князьями  и  дружинами  их:  они  в   своем   движении
столкнулись с греками и взяли от  них  христианство;  чтоб  понять  значение
Рюриковичей и дружин их, как проводников  нового,  людей,  пролагавших  пути
исторической жизни, стоит только вспомнить  рассказ  летописца  о  появлении
волхва в Новгороде: на вопрос епископа: "Кто идет к кресту и кто к  волхву?"
- народ, масса, хранящая старину, потянулась к волхву, представителю старого
язычества, князь же и дружина его стали  на  стороне  епископа.  Скоро,  при
описании Смутного времени, мы укажем и на великое значение  массы  народной,
охранявшей старину, когда движение пошло путем незаконным.
   Такова была начальная деятельность Рюриковичей. Понятно, что в эпоху этой
начальной деятельности, при начале государственной зиждительности в  стране,
не имевшей прежде истории, не могло быть еще ничего прочного, определенного,
все было еще в зародыше, начала, семена вещей сопоставлялись друг  с  другом
без внутренней связи; части, образовавшись, стремились  еще  жить  особенною
жизнию; при сильном  движении,  просторе,  возможности  уходить  при  первом
неудобстве не было места  никаким  определениям,  ибо  на  движущейся  почве
ничего построить  нельзя.  Главное  право,  главное  ручательство  в  выгоде
положения для члена общества, для члена известного сословия,  заключалось  в
праве уйти, праве, которое основывалось на возможности ухода и  прекращалось
с  этою  возможностию.  Столкновения   интересов   разрешались   не   общими
определениями, но порванием отношений, уходом из  одной  области  в  другую,
которая случайно, вследствие своей особой жизни с особым правительством,  на
время представляла большие удобства; отсюда господство временного, местного,
личного,  случайного  над  общим,  господство,  необходимое  при   слабости,
младенчестве государства.
   Но государство  росло,  и  из  младенчества  оно  переступило  на  высшую
степень,  которая  знаменуется  сосредоточением,   оседлостию.   Эта   эпоха
сосредоточения  необходима  для  утверждения  сознания   о   государственном
единстве, о единстве государственного интереса; здесь части,  области,  лица
должны  отказаться  от  своей  особной,  своеобразной  жизни  и  подчиниться
условиям  жизни  общей,  и  когда  потом,   при   утверждении   сознания   о
государственном   единстве,   части    получают    большую    или    меньшую
самостоятельность, самоуправление, то  эта  самостоятельность  является  уже
вследствие   государственных   требований,   является   с   непосредственным
отношением к сосредоточивающей власти: так, например,  при  Иоанне  IV  были
даны откупные грамоты, установлявшие самоуправление в волостях; но отношение
этих волостей к царю вовсе не было похоже на отношение Новгорода или  Пскова
к прежним великим князьям московским.
   В эту эпоху сосредоточения Рюриковичи вследствие новых условий, временных
и  местных  (ибо  главная  сцена  действия  переносится  с  юга  на  север),
переменяют свой характер и неуклонно  ведут  общество  по  новому  пути.  Из
расплодителей земли они становятся собирателями  земли,  из  храбрых  вождей
дружин, любивших везде честь свою брать, думавших  преимущественно  об  этой
воинской чести, а не об  упрочении  себе  движимых  и  недвижимых  стяжаний,
считавших неприличным копить имение, но все раздававших дружине,  Рюриковичи
становятся на севере бережливыми хозяевами, преимущественно заботившимися  о
промыслах, прибытках, крайне осторожными, неохотниками до решительных  битв.
И все на севере,  в  эпоху  сосредоточения,  принимает  характер  прочности,
оседлости, вследствие чего  земельные  отношения,  условливающие  прочность,
получают важное  значение;  общество  сознает  различие  земского  человека,
оседлого собственника, от вольного  козака,  представителя  старины,  старой
эпохи безнарядного движения; этому  представителю  старины  трудно  в  новом
обществе, он уходит на простор в вольную степь и там ждет случая вступить  в
борьбу с враждебным ему новым порядком вещей. Но  эпоха  сосредоточения,  но
государи московские сделали свое  дело:  государство  крепко,  и  козаку  не
осилить земского человека.
   Кончивши это второе дело свое, дело сосредоточения земли, династия Рюрика
сходит со сцены. Царь Феодор  не  мог  сам  управлять  государством;  явился
правитель,   который   вследствие   произведенного    прежними    государями
сосредоточения власти и ослабления могущества вельможных  родов  мог  легко,
опираясь на свои близкие отношения к царю, осилить  всех  своих  соперников.
