кий,  ни  на  Двину,  а
назначил всем полкам собираться в Коломну к 15 августа, отправивши напе-
ред сторожей в степь, которые должны были извещать его о  движениях  Ма-
мая. Перед выступлением из Москвы великий князь  отправился  в  Троицкий
монастырь, недавно основанный св. пустынником Сергием,  о  котором  было
уже раз упомянуто в рассказе о нижегородских событиях; Сергий  благосло-
вил Димитрия на войну, обещая победу, хотя соединенную с сильным кровоп-
ролитием, и отпустил с ним в поход двух монахов - Пересвета и Ослябя, из
которых первый был прежде боярином в Брянске, и оба  отличались  в  миру
своим мужеством. Оставя в Москве при жене и детях воеводу Федора Андрее-
вича, Димитрий выехал в Коломну, куда  собралась  огромная  рать,  какой
прежде никогда не видывали на Руси, - 150000 человек! Кроме князей  вое-
водами были: у коломенского полка - Николай Васильевич  Вельяминов,  сын
последнего тысяцкого, у владимирского - Тимофей Валуевич, у костромского
- Иван Родионович, у переяславского - Андрей Серкизович;  пришли  и  два
князя иноплеменных, два Олгердовича: Андрей и Димитрий. Весть о  сильном
вооружении московского князя, должно быть, достигла Мамая, и он попытал-
ся было сначала кончить дело миром; послы его явились в Коломну с требо-
ванием дани, какую великие князья платили при Узбеке и Чанибеке; но  Ди-
митрий отвергнул это требование, соглашаясь платить только  такую  дань,
какая была определена между ним и Мамаем в последнее свидание их в Орде.

   20 августа великий князь выступил из Коломны и, пройдя границы своего
княжества, стал на Оке, при устье  Лопастны,  осведомляясь  о  движениях
неприятельских; здесь соединился с ним двоюродный брат его Владимир Анд-
реевич серпуховской, приехал и большой воевода  московский  Тимофей  Ва-
сильевич Вельяминов с остальными полками. Тогда, видя все полки  свои  в
сборе, Димитрий велел переправляться через Оку; в воскресенье, за неделю
до Семенова дня (1 сентября), переправилось войско, в понедельник перее-
хал сам великий князь с двором своим, и шестого сентября достигли  Дона.
Тут приспела грамота от преподобного игумена  Сергия,  благословение  от
святого старца идти на татар; "чтоб еси, господине, таки пошел, а  помо-
жет ти бог и святая богородица", - писал Сергий. Устроили полки,  начали
думать; одни говорили: "Ступай, князь, за Дон", а другие: "Не ходи,  по-
тому что врагов много, не одни татары, но и литва  и  рязанцы".  Дмитрий
принял первое мнение и велел мостить мосты и искать броду; в  ночь  7-го
сентября начало переправляться войско за Дон; утром на  другой  день,  8
сентября, на солнечном восходе был густой туман, и когда в третьем  часу
просветлело, то русские полки строились уже за Доном, при устье  Непряд-
вы. Часу в двенадцатом начали показываться татары: они спускались с хол-
ма на широкое поле Куликово; русские также сошли с холма,  и  сторожевые
полки начали битву, какой еще никогда не бывало прежде на Руси: говорят,
что кровь лилась, как вода, на пространстве десяти верст, лошади не мог-
ли ступать по трупам, ратники гибли под конскими копытами, задыхались от
тесноты. Пешая русская рать уже лежала как скошенное сено, и татары  на-
чали одолевать. Но в засаде в лесу стояли еще свежие русские  полки  под
начальством князя Владимира Андреевича и известного уже нам воеводы мос-
ковского, Димитрия Михайловича Волынского-Боброка. Владимир, видя  пора-
жение русских, начал говорить Волынскому: "Долго ль  нам  здесь  стоять,
какая от нас польза? Смотри, уже все христианские полки  лежат  мертвы".
Но Волынский отвечал, что еще нельзя выходить из засады, потому что  ве-
тер дует прямо в лицо русским. Но чрез несколько времени  ветер  переме-
нился. "Теперь пора!" - сказал Волынский, и засадное ополчение бросилось
на татар. Это появление свежих сил на стороне русских решило участь бит-
вы: Мамай, стоявший на холме с пятью знатнейшими князьями  и  смотревший
оттуда на сражение, увидал, что победа склонилась на сторону русских,  и
обратился в бегство; русские гнали татар до реки Мечи и овладели всем их
станом.
