а
если велика вина, то и до 20 ран; если же очень велика вина, то и до  30
ран лозою, а больше 30 ран не велим... Рабов, которых возьмешь с собою в
поход, чести и люби, чтоб они были тебе в обиде и в рати добрыми  помощ-
никами".
   О средствах, какие употребляли проповедники, средствах,  напоминающих
нам известие об обращении Владимира,  и  о  судьбе,  какой  подвергались
иногда ревностные проповедники, находим любопытные известия в житии  св.
Авраамия Смоленского. "Так бо бе (Авраамий) благодатию Христовою  утешая
приходящиа и пленяа их души смысл, яко же и самому игумену не  стерпети,
многия к нему видя притекающая. И хотя того сего отлучити  и  глаголаше:
аз за тя отвещаю убога, ты же престани уча, и много озлобление нань воз-
ложи. И оттоле вниде в град и пребысть в  едином  монастыре  у  честнаго
Креста; и ту начаша боле приходити и учение его множайше быти. Написа же
две иконе, едину страшный суд втораго пришествия, а другую  -  испытания
воздушных мытарств, их же всем несть избежати, И ко всем приходящим оно-
го страшнаго дня не простая о том глаголя и  почитая  великаго  онаго  и
светлаго учителя вселенныя Иоанна Златоустаго и  преподобнаго  Ефрема  и
всех богогласных святых. И вшед  сатана  в  сердце  бесчинных,  воздвиже
нань; и начаша овии клеветати к епископу, инии  же  хулити  и  досажати,
овии еретика нарецати и, а инии глаголаху нань глубинныи книги почитает,
инии же к женам прекладающе, попове же зиающе и глаголюще: уже наша дети
все обратил есть; реку тако: никто же аще бы не  глаголя  на  блаженнаго
Авраамия в граде. Собрашася же все от мала и до велика весь  град  нань:
инии глаголют заточити, а инии на стене ту пригвоздити и зажещи, а  дру-
зии потопити и проведьше сквозе град, всем же собравшимся на двор  епис-
копь, игуменом же и попом и черноризцем, князем и боляром..."
   Кроме поучений, принадлежащих духовным лицам, до нас дошло  поучение,
написанное знаменитейшим из князей описываемого времени, Владимиром  Мо-
номахом, для детей своих; оно обнимает  обязанности  человека  вообще  и
князя, религиозные, семейные и общественные  и  представляет  первообраз
тех домостроев, которые мы увидим в последующих веках: "Страх имейте бо-
жий в сердце и милостыню творите неоскудную,  потому  что  здесь  начало
всякому добру", - так начинает Мономах свое поучение. Потом он объявляет
повод, по которому написал поучение: по окончании усобицы с Давыдом Иго-
ревичем на Витичевском съезде поехал он на север, в Ростовскую  область,
и, будучи на Волге, получил посольство от двоюродных братьев с приглаше-
нием идти на Ростиславичей галицких, которые не хотели исполнять  общего
княжеского приговора; двоюродные братья велели сказать Мономаху: "Ступай
скорее к нам, прогоним Ростиславичей и волость у них отнимем; если же не
пойдешь с нами, то мы себе, а ты себе". Мономах велел отвечать:  "Серди-
тесь сколько хотите, не могу с вами идти и преступить  крестное  целова-
ние". Угроза братьев разъединиться с ним сильно  опечалила  Мономаха;  в
этой печали он разогнул псалтырь и попал на место: "Вскую печалуеши, ду-
ше? вскую смущаеши мя?" и проч. Утешенный псалмом, Мономах  решился  тут
же написать своим сыновьям поучение, в котором  господствует  та  мысль,
что человек никогда не должен совращаться с правого пути и во всех  слу-
чаях жизни должен полагаться на одного бога, который не  даст  погибнуть
человеку, творящему волю его. Выписавши из псалма те  места,  в  которых
выражается эта мысль, также наставление  из  Василия  Великого,  Мономах
продолжает: "Тремя добрыми делами побеждается враг наш дьявол:  покаяни-
ем, слезами и милостынею; бога ради, не ленитесь, дети мои, не забывайте
этих трех дел; они не тяжки: это не одиночество, не чернечество, не  го-
лод, которые терпят некоторые добродетельные люди, таким малым делом мо-
жете вы получить милость божию... Послушайте меня, если не можете  всего
исполнить, то хотя половину. Просите бога о прощении грехов со  слезами,
и не только в церкви делайте это, но и ложась спать; не забывайте ни од-
ну ночь класть поклонов, потому что ночным поклоном и пением человек по-
беждает дьявола и получает прощение грехов. Когда и на лошади сидите, да
ни с кем не разговариваете, то чем думать безделицу, повторяйте беспрес-
танно в уме: "господи, помилуй!" если других молитв не умеете,  эта  мо-
