степень
почтения?
   Но в голову лезла какая-то эротическая чушь.
   Распрямившись, я посмотрела на старца.
   Елагин повернулся ко мне и, глядя мне прямо в глаза, громко вопросил:
   - Поведай нам, чадо, кто тебя послал: духи света или духи тьмы?
   Его голубые,  словно  альпийское  озеро,  глаза,  казалось,  сверкали
крохотными молниями.
   Я физически ощутила на лбу легкое покалывание и слегка пошатнулась.
   Но тут же взяла себя в руки.
   Обыкновенный гипноз. Такому учат на практических занятиях  начинающих
психиатров.
   Особая атмосфера, волнующее ожидание, ритмичная музыка, специфическое
освещение, поведение окружающих плюс блестки на одежде  Елагина,  должны
были вызвать род определенного транса, сковывающий волю и  развязывающий
язык.
   Главное тут было - правильно сформулировать вопрос.
   И за высокопарными фразами мне явственно проник в мозг главный смысл,
который вкладывал старец в свое вопрошание: кто тебя послал?
   Не буду скрывать, мне очень хотелось ответить: Соколовы.
   Я едва не выпалила на выдохе эту фамилию, но вовремя спохватилась.
   Однако в меня словно вселился другой  человек,  которым  я  не  могла
управлять.
   Этот человек не слушался голоса разума, не подчинялся моим  приказам,
он как будто вибрировал не в такт моему сознанию и был способен  на  что
угодно.
   - Птицы такие, - пробормотала я. - С клювами острыми.
   Почти хорошо.
   Если нельзя было противиться этому внутреннему голосу, то можно  было
попытаться обмануть его и сказать правду чуть-чуть по-другому.
   Что я и сделала.
   Очевидно, Елагин решил, что для первого  раза  этого  достаточно.  Он
поднял мою руку и прокричал:
   - Дочь света!
   Ему ответил нестройный хор собравшихся, повторивший его восклицание.
   Вслед за тем снова заиграла музыка и  началась  заключительная  часть
собрания.
   Марфа Егоровна внесла чан с  какой-то  зеленой  жидкостью  и,  черпая
оттуда  стаканом,  давала  пить  каждому  из  присутствующих.  Процедура
длилась довольно долго. Пока очередь дошла до меня, миновало полчаса.
   За это время подошедшие к  чану  в  числе  первых  стали  вести  себя
несколько неадекватно. И, что самое интересное, почти одинаково.
   Юноши и девушки, дамы и господа, братья и сестры -  хохотали  во  все
горло, держась за животы.
   Что же их так рассмешило?
   Ведь все происходило на полном серьезе.
   Но смех был не совсем обычным. Казалось,  что  они  просто  не  могут
остановиться.
   Любое слово, взгляд, движение,  воспоминание  вызывало  у  них  такой
безудержный приступ смеха, какой бывает только у возбужденных  детей,  и
родители говорят им тогда: смешинка в рот попала.
   Но здесь это уже было на грани судорог и истерики.
   Я всегда знала, что наркотики не обладают универсальным действием.
   Одни видят  в  своих  грезах  чертей,  другие  -  ангелов,  третьи  -
танцующих лемуров, четвертые - заполненную декларацию о доходах.
   Но я еще раз убедилась в том, что грубые и сильнодействующие средства
все-таки вызывают сходную реакцию на физиологическом уровне.
   Нас поили вульгарным варевом из женских соцветий конопли на молоке.
   Которое почему-то называется "Манагуа" или просто "маната".
   И при чем тут столица беспокойного Никарагуа - ума не приложу.
   На любой окраине любого российского  города  в  каком-нибудь  дворике
всегда сидит какая-нибудь теплая  компания,  зачерпывающая  кружками  из
ведра эту самую жидкость  рвотного  цвета,  и  ни  о  каких  религиозных
церемониях тут речи не идет.
   Народ, жаждущий отрешения от утомительной эпохи, ловит  свой  дешевый
кайф самым простым и демократическим после алкоголя средством.
   Даже из огорода выходить не надо. Нарвал и сварил. Выпил и забалдел.
   И никакого тебе черного внутреннего круга. В  "черном  братстве"  все
было декорировано  так,  что  участники  церемонии  причащались  высшему
разуму  через   особую   мистическую   субстанцию,   открывающую   двери
восприятия.
