о случилось, Игорюша? - испуганно спросила она.
   Восхитительно. Этот змей еще и гуляка. Адюльтер налицо. Ясно, что парочка
эта не стихами при луне развлекалась.
   - Поня-ятненько, а где же Валентина Николаевна?
   - Если вам нужна  Валентина  Николаевна,  то  приходите  завтра.  Она  на
работе, - он, кряхтя, поднялся с пола.
   - Давно бы так, а то разлегся, как на пляже, -  прокомментировала  я  сей
факт.
   - А это моя, между прочим, квартира. Где хочу, там и лежу. А ты  что  же,
по совместительству еще и в полиции нравов подрабатываешь? -  он  от  злости
забыл про вежливое обращение. - Заходи, если уж так неймется.
   И он включил свет. На смену моему гневу пришло недоумение: на лице  Игоря
Игоревича не было следов моих ногтей.
   - Вот сюда, на кухню  идемте.  Лена,  я  сейчас  поговорю  и  вернусь,  -
обратился он к своей подруге.
   А у меня все перепуталось теперь в голове. Я  начала  сомневаться  в  его
вине. Ведь получается, что сумку-то отнять  у  меня  пытался  совсем  другой
человек. Или у него есть сообщник, или же вся  выстроенная  версия  летит  к
чертовой бабушке. Одно из двух.
   Мой излюбленный метод -  неожиданное  нападение,  попробуем  его.  Прежде
всего наглость и язвительность. Если он виноват,  расколю,  как  миленького.
Пока все не выясню, отсюда - ни ногой.
   - Смотрите не простудитесь, - насмешливо сказала я дамочке. Этими словами
я и начала выводить врага из равновесия.
   Женщина поспешно смылась.
   - Что, собственно говоря, случилось, Таня? - неверный супруг дрожащими от
пережитых волнений руками на ходу застегивал брюки.
   Я прошла на кухню, присела на табуретку и сообщила:
   - На меня напали.
   - Сочувствую, конечно. Только при чем тут я? - Он сел напротив.
   - Именно после этого нападения я пришла к мнению, что  нам  действительно
необходимо поговорить. Вы ведь тоже этого хотели.
   - Очень мило с вашей стороны. Приветствую такое решение. Только  в  столь
неурочный час да еще с эдаким шумом - по меньшей мере некорректно.
   Пришлось перед ним извиняться.
 
*** 
 
   - Игорюша, я, пожалуй, пойду. Это, видать, надолго. -  Дамочка  стояла  в
проходе уже одетая.
   Хозяин квартиры сразу бросился к ней, увел  в  комнату.  О  чем  они  там
совещались, не знаю, но на кухню после этого пришли вместе.
   Брюнетка, потупившись, прошла в дальний угол, села и  притихла,  а  Игорь
Игоревич занялся кофе. Наверное, это  давало  ему  возможность  собраться  с
мыслями. Повисла гнетущая тишина.
   Наконец, он повернулся и, оценив мой фонарь по достоинству, посоветовал:
   - Примочки камфорным спиртом делайте. Быстрее пройдет. Только ведь вы  не
консультироваться пришли. Так?
   - Именно так. Я пришла вам сказать, что факты указывают  на  то,  что  вы
убили  свою  дочь,  как  и  нескольких  других  девочек  нашего  города.   И
постарались подставить моего клиента.
   Игорь Игоревич побледнел как мел. Джезва с кофе вывалилась  из  его  рук,
шмякнувшись вновь на  плиту.  Горячий  кофе  выплеснулся  длинным  языком  и
ошпарил ему руку.
   Брюнетка тут же кинулась спасать возлюбленного.
   - Больно?
   Тот досадливо отмахнулся, достал с полки бальзам Шостаковского и  намазал
им руку.
   - Что вы такое говорите? Это абсурд, - он устало опустился на табуретку.
   - Вы пришли с работы, застали  Таню  в  обществе  Харламова.  Сначала  вы
выяснили, кто этот человек. Узнали, что он психолог и последняя его работа -
"Психология убийцы". Вы испугались, что Таня узнает  в  этом  портрете  вас.
Хотя, быть может, убили из ревности. Вы ведь мечтали затащить ее в  постель,
не так ли? Этот вариант я тоже допускаю. А уж  харламовский  психологический
портрет убийцы, по вашему мнению, точно не должен был увидеть свет.
   Его затрясло мелкой дрожью:
   - Нет!!! Это не правда! У вас нет доказательств.  Я  не  убивал  Таню!  Я
любил ее, как свою собственную дочь. Леночка, не верь ей. Я не убивал,  -  и
он заплакал, как ребенок, размазывая слезы по щекам.
