ержат "мира деля" отряд варягов,  которым  дают
определенную сумму денег; после, как видно, этот отряд уже перестал  на-
бираться из варягов или по крайней мере исключительно из  них  и  слывет
под именем "гридей"; по скандинавским сагам известно, что изгнанник Олаф
был у киевского князя начальником войска, посылаемого для защиты границ;
такое значение имел, вероятно, ярл Рагнвальд  на  севере  при  Ярославе.
Войска в битвах располагались  обыкновенно  тремя  отделениями;  большой
полк, или чело, и два крыла; в челе ставили варягов-наемников;  если  не
было наемников, то земские полки, а дружину - по крылам, сохраняя ее для
решительного нападения. Когда река разделяла враждебные войска и ни одно
из них не хотело первое переправиться, то употреблялись  поддразнивания:
так, Святополков воевода поддразнивал новгородцев, воевода  Ярославов  -
польского Болеслава. Перед выступлением в поход трубили.  Войска  сходи-
лись (сступались) и расходились по несколько раз в битвах, в  ожесточен-
ных схватках брали друг друга за руки и секлись мечами.  Было  в  обычае
решать войны единоборством; боролись в  собственном  смысле  слова,  без
оружия, схватывали друг друга руками и старались задушить противника или
повалить, ударить им о землю. Естественно, что в пустынной, малонаселен-
ной стране, наполненной непроходимыми лесами, болотами, озерами, реками,
самый удобный путь для войск был водный; водою ходили на ближайшие  пле-
мена славянские, на греков, на болгар, на мазовшан. Если говорится,  что
Святослав ходил в поход без возов, то разумеется, что в сухопутных похо-
дах обыкновенно возили возы с припасами и шатрами, потому что один  Свя-
тослав с своими богатырями спал на открытом воздухе, подостлавши под се-
бя конский потник и положивши седло под голову. Когда  в  поход  шли  на
лодьях по рекам, то лошадей не брали, а  конница,  обыкновенно  наемная,
шла берегом; в сухопутных походах употреблялись лошади.  Святослав  спал
на конском потнике, клал седло в головы, следовательно, он ходил в поход
на лошади, равно как и вся дружина его; иначе трудно объяснить ту  быст-
роту, с какою он, по летописцу, ходил на врагов. Во время сражения  Яро-
полка с Олегом дрались на лошадях. В 1042 году Владимир Ярославич  ходил
на ямь на лошадях же. Но при этом очень вероятно, что русские,  привыкши
ходить в лодьях и биться пеши, не были отличными всадниками, как  свиде-
тельствуют византийцы. О трудностях сухопутных походов можно  судить  по
тому, что нужно было гораздо заранее исправлять дороги и мостить  мосты.
Города брали с большим трудом, обыкновенно принуждали  к  сдаче  голодом
или хитростию: Ольга целый год стояла под Коростеном и взяла его  только
хитростию; Владимир осадил Ярополка в Родне, но не брал города, а  пола-
гался на голод и предательство Блуда. Владимир  не  мог  взять  Корсуня,
грозился стоять три года и принудил жителей к сдаче, отнявши у них воду.
Только раз Святославу удалось взять копьем (приступом)  Переяславец  Ду-
найский. Оружие состояло из мечей, копий, стрел, ножей, сабель,  броней,
щитов. Об камнестрельных машинах упоминает Иоакимова летопись в рассказе
о сражении новгородцев с Добрынею при  Владимире;  но  византийцы  также
упоминают о них. Употреблялись при войске знамена, или стяги.