   Возвратившись с погони, князь Владимир Андреевич стал на костях и ве-
лел трубить в трубы; все оставшиеся в живых  ратники  собрались  на  эти
звуки, но не было великого князя Димитрия; Владимир стал  расспрашивать:
не видал ли кто его? Одни говорили, что видели его жестоко раненного,  и
потому должно искать его между трупами; другие, что видели, как он отби-
вался от четырех татар и бежал, но не знают, что после с ним  случилось;
один объявил, что видел, как великий князь, раненный, пешком возвращался
с боя. Владимир Андреевич стал со слезами упрашивать,  чтоб  все  искали
великого князя, обещал богатые награды тому, кто найдет. Войско  рассея-
лось по полю; нашли труп любимца Димитриева Михаила  Андреевича  Бренка,
которого перед началом битвы великий князь поставил под свое черное зна-
мя, велев надеть свои латы и шлем; остановились  над  трупом  одного  из
князей белозерских, похожего на Димитрия, наконец двое  ратников,  укло-
нившись в сторону, нашли великого князя, едва дышащего, под ветвями  не-
давно срубленного дерева. Получивши весть, что Димитрий найден, Владимир
Андреевич поскакал к нему и объявил о победе; Димитрий с трудом пришел в
себя, с трудом распознал, кто с ним говорит и о  чем;  панцирь  его  был
весь избит, но на теле не было ни одной смертельной раны.
   Летописцы говорят, что такой битвы, как Куликовская,  еще  не  бывало
прежде на Руси; от подобных битв давно уже отвыкла Европа.  Побоища  по-
добного рода происходили и в западной ее половине в начале так  называе-
мых средних веков, во  время  великого  переселения  народов,  во  время
страшных столкновений между европейскими и азиатскими ополчениями: тако-
во было побоище Каталонское, где полководец римский спас Западную Европу
от гуннов; таково было побоище Турское, где вождь франкский спас  Запад-
ную Европу от аравитян. Западная Европа была  спасена  от  азиятцев,  но
восточная ее половина надолго еще осталась открытою  для  их  нашествий;
здесь в половине IX века образовалось государство, которое  должно  было
служить оплотом для Европы против Азии; в  XIII  веке  этот  оплот  был,
по-видимому, разрушен; но основы европейского  государства  спаслись  на
отдаленном северо-востоке; благодаря сохранению этих основ государство в
полтораста лет успело объединиться, окрепнуть  -  и  Куликовская  победа
послужила доказательством этой крепости; она была знаком торжества Евро-
пы над Азиею; она имеет в истории Восточной Европы точно такое же значе-
ние, какое победы Каталонская и Турская имеют в истории Европы Западной,
и носит одинакий с ними характер, характер страшного, кровавого побоища,
отчаянного столкновения Европы с Азиею, долженствовавшего решить великий
в истории человечества вопрос - которой из этих частей света восторжест-
вовать над другою?
   Таково всемирно-историческое значение Куликовской битвы;  собственно,
в русской истории она служила освящением новому порядку вещей,  начавше-
муся и утвердившемуся на северо-востоке. Полтораста лет назад  татарские
полчища встретились впервые с русскими князьями в степи, на берегах Кал-
ки: здесь была в сборе Южная Русь, которая носила преимущественно назва-
ние Руси, здесь было много храбрых князей и богатырей, здесь  был  самый
храбрый из князей - Мстислав Мстиславич торопецкий; но этот самый Мстис-
лав завел распрю (котору) с братьею и погубил войска. На севере исполни-
лось то, чего так боялся отец Мстиславов:  младшие  братья-князья  стали
подручниками старшего, великого князя, и когда этот князь вывел их  про-
тив татар на берега Дона, то не было между ними никаких котор  и  победа
осталась за Русью. Но Куликовская победа была из числа тех побед,  кото-
рые близко граничат с тяжким поражением. Когда, говорит предание,  вели-
кий князь велел счесть, сколько осталось в живых после битвы, то  боярин
Михайла Александрович донес ему, что осталось всего сорок тысяч человек,
тогда как в битву вступило больше четырехсот тысяч. Если  историк  и  не
имеет обязанности принимать буквально последнего показания, то для  него
важно выставленное здесь отношение живых к убитым. Четверо князей  (двое
белозерских и двое тарусских), тринадцать бояр и троицкий монах Пересвет
были в числе убитых. Вот почему в украшенных сказаниях о Мамаевом побои-
ще мы видим, что событие это, представляясь, с одной стороны, как  вели-
кое торжество, с другой - представляется как событие плачевное, жалость.
