ными известиями, ибо они прекращаются на 1214 го-
ду. Таким образом, мы лишены описания Липецкой битвы,  которое  было  бы
составлено приверженцем Ярослава Всеволодовича и, следовательно, союзни-
ка его Юрия; мы видели, что приверженец Константина намеренно смолчал  о
ней; то же описание Липецкой битвы, которое находим в известных  летопи-
сях, отзывается новгородским составлением.
   Мы видели важнейшие прибавки, которые находятся у переяславского  ле-
тописца  против  владимирско-ростовского,  в  Лаврентьевском   сборнике.
Большая часть известий буквально сходны; но есть разности и даже  проти-
воречия. Резкое противоречие находится в рассказе о борьбе Всеволода III
с Рязанью под 1208 годом: в Лаврентьевском и других  списках  говорится,
что Всеволод, взявши Пронск, посадил здесь князем  Олега  Владимировича,
одного из рязанских князей; а у переяславского летописца говорится,  что
Всеволод посадил в Пронске Давида, муромского князя, и что  в  следующем
году Олег, Глеб, Изяслав Владимировичи и князь Михаил  Всеволодович  ря-
занские приходили к Пронску на Давида, говоря: "Разве ему отчина Пронск,
а не нам?" Давид послал им сказать: "Братья! я  бы  сам  не  набился  на
Пронск, посадил меня в нем Всеволод, а теперь город ваш, я  иду  в  свою
волость". В Пронске сел кир Михаил, Олег же Владимирович умер в Белгоро-
де в том же году. Из двух противоречивых известий в нашем рассказе поме-
щено то, которое находится в большем числе списков; но не знаем, едва ли
не справедливее будет предпочесть известие переяславского летописца, ибо
трудно предположить, чтоб известие о приходе рязанских князей к  Пронску
на Давида было выдумано. Под тем же 1208 годом у переяславского летопис-
ца находится новое любопытное известие, что Всеволод III посылал воеводу
своего Степана Здиловича к Серенску, и город  был  пожжен.  Посылка  эта
очень вероятна как месть Всеволода черниговским князьям за изгнание сына
его Ярослава из Переяславля Южного.
   Мы сказали, что в большей части известий  летописцы  владимирско-рос-
товский и переяславский буквально сходны. Но трудно  предположить,  чтоб
они не были современниками, чтоб не составляли своих летописей  одновре-
менно, и потому трудно предположить, чтоб один списывал у другого,  при-
бавляя кой-что свое. Гораздо легче предположить, что так называемая Пер-
сяславская летопись по самому составу своему  есть  позднейший  сборник,
составитель которого, относительно событий конца XII и начала XIII века,
пользовался обеими летописями, и Переяславскою и Владимирско-Ростовскою,
написанными первоначально безо всякого отношения друг к другу. Можно да-
же найти след, как позднейший составитель, черпая известия из двух  раз-
личных летописей, сбивался иногда их показаниями:  так,  после  описания
торжества князя Михаила Юрьевича и владимирцев над Ростиславичами и рос-
товцами летописец владимирский говорит: "И бысть радость велика в  Воло-
димере граде, видяще у себе великаго князя всея  Ростовьскыя  земли".  В
летописи Переяславской, без сомнения, в том же самом месте говорилось  о
посажении Михаилова брата Всеволода в Переяславле и о радости переяслав-
цев по этому случаю, и вот позднейший  составитель,  смешавшись  в  этих
двух известиях, захотел к  известию  владимирского  летописца  прибавить
собственное имя князя, находившееся в Переяславской летописи, и написал:
"Бысть радость велика в граде Володимири, видяще у себе великаго  Всево-
лода всея Ростовскыя земля". Итак, мы думаем, что в  "Летописце  русских
царей", который в печати назван "Летописцем  Переяславля  Суздальского",
находятся известия, взятые из Переяславской летописи XIII века; но отсю-
да еще никак не следует, чтоб весь этот сборник в том виде, в каком  до-
шел до нас, был составлен переяславским летописцем жившим в XIII веке.
