я до смерти пострадать, рад я жен и  детей
их вечно жаловать". Князь Владимир Андреевич отвечал: "Видим тебя, государь,
тверда в истинном законе, за православие  себя  не  щадящего  и  нас  на  то
утверждающего, и потому должны мы все единодушно помереть с безбожными этими
агарянами. Дерзай, царь, на дела, за которыми пришел! Да  сбудется  на  тебе
Христово слово: всяк просяй приемлет и толкущему отверзется".  Тогда  Иоанн,
взглянув на  образ  Иисусов,  сказал  громким  голосом,  чтоб  все  слышали:
"Владыко! О твоем имени движемся!"
     150000  войска  со  150  пушками  обложили  Казань,  защищенную  только
деревянными стенами, но за этими стенами скрывалось 30000 отборного  войска.
23 же числа начались сшибки с осажденными;  при  этих  сшибках,  обыкновенно
удачных для русского войска, особенно удивлялись небывалому порядку:  бились
только те, которым было приказано; из других полков никто не смел двинуться.
     В самом начале осады  твердость  Иоанна  выдержала  сильное  испытание:
страшная буря сломила шатры, и в том числе царский, на Волге  разбило  много
судов, много запасов погибло; войско уныло, но не  унывал  царь:  он  послал
приказ двинуть  новые  запасы  из  Свияжска,  из  Москвы,  объявляя  твердое
намерение  зимовать  под  Казанью;  ездил  днем  и  ночью   кругом   города,
рассматривая места,  где  удобнее  делать  укрепления.  Осадные  работы  шли
безостановочно: ставили туры, снабжали их пушками; где нельзя  было  ставить
тур, там ставили тын, так что Казань со всех сторон была  окружена  русскими
укреплениями: ни в город, ни  из  города  не  могла  пройти  весть.  Казанцы
беспрестанно делали вылазки, бились  отчаянно  с  защитниками  тур,  бились,
схватываясь за руки, но были постоянно втаптываемы в город. От  беспрерывной
пальбы по городу гибло в нем много людей; стрельцы и козаки, закопавшись  во
рвах перед турами, также не давали казанцам входить  на  стены,  снимали  их
оттуда меткими выстрелами. Но скоро внимание осаждающих было развлечено:  из
леса на Арское поле высыпал неприятель  многочисленными  толпами,  напал  на
русские полки и хотя был отражен с уроном, однако не меньший урон был  и  на
стороне осаждающих; пленники объявили, что  это  приходит  князь  Япанча  из
засеки, о которой говорил прежде Камай-мурза. После этого  Япанча  не  давал
покоя русским: явится на самой высокой городской башне большое знамя, и  вот
Япанча по этому условному знаку нападает на русских из лесу, а  казанцы  изо
всех ворот бросаются на их укрепления. Войско  истомилось  от  беспрестанных
вылазок из города, от наездов из лесу и от скудости в пище: съестные припасы
вздорожали, но и сухого хлеба ратнику  было  некогда  поесть  досыта;  кроме
того, почти все ночи он должен был проводить без сна, охраняя пушки, жизнь и
честь свою. Для истребления лесных наездников отправились 30 августа  князья
Александр Борисович Горбатый и Петр  Семенович  Серебряный;  войско  Япанчи,
конное и пешее, высыпало к ним навстречу из  лесу  и  потерпело  решительное
поражение;  победители  преследовали  его  на  расстоянии  15  верст,  потом
собрались и очистили лес, в котором скрывались беглецы; 340 человек  пленных
было привелено к Иоанну. Он послал одного  из  них  в  Казань  с  грамотами,
писал, чтоб казанцы били челом и он их пожалует;  если  же  не  станут  бить
челом, то велит умертвить всех пленников; казанцы не дали ответа, и пленники
были умерщвлены перед городом.
     На другой день, 31 августа, царь призвал  размысла  (инженера),  немца,
искусного в разорении городов, и велел ему сделать подкоп под Казань.  Потом
призвал Камай-мурзу и русских пленных,  выбежавших  из  Казани,  и  спросил,
откуда казанцы берут воду, потому что реку Казанку давно уже у  них  отняли.