   Это я смогла понять из сопроводительной речи Елагина,  который  стоял
рядом с чаном и вещал что-то о сфере сверхчувственного.
   Подойдя к чану с варевом, я слегка помедлила. Мне очень  не  хотелось
принимать внутрь своего организма эту зеленую влагу.
   Но, поймав ожидающий и слегка насмешливый взгляд  Елагина,  я  выпила
отмеренную мне дозу - приблизительно половину стакана.
   Вернувшись к дверям, я достала из сумочки платок и вытерла губы.
   И при этом, незаметным для окружающих движением, вложила себе  в  рот
таблетку кофеина и кругляшок активированного угля.
   Предполагая нечто подобное,  я  еще  дома  решила  на  всякий  случай
запастись  универсальным  антидотом,  который  мог   бы   нейтрализовать
действие наркотического вещества.
   И мне действительно почти удалось погасить в себе судороги смеха.
   Но мое положение было довольно затруднительным.
   Если бы я оставалась, что называется, в здравом уме и трезвой  памяти
среди   всеобщей   смеховой   истерики,   это   выглядело   бы    крайне
подозрительным.
   Так что я  позволила  себе  громкие  смешки  и  хохотушки,  с  ужасом
чувствуя при этом, что их тотчас готов подхватить тот  самый  внутренний
человек, возникший во мне под действием гипнотического взгляда Елагина.
   Но уголь и кофеин делали свое дело, и я усилием воли подавляла в себе
страстное желание отдаться всепоглощающему демону смеха.
   Снова раздалась музыка.
   На этот раз - очень мелодичная. Томные переливы  арфы  сопровождались
прекрасным женским голосом, тянувшим гласные.
   Казалось, будто хрусталь  звенит  в  ночном  воздухе,  унося  тебя  в
космические дали.
   Волшебное впечатление достигалось не в  последнюю  очередь  тщательно
продуманным расположением квадросистемы. Очевидно, братство в свое время
приобрело очень дорогую аппаратуру.
   Голос то возникал в одном углу, то перелетал в другой, порхая по залу
и зависая в его центре на самых высоких нотах.
   Все присутствующие сидели на полу в расслабленных позах. На их  лицах
читались невероятное блаженство и вдохновенная радость.
   После приступа смеха наступил период упадка,  содействующий  усвоению
приятной и мелодичной музыки.
   Вообще наркотики способствуют отключению обычного сознания и нажимают
неведомые нам кнопочки на панели нашего внутреннего управления.
   Так, руки и ноги почти не ощущались,  зато  все  органы  чувств  были
обострены до предела.
   Женский голос звучал сразу и внутри, и снаружи, он был обращен только
к тебе и что-то сообщал тебе, понятное без слов, обещал и утешал.
   Еще немного, и я бы задремала.
   Но раздался мощный удар гонга.
   Наступило время проповеди.
   Елагин, стоя в центре круга из высоких свечей, начал свою речь.
   - Наше братство называется черным. Многие говорят, что черный цвет  -
цвет тьмы и страха. Но, как белый  цвет  содержит  в  себе  весь  спектр
радуги, так и черный вбирает в  себя  неведомые  обычному  глазу  цвета.
Отпустите на волю ваш слабый разум, откажитесь от него навсегда -  и  вы
обретете разум подлинный, связывающий вас с космосом и высшими силами.
   Его речь лилась, как струя ручейка, мерно прокладывающего себе дорогу
в тесном русле.
   Я чувствовала, что слова старца падают прямо  в  мой  мозг  и  прочно
отпечатываются там наподобие оттиска на послушной ткани.
   - Не все члены братства могут вместить в себя эту тайну, -  продолжал
Елагин, - но вам уже приоткрылись узкие врата. Смело  входите  в  них  и
идите вперед без страха. Сегодня мы вкусили зеленой влаги, завтра придет
черед более  сильных  субстанций,  к  которым  вы  должны  быть  духовно
готовы...
   Я тяжело вздохнула.
   Речь шла, без сомнения, о наркотиках.
   Хорошенькое  будущее  готовят  Елагин  и  компания  адептам  "черного
братства".
   А между тем количество обычных членов "Братства  разума",  по  словам
губернатора, составляло около десяти тысяч человек.
   Это же целая армия!
