у  архиепископу,
была разодрана и обещана была привилегия Макарию, как скоро 200 волов  будут
доставлены. Но этим дело не кончилось: когда король приехал в Львов, Макарий
дал  ему  50  волов,  за  что  получил  приказание  приезжать  в  Краков  за
привилегией; но перед самым  выездом  короля  из  Львова  архиепископ  опять
упросил его отдать в его ведомство  русское  галицкое  духовенство;  Макарию
опять, следовательно, нужно было приниматься за волов: 110 волов  роздал  он
королю, королеве и панам и получил вторично приказание  ехать  в  Краков  за
привилегиею. Макарий поехал и долго жил в Кракове, но привилегии не получил:
король отложил дело до  сейма,  на  который  Макарий  должен  был  приехать.
Макарий  отправился,  без  малого  год  выжил  в  Кракове  и  добыл  наконец
привилегию "с великою бедою, накладом и трудом"; галицкое духовенство должно
было заплатить еще 140 волов. Но и этим дело  не  кончилось:  когда  Макарий
возвратился из Кракова, архиепископ прислал к нему писаря своего, приказывая
ему с угрозами, чтоб стал перед ним и с привилегиями. Макарий сам не пошел и
привилегий не отослал к  нему.  Тогда  архиепископ  сказал:  "Пока  жив,  не
отстану от этого дела; Русь должна быть в моей власти,  король  не  мог  без
меня порешить  иначе".  Он  послал  к  королю  жалобу  на  Макария  и  хотел
вытребовать его на сейм. Тогда галичане немедленно отправили Макария в  Киев
к митрополиту с просьбою посвятить его  в  епископы,  потому  что  ему,  как
владыке, нечего уже  будет  больше  бояться  архиепископа  и  всех  бискупов
католических; Макарий поехал в Киев  в  сопровождении  многочисленной  толпы
своих  русских:  боялись  за  его  жизнь,  ибо  архиепископ  несколько   раз
приказывал убить его. После, между 1569 и 1576 годом, видим в Галиче явление
подобного  же  рода:  галицкий  владыка,  Марк  Балабан,  перед  смертию   с
позволения королевского передал владычество сыну своему  Григорию  Балабану;
но католический львовский архиепископ, Шломовский, объявил королю, что имеет
право  назначать  православных  владык  и   назначил   уже   Ивана   Лопатку
Осталовского. Сигизмунд-Август, несмотря на  позволение,  данное  им  прежде
Балабану, подтвердил назначение Лопатки. Но Балабан и его сторона,  опираясь
на прежнее позволение королевское, не  соглашались  признать  прав  Лопатки,
хотя король несколько раз потом подтверждал их, и  когда  Лопатка  умер,  то
Балабан утвердился на владычестве.
   Мы видели, как Сигизмунд-Август был равнодушен к  католицизму,  и  потому
при  нем  панам  греческой  веры  легко  было   испросить   уравнение   прав
православного  шляхетства  с  католиками:  это  уравнение   последовало   на
виленском сейме 1563 года.  При  Батории  русская  церковь  в  Литве  сильно
почувствовала,   чего   она   должна   ожидать   вперед   от   католического
противодействия и главных проводников его,  иезуитов:  в  1583  году  король
велел отобрать землю у всех полоцких церквей и монастырей, кроме  владычних,
и отдать их иезуитам. В 1584 году во Львове,  накануне  Рождества  Христова,
католики, по приказанию архиепископа своего, с оружием  в  руках  напали  на
православные церкви и монастыри, выволокли священников из алтарей, одних уже
по освящении даров, других  перед  самым  причастием,  запечатали  церкви  и
настрого запретили отправлять в них богослужение.
