приходили один за другим новые отряды: пришел  прежде  всего
Бобровский с гусарской хоругвью, за ним - Андрей Млоцкий с двумя  хоругвями,
гусарскою и козацкою; потом Александр Зборовский;  Выламовский  привел  1000
добрых ратников; наконец, около осени пришел Ян Сапега, староста  усвятский,
которого имя вместе с именем Лисовского получило такую черную знаменитость в
нашей истории. Сапега пришел вопреки королевским листам, разосланным во  все
пограничные города и к нему особенно.  Мстиславский  воевода  Андрей  Сапега
прямо признался смоленскому воеводе Шеину, что польскому  правительству  нет
никакой возможности удерживать своих подданных от перехода  за  границу:  "Я
тебе настоящую и правдивую речь пишу, что все это  делается  против  воли  и
заказу его королевской милости; во  всем  свете,  за  грехи  людские,  такое
своевольство стало, что и усмирить трудно; не таю от вас и того, что  многие
люди, подданные его королевской милости, и против самого государя  встали  и
упорно сопротивляться осмелились; но бог милостив, государю  нашему  на  них
помог, и они, убегая от  королевского  войска,  идут  своею  волею  в  чужие
государства, против заказа его королевской милости". Таким  образом,  победа
Сигизмунда над рокошанами доставила Лжедимитрию  новых  союзников.  Узнав  о
походе Сапеги, самозванец послал к нему письмо,  в  котором  просил  его  не
грабить по дороге жителей, присягнувших ему,  Димитрию;  письмо  заключается
словами: "А  как  придешь  к  нашему  царскому  величеству  и  наши  царские
пресветлые очи увидишь, то мы тебя пожалуем своим царским  жалованьем,  тем,
чего у тебя и на разуме нет".
   Но нужнее всех этих подкреплений для самозванца было присутствие Марины в
его стане. Узнав, что в исполнение договора  Мнишек  с  дочерью  отпущен  из
Ярославля в Польшу  и  едет  к  границе  под  прикрытием  тысячного  отряда,
самозванец разослал в присягнувшие ему пограничные города приказ: "Литовских
послов и литовских людей перенять и в Литву не пропускать; а где их поймают,
тут  для  них  тюрьмы  поставить  да  посажать  их  в  тюрьмы".  Но  он   не
удовольствовался этим распоряжением и отправил перехватить их  Валавского  с
полком его; но полякам, которые уже давно служили Лжедимитрию, почему-то  не
хотелось, чтобы Марина была у них в стане: очень вероятно, что, уверенные  в
самозванстве своего царя, они не хотели силою заставить  Мнишка  и  особенно
его дочь признавать вора за настоящего, прежнего Димитрия и  боялись  дурных
для себя последствий от подобного насилия, не могли они  знать,  что  Мнишки
пожертвуют всем для честолюбия. Как бы то ни было,  Валавский,  по  уверению
одного из товарищей своих, с умыслом  не  нагнал  Мнишка.  Тогда  самозванец
отправил  Зборовского;   этот,   приехавши   недавно,   хотел   прислужиться
Лжедимитрию, пошел очень скоро, нагнал Мнишка под Белою, разбил  провожавший
его московский отряд и воротил Мнишка  с  семейством  и  послом  Олесницким;
Гонсевский, отделившись от них за несколько дней перед тем, уехал за границу
другой дорогою. Но теперь затруднение состояло в том, что Марина и  отец  ее
не хотели прямо ехать к самозванцу в Тушино, не хотели безусловно отдаваться
ему в руки: они приехали прежде в стан к Сапеге и оттуда уже вели переговоры
с Лжедимитрием. Говорят, что Мнишек и  послы  заранее  условились,  чтоб  их
захватили из Тушина, и для этого нарочно, против воли приставов, стояли  два
дня на одной станции, все поджидая  погони.  По  другому  известию,  Марина,
увидавши тушинского вора, увидавши, что нет ничего общего  между  ним  и  ее
прежним мужем, никак не хотела признать его; для убеждения ее к  тому  нужно
было время и долгие переговоры. Оба эти  известия  легко  согласить:  Марина
могла заранее знать,  что  ее  переймут  посланные  из  Тушина,  могла  быть
согласна на это, ибо у нее менее чем у кого-нибудь было причин сомневаться в
спасении ее мужа, по крайней мере она должна была желать  убедиться  в  этом
лично и, убедившись в противном, сначала отказалась признать обманщика своим
мужем. Рассказывают,  что,  подъезжая  к  Тушину,  Марина  была  чрезвычайно
