... Предположим,  ненавидели  они  друг
друга, но это же не повод для убийства. Хотя может быть, что Андрей знал
про Лизу что-то тайное, может быть, шантажировал ее...
   Какая-то загадка все равно существовала. Но пока я не  нашла  на  нее
ответа.
   Посмотрев на спящего Бена, я перевела  взгляд  на  часы:  было  около
трех. Пора  решать  вопрос  о  нашем  перебазировании  в  Нахичевань.  Я
раскрыла карту Азербайджана и углубилась в  ее  изучение.  Нахичеванская
область являлась анклавом, то  есть  регионом,  отделенным  от  основной
территории страны Арменией.
   Расстояние от Баку равнялось примерно четыремстам километрам.
   Я подошла  к  телефону  и  позвонила  в  железнодорожные  кассы.  Мне
ответили, что билетов в Нахичевань нет, так как  поезда  через  Армению,
ввиду напряженных отношений с соседней страной, не ходят, и посоветовали
обратиться в "Хава Иоллары". Я набрала номер национальной  авиакомпании,
и приятный женский голос ответил мне,  что  очередной  рейс  самолета  в
Нахичевань сегодня в шесть часов.
   Я тут же разбудила Бена и сообщила ему о том, что через три  часа  мы
должны быть в аэропорту - дальнейший наш путь лежал в Нахичевань.
   Перелет занял что-то около часа. В отличие от  столицы  Азербайджана,
которая  поражала  безумным  количеством  рекламных  огней,   Нахичевань
оставляла впечатление провинциального города, в чем-то похожего  на  наш
Тарасов. С той только разницей, что тут ощущался  восточный  колорит.  У
нас создалось впечатление, что это  типичный  азербайджанский  город,  в
отличие от Баку, который все же больше походил на европейский.
   Прямо из аэропорта мы отправились в гостиницу.
   Она была чистенькая и опрятненькая,  но  без  помпезного  лоска,  без
столичных наворотов - простенькое трехэтажное здание,  побеленное  белой
известью. Карнизы окон украшала скромная  лепка  национального  рисунка.
Вокруг гостиницы располагался  небольшой  сад,  где  доминирующее  место
занимали  чинары  -   высокие   тонкие   деревья.   Как   объяснил   нам
словоохотливый привратник, чинара красива, когда цветет,  но  сейчас,  в
декабре, это было просто корявое дерево.
   Ко всему прочему, он поведал, что  на  Кавказе  чинару  сравнивают  с
красивой женщиной, которая хороша, лишь когда переживает свою весну,  то
есть молодость.
   Но в жаркую погоду, в период жизненных трудностей, в ее  тени  нельзя
укрыться, потому что это тонкое дерево. На этот счет  существует  немало
легенд.
   И еще что  поразило  меня  -  это  то,  что  на  головах  абсолютного
большинства  женщин  были  надеты   платки.   Наверное,   я   тут   была
единственной, кто не носил его. Заметив  этот  нонсенс  в  моей  одежде,
привратник посоветовал приобрести национальный платок - кялагай, чтобы я
не выглядела тут белой вороной.
   Снять номер не составило большого  труда.  Казалось,  тут  даже  были
рады, что хоть кто-то снимет здесь временное жилке.
   Мы решили не ехать по адресу Исмайлова, так как наступил вечер  и  мы
сочли это не вполне удобным, даже по нашим европейским меркам. К тому же
не произошло ничего сверхъестественного и в доме: насколько я знала, там
находился тяжело больной человек.
   Поэтому нашу встречу с семейством Исмайлова мы  отложили  до  утра  и
решили хорошенько выспаться.
   Утро встретило нас играющими на наших лицах солнечными зайчиками. Это
было вполне нормальное явление для здешних  мест,  где  неровная  погода
субтропиков очень напоминает нашу осень, а снег лежит  только  высоко  в
горах, жемчужно искрясь в золотых лучах  беспощадного  солнца.  Из  окна
номера открывался вид на жемчужину архитектурного искусства двенадцатого
века - мавзолей Момине-хатун.
   Собственно, кроме этого мавзолея, в городе смотреть было не  на  что.
Стройные ряды пятиэтажек и поднявшиеся в последнее время мечети, а также
обилие домов частного сектора -  такова  была  Нахичевань  в  восприятии
гостей из России.
   Дом Исмайлова представлял собой образец национальной  азербайджанской
архитектуры,  у  входа  украшенный  мелким  национальным  рисунком.   По
сравнению с нашими новорусскими зодчими, местные отличались строгостью и
скромностью. Дом находился неподалеку  от  научной  базы  Академии  наук
Азербайджана, в которой и работал профессор Исмайлов.