Была на Руси радость  великая,  говорит  летописец;  но  была  и  печаль
большая по убитым от Мамая на Дону; оскудела совершенно вся земля  Русс-
кая воеводами, и слугами, и всяким  воинством,  и  от  этого  был  страх
большой по всей земле Русской. Это оскудение дало татарам еще кратковре-
менное торжество над куликовскими победителями.
   Мамай, возвратившись в Орду, собрал опять большое войско с тем,  чтоб
идти на московского князя, но был остановлен другим врагом: на него  на-
пал хан заяицкий Тохтамыш, потомок Орды, старшего сына Джучиева. На  бе-
регах Калки встретился Мамай с Тохтамышем, был разбит и бежал в  Кафу  к
генуэзцам, которые убили его. Тохтамыш, овладевши Золотою Ордою,  отпра-
вил к московскому и другим князьям русским послов известить их  о  своем
воцарении. Князья приняли послов с честию и отправили своих послов в Ор-
ду с дарами для нового хана. В 1381 году Тохтамыш  отправил  к  великому
князю посла Ахкозю, который называется в летописи царевичем, с семьюста-
ми татар; но Ахкозя, доехавши до Нижнего Новгорода,  возвратился  назад,
не смел ехать в Москву; он послал было туда несколько человек  из  своих
татар, но и те не осмелились въехать в Москву. Тохтамыш  решился  разог-
нать этот страх, который напал на татар после Куликовской битвы; в  1382
году он велел пограбить русских гостей в Болгарии, перехватить их  суда,
а сам внезапно с большим войском перевезся через Волгу и пошел к Москве,
наблюдая большую осторожность, чтоб в Русской земле не узнали о его  по-
ходе. Эта скрытность и поспешность Тохтамыша показывают всего лучше  пе-
ремену в татарских отношениях вследствие Куликовской битвы: хан надеется
иметь успех, только напавши врасплох на московского князя, боится встре-
тить его войско в чистом поле, употребляет осторожность, хитрость - ору-
дие слабого - и тем самым обнаруживает слабость Орды перед  новым  могу-
ществом Руси.
   Нижегородский князь, узнавши о походе Тохтамыша, послал к нему  двоих
сыновей своих, Василия и Семена, которые едва могли нагнать хана на гра-
ницах рязанских. Здесь же встретил Тохтамыша и князь Олег рязанский, уп-
росил его не воевать Рязанской области, обвел его  около  нее  и  указал
броды на Оке. Димитрий московский, узнавши о  приближении  татар,  хотел
было выйти к ним навстречу; но область его, страшно  оскудевшая  народом
после Куликовского побоища, не могла выставить вдруг достаточного  числа
войска, и великий князь уехал сперва в Переяславль, а потом  в  Кострому
собирать полки. Тохтамыш взял Серпухов и приближался к Москве,  где  без
князя встало сильное волнение: одни жители хотели бежать, а другие хоте-
ли запереться в кремле. Начались распри, от распрей дошло  до  разбоя  и
грабежа: кто хотел бежать вон из города, тех не пускали, били и грабили;
не пустили ни митрополита  Киприана,  ни  великую  княгиню  Евдокию,  ни
больших бояр: во всех воротах кремлевских стояли с обнаженным оружием, а
со стен метали камнями в тех, кто хотел выйти из города, насилу  наконец
согласились выпустить митрополита и великую княгиню.