весела, смеялась и пела. Но вот на осьмнадцатой миле от стана  подъезжает  к
ее карете молодой польский шляхтич и говорит ей: "Марина Юрьевна! Вы  веселы
и песенки распеваете; оно бы и следовало вам радоваться, если б вы  нашли  в
Тушине настоящего своего мужа, но  вы  найдете  совсем  другого".  Веселость
Марины пропала от этих страшных слов, и плач  сменил  песни.  Это  нежелание
Марины ехать немедленно в Тушино, долгие переговоры с нею и  отцом  ее  были
очень вредны для Лжедимитрия, как признается один из поляков, ему служивших,
и последовавшее потом согласие Марины и отца ее признать его одним  лицом  с
первым Димитрием  уже  не  могло  изгладить  первого  вредного  впечатления,
произведенного их колебанием, хотя самозванец и хлопотал об этом изглажении;
так, в одном письме он говорит Марине, чтоб  она,  находясь  в  Звенигороде,
присутствовала в тамошнем  монастыре  при  торжестве  положения  мощей:  "От
этого, - пишет Лжедимитрий, - в  Москве  может  возбудиться  к  нам  большое
уважение, ибо вам известно, что прежде противное поведение возбудило  к  нам
ненависть в народе и было причиною того, что мы лишились престола".
   Мнишек только тогда решился назваться тестем  второго  самозванца,  когда
тот дал ему запись, что тотчас по овладении Москвою выдаст ему 300000 рублей
и  отдаст  во  владение  Северское  княжество  с   четырнадцатью   городами.
Олесницкий также получил жалованную грамоту на город  Белую.  5  сентября  в
стане Сапеги происходило тайное  венчание  Марины  со  вторым  Лжедимитрием,
совершенное духовником ее, иезуитом, который, разумеется, убедил ее  в  том,
что все  позволено  для  блага  римской  церкви.  Последняя  не  теряла  еще
совершенно надежды на воскресение Димитрия, как  видно  из  писем  кардинала
Боргезе  к  папскому  нунцию  в  Польше.  Сначала  он  пишет:  "Мне  кажется
маловероятным,  чтобы  Димитрий  был  жив  и  спасся  бегством   из   своего
государства, ибо в таком случае он не явился бы так поздно в  Самборе,  где,
как говорят, он теперь". Потом: "Если только он жив, то  еще  можно  уладить
все дела; мы отправим письма и сделаем все возможное, чтобы примирить его  с
польским королем". Далее пишет: "Начинаем верить, что Димитрий жив,  но  так
как он окружен еретиками, то нет надежды, чтоб он продолжал  оставаться  при
прежнем  намерении;  король  польский  благоразумно  замечает,  что   нельзя
полагаться на него во второй раз. Бедствия должны были  бы  побудить  его  к
оказанию знаков истинного благочестия, но дружба с  еретиками  обнаруживает,
что у него нет этого чувства". В инструкции, написанной  кардиналом  Боргезе
новому нунцию Симонетта, находятся  следующие  слова:  "О  делах  московских
теперь нечего много говорить, потому что надежда обратить это государство  к
престолу апостольскому исчезла со смертию Димитрия, хотя и  говорят  теперь,
что он жив. Итак, мне остается сказать вам только то,  что,  когда  введется
реформа в орден монашеский св. Василия между греками, тогда можно  будет  со
временем воспитать много добрых растений, которые посредством сношений своих
с Московиею могут сообщить свет истинный ее народу". Несмотря на то, в  Риме
все еще не переставали колебаться между отчаянием  и  надеждою  и  принимать
участие в делах самозванца. Так, в начале 1607 года Боргезе писал, что  если
Петр Федорович будет признан законным наследником, то Димитрию не  останется
надежды поправить свои дела. В ноябре 1607 года надежда  воскресла;  Боргезе
пишет: "Сыновья сендомирского палатина,  которые  находятся  здесь  в  Риме,
сообщили его святейшеству достоверное известие, что Димитрий жив  и  что  об
этом пишет к ним их мать. Горим желанием узнать  истину".  Потом  в  августе
1608 года пишет:  "Димитрий  жив  и  здесь  во  мнении  многих;  даже  самые
неверующие теперь не противоречат  решительно,  как  делали  прежде.  Жаждем
удостовериться в его жизни и в его  победах".  В  этом  же  месяце  кардинал
пишет: "Если справедливо известие о победе Димитрия,  то  необходимо  должно
быть справедливо и то, что он настоящий Димитрий".