литва лучше всех. Больше же всего не забывайте убогих, но сколько можете
по силе кормите, больше других подавайте сироте, сами оправдывайте вдов,
а не позволяйте сильным погубить человека. Ни правого, ни виноватого  не
убивайте, ни приказывайте убивать. В разговоре, что бы вы  ни  говорили,
никогда не клянитесь богом: нет в этом никакой нужды; когда придется вам
крест поцеловать к братье, то  целуйте  подумавши,  можете  ли  сдержать
клятву, и раз поцеловавши, берегитесь, чтоб не погубить  души  своей.  С
любовию принимайте благословение от епископов, попов и игуменов, не уст-
раняйтесь от них, по силе любите и снабжайте их, пусть  молятся  за  вас
богу. Пуще всего не имейте гордости в сердце и  уме,  говорите:  все  мы
смертны, ныне живы, а завтра в гробе; все, что ты, господи, дал нам,  не
наше, а твое, поручил нам на малое число дней; в землю ничего  не  зары-
вайте; это большой грех. Старых чти как отцов, молодых как братью. В до-
ме своем не ленитесь, но за всем присматривайте сами; не надейтесь ни на
тиуна, ни на отрока, чтоб гости не посмеялись ни дому, ни обеду  вашему.
Вышедши на войну, также не ленитесь, не надейтесь на воевод; питью, еде,
спанью не предавайтесь; сторожей сами  наряжайте;  распорядившись  всем,
ложитесь, по вставайте рано, и оружия не снимайте с себя: от лени  чело-
век внезапно погибает. Остерегайтесь лжи, пьянства и блуда: в этих поро-
ках и душа и тело погибают. Если случится вам ехать куда по  своим  зем-
лям, то, не давайте отрокам обижать жителей, ни своих, ни чужих ни в се-
лах, ни на полях, чтоб после вас не проклинали. На дороге или где  оста-
новитесь, напойте, накормите нищего; особенно же чтите гостя, откуда  бы
он к вам ни пришел, простой или знатный человек, или посол; если не  мо-
жете чем иным обдарить его, то угостите хорошенько: странствуя, они раз-
носят по всем землям хорошую или дурную славу о человеке.  Больного  на-
вестите, и к мертвому ступайте, потому что мы все смертны;  человека  не
пропустите не поздоровавшись, всякому доброе слово  скажите.  Жен  своих
любите, но не давайте им над собою власти. Что знаете доброго,  того  не
забывайте, а чего еще не знаете, тому учитесь; не  ленитесь  ни  на  что
доброе; прежде всего не ленитесь ходить в церковь: да  не  застанет  вас
солнце на постели..." В заключение Мономах рассказывает  детям  о  своих
трудах: этим важным для историка рассказом мы уже воспользовались в сво-
ем месте.
   Мы встречали известия о страсти к паломничеству,  к  путешествиям  во
св. землю, распространившейся в описываемое время между русскими людьми;
до нас дошло описание одного из таких путешествий, совершенного игуменом
Даниилом. Это описание особенно замечательно отсутствием  духа  нетерпи-
мости относительно латинских христиан, обладавших тогда Иерусалимом. Ко-
роль Балдуин обласкал русского игумена, который за это распустил об  нем
добрую славу по своей земле: "Позвал мя бяше добре и любя мя вельми, яко
же есть муж благоделен и смирен вельми и не гордит. Яз рекох ему:  княже
мой господине! молю ти ся бога деля и князей деля русьскых,  повели  ми,
да бых и яз поставил свое кандило на гробе святом от всея Русьскыя  зем-
ли. Он же с тщанием и с любовью повеле ми поставити  кандило;  посла  со
мною мужа своего... Бог тому послух и св. гроб господень,  яко  во  всех
местах святых не забых имен князей русьскых и княгинь, и епископ и  игу-
мен, и бояр, и детей моих духовных. И о сем похвалю  бога  моего  благо,
яко сподобил мя худаго имена князей русьскых написати в лавре св. Саввы,
и ныне поминаются имена их в ектеньях и с женами, и с детьми. Се же име-
на их: Михаил Святополк, Василий  Владимир,  Давыд  Святославич,  Михаил
Олег, Панкратий Святослав, Глеб Менской, и сколько есть  помнил,  опричь
всех князей русьскых и боляр, и отпехом литургию за князей  русьскых,  и
за вся хрестьяне 50 литургий, и за усопшня литургию отпехом. И  буди  же
всем почитающим се с верою и любовию благословенье от бога и от св. гро-
ба и от всех мест святых. Бога деля, братие и господие мои,  не  зазрите
худоумью моему и грубости моей. Да не будеть в похваленье  написанье  се
мене ради, но гроба господня ради кто с любовью почтеть, да мзду приметь
от бога спаса нашего, и бог мира с всеми вами в веки веков. Аминь".  Да-
ниил встретил в Иерусалиме многих русских паломников - новгородцев и ки-
евлян.