   Мятеж утих, когда явился в Москве литовский князь Остей, которого ле-
тописец называет внуком Олгердовым.  Остей  принял  начальство,  укрепил
кремль и затворился в нем с москвичами. 23 августа показались  передовые
татарские отряды; они подъехали к кремлю и спросили: "В городе ли  вели-
кий князь Димитрий?" Им отвечали, что нет.  Тогда  они  объехали  вокруг
всего кремля, осмотрели его со всех сторон: все вокруг было чисто, пото-
му что сами граждане пожгли посады и не оставили ни одного тына или  де-
рева, боясь примета к городу. Между тем внутри кремля добрые люди  моли-
лись день и ночь, а другие вытащили из погребов боярских меды  и  начали
пить; хмель ободрил их, и они стали хвастаться: "Нечего нам бояться  та-
тар, город у нас каменный, крепкий, ворота  железные;  татары  долго  не
простоят под городом, потому что им будет двойной страх: из города будут
нас бояться, а с другой стороны - княжеского  войска,  скоро  побегут  в
степь". Некоторые вошли на стены и начали всячески ругаться над  татара-
ми; те грозили им издали саблями...
   На другой день, 24 числа, подошел к кремлю сам Тохтамыш,  и  началась
осада. Татары пускали стрелы как дождь, стреляли без  промаха,  и  много
падало осажденных в городе и на стенных забралах; неприятель поделал уже
лестницы и лез на стены; но граждане лили на него из котлов горячую  во-
ду, кидали камнями, стреляли из самострелов, пороков, тюфяков (ружей)  и
пушек, которые здесь в первый раз упоминаются. Один купец-суконник, име-
нем Адам, стоявший над Фроловскими воротами, пустил стрелу из самострела
и убил одного знатного князя татарского, о котором очень жалел Тохтамыш.
Три дня уже бились татары под кремлем, и не было надежды взять  его  си-
лою; тогда хан вздумал употребить хитрость: на четвертый день  подъехали
к стенам большие князья ордынские и с ними  двое  князей  нижегородских,
Василий и Семен, шурья великого князя Димитрия; они стали говорить осаж-
денным: "Царь хочет жаловать вас, своих людей и улусников, потому что вы
не виноваты: не на вас пришел царь, а на князя Димитрия, от  вас  же  он
требует только, чтоб вы встретили его с князем  Остеем  и  поднесли  не-
большие дары; хочется ему поглядеть ваш город и побывать в  нем,  а  вам
даст мир и любовь". Нижегородские князья дали  москвитянам  клятву,  что
хан не сделает им никакого зла. Те поверили, отворили кремлевские  воро-
та, и вышли лучшие люди со князем Остеем, со крестами и с дарами. Но та-
тары сперва взяли к себе тайком в стан князя Остея и  убили  его;  потом
подошли к воротам и начали без милости рубить духовенство,  ворвались  в
кремль, всех жителей побили или попленили, церкви разграбили, взяли каз-
ну княжескую, имение частных людей, пожгли и  книги,  которых  множество
отовсюду было снесено в кремль. Эта беда случилась 26 августа.
   Взявши Москву, Тохтамыш распустил рать свою к Владимиру и  Переяслав-
лю; другие отряды взяли Юрьев, Звенигород, Можайск, Боровск, Рузу, Дмит-
ров; волости и села попленили; Переяславль был сожжен, но многие  жители
его успели спастись в лодках на озеро.  Великий  князь  Димитрий  с  се-
мейством своим укрылся в Костроме; митрополит Киприан - в Твери.  Тверс-
кой князь Михаил послал к Тохтамышу киличея своего с честию и с большими
дарами, за что хан послал к нему  свое  жалованье,  ярлык  и  не  тронул
тверских владений. Между тем князь Владимир Андреевич стоял близ  Волока
с большою силою; один из Тохтамышевых отрядов, не зная об этом, подъехал
к нему и был разбит; испуганные татары прибежали к своему хану с  вестию
о большом русском войске - и тогда опять ясно  обнаружилась  решительная
перемена в отношениях Руси к татарам, обнаружилось следствие Куликовской
битвы; едва успел узнать Тохтамыш, что великий князь стоит в Костроме, а
брат его Владимир у Волока, как тотчас стянул к себе все свои  войска  и
пошел назад, взявши на дороге Коломну и опустошивши Рязанскую землю.  По
уходе татар великий князь и брат его Владимир возвратились в свою  опус-
тошенную отчину, поплакали и велели хоронить убитых: Димитрий  давал  за
погребение 80 тел по рублю и издержал на это 300 рублей,  следовательно,
погребено было 24000 человек.