   Мы постучались в железную дверь в высоком заборе.  Вскоре  ее  открыл
молодой парень в тюбетейке на голове и бородкой на юном лице.
   - Нам нужен Гусейн-ага, - сразу же сказала я.
   - А что вы хотели? - поинтересовался молодой человек.
   - У нас к нему срочное дело.
   - Видите ли, - парень замялся, пропуская нас во дворик, -  Гусейн-ага
болен.
   - Мы знаем, что у него неполадки со здоровьем, но это очень важно.
   Паренек просил подождать немного во дворике, а сам отправился  в  дом
разузнать, можно ли нас пустить к больному.
   Через какое-то время он вернулся, сделал приглашающий жест  рукой,  и
мы молча вошли в дом.
   В прихожей нас уже ждал младший Исмайлов, знакомый  мне  по  короткой
встрече в "Панораме". Дома одетый в рубашку и  джинсы,  он  выглядел  не
столь солидно, как на работе.
   - Садам алейкум. Что вы хотите? - каким-то  сумрачным  тоном  спросил
он.
   Было видно, что он меня узнал, и особой радости  по  этому  поводу  в
голосе его я не уловила. Думаю, Бен разделял мои чувства,  поскольку  по
его поводу восторгов со стороны Исмайлова также не последовало.
   - Здравствуйте, Аслан Гусейнович. Я хотела  бы  встретиться  с  вашим
отцом.
   - Зачем?
   - Это связано с небезызвестной и мне и вам Елизаветой Лисицыной.
   - При чем тут мой отец?
   - Полагаю, этот разговор долгий и конфиденциальный. Говорить о  таких
вещах нужно с глазу  на  глаз  и  не  при  посторонних,  -  ответила  я,
скосившись в сторону молодого человека.
   - Хорошо. Раздевайтесь и проходите в кабинет.
   Мы с Беном разделись и по деревянной  лестнице  поднялись  на  второй
этаж. Молодой человек вскоре появился  с  подносом,  на  котором  стояли
стаканчики с чаем и домашнее печенье.
   Он молча поставил поднос на столик и удалился.
   - Мой отец очень плох... У него случился внезапный сердечный приступ.
Почему вы считаете, что  он  имеет  отношение  к  исчезновению  Лизы?  -
спросил Аслан Исмайлов.
   - Меня на это наводят некоторые размышления.
   - Давайте не будем говорить загадками... Думаю, здесь собрались умные
люди. Поговорим начистоту.
   Сколько вы хотите в долларах или рублях, чтобы оставить нас в покое и
чтобы имя моего отца нигде не фигурировало?
   - Аслан Гусейнович, я, конечно, понимаю, что вы  принадлежите  к  той
касте людей, которые привыкли  за  все  платить;  у  вас  это  считается
признаком хорошего тона, и, как  любящий  сын  своего  отца,  вы  хотите
замять неприятную ситуацию.  Но,  в  интересах  дела  и  соблюдая  нормы
элементарной профессиональной  этики,  я  вам  обещаю,  что  это  никоим
образом  не  повредит  репутации  почтенного  аксакала...  Да  и   вашей
репутации тоже. А взяток я не беру.
   - Что вы хотите от меня? Лизы здесь нет, и мы не знаем, где она.
   - Я не понимаю, о чем вы.., оба. - Бен недоуменно переводил взгляд  с
меня на Исмайлова и обратно.
   - Татьяна Александровна,  насколько  я  помню?  -  обратился  ко  мне
Исмайлов.
   - Совершенно верно, - в тон ему ответила я.
   - Признаться, мне самому хочется узнать всю эту историю до мельчайших
подробностей, и раз вы заинтересовались моим отцом, хоть мне в это и  не
хочется верить, но, я полагаю, вы правы...
   - В чем?
   - В том, что мой отец каким-то  образом  замешан  в  этой  непонятной
истории.
   - У вашего отца есть жена? - неожиданно в лоб задала вопрос я.
   - Почему вы об этом спрашиваете?
   - Насколько я  понимаю,  вы  догадались,  что  в  вашей  стране  меня
интересуют не только древние обычаи и достопримечательности, а  то,  как
эти обычаи могли бы косвенно влиять на логику поведения некоторых  людей
вашей национальности.
   - Что вы хотите этим сказать? - Исмайлов-младший  нахмурил  брови,  и
лицо его приобрело строгость.