Те сказали, что есть тайник, ключ, в берегу реки Казанки у Муралеевых ворот,
а ходят к нему подземным путем. Царь сперва  приказал  воеводам  сторожевого
полка, князю Василию Серебряному и Семену Шереметеву, уничтожить тайник,  но
воеводы отвечали, что этого сделать нельзя, а можно подкопаться  под  тайник
от каменной Даировой башни, занятой уже давно русскими козаками; царь послал
для этого Алексея Адашева и размысла, но последнему велел  для  подкапывания
тайника отрядить учеников, а самому надзирать за большим подкопом под город.
День и ночь работали над подкопом под тайник, наконец подкопались под  мост,
куда ходят за водою; сам князь Серебряный с товарищами  вошел  в  подкоп  и,
услыхав над собою голоса людей, едущих с водою,  дал  знать  государю;  царь
велел поставить под тайник 11 бочек пороху, и 4 сентября тайник  взлетел  на
воздух вместе с казанцами, шедшими  за  водой,  поднялась  на  воздух  часть
стены, и множество  казанцев  в  городе  было  побито  камнями  и  бревнами,
падавшими с огромной высоты; русские воспользовались этим, ворвались в город
и много перебили и попленили татар. Только после этого несчастия осажденными
овладело уныние; обнаружилось разногласие: одни хотели бить челом  государю,
но другие не соглашались, начали искать воды, нашли один  смрадный  поток  и
довольствовались им до самого взятия города, хотя от гнилой воды заболевали,
пухли и умирали. 6  сентября  с  большим  кровопролитием  взят  был  острог,
построенный казанцами в 15 верстах от города, на Арском поле, на горе  между
болотами. Взявши острог, воеводы пошли к Арскому городищу,  воюя  и  пожигая
села; от Арского городища возвратились другою дорогою  к  Казани,  повоевали
Арскую сторону всю, многих людей  побили,  жен  и  детей  в  плен  взяли,  а
христиан многих из плена освободили; воевали они на 150 верст поперек,  а  в
длину до самой Камы; выжгли села, множество скота пригнали к Казани в полки.
     Между тем осадные работы  продолжались:  дьяк  Иван  Выродков  поставил
против Царевых ворот башню в шесть саженей  вышиною;  внесли  на  нее  много
наряду, пищали полуторные и затинные; стрельцы начали  стрелять  с  башни  в
город и побивали много народу. Осажденные укрывались в ямах, копали рвы  под
городскими воротами, под стенами и рыли норы под тарасами: у всяких ворот за
рвами были у них большие тарасы, насыпанные землею;  выползая  из  нор,  как
змеи, бились они беспрестанно, день и ночь, с осаждающими, особенно  жестоко
бились они, не давая придвигать тур ко рву. Несмотря на  то,  князь  Михайла
Воротынский успел придвинуть туры  к  самому  рву,  против  Арской  башни  и
Царевых ворот, так что между городскими стенами и русскими турами  оставался
один ров в три сажени шириною и в семь глубиною".  Придвинув  туры  ко  рву,
осаждающие разошлись  обедать,  оставив  немногих  людей  подле  укреплений;
увидавши эту оплошность, казанцы вылезли  изо  всех  нор,  из-за  тарасов  и
внезапно напали на туры; защитники их дрогнули и побежали; но воеводы успели
выстроить полки и ударили на казанцев, которые были сбиты  во  рвы;  русские
били их и тут, но они норами убегали в город. Дело  было  кровопролитное,  и
хотя туры были спасены, но это спасение дорого стоило осаждающим, потерявшим
много убитыми и ранеными; сам князь  Воротынский  получил  несколько  ран  и
спасся только благодаря крепости своего доспеха. В то время как ожесточенный
бой кипел против Арской башни, ногаи и казанцы сделали вылазку из  Збойлевых
ворот на туры  передового  полка  и  ертоула;  здесь  воеводы  были  готовы,
подпустили неприятеля к турам, ударили на него со  всех  сторон  и  поразили
безо всякого для себя урона.