   Бедою Москвы спешил воспользоваться тверской князь Михаил Александро-
вич, вместе с сыном Александром он поехал в Орду, и поехал не прямою до-
рогою (не прямицами), но околицами, опасаясь и таясь от  великого  князя
Димитрия: он хотел искать себе великого княжения Владимирского и  Новго-
родского. Это заставило великого князя отправить в Орду сына своего  Ва-
силия с старшими боярами, верными и лучшими, тягаться с Михаилом о вели-
ком княжении. Весною 1383 года отправился Василий в Орду, и  летом  того
же года приехал в Москву посол от Тохтамыша с добрыми речами и с пожало-
ванием. Но за эти добрые речи и пожалование надобно было  дорого  запла-
тить: был во Владимире лютый посол от Тохтамыша,  именем  Адаш,  и  была
дань великая по всему княжению Московскому, с деревни по полтине,  тогда
же и золотом давали в Орду, говорит летописец под 1384  годом.  К  таким
уступкам великий князь приневолен  был  не  одною  невозможностию  опять
вступить в открытую борьбу с Ордою после недавних разорений,  но  еще  и
тем, что сын его Василий был задержан Тохтамышем,  который  требовал  за
него 8000 окупа, и только в конце 1385 года молодой князь успел спастись
бегством из плена. После этого мы ничего не знаем об отношениях московс-
кого князя к Тохтамышу; летопись упоминает только о двукратном нашествии
татар на Рязанские земли.Не одни отношения татарские  занимали  Димитрия
после Куликовской битвы. Союзник Мамаев, Олег рязанский, знал,  что  ему
нечего ожидать добра от московского князя, и потому, приказав по возмож-
ности препятствовать возвращению московских войск чрез свою  землю,  сам
убежал в Литву. Димитрий послал было в Рязань своих наместников, но уви-
дал, что еще трудно будет удержать ее против Олега, и потому помирился с
последним. Договор дошел до нас: Олег, подобно Михаилу тверскому,  приз-
нает себя младшим братом Димитрия и равным московскому удельному князю -
Владимиру Андреевичу; определены границы между обоими княжествами,  при-
чем Олег уступил Димитрию три места; Мещера, купленная  князем  московс-
ким, остается за ним; упоминается о местах татарских, которые оба князя,
и московский и рязанский, взяли за себя; Олег обязался разорвать союз  с
Литвою и находиться с нею в тех же самых отношениях, в каких  и  великий
князь московский; точно так же и с Ордою и со всеми  русскими  князьями.
Мы видели, что во время Тохтамышева нашествия Олег рязанский  последовал
примеру Димитрия нижегородского, вышел навстречу к хану с  челобитьем  и
обвел татар мимо своей области; но следствия этого  поступка  для  Олега
были иные, чем для князя нижегородского: прежде всего татары на возврат-
ном пути опустошили Рязанское княжество, но едва  Тохтамыш  выступил  из
рязанских пределов, как московские полки явились в волостях Олега и  ра-
зорили то, что не было тронуто татарами: злее ему стало и татарской  ра-
ти, говорит летописец. Олег, собравшись с силами, отомстил за это в 1385
году: он напал нечаянно на Коломну, взял и разграбил ее; Димитрий отпра-
вил против него войско под начальством Владимира Андреевича. Но  москви-
тяне потерпели поражение, потеряли много бояр и  воевод.  Димитрий  стал
хлопотать о мире, отправлял к рязанскому князю послов, но никто  не  мог
умолить Олега; наконец по просьбе великого  князя  отправился  в  Рязань
троицкий игумен, св. Сергий. Летописец говорит, что этот  чудный  старец
тихими и кроткими речами много беседовал с Олегом о душевной  пользе,  о
мире и любви; князь Олег переменил свирепость свою на кротость,  утих  и
умилился душою, устыдясь такого святого мужа, и  заключил  с  московским
князем вечный мир. Этот мир был скреплен даже семейным союзом: сын Олега
женился на дочери Димитрия.
   В 1383 году умер Димитрий Константинович нижегородский; Тохтамыш  от-
дал ярлык на Нижний по старине брату его Борису; но племянники,  сыновья
Димитрия, вооружились по-новому против дяди и с помощью зятя своего, Ди-
митрия московского, принудили его к уступке Нижнего. Летописец  говорит,
будто Борис пророчил племянникам, что они будут плакать от врагов своих.
Пророчество это исполнилось, как увидим впоследствии.
   С именем Дим