   - Что не правда? То, что, убив ее, вы выскочили из дома так, что едва  не
сбили с ног соседку, даже не заметив ее? Или то, что, строя для себя  алиби,
вы потом спросили у нее про время? Или то, что  вы  специально  поволокли  с
собой в квартиру соседа, чтобы заиметь свидетеля? При этом ключи, которые вы
якобы забыли дома, вывалились у вас из кармана.
   Произнося эту тираду, я смотрела на него в упор,  в  точку  на  лбу  чуть
повыше  глаз,  совершенно  точно  зная,  что   это   производит   неприятное
впечатление: вроде бы вам в глаза смотрят, а взгляд поймать невозможно.  Это
я недавно где-то вычитала. И теперь вот решила проверить на практике.
   Слезы продолжали катиться из его глаз, лоб покрылся испариной.  Он  резко
поднялся, схватил с полки пачку "Астры", попытался закурить, но руки "его не
слушались, и спички ломались одна за другой.
   Я любезно поднесла ему зажигалку и, закурив сама, продолжила атаку:
   - Изобразив при Эдуарде Иосифовиче безутешного отца, вы вызвали милицию.
   Его опять прорвало: во все стороны полетели слюни, сопли и слезы.
   - Да? Все вы уже решили, все постановили. А что ж, по-вашему, тогда  я  с
ее другом сделал? Ведь она ж не одна была, друг ведь мог за нее  вступиться.
Да любил я ее, понимаешь ты, любил! А  ты  об  убийстве  говоришь.  Убирайся
прочь отсюда!
   - Дудки, уважаемый! Сначала я скажу все, что хотела, а потом мы с вами  в
милицию пойдем. Харламову вы подсыпали  наркотик  в  кофе.  А  уж  когда  он
отключился, занялись девочкой. Один удар в висок - и делай, что хочешь. Ведь
вы, с вашего позволения, врач. Куда лучше ударить, знаете. Только вы не учли
одного обстоятельства: убивал девочку правша - это установлено  экспертизой.
А мой  клиент  -  левша,  хоть  и  переученный.  И  надеюсь,  что  повторная
экспертиза докажет его невиновность. Такой вот расклад получается  у  нас  с
вами...
   Брюнетка молча, с расширенными от ужаса глазами смотрела поочередно то на
меня, то на Игоря.
   Он опять попытался что-то вставить, но я не позволила, решив дожать  его,
раздавить всеми имеющимися у меня фактами:
   - После убийства  вы  сфотографировали  погибшую  и  отослали  фотографию
невесте Харламова, узнав каким-то образом, что она собралась  обратиться  ко
мне и решив так вот убедить ее в виновности  Алексея.  Вы  также  попытались
запугать меня и не дать мне взяться за это дело.
   - Таня, послушайте...
   Но меня уже несло по всем кочкам - я сама себя распалила. Мне было просто
необходимо высказать ему все, что я о нем думала.
   - А поняв, что вы дали маху, отослав фотографии - ведь по  часам  Алексея
можно понять, что фотография сделана за час до приезда милиции, - вы залезли
в квартиру Натальи и все перерыли в поисках снимка. А кроме того, именно  вы
были в квартире Харламова и подкинули ему вот эти фотографии, сделав из него
маньяка-убийцу, который любит  снимать  на  память  свои  "подвиги".  Но,  к
счастью, я тоже была тогда в той самой квартире и видела, как вы положили их
в книгу.
   Я вытащила из сумки пачку фотографий, но протянула не ему, а  брюнетке  -
тоже психологический трюк.
   Игорь Игоревич, бросив бесполезно истлевшую  сигарету  в  пепельницу,  аж
застонал:
   - О, господи! Кажется, я пропал.
   Елена машинально взяла фотографии и, взглянув только на верхнюю, в  ужасе
отшатнулась:
   - О, боже милосердный. Неужели это все правда,  Игорь?  Неужели  это  все
ты?
   Проняло все-таки. А то сидела, как истукан. Тот, кого я назвала  убийцей,
вскочил так, что стол свернул, и тот больно врезал мне ножкой по коленке.
   - А что именно не правда: что были в той опечатанной квартире,  подкинули
сфальсифицированные улики, а потом милицию  вызвали?  Уж  так  вам  хотелось
форсировать события. Потом мы  еще  вместе  в  такси  ехали.  Помните?  -  Я
ослепительно улыбнулась ему. Насколько мой подбитый глаз  позволил,  а  сама
исподтишка наблюдала за Леночкой.