   Обратимся к остальному народонаселению, городскому  и  сельскому.  Мы
видели, что прежние города славянских племен были не иное что, как  ого-
роженные села, жители которых занимались земледелием. Это занятие  всего
более способствует сохранению родового быта: по  смерти  общего  родона-
чальника сыновьям его и внукам выгодно поддерживать родовую связь,  чтоб
соединенными силами обрабатывать землю. Как же скоро среди народонаселе-
ния являются другие промыслы, мена, торговля, как скоро для членов  рода
является возможность избирать то или другое занятие по  своим  склоннос-
тям, является возможность посредством собственной, самостоятельной  дея-
тельности приобресть больше других членов рода, то с тем вместе  необхо-
димо должно являться стремление выделиться из рода  для  самостоятельной
деятельности; следовательно, если в конце описываемого периода мы  видим
различные занятия, торговлю в городах, то необходимо должны предположить
ослабление родового быта. Различие занятий и мена условливались уже тем,
что среди городов явился новый элемент народонаселения - воинские  отря-
ды, дружины князей; в некоторых городах поселились князья,  в  других  -
мужи  княжие  с  воинскими  отрядами;  этот  приплыв  народонаселения  с
средствами к жизни, но не промышленного само по себе, необходимо  должен
был породить торговлю и промышленность. Но заметим, что мы  говорим  все
это о городах и именно о таких, где наиболее развивалась  промышленность
и торговля, в селах же и городах, сохранявших по-прежнему характер  ого-
роженных сел, без всякого сомнения, формы прежнего быта удерживались еще
очень и очень долго. Ослаблению родового быта в новых городах, построен-
ных князьями, содействовало то, что эти города  обыкновенно  наполнялись
народонаселением, собранным из разных мест,  преимущественно  с  севера;
переселенцы эти были вообще доступнее для принятия новых форм быта,  но-
вых условий общественной жизни, чем живущее рассеянно, отдельными родами
сельское народонаселение; в городах сталкивались чужеродцы, для  которых
необходимы были новые  правительственные  отношения,  новая  гражданская
связь. Наконец, ослаблению и падению  родового  быта  в  городах  вообще
должно было много содействовать новое военное деление на десятки и  сот-
ни, над которыми поставлялись независимые от родовых старшин  начальники
- десятские, сотские; что эти начальники сохраняли  свое  влияние  и  во
время мира, доказательством служит важное влияние, гражданское  значение
тысяцкого; эти новые формы соединения, новые чисто гражданские отношения
необходимо должны были наносить удар старым нормам быта. Появление горо-
да пробуждало жизнь и в ближайшем к нему сельском народонаселении: в го-
роде образовывался правительственный центр, к которому должно  было  тя-
нуть окружное сельское народонаселение; сельчане, которые прежде  раз  в
год входили в сношения с княжескою властию при платеже дани, теперь вхо-
дили в сношения с нею гораздо чаще, потому что в ближайшем городе  сидел
муж княж, посадник; потом как скоро городское  народонаселение  получило
другой характер, чем прежде, то между ним и окружным сельским  народона-
селением необходимо должна была возникнуть торговля вследствие  различия
занятий. С другой стороны, подле городов начали появляться села с  наро-
донаселением иного рода: князья, их дружинники и вообще  горожане  стали
выводить деревни, населяя их рабами, купленными или взятыми в плен, так-
же наймитами. Прибавим, что сосредоточению народонаселения около городов
способствовало также церковное управление, учреждение  в  городах  епис-
копских кафедр, которым были подведомственны все  церкви  в  окружности.
Так посредством городов, этих правительственных колоний, наносился  удар
родовой особности, в какой прежде жили племена, и вместо племенных  наз-
ваний в конце периода мы  встречаем  уже  областные,  заимствованные  от
главных городов. Города в описываемый период упоминаются следующие: Нов-
город, Ладога, Белозерск, Изборск, Псков, Юрьев, Ростов, Ярославль,  Му-
ром, Суздаль, Смоленск, Полоцк, Любеч, Чернигов, Листвен, Городец, Пере-
яславль, Родня, Вышгород, Белгород, Василев, Витичев,  Искоростень,  Ов-
руч, Туров, Владимир Волынский, Курск, Тмутаракань, Перемышль, Червен  и
другие безыменные. Из этих городов  Псков,  Юрьев,  Владимир  Волынский,
Ярославль достоверно построены князьями; многие из  остальных,  по  всей
вероятности, построены также ими; нет сомнения, что и, кроме  означенных
городов, некоторые, встречающиеся в позднейших известиях, получили нача-
ло в описываемый период.