Достигнув первенства, Годунов должен был подумать о будущем, и  будущее  это
было для него страшно, тем страшнее, чем выше было его положение  настоящее:
у Феодора не было сына, при котором бы  Годунов,  как  дядя,  мог  надеяться
сохранить прежнее  значение,  по  крайней  мере  прежнюю  честь;  преемником
бездетного Феодора долженствовал быть брат его, Димитрий, удаленный в  Углич
при  воцарении  старшего  брата,  удаленный   "советом   всех   начальнейших
российских вельмож". Димитрий рос при  матери  и  ее  родственниках,  Нагих;
понятно, какие чувства эти опальные Нагие питали к людям,  подвергнувшим  их
опале, с какими чувствами  дожидались  прекращения  своих  бедствий,  своего
изгнания, в каких чувствах к Годунову и  к  людям  ему  близким  воспитывали
ребенка, который не умел скрывать этих чувств. За будущее должен был бояться
не один Годунов, за будущее должны были бояться все те  люди,  которые  были
обязаны выгодами положения своего Годунову и лишались всего с его  падением,
а таких людей было очень много; наконец, за будущее должны были  бояться  те
люди, которых судьба хотя и не была тесно соединена с судьбою  Годунова,  но
по совету которых Димитрий подвергся изгнанию, а к этим  людям  принадлежали
все начальнейшие российские вельможи. И вот в мае 1591  года  разнеслась  по
государству весть, что царевича Димитрия в Угличе не стало, и понесся  слух,
что погиб  он  насильственною  смертию,  от  убийц,  подосланных  Годуновым.
Летописцы так рассказывают подробности события.
   Сначала хотели отравить Димитрия: давали  ему  яд  в  пище  и  питье,  но
понапрасну.  Тогда  Борис  призвал  родственников  своих,  Годуновых,  людей
близких,  окольничего  Клешнина  и  других,  и  объявил  им,   что   отравой
действовать нельзя, надобно употребить другие средства. Один  из  Годуновых,
Григорий Васильевич, не хотел дать своего  согласия  на  злое  дело,  и  его
больше не призывали на совет и чуждались. Другие советники Борисовы  выбрали
двух людей, по их мнению, способных  на  дело,  -  Владимира  Загряжского  и
Никифора Чепчюгова; но эти отреклись. Борис был в большом горе, что дело  не
удается; его утешил Клешнин. "Не печалься, - говорил он ему, - у меня  много
родных и друзей, желание твое будет исполнено".  И  точно,  Клешнин  отыскал
человека, который взялся исполнить дело: то был дьяк Михайла Битяговский.  С
Битяговским отправили в Углич сына его Данилу, племянника  Никиту  Качалова,
сына мамки Димитриевой, Осипа Волохова; этим людям поручено было  заведовать
всем в городе. Царица  Марья  заметила  враждебные  замыслы  Битяговского  с
товарищами и стала беречь царевича, никуда от себя из хором не отпускала. Но
15 мая, в полдень, она почему-то  осталась  в  хоромах,  и  мамка  Волохова,
бывшая в заговоре, повела ребенка на двор, куда сошла за ними  и  кормилица,
напрасно уговаривавшая мамку не водить ребенка. На  крыльце  уже  дожидались
убийцы; Осин  Волохов,  взявши  Димитрия  за  руку,  сказал:  "Это  у  тебя,
государь, новое ожерельице?" Ребенок поднял голову и отвечал: "Нет, старое".
В эту минуту сверкнул  нож;  но  убийца  кольнул  только  в  шею,  не  успев
захватить гортани, и убежал; Димитрий упал, кормилица  пала  на  него,  чтоб
защитить, и начала кричать: тогда Данила Битяговский с Качаловым, избивши ее
до полусмерти, отняли у нее ребенка и дорезали. Тут выбежала мать  и  начала
кричать. На дворе не было никого, все родственники ее разошлись по домам; но
соборный пономарь, видевший с колокольни убийство, заперся и  начал  бить  в
колокол; народ сбежался на двор и, узнавши о преступлении, умертвил  старого
Битяговского и троих убийц; всего погибло 12 человек. Тело Димитрия положили
в гроб и вынесли в соборную церковь Преображения, а к царю послали  гонца  с
вестию об убийстве брата. Гонца привели к Борису; тот  велел  взять  у  него
грамоту, написал другую, что Димитрий сам зарезался, по небрежению Нагих,  и
велел эту грамоту подать царю: Феодор долго плакал.