     Видя,  что  русский  огонь  не  причиняет  большого  вреда  осажденным,
скрывающимся за тарасами, царь велел подкопать эти тарасы и, как взорвет их,
придвинуть туры к самым  воротам,  Арским  и  Царевым.  30  сентября  тарасы
взлетели на воздух с  людьми;  бревна  побили  множество  народа  в  городе,
остальные обеспамятели от ужаса и долго  оставались  в  бездействии;  стрелы
перестали летать из Казани. Пользуясь этим временем, воеводы утвердили  туры
подле ворот  Царевых,  Арских  и  Аталыковых.  Наконец  казанцы  опомнились,
выскочили изо всех ворот и с ожесточением напали на  русских.  В  это  время
Иоанн сам показался у города; увидав его, русские с новым рвением ударили на
неприятеля, схватились с ним в воротах, на мостах, у стен, бились копьями  и
саблями, схватывались за руки; дым от пушечной  и  пищальной  пальбы  покрыл
город и сражающихся; наконец осаждающие одолели, взобрались на стены, заняли
Арскую башню, втеснились в самый город;  князь  Михайла  Воротынский  послал
сказать Иоанну, что надобно пользоваться удачею и вести  общий  приступ;  но
остальные полки не были приготовлены к этому дню,  и  по  царскому  указанию
воинов вывели насильно из города. Стены, ворота  и  мосты  были  зажжены,  в
Арской башне утвердились русские люди; мосты и стена горели целую  ночь,  из
стены сыпалась земля; русские  воеводы  велели  своим  ратникам  на  занятых
местах заставиться крепкими щитами, а туры  засыпать  землею;  татары  также
работали: ставили срубы против пробитых мест и насыпали землею.
     На другой день, 1 октября, царь велел наполнить  рвы  лесом  и  землею,
устроить мосты и бить из пушек беспрестанно;  били  весь  день  и  сбили  до
основания городскую стену. Общий приступ был  назначен  на  другой  день,  в
воскресенье,  2  октября;  во  всех  полках   велено   было   ратным   людям
исповедоваться и приобщаться.
     Но прежде решительного приступа царь хотел  в  последний  раз  испытать
действие  мирных  переговоров;  к  городу  был  отправлен  мурза   Камай   с
предложением, чтобы казанцы били челом государю; если отдадутся в его волю и
выдадут изменников, то государь простит их.  Казанцы  отвечали  единогласно:
"Не бьем челом! На стенах русь, на башне русь  -  ничего:  мы  другую  стену
поставим и  все  помрем  или  отсидимся".  Тогда  царь  велел  готовиться  к
приступу; по дорогам  велел  расставить  также  полки,  чтоб  не  пропускать
казанцев, если вздумают бежать из города.
     В ночь с первого числа на второе,  с  субботы  на  воскресенье,  Иоанн,
проведши несколько времени наедине с духовником,  начал  вооружаться;  князь
Михайла Воротынский прислал сказать ему, что размысл подставил уже порох под
городские стены, что казанцы заметили его  и  потому  нельзя  мешкать.  Царь
послал повестить во все полки, чтоб готовились  немедленно  к  делу,  а  сам
пошел в церковь, где велел поскорее совершать правило; на рассвете, отпустив
свой полк к городу и велев ему дожидаться себя в назначенном месте, пошел  к
обедне; здесь, когда дьякон оканчивал  Евангелие  словами:  "И  будет  едино
стадо и един пастырь", раздался сильный гром, земля дрогнула: царь  выступил
из церковных дверей и увидал, что городская стена взорвана,  бревна  и  люди
летят на высоту; вскоре после этого, когда дьякон читал на ектении молитву о
царе  и  вымолвил  слова:  "Покорити  под   нозе   его   всякого   врага   и
супостата",последовал второй взрыв,  сильнее  прежнего,  множество  казанцев
виднелось на воздухе, одни перерванные пополам, другие с оторванными  руками
и ногами. Тогда русское  войско,  воскликнув:  "С  нами  бог!"  -  пошло  на
приступ; казанцы встретили его криком:  "Магомет!  Все  помрем  за  юрт!"  В
воротах и на стенах началась страшная сеча  Шуйск.  Один  из  ближних  людей
вошел в церковь и сказал царю:  "Государь!  Время  тебе  ехать;  полки  ждут
тебя". Иоанн отвечал: "Если до конца  отслушаем  службу,  то  и  совершенную
милость от Христа получим". Приехал второй  вестник  и  сказал:  "Непременно
нужно ехать царю, надобно подкрепить войско". Иоанн вздохнул глубоко,  слезы
полились из глаз, он начал молиться: "Не остави мене, господи боже  мой!  Не
отступи от мене,  вонми  в  помощь  мою!"  Обедня  уже  оканчивалась,  Иоанн
приложился к  образу  чудотворца  Сергия,  выпил  святой  воды,  съел  кусок
просфоры,  артоса,  принял  благословение  духовника,  сказал   духовенству:
"Простите меня и  благословите  пострадать  за  православие,  помогайте  нам
молитвою!" - вышел из церкви, сел на коня и поскакал к своему полку.