   В противоположность князю все остальное народонаселение носило назва-
ние смердов.  В  Русской  Правде  все  княжеское,  княжие  люди,  княжая
собственность постоянно противополагается смердьему. Но как  в  названии
мужа и дружины, так и в названии смерда мы не можем с самого начала  ис-
кать точности, определенности; смерд означал простого человека и, следо-
вательно, это название могло употребляться относительно ко всякому  выс-
шему разряду; так, смерд противополагается мужу княжому;  так,  сельское
народонаселение под именем смердов противополагается городскому. В  про-
тивоположность мужу княжому простой человек назывался также людин. Вооб-
ще сельское народонаселение в описываемое время считалось ниже городско-
го; это прямо видно из свидетельства о том) как Ярослав оделял своих во-
инов после победы над Святополком; старостам (сельским) дал по  10  гри-
вен, смердам - по гривне, а новгородцам всем - по десяти: сельский  ста-
роста приравнен к простому горожанину. Подле свободных людей, горожан  и
сельчан, находим ряд людей зависимых. Первая  степень  зависимости  было
закупничество или наймитство. Закупнем или наймитом назывался  работник,
нанимавшийся на известный срок и за известную плату, которую, как видно,
он получал вперед, в виде займа. Если наймит бежал от господина до  сро-
ка, то становился за это ему полным (обельным) холопом,  обелью.  Наймит
был обязан платить господину за всякий вред в хозяйстве, причиненный его
нерадением; господин мог бить наймита за вину; но если прибьет без вины,
то платит за обиду, как свободному, наймит в этом случае  волен  идти  к
князю или судьям жаловаться. Если бы господин  вздумал  продать  наймита
как обель, то наймит получал полную свободу  без  обязанности  выплатить
господину взятое вперед, а последний должен был еще платить за обиду оп-
ределенную сумму. За преступления наймита  пред  правительством  отвечал
господин, причем закупень становился ему обельным  холопом.  Полное  или
обельное холопство проистекало, кроме того, следующими способами: рожде-
нием от холопа; если кто купит холопа за какую бы то ни было цену,  хотя
бы даже за полгривну, поставит свидетелей при купле и отдаст деньги пред
самим холопом; если кто женится на рабе без ряду, без условий с господи-
ном ее, то поступает к последнему в полные холопы, если же женится с ус-
ловиями, то они имеют силу; если кто пойдет к кому в тиуны или  ключники
также без ряду; наконец, невозможность заплатить долг вела должника так-
же в рабство к заимодавцу. Значение холопа увеличивалось, смотря по зна-
чению господина и по той пользе, какую он ему приносил: так, за убийство
сельского старосты или тиуна княжеского и боярского платилось по 12 гри-
вен, за простого холопа, равно как за  холопа,  принадлежащего  простому
человеку, смерду, платилось только пять гривен; за ремесленника и за ре-
месленницу, за пестуна и за кормилицу платилось опять 12 гривен, за жен-
щину-рабу - шесть. За вред, причиненный холопом, отвечал господин;  если
холоп осмеливался бить свободного человека, то,  по  уставу  Ярославову,
лишался жизни. В Русской Правде находим положение, что за убийство чужо-
го холопа без вины убийца платил господину цену убитого, а  князю  -  12
гривен продажи, пени, как за всякую порчу, истребление  чужой  собствен-
ности; как видно, господин имел право безнаказанно убить своего  холопа,
как безнаказанно мог истребить всякую другую свою собственность.  Произ-
ведения или приобретения раба составляли  собственность  его  господина.
Холоп не мог быть свидетелем при следствии дела; при  нужде  позволялось
сослаться на закупа. Кроме означенных состояний,  встречаем  еще  особый
разряд людей под именем изгоев. Из одного позднейшего свидетельства  уз-
наем, какие люди принадлежали к этому разряду: сын священника, не  умею-
щий грамоте, холоп, выкупившийся из холопства, наконец, задолжавший  ку-
пец. Из этого видим, что изгоем вообще был человек, почему-либо  немогу-
щий оставаться в прежнем состоянии и не примкнувший еще ни к какому  но-
вому.