   Она в каком-то оцепенении снова и снова перебирала  снимки.  На  лице  ее
отразилась смесь ужаса и отвращения. Ковалев заметил это и прямо  перед  ней
бухнулся на колени, прямо как в фильме не очень высокого пошиба:
   - Не верь, я умоляю, не верь! Это не правда! Она отстранилась от него.  В
ее глазах читались испуг и презрение. Он опять воззвал ко мне,  все  так  же
стоя на коленях:
   - Вы не имеете права! Вы слышите меня? Не имеете! Я не убивал Таню. Я  не
убийца, нет, нет, нет!
   Во мне это не вызвало жалости. Я  была  готова  идти  до  конца.  И  даже
блефовать. Если все удастся, ему уж точно не отвертеться.
   - Убивали, - сладчайшим голосом произнесла я (имела полное право на такую
вольность). - А ключи от Лешиной квартиры с необычным брелоком у вас. И  они
вам больше не понадобятся. Я вас смею  в  этом  заверить.  И  будет  гораздо
лучше, если вы сами пойдете в милицию и все расскажете.
   - Но у меня нет никаких ключей, - при этом он  судорожно,  но  совершенно
непроизвольно ощупал карман своих брюк.  И  вздохнул.  Как  мне  показалось,
очень даже облегченно.
   - Ладненько. Тогда покажу вам фокус от Тани Ивановой. Хотите? Елена...
   - Владимировна, - подсказала она мне.
   - Елена Владимировна, вы будете свидетелем того, что сейчас произойдет.
   Женщина молча кивнула, глядя на меня во все глаза.
   Он настороженно замолчал, а я издала условный свист (у  меня  это  всегда
неплохо получается). И тут же в ответ прозвучал  такой  же  свист  и  мягкий
женский голос:
   - Леша, я тут, Леша, я тут.
   Вот такие пироги.  Просто  блеск.  Надо  будет  себе  такой  когда-нибудь
приобрести. А то я, рассчитывая на свою феноменальную  память,  вечно  теряю
ключи от машины. Однажды даже безвозвратно потеряла.
   Я поднялась и пошла к полке с банками для круп - именно оттуда раздавался
голос. Для  уточнения  места  их  расположения  пришлось  еще  подсвистнуть.
Ключики-то из банки с пшеном отвечали.
   Вот так, мерзавчик, не  рассчитал,  что  тебя  подобная  мелочь  подвести
может. Красивый брелочек. Теперь им полюбоваться можно, а не  только  томный
женский голосок послушать.
   - Здорово, правда, Игорь  Игоревич?  Умеют  же  японцы  делать,  паршивцы
этакие.
   Ковалев неожиданно вскочил с колен и вырвал у меня ключи из рук.
   - Сядь, Игорюш. Я не верю, что  это  ты.  Но  ты  должен  все  объяснить.
Обязан. Если ты сумеешь это сделать, то я поверю тебе, а не ей.
   Он судорожно утер тыльной стороной ладони пот со лба и сел.
   - Да, Лена, наверное, так я и сделаю. И, уже обратившись ко мне, добавил:
   - А вы и правы, и нет. Я на убивал, но все остальное так и есть,  как  вы
описали. Но я вынужден был так поступить, потому что защищал себя.  Защищал,
- и он закрыл лицо руками.
   - От чего защищал, Игорь? - вновь вмешалась Лена.
   - Нет. Не так. Не от чего, а от кого. Я попробую рассказать внятно,  хотя
и сам во всей этой истории ничегошеньки не понимаю. Я сейчас, вот  закурю...
-Только вы, Татьяна, не оставляйте меня  в  беде,  пожалуйста,  -  он  жадно
затянулся.
   Мне тоже захотелось курить. И я вынула из пачки сигарету.
   - Поверьте мне, Таня, и помогите все это распутать.
   Вот тебе и здрасьте. Кажется, исповедь Игоря  Игоревича  будет  выглядеть
совсем не так, как я ожидала.
   Вспомнила вдруг, что не сказала Вадиму даже номер  Ковалевской  квартиры.
Теперь места себе не находит. Да и время такое, что скоро "петухи  пропоют",
а тут ни коня, ни воза. И исповедь скорее всего будет долгой.
   Однако делать нечего. Я тяжело вздохнула. А  Игорь  Игоревич  начал  свой
странный и сбивчивый рассказ.
 
*** 
 
   - Танюшку, как я уже сказал, я с раннего детства воспитывал. Она долго  и
не подозревала, что я ей неродной отец. Да какой же неродной,  если  она  на
моих руках выросла? Я любил ее, как своего собственного ребенка  -  своих  у
меня никогда не было. Моя первая жена не хотела обременять себя детьми. А  с
Валей в роддоме познакомился. Я там подрабатывал. Ее после родов оперировал.