   Еще при жизни владык короли уже  назначали  им  преемников  иногда  людей
светских, бояр, "ласково взглянувши на их верную службу, по желанию  воеводы
и бояр". Иногда престарелый владыка сдавал управление  епархиальными  делами
какому-нибудь  светскому  лицу,  оставивши  за   собою   только   звание   и
старшинство; новый правитель обращался к королю с  просьбою  об  утверждении
его  на  владычном  столе  в  случае  смерти  старого  архиерея.  Назначивши
митрополита   в   Киев,   король   давал    знать    об    этом    патриарху
константинопольскому,  чтоб  тот  благословил  нового  митрополита;  грамота
королевская  патриарху  в  этом  случае  имела  такую  форму:  "Даем   знать
достоинству вашему, что в панствах наших  Великого  княжества  Литовского  в
животе не стало митрополита киевского и галицкого и всея Руси; на его  место
представлен нам от жителей греческого закона годный на то, смиренный владыка
такой-то. Благословите его на митрополию по закону вашему, к  службе  церкви
святой христианской, к научению и управлению  всем,  принадлежащим  к  этому
достоинству, за что будет получать и от нас такую же благодарность, какую от
предков наших прежние митрополиты получали.  При  этом  желаем  вам  всякого
добра". Мы видели, что распря полоцкого владыки с митрополитом  о  титуле  и
распря того же владыки полоцкого с владыкою владимирским решены были королем
с панами радными: но в 1548 году, когда полоцкий архиепископ Симеон вместе с
князьями, панами и боярами своей области подал жалобу королю на  митрополита
Макария,  что  тот  поставил  его  опять  ниже  владыки  владимирского,   то
митрополит объявил королю, что это суд духовный, в который король  не  может
вступаться в силу привилегии, данной митрополиту  Иосифу,  что  дело  должно
быть решено на соборе, по закону греческому; король согласился  на  созвание
собора, выговорив,  что  если  которая-нибудь  из  тяжущихся  сторон  найдет
соборный приговор несправедливым, то имеет право перенести дело  на  решение
королевское. В том же году бурмистры, радцы и  мещане  виленские  греческого
закона выпросили у митрополита грамоту,  по  которой  виленское  духовенство
отдавалось в их управу и, если б кто-нибудь из  священников  не  захотел  их
слушаться,  того  они  могли  отставлять  от  церкви  и  замещать  другим  с
позволения митрополичьего. Протопоп и все священники подали жалобу королю на
такой поступок митрополита. Король в 1542 году писал к  митрополиту:  "Очень
удивило нас то, что мещане виленские мимо нас обратились  с  таким  делом  к
тебе и выхлопотали такие неприличные грамоты, по которым  присвоили  в  свою
мещанскую управу наше господарское владение, что им  никак  не  следует;  не
следовало и тебе священников, богомольцев наших, записывать своими грамотами
кому-нибудь во владение; нельзя церквей божиих нашего стольного города брать
из-под нашей господарской управы и отдавать в  управление  подданным:  этого
никогда при предках наших не бывало. Мы велели эту твою грамоту взять в нашу
канцелярию и приказываем: если у какой-нибудь  церкви  умрет  священник,  то
бурмистр  или  кто-нибудь  из  добрых  людей  вместе  с  твоим  наместником,
протопопом виленским, идут в  эту  церковь,  переписывают  в  ней  церковное
имущество и запечатывают ее, а ключи церковные отдаются в  соборную  церковь
Богородицы. Потом, выбравши доброго и ученого человека, они дают тебе знать,
и ты, увидавши его годность, ставишь его в священники и приказываешь  отдать
ему ту церковь со всем ее имуществом". К мещанам король писал, чтоб  они  не
смели управлять священниками под страхом пени в 1000  коп  грошей  и  вперед
подобных грамот у митрополита не брали: грамоты эти не имеют  никакой  силы;
ибо митрополит имеет власть над духовенством только в делах  духовных,  а  в
других делах не может ни к чему их приневоливать. Но этим дело не кончилось:
священники  не  переставали  жаловаться  королю  на   мещан,   а   мещане-на
священников; тогда король в 1544 году, признавши,  что  имеет  право  чинить
постановление божиим церквам, дал им уставную грамоту, в  которой  определил
способ избрания священников, дьяконов и причетников: когда священник  тяжело
занеможет, то протопоп дает  знать  об  этом  бурмистру  греческого  закона;
бурмистр идет сам или посылает двух радцев и писаря, которые и  переписывают
все церковные вещи, вместе с протопопом и священниками; когда  же  священник
умрет, то бурмистр запирает церковь и держит у себя ключи до тех  пор,  пока
будет поставлен новый священник; выбирают священника, дьякона,  уставника  и
пономаря бурмистры и радцы с протопопом  и  двумя  священниками.  В  грамоте
определяется, сколько платить  священникам  за  погребение,  за  соборование
маслом; относительно исповеди постановлено: мещане приходят  к  отцам  своим
духовным по доброй воле, а не по  нужде  и,  где  хотят,  там  исповедаются;
священники неволею никого не должны к себе призывать.  Священники  не  имеют
права вмешиваться в духовные дела лиц светских. Недовольные  судом  епископа
жаловались королю, и тот приказал митрополиту пересмотреть дело.