   С 1285 года по  Лаврентьевскому  списку  нельзя  не  заметить  следов
тверского летописца: тверские события на первом плане, о тверском  князе
Михаиле рассказывается  в  подробности.  1305  годом  оканчивается  Лав-
рентьевский список, так важный для нас по своей относительной древности;
любопытен он и по точному указанию, когда, кем и для  кого  он  написан.
Указания эти находятся в следующей приписи: "Радуется купец прикуп ство-
рив, и кормьчий в отишье пристав, и странник в  отечьство  свое  пришед;
тако же радуется и книжный списатель, дошед конца книгам, тако же  и  аз
худый, недостойный и многогрешный раб божий Лаврентей  мних.  Начал  есм
писати книги сия, глаголемый летописец, месяца генваря в 14,  на  память
святых отец наших аввад, в Синаи и в Раифе избьеных, князю великому  Ди-
митрию Константиновичю, а по  благословенью  священьнаго  епископа  Дио-
нисья, и кончал семь месяца марта в 20, на память святых отец наших, иже
в монастыри святаго Савы избьеных от Срацин, в  лето  6885  (1377),  при
благовернем и христолюбивем князе великом  Димитрии  Константиновичи,  и
при епископе нашем христолюбивом священном Дионисье суждальском и новго-
родьском и городьском. И ныне, господа отци и братья, оже  ся  где  буду
описал, или переписал, или не дописал, чтите исправливая бога деля, а не
клените, занеже книгы ветшаны, а ум молод не дошел; слышите Павла  апос-
тола глаголюща: не клените, но благословите. А со всеми  нами  хрестьяны
Христос бог наш, сын бога живаго, ему же слава и держава и честь и  пок-
лонянье со отцем и с пресвятым духом, и ныня и присно  в  векы,  аминь".
Таким образом, Лаврентий, составляя летопись свою в  1377  году,  должен
был окончить ее 1305 годом: значит, при всех средствах своих,  пиша  для
князя, не нашел описания любопытных событий от начала борьбы между Моск-
вою и Тверью.
   В Никоновском сборнике и во второй половине  XIII  века  видны  следы
ростовского летописца, который подробнее всего  рассказывает  о  князьях
ростовских, их поездках в Орду, женитьбах, характерах, усобицах. С девя-
ностых годов XIII века заметны и здесь следы тверского летописца. В  из-
вестиях о первой борьбе между Москвою и Тверью трудно распознать, какому
местному летописцу принадлежат они; но с 1345 года подле московского ле-
тописца мы видим опять явственные следы тверского в подробностях  усобиц
между потомками Михаила Ярославича, и эти  подробности  продолжаются  до
двадцатых годов XV века. Но когда подробные известия о тверских событиях
прекращаются в Никоновском сборнике, любопытные известия  об  отношениях
тверских князей к московским в княжение Ивана Михайловича находим в  так
называемой Тверской летописи, еще не изданной и хранящейся теперь в  им-
ператорской Публичной библиотеке. Этот чрезвычайно любопытный летописный
сборник, составленный каким-то ростовцем во второй  четверти  XVI  века,
конечно, не может быть назван Тверскою летописью только потому, что  его
составитель для некоторого времени пользовался Тверскою летописью. Отно-
сительно тверских событий сборник этот важен для нас не только по извес-
тиям позднейшим, начиная с княжения Ивана Михайловича,  но  особенно  по
известию о восстании на Шевкала в Твери. Давно уже мы  выразили  сильное
сомнение относительно справедливости известия, будто бы Шевкал хотел об-
ращать русских в магометанскую веру, и вот в упомянутом сборнике  Шевка-
лово дело рассказано подробнее, естественнее, чем в других летописях,  и
без упоминовения о намерении Шевкала относительно веры. Шевкал, по  обы-
чаю всех послов татарских, сильно притеснял тверичей, согнал князя Алек-
сандра со двора и сам стал жить на нем; тверичи просили князя Александра
об обороне; но князь приказывал им терпеть. Несмотря на то,  ожесточение
тверичей дошло до такой степени, что они  ждали  только  первого  случая
восстать против притеснителей;  этот  случай  представился  15  августа;
дьякон Дюдко повел кобылу молодую и тучную на пойло; татары стали  ее  у
него отнимать, дьякон начал вопить о помощи, и сбежавшиеся тверичи напа-
ли на татар.