   - Не хочу  никого  обижать.  -  Я  прикурила  сигарету  от  элегантно
поднесенной Аслан-беем зажигалки. - Но знаю,  что  многие  консервативно
настроенные  азербайджанцы  имеют  гаремы,  когда   это   позволяет   им
финансовое положение. - При  чем  тут  мой  отец?  -  с  вызовом  бросил
Аслан-бей.
   - Я не буду ходить вокруг да около, но появление пожилого человека  в
номере  отеля  "Анба"  несколько  дней  назад,  где  имела   обыкновение
останавливаться Елизавета Лисицына во время своего  пребывания  в  Баку,
наводит  на  определенные   мысли.   Пожилой   человек   азербайджанской
национальности с  тросточкой  в  руке,  отделанной  слоновой  костью,  и
запечатленный на некоторых семейных фотографиях в  качестве  отца  друга
семьи, то есть вас, Аслан Гусейнович,  -  я  укоризненно  посмотрела  на
Исмайлова, - так вот, этот человек не может быть никем иным,  как  вашим
отцом.
   - Почему вы делаете такой категоричный вывод?
   - Во-первых, не каждый человек азербайджанской национальности ходит с
тросточкой в руке. Во-вторых,  не  всякая  тросточка  отделана  слоновой
костью. В-третьих, у Лизы не так много знакомых пожилых  азербайджанцев.
И наконец, горничная отеля обратила внимание, что этот самый пресловутый
пожилой человек говорил с нахичеванским акцентом, который не спутаешь ни
с каким другим.
   - И что же?
   -  Полагаю,  ваш  отец,  прельщенный  молодой  симпатичной  женщиной,
работавшей в фирме сына, решил сделать ее украшением своего гарема.
   - И что же, вы полагаете, что он ее выкрал? - с явной иронией спросил
Исмайлов. - Мой отец - культурный человек  и  к  тому  же  сейчас  очень
болен, поверьте, ему не до молодых, даже очень симпатичных женщин.
   - Я не думаю, что ваш отец опустился до уровня  товарища  Саахова  из
"Кавказской пленницы".
   - Тогда что же вы думаете?
   - Думаю, что Лиза, пользуясь своим безотказным  влиянием  на  мужчин,
решила жутко разбогатеть на их наивности.
   - Как так? - Аслан скептически посмотрел на меня.
   - При всей своей легкомысленности, мадам Лисицына отличается довольно
практичным отношением к жизни. Она умеет использовать ситуацию,  к  тому
же, как показывает практика моего расследования,  одного  лоха  она  уже
кинуть сумела.
   - Это кого же? - Брови Исмайлова поползли вверх.
   - Вашего шефа, некоего Джебраилова Сулеймана Агаевича.
   - Каким образом?
   - Этот баран заплатил двадцать тысяч баксов, чтобы купить "порядочный
женщин, понэмаешь", - очень точно передал интонацию Кинг-Конга Бен.
   - Давайте не будем тут заниматься утрированием и пародией, ведь у нас
серьезное   дело,   а   не   подмостки   тарасовского   театра,   -    с
полупрезрительной миной заметил Аслан, хотя сам усмехнулся в усы. -  Это
серьезный  человек,  и  я,  как  его  подчиненный,  считаю  некорректным
обсуждение Сулейман-бея, тем более за его спиной.
   Теперь уже усмехнулся Бен, хотя и не  нашелся  что  ответить  на  эту
напыщенную тираду.
   - Так вот, - продолжила я. - Когда двадцать тысяч долларов  легли  на
счет Лизы, она растворилась в  неизвестности.  Люди  Джебраилова  должны
были встречать ее в Баку, чтобы потом отвезти, видимо, в  горный  аул...
Но это - по джебраиловским расчетам... отнюдь не  Лизиным.  В  аэропорту
она надела  парик,  изменила  кое-что  в  своей  одежде,  вывернув  плащ
наизнанку, и, обманув подручных  вашего  шефа,  уехала  из  аэропорта  с
другими встречающими, двумя женщинами пожилого возраста.
   Я пристально посмотрела на Исмайлова.  Тот  сидел  и  молчал,  видимо
переваривая полученную от меня информацию.
   - Теперь вы понимаете, что у меня достаточные основания встретиться с
вашим отцом и попробовать откровенно  поговорить  с  ним.  Возможно,  он
прольет свет на то, где Лиза находится в настоящий момент.