   Что касается отношений монастырей ко власти  светской,  то  распри  между
монахами и архимандритами судились воеводами:  так,  в  1534  году  полоцкий
воевода судил монахов Предтеченского монастыря с  их  архимандритом;  монахи
жаловались, что  архимандрит  берет  себе  следующую  им  половину  доходов;
архимандрит отвечал, что когда полоцкий воевода или его урядники приезжают в
монастырь, тогда архимандрит и чернецы вместе их угощают и дарят,  а  теперь
чернецы не помогли ему обдарить пана  воеводу,  потому  он  и  вычел  из  их
половины доходов; чернецы возражали, что на  потребы  церковные  и  на  дары
воеводами есть деньги постригальные: когда кто идет в  монахи,  то  дает  по
рублю грошей в казну монастырскую. В 1540  году  вследствие  жалобы  монахов
Уневского монастыря  на  львовского  епископа  Макария,  поданной  королю  и
митрополиту,  дело  рассматривалось  перед  девятью   шляхтичами,   четырьмя
мещанами и возным. Макарий оправдался, но писал потом, что дело  это  стоило
ему 20 волов, которых  он  должен  был  подарить  пану  Краковскому.  Монахи
признались, что они жаловались на хищность епископа только  для  того,  чтоб
высвободиться из-под его управления вопреки королевской грамоте, по  которой
монастырь их был отдан в управление Макарию. Через 15 лет, в 1555 году, дело
возобновилось: архимандрит Уневского монастыря жаловался митрополиту Макарию
на львовского епископа Арсения, что тот, приезжая в монастырь,  грабит  его,
архимандрита зовет к  суду  пред  короля  и  панов  радных,  желая  привести
монастырь  в  свою  власть;  король  велел  митрополиту  рассмотреть   дело;
митрополит назначил срок епископу и архимандриту стать пред  ним  на  суд  и
решил дело в пользу  архимандрита,  освободил  монастырь  из-под  управления
епископа, не обращая внимания на упомянутую выше грамоту короля  Сигизмунда;
тогда епископ жаловался королю  на  несправедливость  митрополичья  суда,  и
митрополит  был  позван  на  суд  королевский.  Иногда  могущественные  паны
позволяли своим урядникам вмешиваться даже в  духовный  суд  митрополита,  и
лица духовные в надежде  на  покровительство  какого-нибудь  могущественного
вельможи позволяли  себе  пренебрегать  властию  митрополита:  в  1554  году
митрополит  Макарий  жаловался  королю,  что  княгиня  Слуцкая   приказывает
наместникам своим вступаться в дела духовные, судить священников, сажать  их
в заключение, разводить мужей  с  женами;  когда  митрополит  за  двукратную
неявку к суду запретил отправлять службу слуцкому архимандриту Никандру,  то
последний митрополичьей грамоты не захотел и читать, служку,  присланного  с
нею, прибил, а сам прибегнул к покровительству княгини Слуцкой,  которая  за
него заступилась. Король запретил княгине подобные поступки.