   Что существовало несколько летописей, в которых  описывались  события
конца первой половины XV века, видно ясно из Никоновского  сборника  под
1445 годом: приведши краткое известие о приходе литовцев на Калугу, сос-
тавитель вслед за этим помещает два других пространнейших известия о том
же самом событии, прямо говоря: "От инаго летописца о том же". Что каса-
ется до современных понятий, религиозных, нравственных,  политических  и
научных, высказываемых в летописи, то в описываемое время в  северо-вос-
точной летописи голос летописца слышится гораздо реже, чем прежде.  Опи-
савши мученическую кончину князя Романа рязанского в Орде, летописец об-
ращается к князьям с таким наставлением: "Возлюбленные  князья  русские!
не прельщайтесь суетною и маловременною прелестною  славою  света  сего,
которая хуже паутины, как тень проходит, как дым исчезает;  не  принесли
вы на этот свет с собою ничего, ничего и не отнесете; не  обижайте  друг
друга, не лукавствуйте между собою, не  похищайте  чужого,  не  обижайте
меньших родственников своих". Тверской летописец, сказавши о  примирении
своих князей, прибавляет: "И радовахусь бояре их, и вси вельможи их, та-
ко же гости и купцы и вси работники, людие роды и племена  Адамова;  вси
бо сии един род и племя Адамово, и цари, и князи, и бояре, и вельможи, и
гости, и купцы, и ремественницы, и работнии людие, един род и племя Ада-
мово; и забывшеся друг на друга враждуют и ненавидят, и грызут, и  куса-
ют, отстоящи от заповедей божиих, еже любити искренняго своего  яко  сам
себе". Особенно сильно раздается голос московского летописца при  описа-
нии Едигеева нашествия, бедствие которого он приписывает неблагоразумной
политике  молодых  бояр.  "Подобает  нам  разуметь,  -  говорит  он,   -
вследствие чего агаряне так восстали на нас; не явно  ли,  что  за  наши
грехи наводит их господь бог, да обратимся и покаемся?.. Быть может, не-
которым покажется неприятно написанное нами, быть может,  найдут  непри-
личным, что мы рассказали события, не очень для нас лестные; но все ска-
занное нами клонится к тому, чтоб удержать от зла, направить к добру. Мы
написали это не в досаду, не в поношение чье-либо, не из зависти к чести
честных; мы пишем по примеру начального  летословца  Киевского,  который
все события земские не обинуясь показывает; да и первые наши властодерж-
цы без гнева повелевали описывать все, что ни случится доброго  или  не-
доброго в земле; хочешь, прочти прилежно того великого Сильвестра  Выду-
бицкого, без украшений писавшего при Владимире Мономахе. Блага временные
и вечные приобретаются не гневом и гордостию, но простотою, умилением  и
смирением. Отцы наши безгневием, простотою и смирением обрели блага нас-
тоящего и будущего века и нам предали; мы же, поучаясь их  примером,  не
преминули описать все приключившееся во дни наши, да  властодержцы  наши
прилежно внимают, избирая лучшее; юноши да почитают старцев, и сами одни
без опытнейших старцев да не самочинствуют в земском правлении".  Север-
ный, теперь, как видно, московский,  летописец  продолжает  неприязненно
смотреть на Новгород и его быт, очень неблагосклонно отзывается о новго-
родцах, называя их людьми суровыми, непокорными, упрямыми и  вместе  не-
постоянными, вечниками, крамольниками. Из научных понятий летописца  мо-
жем привести только следующее объяснение случаев, когда молния убивает и
когда нет: "Если молния происходит только от столкновения облаков, то не
вредит, проходит мимо и угасает, если же при столкновении облаков к  ним
сойдет небесный свет огненный, пламевидный, и соединится с  молниею,  то
последняя спускается вниз, к земле, и сожигает все, к чему приразится".