   К описываемому времени относится сочинение другого Даниила, так назы-
ваемое Послание Даниила Заточника к князю Юрию Владимировичу  Долгоруко-
му. Из самого умилостивительного послания этого можно узнать только  то,
что молодой еще человек, неизвестно какого происхождения и звания, разг-
невал князя и был заточен на озеро Лаче; в послании Даниил ничего не го-
ворит о вине своей; но по сильным выходкам против приближенных  к  князю
людей и женщин можно догадываться, что он их наговорам  приписывал  свое
несчастие. Как видно, впоследствии сочинение это было известно грамотным
людям и ценилось благодаря украшениям слога, которые нравились в  стари-
ну; сам Даниил, как видно из его слов,  считал  себя  мудрецом;  выпишем
несколько строк, чтобы иметь понятие об этой мудрости. "Вострубим,  бра-
тия, яко во златокованныя трубы, в разум ума своего, и начнем бити среб-
реныя арганы, и возвеем мудрости своя... Не возри на мя, княже  господи-
не, яко волк на ягня; но возри на мя, господине мой, аки мати на младен-
ца. Возри, господине, на птицы небесные, яко ти ни орют, не сеют,  ни  в
житницу собирают, но уповают на милость божию; так и мы, княже  господи-
не, желаем твоея милости: зане, господине, кому Боголюбово, а  мне  горе
лютое; кому Белоозеро, а мне чернее смолы; кому Лачь озеро,  а  мне,  на
нем седя, плачь горки... Княже мой, господине мой! избави мя  от  нищеты
сия, яко серну от тенета, яко птицу от кляпцы, яко утя от ногтей носима-
го ястреба, яко овцу от уст лвовых. Аз бо  есми,  княже  господине,  яко
древо при пути: мнози посекают его и на огнь вмещут; такоже и  аз  всеми
обидим есмь, зане огражен есмь страхом грозы твоея... Весна бо  украшает
цветы землю, а ты, княже господине, оживляеши  вся  человеки  своею  ми-
лостью, сироты и вдовы, от вельможь погружаеми... Видех велик  зверь,  а
главы не имеет, тако и добрые полки без добраго князя погибают. Гусли бо
строются персты, тело основается жилами, а дуб крепится множеством коре-
ния: так и град наш крепится твоею державою, зане князь щедр  отец  есть
всем: слузи бо мнози отца и матери лишаются и к нему прибегают. Добру бо
господину служа, дослужится свободы; а злу господину  служа,  дослужится
большия работы. Зане князь щедр, аки река  без  берегов  текуще  всквозе
дубравы, напояюща не токмо человецы, но и скоти и  вся  звери;  а  князь
скуп, аки река, велик брег имуще каменны: нельзя пити, ни коня  напоити.
А боярин щедр, аки кладезь сладок; а скуп боярин, аки кладезь солон.  Не
имей себе двора близ княжа двора; не держи села близ княжа села: тиун бо
его яко огнь трепетицею накладен, а рядовичи его яко искры; аще от  огня
устережешися, но от искры не можешь устрещися жжения порт. Княже, госпо-
дине мой! не лиши хлеба нища мудра, ни вознеси до облак богатого  безум-
на, несмысленна: нищь бо мудр, яко злато в калне сосуде, а богат  красен
несмыслен, то аки паволочитое зголовье, соломы наткано.  Господине  мой!