   Короли по праву  подаванья  продолжали  жаловать  православные  монастыри
светским людям  в  управление:  так,  в  1562  году  Сигизмунд-Август  отдал
полоцкий Предтеченский монастырь  дворянину  Корсаку  с  условием,  чтоб  он
держал в монастыре наместника, особу духовную, человека ученого, который  бы
умел в делах духовных управляться по  закону  греческому.  В  1568  году  на
городенском сейме  митрополит  Иона  между  прочими  просительными  статьями
представил королю, чтобы достоинства духовные не раздавать людям светским, и
если  королю  случится  отдать  духовную  должность  светскому  человеку   и
последний в течение трех месяцев не  вступит  в  сан  духовный,  то  владыка
вправе отбирать у таковых достоинства и хлебы  духовные  и  раздавать  людям
духовным. Король отвечал, что просьба справедлива; но что если кто-нибудь из
пожалованных не захочет вступить в духовное  звание,  то  владыка  не  имеет
права отбирать у него пожалования и отдавать  другому,  а  доносит  об  этом
королю, который сам отбирает пожалования  и  отдает  другим,  кого  признает
достойным. Такой ответ, как видно, был дан с  тем,  чтоб  уклоняться,  когда
нужно, от исполнения просьбы: в 1571 году  Сигизмунд-Август  отдал  киевский
Межигорский  монастырь  безо  всякого  условия  дьяку  коронной   канцелярии
Высоцкому за верную службу, желая еще более усилить в нем ревность к службе;
ясно, что дьяк, который должен был продолжать канцелярскую  службу,  не  мог
постричься в монахи. Но в  других  случаях  припоминали  ответ  королевский,
данный  на  городенском  сейме.  Король  Стефан  дал  минский   Вознесенский
монастырь дворянину Невельскому, а тот, не желая вступать в духовное звание,
передал монастырь с ведома королевского земянину  Достоевскому,  который  не
был даже православный;  митрополит  Илия  и  каштелян  минский  Ян  Глебович
жаловались королю, что Достоевский пользуется только  доходами  и  вовсе  не
радит об управлении монастырем,  и  просили  отдать  последний  земянину  же
минскому Михаиле Рагозе,  человеку  благочестивому  и  в  священном  писании
знающему, который  немедленно  пострижется  в  монахи.  Король  исполнил  их
просьбу, ссылаясь на ответ Сигизмунда-Августа, данный на  городенском  сейме
митрополиту. Это было в 1579 году; в 1581 видим жалованную грамоту дворянину
Левоновичу на Браславский монастырь прямо с условием,  чтобы  он  вступил  в
духовное звание. Иногда монастырь отдавался во  владение  светскому  лицу  и
сыновьям его: так, Сигизмунд-Август отдал монастырь св. Спаса  во  Владимире
Волынском Оранским-отцу и троим сыновьям, которые должны были  владеть  один
за другим: и отец, и  сыновья  при  этом  освобождены  были  от  обязанности
постригаться  в   монахи,   только   должны   были   держать   в   монастыре
викария-духовное  лицо.  Иногда  такие  владельцы   закладывали   монастыри.
Виленский Троицкий монастырь  принадлежал  также  к  числу  тех  монастырей,
которыми распоряжались короли; он был отдан  королем  митрополиту  Онисифору
Девочке. Но еще при жизни  последнего,  в  1584  году,  бурмистры,  радцы  и
лавники виленские греческого закона били челом королю, что вследствие редких
посещений митрополичьих и дальности расстояния от Киева  монастырь  Троицкий
обнищал и пришел в расстройство; дабы не пришел он в  окончательный  упадок,
они просили  короля  отдать  им  его  в  управление  по  смерти  митрополита
Очисифора. Король исполнил просьбу, отдал  им  монастырь  с  тем,  чтоб  они
собирали доходы и употребляли их на монастырские потребности,  на  поддержку
строения,  на  содержание  архимандрита,   священников,   чернецов,   убогих
монахинь, слуг церковных, на учреждение школ, где должны воспитываться  дети
людей, живущих в монастыре и  при  монастыре.  Бурмистры,  радцы  и  лавники
получили право выбирать архимандритов в монастырь, которые  не  имеют  права
без их ведома распоряжаться  монастырским  имуществом;  бурмистры,  радцы  и
лавники должны выбрать одного или двух добрых людей сами собою или сообща  с
православными мещанами виленскими; эти выбранные добрые люди должны смотреть
за доходами монастырскими и  ежегодно  отдавать  об  них  отчет  бурмистрам,
радцам и лавникам. Монастыри с ведома королевского выбирали  себе  опекунов,
которые имели обязанность охранять их выгоды.