   Новгородская летопись отличается тем же самым характером, какой пока-
зан был и прежде. Примету летописца находим в ней под 1230  годом:  ска-
завши о смерти юрьевского игумена Саввы, летописец  прибавляет:  "А  дай
бог молитва его святая всем крестьяном и мне грешному Тимофею пономарю";
в других же списках вместо этого имени читаем: "и  мне  грешному  Иоанну
попови". Под 1399 годом выказывается летописец-современник,  принимавший
теплое участие в церкви Покрова на Зверинце. В так называемой Новгородс-
кой четвертой летописи под 1384 годом при описании вечевой смуты в  Нов-
городе летописец говорит: "И стояху славляне по князе, и звониша веча на
Ярославли дворе по две недели, а здесе, на сей стороне, три князи другое
вече ставиша". Под 1418 годом опять виден летописец-современник  описан-
ного события. При описании события 1255 года летописец прямо дает знать,
что он принадлежит к стороне меньших: "И побежа Михалко из города к  св.
Георгию, како было ему своим полком уразити нашю сторону". Если московс-
кий летописец неблагосклонно отзывается о новгородцах, то и новгородский
пользуется случаем сказать дурное о москвичах, упрекнуть их в  трусости;
так, при описании Батыева нашествия читаем: "Москвичи же побегоша, ниче-
го же не видевше".
   Мы упомянули о так называемой Новгородской четвертой летописи. Всяко-
му с первого же взгляда на нее будет ясно, что это название неправильно,
ибо означенная летопись есть довольно полный сборник разных летописей, в
том числе и Новгородской; но, конечно, он не может получить названия  от
одной только составной части своей. Здесь под 1352  годом  встречаем  мы
летописца псковского, распространяющегося о моровой язве в  его  городе;
под 1371 годом встречаем летописца московского, который,  рассказывая  о
сражении москвичей с рязанцами,  называет  первых  нашими,  видим  явные
сшивки из разных летописей; так, например, под 1386 годом два раза расс-
казано об одном и том же событии, именно о походе смоленских князей  под
Мстиславль, сначала короче, а потом пространнее; а под  1404  годом  два
раза рассказано о взятии Смоленска Витовтом.
   Мы видели, что в конце XIV и начале XV века распространилось мнение о
близком конце мира; мы видели, что новгородский владыка Иоанн в 1397 го-
ду уговаривал новгородцев помириться с псковичами, представляя  им,  что
уже приходит последнее время. В этом  отношении  замечательно  следующее
место в сборнике, носящем название Новгородской четвертой летописи,  под
1402 годом: "В великой пост, в марте месяце, являлось знамение на  небе-
си: в вечернюю зарю, на западе, звезда не малая в виде копья, а на верху
у нее как луч сиял. Это является ради наших грехов, преобразует и претит
и велит нам покаяться; смею сказать, сбывается слово евангельское:  зна-
мения на небеси являются; встали и языки друг на друга:  татары,  турки,
фряги, ляхи, немцы, литва. Но что мне говорить о татарах и турках и про-
чих языках неверных и некрещеных? Мы сами, называемые христиане,  право-
верные и православные, ведем между собою брани и  рати.  Случается  так:
встает правоверный князь на правоверного князя, на брата своего  родного
или на дядю и от вражды, непокорения и гнева доходит дело до кровопроли-
тия. Воины, с обеих сторон православные христиане, ратуют каждый по сво-
ем князе, волею и неволею; в схватке секутся без милости: поднимает руку
христианин на христианина, кует копье брат на брата, острит меч приятель
на приятеля, стрелами стреляет ближний ближнего, сулицею прободает срод-
ник сродника, племенник своего племенника низлагает и правоверный едино-
верного рассекает, юноша седин старческих не стыдится и раб  божий  раба
божиего не пощадит".
   Начало псковских летописей можно отнести ко второй четверти XIII  ве-
ка. Относительно состава списков их, до нас дошедших, встречаем любопыт-
ное указание в так называемой второй Псковской летописи под 1352  годом:
"Бысть мор зол во Пскове, и по селам, и по всей  волости,  хракотный:  о
сем пространне обрящеши написано в Русском летописци".  Это  пространное
известие о море, написанное, как по всему видно, псковичом и современни-
ком, находится во Псковской первой и в Новгородской четвертой  летописи;
но какая летопись разумеется здесь под именем Русского летописца? Мы ду-
маем только, что здесь не может разуметься местная Псковская. Что  каса-
ется характера Псковских летописей, то рассказ их  отличается  особенным
простодушием; при этом замечаем в Псковских летописцах сильную привязан-
ность к одним и тем же обычным выражениям при описании  известных  собы-
тий. Легко заметить, на каких отношениях  сосредоточивается  преимущест-
венно участие летописца - на отношениях к немцам ливонским и к  Новгоро-
ду; мы заметили, что жалоба на непособие от новгородцев служит  постоян-
ным припевом псковского летописца.