У нее в послеродовой период возникла атония матки.
   Поймав мой вопросительный взгляд, он пояснил:
   - Матка не сокращалась. Началось сильнейшее кровотечение. Такая патология
трудно лечится. Чтобы спасти пациентку, пришлось удалять матку. Детей у  нее
больше быть не могло, как вы понимаете.
   Это я понимала. Но, кроме того, я понимала, что Вадиму не светит  сегодня
попасть домой. Но что поделаешь.  Издержки  производства.  Перебивать  Игоря
сейчас нельзя, иначе он потеряет нить разговора или просто замкнется в себе.
   - Она в тот период была очень одинока и несчастлива.  У  нее  как  раз  с
мужем неполадки всякие начались. Мне было до боли жаль ее.  Я,  как  лечащий
врач, часто заходил к ней в палату, мы подолгу беседовали с ней. А когда  ее
выписали, я вдруг понял, что мне ее ужасно не хватает...
   Я все-таки не выдержала и сказала:
   - Извините, Игорь Игоревич, но, по-моему, вы отвлеклись. Ведь это  все  в
далеком прошлом, не так ли?
   - Простите, Таня, за  многословность,  но  только  так  смогу  объяснить,
почему я не мог убить Танечку... Через месяц  я  разыскал  Валю  по  адресу,
указанному в "Истории родов" Оказалось, что  с  мужем  она  к  тому  времени
рассталась. Короче, со временем мы с ней поженились.  Так  что  Таня  -  моя
дочь, понимаете? Моя. До двенадцати лет она просто  обожала  меня.  А  потом
произошел раскол. Я влюбился в Лену, как мальчишка. Я просто голову потерял.
О нашей связи узнала Таня.
   - Каким образом?
   - Она нас застала...
   Лена как-то так сразу засмущалась,  поднялась  и  взяла  в  руки  джезву,
намереваясь сварить кофе.
   - Я обещал ей, что поговорю с ее матерью, обещал даже порвать с Леной.  Я
тогда не был готов разрушить семью. Из-за Тани. У ребенка должен быть  отец.
А она узнала ко всему прочему, что  я  ей  неродной,  даже  папой  перестала
звать...
   Я вновь решила перебить его и ускорить повествование:
   - А вы знаете, что Таня вела дневник и записывала туда все свои  мысли  и
чувства?
   - Нет. Об этом я ничего не знал.
   - Так вот, Игорь Игоревич, Таня написала в этом дневнике, что вы пытались
ее совратить. У него даже лицо вытянулось.
   - Да вы что такое говорите, Таня? Она мне была дочерью,  и  я  любил  ее.
Любил!!! Я не знаю, что написала  Таня  в  своем  дневнике,  может,  она  не
правильно расценила некоторые мои поступки. Не знаю... Я ведь не задумывался
о том, что она выросла. Для  меня  она  продолжала  оставаться  все  той  же
маленькой девочкой. Может, я заходил к ней в комнату в неподходящий  момент,
только ведь я над этим не задумывался. Для меня она была моим ребенком...
   Он загасил сигарету и тут же потянулся за другой. На плите закипел  кофе.
Лена молча разлила его по чашкам. И я с  огромным  удовольствием  отхлебнула
глоток обжигающего напитка.
   - Не поверите, Таня, но до двенадцати  лет  я  ее  сам  купал  даже.  Она
почему-то Вали стеснялась больше. А тот случай все разом перечеркнул.  Я  ее
потерял. И как ни пытался наладить отношения, ничего не вышло.
   С Леной  наши  отношения  продолжались,  но  приходить  к  нам  домой  мы
перестали.  Из-за  этого  мне  пришлось  и  из  второй  городской   больницы
уволиться, но это другая песня. Сейчас не об этом...
   И когда я, выпив свой кофе, уже почти окончательно потеряла терпение,  он
перешел к самому главному. В принципе, лучше было бы, если  б  он  именно  с
этого места и начал. Хотя с какой стороны посмотреть. Выслушав  предысторию,
я уже не так субъективно стала относиться к нему.
 
*** 
 
   - В тот день, когда Танечку убили, я на работе был. Сразу после работы  я
должен был встретиться с Валей - она сутки работала, - мы собирались  подать
заявление на развод. Утром договорились, что она отлучится  с  работы,  а  я
заеду за ней.
   Таня услышала и устроила скандал, обвинив меня во всех  смертных  грехах.
Из дома, одним словом, я выбрался сам не свой.
   По дороге я зашел к Лене. У них в это время тоже гроза  была:  ее  муж  о
разводе и слышать не хотел.