   Мы видели,  что  в  1522  году  вследствие  челобитной,  поданной  королю
Сигизмунду I монахами Киево-Печерского монастыря, восстановлена была  у  них
община, которая пала от обнищания монастыря после  татарских  нашествий.  Но
восстановленная община существовала только при одном  архимандрите  Игнатии,
преемники  которого  уничтожили  ее  для   своих   выгод,   отдавая   доходы
монастырские детям  своим  и  родственникам.  Монастырь  начал  приходить  в
упадок,   и   старцы   в   половине   века   снова   обратились   к   королю
Сигизмунду-Августу с просьбою о восстановлении общины;  король  поручил  это
дело воеводе киевскому,  князю  Фридриху  Глебовичу  Пронскому  и  дворянину
Оранскому, которые и написали устав  для  общины.  Здесь  определено,  какие
доходы должны идти в казну монастырскую, какие-архимандриту и клирошанам: за
погребение монахи должны брать то, что им дадут, а  не  торговаться;  братию
свою должны хоронить и поминать одинаково, оставит ли кто после себя имение,
идущее на монастырь, или не оставит ничего. Архимандрит и старцы едят и пьют
в одном месте; во время стола происходит чтение; монахи не смеют выходить из
монастыря без позволения архимандричьего и экономова; ослушников архимандрит
с братиею имеют право наказывать по их духовному праву, имеют право высылать
из монастыря. Кельи и сады находятся в общем  пользовании:  монах,  желающий
выйти из монастыря, келью свою не продает, берет только движимое  имущество;
платье и дрова монахам даются из казны церковной; чернецы не могут держать у
себя бельцов, мальчиков и никакой живности: один архимандрит держит слугу  и
хлопца; печать церковная хранится в казне; архимандрит ведает одно церковное
управление;  доходы  же  и  расходы  и  управление  имениями   находятся   в
заведовании эконома, палатника и братни;  в  доходах  и  расходах  эконом  и
палатник дважды в год отдают отчет  архимандриту  и  братии;  архимандрит  и
старцы не могут принимать к себе монахов из Москвы и  Валахии.  Несмотря  на
то, в Москве не  забывали  Киево-Печерского  монастыря:  по  царевиче  Иване
послано туда милостыни 100 рублей.
   Известно, что в 1509 году митрополит Иосиф созывал в  Вильне  собор,  где
постановлены  были  меры  для  отвращения  беспорядков,   происходивших   от
столкновения духовной власти со светскою; в  1546  году  митрополит  Макарий
должен был созвать в Вильне собор по требованию  короля  Сигизмунда-Августа,
который писал ему: "Слышали мы от  многих  князей  и  панов  о  беспорядках,
которые происходят между вашим духовенством греческого закона,  также  между
князьями, панами и простыми людьми, особенно между владыками, как  например,
на Волыни; а твоя милость, старший их пастырь, о том знать и  удерживать  их
не  хочешь".  Поучения  священникам  от   архиерея   после   поставления   в
Юго-Западной  Руси  были   сходны   с   известными   уже   нам   поучениями,
употреблявшимися в Московской Руси.
   Изменение, сделанное в календаре папою Григорием XIII, произвело  сильное
волнение как между протестантским, так и между православным народонаселением
Польско-Литовского государства, не хотевшим  принять  новости,  вышедшей  из
Рима.  В  1583  году  константинопольский  патриарх  Иеремия   II   запретил
православному духовенству сообразоваться с новым  грегорианским  календарем,
вследствие чего в 1584 году Стефан Баторий запретил правительственным  лицам
принуждать православных к отправлению праздников по новому календарю.
   Несколько раз упоминали мы о братчинах или складчинных пирах,  обычае,  с
незапамятных времен распространенном в древней России. О братчинах упоминает
старинная летопись, о ней поет старая  песня,  о  ней  беспрестанно  говорят
старые уставы, старые грамоты. О древности  и  важном  значении  братчины  в
жизни нашего народа свидетельствует язык:  в  известной  поговорке  братчина
является представительницею всякого  общего  дела,  союза;  о  человеке,  не
способном по своей сварливости, неуживчивости к общему делу,  говорится:  "С
ним пива не сваришь". Другая пословица говорит:  "К  пиву  едется,  к  слову
молвится" - и свидетельствует, как было много охотников ездить на  братчины,
к общему пиву. Некоторые почетные лица, как мы видели, были  приглашаемы  на
братчины. Должностные лица, волостели, тиуны получали  с  братчин  известные