   В северо-восточной летописи вообще в описываемое время, именно с кон-
ца XIV века, замечаем важную перемену: годы  мироздания  перестают  счи-
таться с марта и начинают считаться с сентября. Заметим и перемену в ве-
ществе рукописей: с XIV века вместо пергамена стали употреблять  бумагу,
сделанную из хлопчатой, и тряпичную.
   На юго-западе во второй четверти XIII века славился певец Митуса, ко-
торого летописец называет словутным и говорит, что он по гордости не хо-
тел служить князю Даниилу; Митуса находился, как видно, в службе владыки
перемышльского, ибо взят был в плен вместе со слугами последнего. До ли-
товского владычества юго-западные русские князья - Рюриковичи в любви  к
книгам подражали, как видно, своим  предшественникам:  о  Владимире  Ва-
сильковиче волынском читаем, что он говорил ясно от книг, потому что был
философ великий. Этот князь сам трудился над переписыванием  книг:  так,
говорится, что он сам списал Евангелие и Апостол, другие священные и бо-
гослужебные книги велел переписывать и раздавал по церквам;  молитвенник
купил за 8 гривен кун.
   Что касается юго-западной, т. е. Волынской, летописи, то к сказанному
прежде мы должны прибавить теперь, что эта летопись любопытна отсутстви-
ем хронологии, ибо годы, выставленные в дошедших до нас списках, выстав-
лены позднейшими переписчиками;  первоначально  же  летопись  составляла
сплошной рассказ, как это, например, ясно  видно  между  годами  1259  и
1260. Для объяснения этого служит следующее место летописи,  находящееся
под 1254 годом: "В та же лета, времени минувшу, хронографу же нужа  есть
писати все и вся бывшая, овогда же писати в передняя, овогда же  возсту-
пати в задняя; чьтый мудрый разумеет; число же летом вде не  писахом,  в
задняя впишем по Антивохыйскым сором алумпиядам, грьцкыми же  численица-
ми, римськы же високостом, якоже Евсевий и Памьфил, инии хронографи спи-
саша от Адама до Хрестоса; вся же лета спишем росчетше во заднья". Здесь
слова "овогда же (нужа) писати в передняя, овогда же возступати  в  зад-
няя" показывают нам, что летописец тяготился  хронологическим  порядком,
который заставляет прерывать  нить  однородных  известий,  понимал,  что
иногда нужно вести рассказ сплошь в продолжение нескольких лет  и  потом
опять возвращаться назад к другого рода событиям. Должно прибавить  так-
же, что рассказ о кончине князя Владимира Васильковича  обличает  совре-
менника-очевидца, писавшего в княжение преемника Владимирова,  Мстислава
Даниловича; на это указывают следующие слова в  обращении  к  Владимиру:
"Возстани, видь брата твоего, красящаго стол земли твоея; к сему же вижь
и благоверную свою княгиню, како благоверье держит по преданью  твоему".
Касательно образованности волынского Летописца мы должны  заметить,  что
он знает Гомера; так, под 1232 годом читаем: "О лесть  зла  есть!  якоже
Омир пишет, до обличенья сладка есть, обличена  же  зла  есть".  Русский
язык остался господствующим, письменным и правительственным, и после ут-
верждения власти князей литовских в Западной Руси. На русском  же  языке
продолжались писаться и летописи, следы которых можно отыскать в XIV ве-
ке: до нас дошла летопись от первой половины XV века, в которой говорит-
ся, что она есть сокращение древнейших; рассказ ее отличается  особенною
наивностию.
   Мы окончили тот отдел русской истории, который по преимуществу  носит
название древней истории; мы не можем расстаться с ним, не показавши его
общего значения, не показавши отн