   - Завтра на служении всем будет  оказана  особая  честь.  Явится  наш
пророк, чье настоящее имя до времени скрыто от простых смертных. В  этом
земном воплощении он носит имя Атланта. Его духовные корни - в поколении
жителей Атлантиды. Сквозь века потомки  древних  магов  пронесли  светоч
тайного знания...
   Вдруг неподалеку от меня раздался тихий стон.
   Я незаметно оглянулась и  увидела,  что  Володя  Слепцов  скорчившись
лежит на полу и судорожно дергается, хватая ртом воздух.
   К нему тотчас подскочила Марфа и перевернула его на  спину,  заглянув
юноше в глаза.
   Потом она сделала знак одной из женщин,  стоявших  впереди,  кажется,
той самой, что приседала над корытом, и  они  вдвоем  куда-то  отволокли
Слепцова, стараясь действовать бесшумно.
   Почти никто не обратил на это внимания.
   Все были поглощены речью старца.
   - А теперь прощайте, дорогие мои. Жду вас завтра.  И  прочтите  утром
еще раз нашу главную книгу, - напомнил под конец Елагин и,  повернувшись
к нам спиной, опустился на колени.
   Свет снова погас.
   Все направились к выходу. Черные братья и сестры пошатывались и  едва
не падали.
   В дверях образовалась пробка. Участники церемонии проходили по одному
в коридор, ведущий к лестнице.
   Все двигались, как в замедленном кино, вяло шевеля  ногами  и  слегка
покачивая головой, словно что-то напевая про себя, медленное и тягучее.
   Во дворе нас ждала небольшая "Тойота".
   Когда все забрались в салон, машина двинулась  с  места,  просигналив
перед воротами.
   Я оглядела своих спутников. Володи среди пассажиров не было.
   Микроавтобус вяло тащился по ночному городу.
   Позади остались парк и холмы. Перед нами маячили обшарпанные ослепшие
девятиэтажки и темные громады пустырей.
   Вскоре автобус вывернул на широкое шоссе и прибавил скорость.
   Нас развозили по домам, словно подгулявших  бухгалтеров  после  сдачи
квартального отчета.

Глава 7

СМЕРТЬ У ВОДЫ

   Приняв на кухне ударную дозу кофеина и активированного угля, а заодно
промыв перед этим желудок, я добралась до кровати, едва волоча ночи.
   Утро вечера мудренее.
   А кстати, что у нас на дворе? Час ночи.  Следовательно,  мудрость  на
нуле.
   Только я сомкнула глаза и  передо  мной  заклубились  зеленые  круги,
раздался взрыв.
   Я вскочила с кровати, в ужасе озираясь.
   Все-таки сон сморил меня на несколько секунд.
   Взрыв оказался обыкновенным зуммером телефона. Просто все мои  органы
восприятия были напряжены до последнего предела.
   Сорвав трубку и прижав ее к уху, я прохрипела в мембрану:
   - А вы знаете, который час?
   - Знаю, - ответил мне спокойный голос Ирины. - Просто вас весь  вечер
не было дома, а вы обещали информировать меня о ходе поисков. И  я  была
вынуждена звонить вам сама каждые полчаса. Где вы были?
   - В одной интересной компании. Смотрела, как женщина справляет  малую
нужду.
   На том конце провода воцарилось озабоченное молчание.
   Ирина, очевидно, не могла понять, издеваюсь я или она просто не может
понять, что я имею в виду.
   Наконец она решила оставить выяснение этого вопроса на потом.
   - Я желаю знать, как продвигаются ваши поиски, - повторила она.
   -   Мне   известно   предположительное   местопребывание    гражданки
Измайловой. Пока это все.
   - Где именно? - всполошилась Ирина. - Вы должны  немедленно  мне  все
рассказать. Я готова поехать к ней прямо сейчас...
   "Со взводом автоматчиков", - мысленно добавила я про себя.
   - Дело в том, что Маши при ней нет, - произнесла я в  трубку.  -  Где
находится ребенок, я не знаю, не знает  этого  и  Катя.  А  поскольку  я
взялась найти ребенка, я это сделаю. И  ваша  поспешность  может  только
помешать мне.
   Кстати, сегодня  ночью  на  моих  глазах  погиб  человек,  и  я  имею
основания полагать, что его  смерть  непосредственно  связана  с  делом,
которым вы поручили мне заняться. Но, если вы настаиваете на немедленной
встрече с Измайловой, я тотчас устраняюсь. Согласны?