     Когда Иоанн подъехал к  городу,  знамена  русские  развевались  уже  на
стенах; присутствие царя придало  ратникам  новые  силы;  князь  Воротынский
прислал сказать, что русские люди уже в городе, чтоб  царь  помог  им  своим
полком; Иоанн велел своему полку спешиться и идти на помощь, потому  что  на
лошадях в городские улицы въехать было нельзя по причине  страшной  тесноты.
Татары оказывали отчаянное сопротивление; несколько часов русские  не  могли
сделать ни шага вперед, наконец им  удалось  взобраться  на  крыши  домов  и
оттуда  бить  неприятеля.  Но  в  эту  решительную  минуту  многие  ратники,
прельстившись добычею, перестали  биться  и  бросились  на  грабеж;  казанцы
начали одолевать остальных. Воеводы дали знать  об  этом  царю,  тот  послал
новую помощь, которая и успела поправить дело. Русские пробились к мечети, и
здесь загорелась самая жаркая битва, в которой погиб главный мулла. С другой
стороны царь Едигер затворился в своем дворе и крепко  оборонялся;  наконец,
видя невозможность дальнейшего сопротивления, ринулся в нижнюю часть  города
к воротам; спереди не давал ему проходу небольшой русский отряд, бывший  под
начальством князя Курбского, а сзади  напирало  главное  войско.  По  трупам
своих, лежавшим наравне с стеною, татары взобрались на  башню  и  закричали,
что хотят вступить в переговоры; русские перестали биться, и  татары  начали
говорить: "Пока стоял юрт и место главное, где престол царский был,  до  тех
пор мы бились до смерти за царя и за юрт; теперь отдаем вам  царя  живого  и
здорового; ведите его к своему царю! А мы выйдем на широкое  поле  испить  с
вами последнюю чашу". Выдавши царя  вместе  с  тремя  приближенными  к  нему
вельможами, татары  бросились  прямо  со  стены  на  берег  Казанки,  хотели
пробиться прямо к реке, но, встреченные залпом 113 русских пушек, поворотили
налево вниз, бросили доспехи, разулись и перебрели реку в числе  6000;  двое
князей Курбских, Андрей и Роман, обскакали неприятеля, врезались в его  ряды
и были смяты; но троим другим воеводам - князьям Микулинскому,  Глинскому  и
Шереметеву  -  удалось  нанести  казанцам  окончательное  поражение;  только
немногие успели убежать в лес, и то раненые. В Казани не осталось в живых ни
одного из ее защитников, потому что Иоанн велел побивать всех вооруженных, а
брать в плен только женщин и детей.
     Узнавши, что Казань в руках его войска, царь велел служить молебен  под
своим знаменем, собственными руками вместе с  духовником  водрузил  крест  и
велел поставить церковь во имя нерукотворенного образа  на  том  месте,  где
стояло царское знамя во время взятия города. После  молебна  князь  Владимир
Андреевич, все бояре и воеводы поздравляли государя, князь Владимир говорил:
"Радуйся, царь православный, божиею благодатию победивший  супостатов!  Будь
здоров на многие лета на богом дарованном тебе царстве Казанском! Ты по боге
наш  заступник  от  безбожных  агарян;   тобою   теперь   бедные   христиане
освобождаются навеки и нечестивое место освящается благодатию.  И  вперед  у
бога  милости  просим,  чтоб  умножил  лет  живота  твоего  и  покорил  всех
супостатов под ноги твои и дал бы тебе сыновей - наследников царству твоему,
чтоб нам пожить в тишине и покое". Царь отвечал: "Бог  это  совершил  твоим,
князь Владимир  Андреевич,  попечением,  всего  нашего  воинства  трудами  и
всенародною  молитвою;  буди  воля   господня!"   Приехал   и   Шиг-Алей   с
поздравлением. Татарскому  царю,  поздравляющему  с  разрушением  Татарского
царства, Иоанн счел приличным отвечать оправданием этого  разрушения.  "Царь
господин! - сказал он. - Тебе, брату нашему, ведомо: много я к ним  посылал,
чтоб захотели покою; тебе упорство их ведомо, каким  злым  ухищрением  много
лет лгали; теперь милосердый бог праведный суд свой показал, отомстил им  за
кровь  христианскую".  Иоанн  велел  очистить  от  мертвых  одну  улицу   от
Муралеевых ворот к цареву двору и въехал в город; впереди  ехали  воеводы  и
дворяне, сзади князь  Владимир  Андреевич  и  Шиг-Алей.  Царь  был  встречен
русскими пленниками, освобожденными от неволи; увидавши государя,  они  пали
на землю со слезами и кричали: "Избавитель наш! Из ада  ты  нас  вывел;  для
нас, сирот своих, головы своей не пощадил!" Царь велел  отвести  их  в  свой
стан и кормить, потом распорядиться отсылкою по  домам.  Въехавши  в  город,
Иоанн велел воеводам  гасить  пожар;  все  сокровища,  взятые  в  Казани,  и
пленников, женщин и детей, он отдал войску, а себе взял только царя Едигера,
знамена царские и пушки городские. Побыв несколько времени на царевом дворе,
возвратился назад в стан, где  прежде  всего  пошел  в  церковь  св.  Сергия
принести благодарную молитву чудотворцу; потом отправился  к  столу,  утешив
все войско благодарными словами и обещанием жаловать.