   Кстати, не кажется ли вам странным, Аслан Гусейнович, что  ваш  отец,
еще совсем недавно вполне крепкий и здоровый, вдруг занемог? Если  он  и
человек, побывавший в отеле "Анба", - одно лицо,  в  чем  я,  откровенно
говоря,  почти  не  сомневаюсь,  то  все  это  по  меньшей  мере  весьма
подозрительно.
   - То есть вы хотите сказать...
   - Я хочу сказать, - оборвала я Исмайлова на полуслове,  -  что  Лиза,
по-видимому, кинула и вашего отца... В этом случае его сердечный приступ
вполне объясним. Попробуйте поставить себя на его место...
   - Но... Но... Это невероятно!
   - Вспомните, как развивались отношения между вашим отцом  и  Лизой  в
Тарасове? И попробуйте меня переубедить...
   - Я расскажу вам. Когда отец  приехал  ко  мне  в  гости,  он  пришел
посмотреть, как я веду работу в своей фирме. И хотя сам он весьма  далек
от мира бизнеса и живет  в  прошлом  веке,  он  профессор  и  занимается
проблемами тюркской истории средних веков,  -  ему  тем  не  менее  было
приятно видеть, что его сын преуспевает совершенно на другом поприще.  В
душе ему, возможно, и обидно, что я не пошел по его пути.
   - Это все, конечно, интересно, но вы обещали рассказать об отношениях
отца и Лизы.
   - Пожалуй, давайте об этом, - со вздохом согласился  Аслан,  пригубив
чай из маленького стаканчика. - Там же, в офисе,  он  увидел  ее  первый
раз. Меня тогда не насторожило, что Лиза, о которой все знали,  что  она
ведет легкомысленную жизнь, - перед моим отцом, да  и  перед  господином
Джебраиловым, Лиза старалась произвести  впечатление  очень  порядочной,
даже строгой женщины почти азиатского типа.
   Я взглянула на Бена. Он сидел и нервно курил, то  и  дело  обхватывая
голову руками. Было яснее ясного, что слушать все это о той, которую еще
совсем недавно он боготворил, было для него крайне болезненно.
   - Нас с Олей, склонных больше к европейскому образу жизни, это как-то
даже удивило, - продолжал Исмайлов. - Лиза, когда  появлялся  мой  отец,
надевала   очень   длинное   платье,   причем   не   обтягивающее,    не
декольтированное, а на голову повязывала шарфик, что-то наподобие нашего
национального  платка.  Оля  еще  сказала   однажды,   что   она,   мол,
выпендривается  -  извините,  я  привожу  ее  слова  -  перед  почтенным
азербайджанским профессором, чтобы выглядеть лучше и в моих глазах тоже.
Мне это даже нравилось: что ни говорите, я ведь сын своего народа.
   - А  все-таки,  чем  закончились  отношения  Лизы  и  вашего  отца  в
Тарасове?
   - Во-первых, скажу, как все началось. Сейчас, когда  выяснилось,  что
Лиза - аферистка, становится  ясно,  что  она  вовсю  использовала  свой
артистический дар, умение перевоплощаться, и намеренно представала перед
консервативными азербайджанцами порядочной, в  их  понимании,  женщиной.
Добавьте к этому ее природную  красоту,  обаяние,  умение  себя  подать,
вести беседу...
   - И все же, что вы все ходите вокруг да около? - не выдержала я.
   - Во-первых, я не привык, чтобы со мной так разговаривали. Если вы не
дадите мне высказаться, я могу вас просто попросить оставить  дом  моего
отца  и  удалиться.  -  На  лице  Исмайлова   появились   холодность   и
надменность.
   Я решила тут же исправить свою ошибку.  И  в  самом  деле,  я  как-то
подзабыла, увлекшись, с кем имею дело. Это был не Джебраилов и  даже  не
Асим  Кулиевич.  Передо  мной  сидел  образованный,  властный,   сильный
человек, в принципе, тот, кого пока я упрекнуть ни в чем противозаконном
и предосудительном не могла.
   - Ну так вот,  -  достойно  выдержав  паузу  и  перебирая  в  пальцах
агатовые четки, неторопливо начал Исмайлов. - Эта женщина могла свести с
ума любого мужчину. Было в ней что-то такое, чего вы не поймете,  просто
потому что вы женщина.
   Бен при этих словах внимательно посмотрел на  Исмайлова  и  удрученно
покачал головой.
   - Даже я, человек строгих правил, да простит меня  ее  муж,  человек,
который любит другую женщину и считает ее своей женой, первые две недели
после знакомства с Лизой с ума сходил! Было в ней что-то магическое... -
Исмайлов  сглотнул  слюну.  -  Весь  этот  маскарад,  который  мыс  Олей
принимали за чудачество, был, оказывается,  частью  хорошо  продуманного
плана.  Кстати,  вы  не  знаете,  была  ли  замешена  Лисицына   еще   в
каких-нибудь преступных действиях?