   После минутного раздумья усталый голос Ирины Соколовой произнес:
   - Наверное, вам виднее.  Я  полагаюсь  на  ваш  опыт.  Действуйте  по
усмотрению. И, пожалуйста, не забывайте мне звонить.
   - Дайте мне еще сутки, - попросила я. - Эта история  уже  близится  к
финалу.
   Бросив трубку на рычаг, я застонала и снова зарылась  с  головой  под
одеялом.
   Ровно через минуту раздался очередной звонок.
   - Татьяна? - раздался в трубке взволнованный женский голос.
   - Кто говорит? - буркнула я.
   - Это Екатерина Измайлова, - отозвалась Катя. - Я, кажется, обо  всем
догадалась. Вы не могли бы сейчас встретиться со мной? Я знаю,  что  уже
очень поздно, но здесь готовится такое...
   - Что вы имеете в виду? - решила я уточнить.
   - Речь идет о человеческих жертвоприношениях, - зашептала  Измайлова.
Я тяжело вздохнула:
   - Откуда вы звоните?
   - Из братства. Это на окраине города.
   - Я знаю. Сама только что оттуда. Странно, что мы не встретились.
   - Вы были на служении? - ахнула Екатерина. - И видели старца?
   -  Этот  старец  мне  вообще  попадается  слишком  часто.   В   самых
разнообразных местах нашего города.
   - Они ждут завтра очень  важную  персону,  -  на  пределе  слышимости
зашептала в трубку Катя. - И я боюсь, что это связано...
   - Алло! Алло! Почему вы замолчали?
   - Мне показалось, что кто-то прошел по коридору,  -  снова  зашептала
Катя. - Здесь очень страшно по ночам. Да и днем тоже.
   - Когда и куда мне подъехать? - спросила я, уже не надеясь заснуть  в
эту ночь.
   - Как можно скорее. Скажем, через  час.  Знаете,  там  в  парке  есть
небольшое озеро. Я буду на острове в павильоне, прямо в беседке.
   - Хорошо, - мрачно произнесла я. - Ждите. За час к парку  можно  было
добраться только на автомобиле. Придется ловить машину.
   Ночной город встретил меня резким порывом ветра и моросящим дождем.
   Хорошая погодка. Как  раз  для  романтических  свиданий  в  старинном
парке.
   Накинув на голову капюшон, я решила не тратить времени понапрасну:  в
такое время можно было сигналить на перекрестке хоть до утра.
   Приняв единственно правильное решение, я быстрым шагом направилась  к
железнодорожному вокзалу.
   Разумеется,  автомобилей  там  было  сколько  душе  угодно.  Зевающие
частники,  вышедшие   на   ночной   промысел,   предлагали   нагруженным
пассажирам, только что покинувшим  теплый  поезд,  отвезти  их  в  любом
направлении.
   Я  выбрала  темный  "жигуленок"  и  постучала  по  капоту,  привлекая
внимание водителя, о чем-то совещавшегося с коллегами возле стоянки.
   Тот быстрым шагом подскочил ко мне, распахнул дверцу своей колымаги и
царским жестом указал мне на сиденье:
   - Прошу!
   Я залезла внутрь и протерла рукавом плаща стекло.
   - А где ваш багаж? - осведомился шофер.
   - Я привыкла путешествовать налегке. - Водитель хмыкнул и занял  свое
место:
   - Куда поедем? - Я продиктовала маршрут.
   Шофер обернулся и с удивлением посмотрел на меня:
   - Там же нет домов поблизости.
   - Ну и что?
   - Хм. Это вам обойдется...
   И, пять секунд пошевелив мозгами, шофер назвал цифру, составляющую на
сегодняшний день приблизительно минимальный месячный оклад.
   - Хорошо, хорошо, только побыстрее, пожалуйста, - попросила  я.  -  У
меня свидание, а мой приятель не любит, когда я опаздываю.
   Шофер расхохотался и, пообещав довезти с ветерком, всунул  кассету  в
магнитофон.
   Из утопленных колонок раздались жуткие звуки которые  сейчас  принято
именовать русским шансоном.
   "Уж под это я точно не засну", - подумала я и закурила "Кэмел".
   "Жигули" летели