     Казань  была  взята,  но  надобно  было  распорядиться  насчет  дикого,
воинственного народонаселения, жившего в ее области: Иоанн разослал по  всем
улусам черным ясачным людям жалованные грамоты, писал, чтоб шли к  нему  без
страха, он их пожалует, а они бы платили ему ясак, как и  прежним  казанским
царям; арские люди и луговая черемиса прислали с челобитьем. 4  октября  вся
Казань была очищена от трупов; царь поехал в нее в другой раз, выбрал  среди
города место, водрузил на нем своими руками крест и заложил церковь  во  имя
Благовещения богородицы; отслужили  молебен,  освятили  воду  и  с  крестами
ходили по городским стенам. На третий день, 6  октября,  заложенная  церковь
Благовещения уже была готова  и  освящена.  В  тот  же  день  царь  назначил
наместником в Казань большого боярина князя Александра Борисовича  Горбатого
и боярина князя Василия Семеновича Серебряного, оставил с ними дворян  своих
больших, много  детей  боярских,  стрельцов  и  козаков,  11  октября  Иоанн
выступил в обратный путь: сам государь поехал Волгою в судах, а конная  рать
пошла берегом на Васильсурск с князем Воротынским. В Нижнем  Новгороде  царь
встретил посланных с поздравлением от царицы, от князя Юрия Васильевича и от
митрополита; тут он вышел из судов  и  поехал  сухим  путем  на  Балахну  во
Владимир. Здесь ждала его новая радость; прискакал боярин Траханиот с вестью
о рождении первого сына, Димитрия. Из Владимира чрез Суздаль  и  Юрьев  царь
поехал в Троицкий монастырь, где прежний митрополит Иоасаф, игумен и  братия
встретили его с крестами; в селе Тайнинском он встречен  был  братом  Юрием,
под Москвою - кликами бесчисленного  множества  народа:  "Многая  лета  царю
благочестивому,   победителю   варваров,   избавителю   христианскому!"    У
Сретенского монастыря встречен был митрополитом с крестами;  благословившись
у митрополита, Иоанн говорил ему речь, которая оканчивалась  так:  "А  тебе,
отцу своему и  богомольцу,  и  всему  освященному  собору  вместе  с  князем
Владимиром Андреевичем и со всем войском за ваши труды и молитвы, потому что
вашими молитвами бог соделал такие великие чудеса, много  челом  бьем".  Тут
царь, князь Владимир и все войско поклонились  в  землю,  после  чего  Иоанн
продолжал: "И теперь вам челом бью, чтоб пожаловали,  потщились  молитвою  к
богу о нашем согрешении и о строении земском, чтоб вашими святыми  молитвами
милосердый бог милость нам свою послал и порученную нам паству, православных
христиан, сохранил во всяком благоверии и чистоте, поставил бы нас  на  путь
спасения, от врагов невидимых соблюл, новопросвещенный  град  Казанский,  по
воле его святой нам данный, сохранил во имя святое свое и утвердил бы в  нем
благоверие, истинный закон христианский, и неверных бы обратил к нему,  чтоб
и они вместе с нами славили великое имя святыя троицы, отца, сына и  святого
духа ныне, и присно, и во  веки  веков,  аминь".  Митрополит  отвечал  также
речью, в которой прославлял милость божию и подвиги царя,  сравнивал  его  с
Константином Великим,  Владимиром  Святым,  Димитрием  До