   Для сыску про дело и для погребения Димитрия посланы били в  Углич  князь
Василий Иванович Шуйский, окольничий Андрей Клешнин, дьяк Елизар Вылузгин  и
крутицкий митрополит Геласий. Посланные осмотрели тело, погребли его и стали
расспрашивать угличан, как,  по  небрежению  Нагих,  закололся  царевич?  Им
отвечали, что царевич был убит своими рабами - Битяговским с товарищами - по
приказанию Бориса Годунова и его советников. Но, приехавши в Москву, Шуйский
с товарищами сказали царю, что Димитрий  закололся  сам.  Нагих  привезли  в
Москву и пытали крепко; у пытки был сам Годунов с боярами и Клешниным; но  с
пытки Нагие говорили, что царевич убит. Царицу Марью постригли в монахини  и
заточили в Выксинскую пустишь за Белоозеро; Нагих всех разослали по городам,
по тюрьмам; угличан - одних казнили смертню, иным резали языки, рассылали по
тюрьмам, много людей свели в Сибирь и населили ими город  Пелым,  и  с  того
времени Углич запустел.
   В этом рассказе мы не встречаем ни одной  черты,  которая  бы  заставляла
заподозрить  его;  подробности  самого  убиения,  предшествовавший  разговор
убийцы с жертвою, подробности приготовлений в Москве, имена лиц,  выбранных,
но отказавшихся взять на себя совершение злодейства, указания  на  Клешнина,
как на главного деятеля, - все эти подробности не позволяют историку  видеть
в этом рассказе выдумку. Сравним теперь с этим  рассказом  другой  памятник,
имевший  целию  доказать  противное,  т.  е.  что  Димитрий  сам  закололся,
обратимся к следственному делу о убиении царевича.
   19 мая, вечером, приехали в Углич князь Василий Шуйский, Андрей  Клешнин,
Елизар Вылузгин и расспрашивали  Михайлу  Нагова:  "Каким  обычаем  царевича
Димитрия не стало? И что у него была за болезнь? Для чего он,  Нагой,  велел
убить  Михайлу  Битяговского,  сына  его  Данилу,  Никиту  Качалова,  Данилу
Третьякова, Осипа Волохова, посадских людей, слуг Битяговского и Волохова, и
для чего он велел во вторник сбирать ножи, пищали, палицу железную, сабли  и
класть на убитых людей? Посадских и сельских многих людей для кого сбирал? И
почему городового прикащика, Русина Ракова, приводил к крестному  делованью,
что ему стоять с ним заодно; и против кого было им стоять?"
   Следователи приехали 19 мая, вечером;  в  тот  же  вечер  сделали  допрос
Михайле Нагому, и о чем же спросили?  Не  о  том  только,  как  приключилась
смерть царевича и что происходило потом, но спросили: какая болезнь  была  у
царевича? Зачем он, Нагой, велел убить известных людей  и  положить  на  них
оружие, зачем сбирал людей, приводил городового прикащика ко кресту?  Тотчас
же представляется вопрос, каким образом следователи могли узнать все это?  И
после уже из розыска открывается, что следователи, приехав в  Углич,  прежде
всего выслушали городового прикащика, Русина Ракова, который обвинил Нагих и
показал, что царевич убился сам. Итак, в самом начале акта мы  уже  замечаем
подозрительную неточность:  о  Русине  Ракове  ничего  не  сказано  и  прямо
делается допрос Нагому на основании показаний Русина Ракова!
   Михайла Нагой отвечал, что  царевич  зарезан  Осипом  Волоховым,  Никитою
Качаловым и Данилою Битяговским, что убийц  побили  черные  люди,  без  его,
Михайлова, приказа, что оружие на убитых положил Русин Раков сам, также  без
его ведома, и к присяге городового прикащика он, Михайла Нагой, не приводил.