   Князья были призваны для правды вследствие того, что особные роды  не
могли беспристрастно разбирать дела при враждебных  столкновениях  своих
членов; не было у них правды, говорит летописец. Как  разбирались  роды,
нам неизвестно, но, без всякого сомнения, между ними бывали случаи  мир-
ного разбирательства и соглашения, и эти случаи служили примером; но эти
случаи, как видно, были довольно редки, большею же  частию  столкновения
оканчивались враждебно - восстанием рода на род, что и повело к мысли  о
необходимости третьего судьи. Если поэтому главное значение  князя  было
значение судьи, разбирателя дел, исправителя кривд, то одною из  главных
забот его был устав земский, о котором он думал с дружиною, старцами го-
родскими, а после принятия христианства с епископами; и вот  Ярославу  I
приписывается подобный писаный устав, под именем Русской Правды.  Назва-
ние Русской Правды получил этот устав как видно для отличия  от  уставов
греческих, которые по принятии христианства имели такое сильное  влияние
на юридический быт Руси. Русская Правда первыми строками своими  напоми-
нает нам о древнем быте племен, как представляет его летописец; но в  то
же время указывает и на изменения, происшедшие в этом быту после призва-
ния князей. При родовом, особном быте главная обязанность родичей состо-
яла в защите друг друга, в мести друг за друга; и если целый род, как бы
он ни был обширен и разветвлен, составлял одно, один  союз  под  властию
одного родоначальника, то все члены его, в каких бы  ни  было  степенях,
имели одинаково эту обязанность. В Русской  Правде  установлено,  что  в
случае убийства родственник убитого должен мстить убийце; но эта обязан-
ность ограничена известными ближайшими степенями родства - знак, что ро-
довой быт начал уже ослабевать, что  распространению  родовых  отношений
уже положена преграда. По Ярославову уставу, в случае убийства брат дол-
жен был мстить за брата, отец за сына и, наоборот, дядя за племянника  с
братней и сестриной стороны. В случае если не было местника в означенных
степенях родства, то убийца платил князю пеню, виру, смотря по  значению
убитого, был ли то муж княж,  или  слуга  княжий,  которого  способности
князь дорого ценил, или простой человек: в первом случае  убийца  платил
двойную виру (80 гривен), во втором - простую (40  гривен);  за  женщину
платилось полвиры. Так, спустя полтора века  после  призвания  князей  в
судном уставе еще сохранена месть, родовое самоуправство, остаток  родо-
вой особности, самостоятельности; но при этом мы видим,  во-первых,  что
родовая месть ограничена ближайшими степенями родства, во-вторых, что  в
случае отсутствия родича-мстителя убийца должен вознаградить общество за
убийство одного из его членов. Но если правительство брало с убийцы  де-
нежную пеню, денежное вознаграждение, то  было  ли  в  обычае,  что  ро-
дич-мститель мог отказаться от своего права мстить убийце, взяв  с  него
денежное вознаграждение? На этот вопрос Русская Правда не дает нам отве-
та; из ее молчания позволительно предположить, что  подобные  соглашения
были малоупотребительны, могли считаться постыдными для родичей: у  гер-
манцев они имели место, но не всегда: так,  в  одной  саге  читаем,  что
отец, отвергая денежный окуп за убийство сына своего, говорит: "Я не хо-
чу моего убитого сына носить в денежном кошельке". Обратив  внимание  на
большую крепость родовой связи у наших племен в описываемое время, чем у
германцев, можно допустить, что подобные чувства были у нас господствую-
щими.