не зри внешняя моя, но зри внутреная: аз бо одеянием есмь скуден, но ра-
зумом обилен; юн возраст имею, а стар смыслом; бых мыслию яко орел паряй
по воздуху. Но постави сосуды скудельничьи под поток капля языка  моего,
да накаплют ти сладчайши меду словеса уст моих... Не море топит корабли,
но ветри, и не огнь творит разжение железу, но подымание мешное: также и
князь не сам впадает в многия в вещи злыя, но думцы вводят. С добрым  бо
думъцею князь высока стола додумаетца, а с лихим думъцею думает,  малаго
стола лишен будет... Не муж в мужех, кем своя жена владеет; не работа  в
работах, под жонками воз возити... Что есть жена зла? гостница неусыпае-
мая, купница бесовская, мирскы мятежь, ослепление уму, начальница всякой
злобе... Аз ни за море ходил, ни от философ научился, но бых  яко  падая
пчела по различным цветом и совокупляя яко медвеный сот; тако  и  аз  по
многим книгам собирая сладость словесную и разум, и  совокупих  яко  мех
воды моръския, а не от своего разума, но от божия промысла". К  Посланию
прибавлено следующее известие: "Сии словеса аз Данил писах  в  заточении
на Белеозере, и запечатав в воску, и пустих в озеро, и взем рыба  пожре,
и ята бысть рыба рыбарем, и принесена бысть ко князю, и нача ея  пороти,
и узре князь сие написание, и повеле Данила свободити от горкаго заточе-
ния".
   Древнейшие произведения народной фантазии относятся ко временам  Вла-
димира св.; содержание их составляют  подвиги  богатырей,  борьба  их  с
степными варварами, с которою был соединен важнейший интерес для народа.
В описываемое время продолжалась та  же  борьба  и  по-прежнему  служила
главным содержанием песен и сказаний; богатырей  сменили  князья;  самым
славным, самым народным именем в борьбе с погаными было имя Мономаха; не
могло быть, чтоб походы доброго страдальца за Русскую землю  на  поганых
не служили содержанием народных поэтических сказаний; следы этих  сказа-
ний находим в начале Волынской летописи: "По смерти  же  великаго  князя
Романа, приснопамятнаго самодержца всея Руси, одолевша  всем  поганьскым
языком, ума мудростью ходяща по заповедем божиим: устремил бо ся бяше на
поганыя яко и лев, сердит же бысть яко и рысь, и губяше яко и  коркодил,
и прохожаше землю их яко и орел, храбор бо бе яко и  тур.  Ревноваше  бо
деду своему Мономаху, погубившему поганыя  Измалтяны,  рекомыя  половци,
изгнавшю отрока в Обезы за Железныя врата. Сърчанови же оставшю у  Дону,
рыбою ожившю; тогда Володимер Мономах пил золотым шоломом  Дон,  приемши
землю их всю и зогнавши окаянныя агаряны. По смерти же  Володимере,  ос-
тавъшю у Сырьчана единому гудьце же, Ореви, посла и в Обезы, рек:  Воло-
димер умерл есть, а воротися, брате, пойди в землю свою;  молви  же  ему
моя словеса, пой же ему песни половецкия; оже ти не  восхочет,  дай  ему
поухати зелья, именем евшан. Оному же не восхотевшю обратитися, ни  пос-
лушати, и дасть ему зелье, оному же обухавшю и восплаковшю, рче: да луче
есть на своей земле костью лечи, нели на чюже славну быти.  И  приде  во
свою землю, от него родившюся Концаку, иже снесе Сулу, пешь ходя,  котел
нося на плечеву".
   Но в целости дошло до нас поэтическое сказание  о  несчастном  походе
северских князей, Игоря Святославича с братьею на половцев, Слово о пол-
ку Игореве. Особенные доблести этих князей, их ревность добыть себе сла-
вы в борьбе с погаными, их великодушие, по которому они не захотели  по-
кинуть в беде черных людей, заслуженная, следовательно, народная  любовь
к этим князьям, любопытные подробности похода, необыкновенная удача вна-
чале, необыкновенное бедствие в конце, которое, однако, не уменьшило, но
еще увеличило славу князей, наконец удивительное спасение Игоря из плена
- все это должно было возбуждать сильный интерес в народе к этому  собы-
тию, которое потому и стало предметом украшенного,  поэтического  сказа-
ния; самые подробности похода, как они  сохранились  в  летописи,  всего
лучше показывают нам интерес, связанный для древней Руси с этим  событи-
ем, всего лучше объясняют нам возможность и необходимость  существования
Слова. Нам нет нужды даже предполагать, что сочинитель Слова был  житель
страны Северской, ибо вспомним, что в это время племя Ольговичей  стояло
на первом месте во всей южной Руси: старший в  этом  племени,  Святослав
Всеволодович, сидел тогда на столе Киевском, следовательно бедствие  се-
верских князей должно было найти сильное сочувствие и на западном берегу
Днепра.