Тогда Русин сослался на брата Михайлова, Григория Нагова, и на слугу, Бориса
Афанасьева, и те показали, что оружие положено на убитых по приказу  Михайлы
Нагова. Что же отвечал на это последний? Не  знаем;  знаем  то,  что  он  не
приложил руки к своим речам;  знаем  еще  любопытное  обстоятельство:  Русин
Раков и сторож дьячьей избы, Евдоким  Михайлов,  показали,  что  во  вторник
приходил в дьячью избу человек Михайлы Нагова,  Тимофей,  вместе  с  Русином
Раковым; этот Тимофей принес  живую  курицу,  зарезал  ее,  кровью  вымазали
разного рода оружие, которое Русин Раков и положил на трупы  Битяговского  с
товарищами; но другой слуга Нагова, Борис Афанасьев,  показал,  что  Тимофей
еще в понедельник вечером сбежал неведомо куда, и  действительно  Тимофей  у
допроса не был.
   Теперь посмотрим, что показали Нагие о  самой  смерти  царевича.  Михайла
Нагой, как мы видели уже, сказал, что Димитрия зарезали Осип Волохов, Никита
Качалов и Данила Битяговский. Но он не объявил самого главного, именно:  кто
сказал ему об этом, потому что сам он не видал, как  было  дело,  прибежавши
уже на колокольный звон и думая, что горит во дворце. Григорий Нагой показал
противное, что царевич накололся  сам  ножом  в  припадке  падучей  болезни,
которая на нем и прежде бывала. Но  и  Григорий  не  объявил  главного:  кто
сказал ему о роде смерти царевича, потому что сам он также ничего не  видал,
прибежавши вместе с Михайлою. Но Григорий в своем показании прибавляет очень
важное обстоятельство, именно, что они застали царевича еще в живых  и  умер
он при них. При этом Григорий не  прибавил  обстоятельств  важных:  в  каком
положении застал он царевича (кормилица показала, что он умер на ее  руках)?
Был ли у него или подле него нож, которым он играл? Следователи об  этом  не
спрашивали.  Потам  Григорий  Нагой  показал,  что   когда   явился   старый
Битяговский и набежало множество народу, то начали говорить,  неведомо  кто,
будто царевича зарезал Данила Битяговский с товарищами. Из других  показаний
открывается, что этот неведомо кто была царица  Марья,  что  Григорий  Нагой
верил своей сестре и по ее приказу бил мамку Василису  Волохову  поленом  по
бокам; а теперь что заставило его  переменить  убеждение?  Одни  скажут:  он
одумался, увидал не правду сестры и собственную; но другие  скажут,  что  он
был улещен и застращан, и дело по-прежнему остается темным. Наконец,  третий
Нагой, Андрей, показал, что царевич ходил на заднем дворе,  играл  с  детьми
через черту ножом; и вдруг на дворе закричали, что царевича не стало, царица
сбежала сверху, а он, Андрей, в то время сидел за столом; услыхав  крик,  он
прибежал к царице и видит, что царевич лежит на руках у кормилицы  мертв,  а
сказывают, что его зарезали: и он, Андрей, того не видал, кто его зарезал, а
на царевиче бывала болезнь падучая. Это показание правдоподобнее прочих;  но
вот что замечательно: Андрей Нагой сидел во дворце за  обедом  и  сбежал  на
двор тотчас за царицею, как  только  услыхал  крик,  и  нашел  уже  царевича
мертвым на руках кормилицы; а Григорий Нагой  обедал  у  себя  на  подворье,
прибежал уже на звон колоколов и нашел  еще  царевича  живым!..  Что  же  мы
должны заключить об этих показаниях? То,  что  все  они,  по  своему  явному
противоречию и утайке  главных  обстоятельств,  должны  быть  заподозрены  и
отстранены. Но обратимся к показаниям очевидцев: не объяснят ли они нам дела
удовлетворительнее.