   - Представьте себе, да, - ответила я и не удержалась от колкости:
   - Ваша  магическая  женщина  шантажировала  свою  знакомую  артистку,
которая сейчас работает в Баку. Причем делала  упор  на  сентиментальные
нотки.
   - И как же она это делала?
   - Да очень просто. Вы прекрасно  знаете,  как  зарабатывают  себе  на
жизнь красивые женщины в вашей стране, которые приезжают  из  славянских
стран.
   Представьте себе, как страшно узнать больной матери,  чем  занимается
ее дочь в чужой далекой стране.
   Сердце старой женщины может не выдержать, ее может разбить инфаркт.
   - Честно говоря, все, что угодно, но то, что Лиза -  преступница,  не
укладывается в моей голове, - сокрушенно покачал головой Исмайлов.
   Неожиданно в комнату вбежал молодой  человек  в  тюбетейке  и  что-то
взволнованно  сказал  Исмайлову  по-азербайджански.  После  чего   такой
холодный и спокойный Аслан-бей  сорвался  с  места  и  бросился  вон  из
комнаты.
   - Что бы это могло значить? - спросил у меня Бен.
   - Видимо, что-то с отцом... Боюсь, что не очень хорошее.
   - Может быть, мы воспользуемся ситуацией?
   - Думаю, ты прав... Но надо соблюсти правила этики.
   Минуты  две  мы  сидели  в  ожидании.   Наконец   в   комнату   зашел
Исмайлов-младший.
   - Отец просил вас подойти к нему. Я сказал, что вы здесь, и он понял,
что вам от него нужно.
   - Как он? - спросила я.
   - Плохо. Видимо, предчувствует недоброе, если согласился на  разговор
с вами.
   Мы с Беном поднялись и прошли  вслед  за  Исмайловым  по  коридору  в
дальнее крыло дома. Аслан-бей открыл дверь, и мы очутились в  просторной
комнате, где посередине  стояла  кровать,  на  которой  и  лежал  тяжело
больной Гусейн-ага. Около него сновали две пожилые женщины.
   - Это сестры моего отца, - пояснил Исмайлов-младший.
   -  Подойдите,  -  дрожащим  голосом,  исходившим  откуда-то  изнутри,
произнес профессор. - Что вы от меня хотите?
   - Прежде всего правду относительно ваших отношений с Лизой Лисицыной.
Здесь ее муж. - Я кивнула на Бена.
   - При нем я не буду ничего говорить...
   Бен пожал плечами и направился к выходу из комнаты.  Когда  дверь  за
ним закрылась, а я присела  рядом  с  умирающим  на  кровать,  почтенный
аксакал начал:
   - Все началось с того самого момента, когда я впервые увидел  Лизу  у
вас в Тарасове. Это было обычное пасмурное российское утро. Среди прочих
женщин, которые мне казались вызывающими, недостаточно почтительными,  я
обратил  внимание  на  скромную,  одетую  почти  как  девушки  из  наших
маленьких городков Лизу Лисицыну. Да, еще  одна  деталь...  На  ней  был
золотой медальон в виде полумесяца  и  звезды  -  символа  мусульманской
веры. С этого, собственно, и начался наш разговор. Я спросил ее тогда:
   "Вы мусульманка?" - и она ответила: "К  сожалению,  нет".  Я  в  свою
очередь еще раз спросил: "Почему?"
   Лиза объяснила мне это так, что она хотя и родилась в русской  семье,
в России, недавно интересовалась историей мусульманской религии. А потом
стала изучать историю Востока и обычаи этих стран и всегда  жалела,  что
не родилась где-нибудь на Кавказе или в Средней Азии, так как во  многом
ее собственные моральные принципы  соответствовали  менталитету  жителей
Ближнего Востока.
   Я с трудом  слушала  всю  эту  галиматью,  так  как  у  меня  уже  не
укладывался в голове образ Лизы,  который  рисовали  все  эти  восточные
люди. Надо же, и этот профессор туда же  -  неужели  все  они  оказались
такими наивными?
   - Из разговоров с Асланом перед моим приездом она уже  знала,  что  я
профессор истории. И очень этому радовалась, так  как  у  нас  появились
общие интересы. Наш роман начинался чисто... - Профессор замялся,  глаза
его стали почти стеклянными.
   - Гусейн-ага,