   Тут его опять прямо-таки заколотило. Он попытался отхлебнуть из чашки уже
совершенно остывший кофе, но рука  дрогнула  и  жидкость  пролилась  ему  на
колени.
   - Это правда, Таня. Он был у меня в тот день. - И она  погладила  его  по
голове, как маленького:
   - Успокойся, Игорь. Ведь Таня верит тебе.
   Лена сняла с вешалки полотенце  и  заботливо  промокнула  его  брюки.  Он
удрученно кивнул и все-таки, взяв себя в руки, справился с кофе.
   - Когда я вернулся и вошел в квартиру, Танюша лежала на полу убитая. А ее
друг сидел за столом, уткнувшись лицом  в  скатерть,  и  спал  или  был  без
сознания. Пульс его проверил - очень слабая наполняемость. Я  в  тот  момент
подумал даже, что этот парень не выживет. Хотел тут же позвонить в  милицию,
только не успел. Телефон зазвонил.
   Я взял трубку и услышал:
   - Ну что, примерный папашка,  за  что  же  ты  убил  свою  дочь?  Вызывай
милицию.  Может,  за  чистосердечное  признание  хоть  срок  скостят.  И  не
трепыхайся. Ведь давно уже всем ясно, кто серийный убийца.
   - Какой голос был, сможете описать?
   - Мужской, очень грубый, с хрипотцой.
   - Понятно.
   - Я положил трубку, и тут же осенило, что меня по-крупному подставляют. И
я струсил. Мне, конечно, очень стыдно,  но  сидеть  за  кого-то  другого  не
хотелось. Мне, кстати, по телефону-то и сказали, что  я  очень  подхожу  под
психологический портрет убийцы. И посоветовали  полистать  записную  книжку,
которая лежала на столе. Когда я эту книжку записную полистал и  ознакомился
с этим самым портретом, то вообще чуть с ума не сошел: он словно с меня  его
писал.
   На столе, кроме книжки этой, "Полароид" лежал. Я его Тане подарил. А  под
ним ее фото. В том виде, в каком ее потом нашли.
   Этот снимок милиция потом забрала. И  оказалось,  что  какой-то  серийный
убийца именно так и поступает,  то  есть  фотографирует  свои  жертвы.  Меня
хотели выставить серийным убийцей. Вот тогда я и сделал все так, чтобы  вина
на этого парня легла. И уж только после до меня дошло, что  я  натворил,  но
идти на попятную было слишком поздно.
   - Господи, Игорь, неужели ты на это способен? Я никогда не думала, что ты
такой бессердечный! Это же  человеческий  облик  потерять  надо,  чтобы  так
поступить. - Елена прижала ладони к вискам и укоризненно качала головой.  На
глазах у нее выступили слезы. Я даже испугалась, как бы у  дамочки  истерика
не началась.
   - Лена, я ж объяснил, что не владел собой в тот  момент.  На  меня  будто
затмение нашло. Я не хотел сидеть за убийство собственной дочери.  Это  было
бы несправедливо.
   - А подставить ни в чем не  повинного  человека  справедливо,  по-вашему,
справедливо? Он пожевал губами и покрутил головой:
   - Нет, конечно. Только прошлого не вернешь. Одним словом, я перетащил его
на пол в зал, к  Тане.  ("Прости  меня,  девочка  моя.  Я  тебя  предал",  -
обратился он к мертвой своей дочери.) До сих пор не понимаю, как я на  такое
решился. Иногда инстинкт самосохранения сильнее нас.
   - А сами-то фотографировали  зачем?  Такой  ляпсус  допустили.  Полнейшая
несуразность. Я до сих  пор  никак  не  могу  разобраться,  что  вы  этим-то
доказать хотели?
   - Сгоряча уподобился  тому  извергу.  Сам  не  знаю,  что  творил.  Хотя,
наверное, инстинкт подсказал мне, что именно  так  надо  поступить,  послать
фотографию его невесте, чтобы она ужаснулась и не искала для него ходов. Для
нее это просто. Она далеко не нищая. Я ж про него все уже знал,  когда  Таню
увидел с ним несколько раз.
   Он ведь у нас в анатомичке часто бывал: материал  для  своей  диссертации
собирал. И я знал, что у него есть  жена,  эта  чванливая  особа,  владелица
ресторана.  Мне  вообще  не  нравилось,  что  Таня  встречается  с   женатым
человеком, который, ко всему прочему, намного старше ее.
   - Это ужасно, Игорь,  ужасно,  -  еле  слышно  шептала  Лена,  машинально
кончиком ложки превращая лужицу кофе на столе в цветок.
   - А то, что ваша Таня обратилась к нему как к