   Мамка Василиса Волохова показала, что царевич играл с детьми  ножом  и  в
припадке падучей болезни покололся сам в горло; тогда царица  Марья  сбежала
на двор и начала ее, Василису, бить поленом, не слушая  никаких  оправданий,
пробила ей голову во многих местах, приговаривая, что Димитрия зарезали  сын
ее, Василисин, Осип, вместе с Данилою Битяговским и Никитою Качаловым; потом
царица велела бить ее, Василису, брату своему, Григорию Нагому,  после  чего
бросили ее замертво. Потом начали звонить  у  Спаса  в  колокола,  сбежались
посадские люди, п царица Марья велела им опять взять  ее,  Василису;  мужики
взяли ее, ободрали и простоволосу держали пред  царицею;  прибежал  на  двор
Михайла Битяговский и начал уговаривать посадских людей и Михайлу Нагова; но
царица и Михайла Нагой велели убить Битяговского. Василиса  объявила  также,
что  вместе  с  нею  во  время  смерти  царевича  были:  кормилица  Ирина  и
постельница Марья Самойлова; спросили и этих женщин: кратко и сжато, почти в
одних словах, они объявили, что царевич играл с детьми и, в припадке падучей
болезни, накололся сам ножиком. Спросили и детей, игравших с Димитрием:  они
показали то же, что и женщины; следователи спросили у них: кто  еще  с  ними
был на дворе во время смерти царевича?  Дети  указали  дважды  на  кормилицу
Ирину и на постельницу Марью Самойлову, но пропустили Василису  Волохову,  и
следователи не обратили внимания на это обстоятельство! Кроме трех женщин  и
детей, явился еще один очевидец, стряпчий Семейка Юдин, который сказал,  что
стоял в то время у поставца и сам  видел,  как  царевич  накололся  ножом  в
припадке падучей болезни. Вот и все очевидцы. Остальные же лица говорили  по
чужим речам (чьим - неизвестно), и  тем  не  менее  многие  утверждали,  что
царевич играл с детьми и в припадке падучей болезни сам наткнулся на нож.
   Но, кроме приведенных, есть еще и другие  подозрительные  обстоятельства.
Здесь первое место занимал вопрос: кто и когда начал первый звонить у  Спаса
и этим привлек толпу народа на двор  царевичев?  Михайла  и  Григорий  Нагие
показали, что они прибежали с своего подворья к царевичу, будучи встревожены
колокольным звоном;  Василиса  же  Волохова  объявила,  что  Григорий  Нагой
находился у царевича и бил ее прежде, чем начали звонить у  Спаса;  Григорий
Нагой прибавил, что в колокол  начал  звонить  пономарь,  прозвищем  Огурец.
Константиновской церкви пономарь,  вдовый  поп  Федот  Афанасьев,  прозвищем
Огурец, был потребован к допросу и показал, что сидел дома,  когда  у  Спаса
зазвонил сторож Максим Кузнецов, и он, Огурец, от себя  с  двора  побежал  в
город и, когда прибежал к церкви к Спасу, встретился  ему  кормового  дворца
стряпчий, Суббота Протопопов, и велел ему звонить  в  колокол  у  Спаса,  да
ударил его в  шею  и  заставил  силою  звонить,  говоря,  что  царица  Марья
приказывает, и все это он говорил  перед  Григорием  Нагим.  Григорий  Нагой
сказал: "Того он не слыхал, что  тому  попу  Федоту  велел  звонить  Суббота
Протопопов; а сказывал ему тот же поп Федот, что велел ему звонить Суббота и
что прибегал к нему Михайла Битяговский, и он заперся, на колокольню его  не
пустил". А  Суббота  Протопопов,:  поставленный  на  очную  ставку  с  попом
Федотом, сказал: "Как приехал на двор Михайла Нагой и  велел  ему,  Субботе,
звонить в колокола для того, чтобы мир сходился, то он и  приказал  пономарю
Огурцу звонить". Таким образом, звон произошел по  приказу  Нагих,  а  Нагие
показывали, что они сами прибежали на звон; но если они показывали ложно, то
как очутились они на дворе  у  царевича?  Кто  им  дал  знать  о  несчастий?
Следователи не обратили на это внимания. Мало того, Огурец объявил,  что  он
сам прибежал на  звон,  что  первый  стал  звонить  у  Спаса  сторож  Максим
Кузнецов; но для  чего  же  Субботе  нужно  было  толкать  Огурца  в  шею  и
заставлять  его  звонить,  когда  звон  уже  был  произведен?  Куда  девался
Кузнецов? Как следователи не обратили внимания  на  эту  запутанность  и  не
потребовали к допросу Кузнецова?  Далее  Константиновской  церкви  священник
Богдан показал, что он в тот день, в субботу, обедал у Михайлы Битяговского:
вдруг зазвонили в городе у Спаса в колокол; Битяговский послал  своих  людей
проведать,  зачем  звонят,  и  думал,  что   где-нибудь   пожар;   посланные
возвратились и сказали, что царевича Димитрия не стало; тогда Михайла тотчас
приехал на двор к царевичу, начал уговаривать  посадских  людей  и  был  ими
убит; а сын Михайлы Битяговског