   Мы видели, что после родовой мести  существовала  также  общественная
пеня в том случае, когда не будет мстителя; но если при последнем обсто-
ятельстве убийство будет совершено и убийца скроется,  то  правительство
чрез это лишается виры; для предотвращения такого лишения  в  означенном
случае вира платилась целым округом, вервью, где совершено убийство; та-
кая вира называлась общею или дикою вирою. Вервь не платила в  том  слу-
чае, когда находили в ней только кости, свидетельствовавшие  о  давности
преступления, не платила также за мертвеца, о котором никто не знал. Это
установление дикой виры встречаем мы и в других новорожденных обществах,
в которых правительственный организм еще не зрел;  при  таком  состоянии
общества полицейские обязанности обыкновенно поручаются отдельным  окру-
гам, которые и отвечают за всякий беспорядок, в них случившийся. Под ди-
кою вирою разумелось также общее поручительство, по которому все или не-
которые жители верви обязывались, в случае если  один  из  них  совершит
убийство, помогать ему в платеже виры. Существовал ли обычай дикой  виры
в описываемое время или явился позднее?  Обязанность  верви  схватить  и
представить убийцу или платить за него виру в  случае,  если  не  отыщут
его, бесспорно явилась вместе с определением о  вирах;  труднее  решить,
когда явился обычай дикой виры в  виде  сотоварищества  для  вспоможения
убийце платить виру; если этот обычай существовал в  описываемое  время,
то должен был особенно усилиться после Ярослава, когда месть была  окон-
чательно заменена вирами. Правда различает разбойничество, когда человек
убил другого без всякой вражды, от убийства по  вражде,  в  пылу  ссоры,
драки. Дикая вира относительно разбойника не могла иметь места; за  раз-
бойника люди не платили, но отдавали его с женою и детьми князю на поток
(изгнание), дом его отдавался на разграбление.  Различие  разбойничества
от убийства в ссоре, по вражде должно было  существовать  в  описываемое
время: трудно себе представить, чтобы безразличность между  этими  двумя
действиями могла удержаться долго после принятия христианства, когда уже
при Владимире мы видим, что епископы настаивают на необходимости казнить
разбойников, с испытанием, однако; уже этот  совет  духовенства  испыты-
вать, обращать внимание на обстоятельства и побуждения вел необходимо  к
означенному в Правде различению между разбоем и убийством  в  ссоре,  на
пиру, в нетрезвом виде: кроме того, естественно  было  бы  для  общества
требовать, чтобы человек, явно вредный, грозящий  каждому  гибелью,  был
исключаем из общества, не мог в нем долее оставаться. Так же должно было
общество изначала смотреть и на зажигательство двора или гумна:  зажига-
тель должен был заплатить за вред, причиненный пожаром, и потом осуждал-
ся так же на поток, а дом его отдавался на разграбление.
   Относительно  увечий  такое  же  постановление,  как  и  относительно
убийства: обиженный может отомстить за себя обидчику тем же  -  удар  за
удар, увечье за увечье; если же не может мстить, то берет себе  денежное
вознаграждение и плату лекарю; в  некоторых  списках  прибавляется,  что
князь получает при этом пеню или продажу. Увечье и вознаграждение за не-
го различались, смотря по тому, каким образом оно будет нанесено;  также
- смотря по тому, мог ли излечиться поврежденный член или нет, и по важ-
ности члена; обидою считалось действие, в котором обнаруживалось намере-
ние нанести побои и увечье. Относительно  кражи  похитивший  обязан  был
возвратить похищенное и платить известную сумму за обиду, смотря по цен-
ности украденного; исключение составляет  в  некоторых  списках  коневый
тать, которого мир выдавал князю  на  поток.  В  числе  похищений  чужой
собственности полагался увод,  укрывательство  беглого  холопа,  помощь,
оказанная ему во время бегства, нерадение при поимке. Упоминаются случаи
порчи, истребления чужой собственности. Большую пеню платили за  повреж-
дение межевых знаков. Убийство вора не считалось  убийством,  если  было
совершено при самом воровстве, когда вор еще не был схвачен;  но  счита-
лось убийством, если вор был убит связанный или во время бегства.
   Правда (следование дела, исправление зла) происходила следующим обра-
зом: обиженный должен был представить свидетелей своей обиды;  но  ясные
знаки побоев, увечья признавались достаточным свидетельством;  свидетель
должен был говорить слово в слово,  как