   Сочинитель Слова о полку Игореву не хочет  начинать  своего  рассказа
прямо о походе северских князей на половцев, но  хочет  предпослать  ему
старые слова, ограничиваясь, однако, былинами позднейшего времени, имен-
но начиная со времен Владимира Мономаха, или, как он называет его,  Вла-
димира Старого, в противоположность другим, младшим Владимирам. Эти  бы-
лины позднейшего времени, начиная со времен Владимира Мономаха, он  про-
тивополагает песням, сочиненным по замышлению вещего Бояна.  Кто  бы  ни
был этот Боян, сочинитель ли старых русских песен, истинный или  мнимый,
или даже Гомер, как думают некоторые, очевидно только то, что сочинитель
Слова о полку Игореву противополагает свое сочинение  сочинениям  Бояна,
противополагает по времени, не хочет заноситься в отдаленные века, к от-
даленным событиям, воспетым Бояном, или, что очень кажется  нам  вероят-
ным, противополагая былину замышлению, противополагая Слово, рассказ  об
истинном происшествии без малейшего отступления от него, - песни,  сочи-
нитель которой позволял себе большую свободу, хотя бы воспевал  действи-
тельное событие, действительно существовавшее лицо: "Не лепо ли  ны  бя-
шет, братие, начати старыми словесы трудных повестий  о  пълку  Игореве,
Игоря Святославича! начати же ся тый песни по былинам сего времени, а не
по замышлению Бояна. Боян бо вещий, аще кому хотяше  песнь  творити,  то
растекашеся мыслию по древу, серым волком по земли, шизым орлом под  об-
лакы".
   Итак, продолжает сочинитель Слова, начнем,  братия,  повесть  эту  от
старого Владимира и дойдем до нынешнего  Игоря,  "который  препоясал  ум
крепостию, изострил сердце мужеством, наполнился ратного духа,  и  навел
свои храбрые полки на землю Половецкую за землю Русскую" -  после  этого
непосредственно следуют слова: "Тогда Игорь взглянул на светлое солнце и
увидал, что все воины его прикрыты тьмою". Здесь с первого взгляда  оче-
виден пропуск, ибо сочинитель обещал начать повесть от старого  Владими-
ра; мы необходимо должны предположить здесь рассказы о борьбе Мономаха и
последующих князей с половцами и потом  естественный  переход  к  походу
Игоря на поганых; очень вероятно, что приведенное нами выше  поэтическое
сказание о походах Мономаха и о том, что  происходило  в  степи  по  его
смерти, находилось между этими сказаниями, которыми начал  свою  повесть
сочинитель Слова о полку Игореву.
   Последний верен своему обещанию рассказывать по былинам: рассказ  его
совершенно одинаков с рассказом летописца, лишнего в нем одни только по-
этические украшения; что же касается подробностей, то их гораздо  больше
в летописи. Любопытно, что в Слове гораздо больше превозносится похвала-
ми Всеволод Святославич, чем Игорь, старший брат; в битве на первом пла-
не поставлен Всеволод: этим рассказ сочинителя Слова отличается от расс-
каза летописного; но такое предпочтение  Всеволода  объясняется  словами
летописца, который, сказавши о смерти Всеволода,  прибавляет,  что  этот
князь превосходил всех Ольговичей доблестию.  Особенно  же  замечательны
для нас слова автора об усобицах княжеских: в сильных выражениях  описы-
вает он усобицы, происходившие вследствие лишения волостей Олега Святос-
лавича: "Тогда земля сеялась и росла усобицами, погибла жизнь  Дажбогова
внука, в княжих крамолах век человеческий сократился. Тогда  по  Русской
земле редко раздавались крики земледельцев, но часто каркали вороны, де-
ля между собою трупы, часто говорили свою речь галки, сбираясь лететь на
добычу". В другом месте: "Сказал брат брату: это мое, и это мое же, и за
малое стали князья говорить большое, начали сами на себя ковать крамолу:
а поганые со всех сторон приходили с победами на землю Русскую".  Описы-
вая общее горе на Руси, когда услыхали здесь об истреблении полков  И