   В  Польше  уже  составили  для  воскресшего  Димитрия  наказ,   как   ему
действовать для собственной безопасности и для введения  унии  в  Московское
государство.  Составители  наказа  сочли  нужным  изложить  причины,  почему
Лжедимитрий не должен требовать императорского  титула:  а)  Этот  титул  не
достался ему  в  наследство  от  предков,  следовательно,  надобно  доказать
какое-нибудь новое, им самим приобретенное, право, в)  Сами  русские  против
этого титула: что же сказать об иностранцах? с)  Его  не  признает  ни  один
государь христианский, а в посольствах и других делах  не  надобно  подавать
повода к новым затруднениям, d) И о титуле королевском бывали и бывают споры
с соседними государями: что же  об  императорском?  е)  Для  принятия  этого
титула необходимо новое венчание, которого патриарх совершить не может;  нет
и курфирстов, для этого необходимых.  Но  царь  может  достигнуть  желанного
через унию. За этим следуют собственно наставления:
   1) Хорошо,  если  бы  государственные  должности  и  сопряженные  с  ними
преимущества раздавались не по древности рода, надобно, чтобы доблесть, а не
происхождение получало награду. Это было бы для вельмож побуждением к верной
службе, а также и к унии. Однако при этом должно смотреть, чтобы не возникли
раздоры между старыми и новыми  сенаторами.  Не  худо  бы  это  распоряжение
отложить до унии, а тут раздавать высшие  должности  в  виде  вознаграждения
более приверженным к ней, чтобы сам государь вследствие унии  получил  титул
царский, а думные его сановники - титул сенаторский, то есть чтобы  все  это
проистекало от папы; должно обещать  и  другие  преимущества,  чтобы  скорее
склонить к делу божию.
   2) Постоянное присутствие при особе царской духовенства и бояр влечет  за
собою измены, происки и опасность для государя: пусть остаются в домах своих
и ждут приказа, когда явиться. А вместо них его величеству иметь советниками
мужей зрелых и доблестных как для суда, так и для дел государственных, пусть
он беседует преимущественно с теми из них, от  которых  зависит  спокойствие
государства и любовь народная к государю, не оставляя совершенно  и  прочих,
но попеременно имея  при  себе  то  тех,  то  других.  Притом  беспрестанные
угощения бояр и думных людей, долгое пребывание с ними влекут за собою трату
времени,  опасность  и  ненужные  издержки,  порождают   неудовольствие   и,
вероятно, были причиною нынешней трагедии. Однако надобно иметь в виду и то,
чтобы эти бояре вдали от глаза государева не замышляли чего-нибудь опасного.
Надобно запретить всякие собрания. Государь должен кушать иногда публично, а
иногда в своих покоях, по обычаю других государей.
   3) Недавний пример  научает,  что  его  величеству  нужны  телохранители,
которые бы без  его  ведома,  прямо,  как  до  сих  пор  бывало,  никого  не
пропускали  во  дворец  или  где   будет   государь.   Нужно   иметь   между
телохранителями иностранцев, хотя наполовину с своими, как для блеска, так и
для  безопасности.  В  комнатные  служители  надобно  выбирать   с   большим
вниманием. В телохранители и  комнатные  служители  надобно  выбирать  таких
людей, которых счастие и жизнь зависят от безопасности государя, или, говоря
ясно, истинных  католиков,  если  совершится  уния.  Из  москвитян  брать  в
телохранители приверженных к  унии,  которые,  обращаясь  и  разговаривая  с
нашими, желали бы видеть наше богослужение, слушать проповеди и проч.
   Таким образом, от самих подданных, а не от государя  возникнут  разговоры
об унии, государь будет скорее посредником и судьею,  чем  действователем  и
поощрителем: это нужно для отвращения ненависти, особенно  теперь,  вначале.
Притом надобно выбрать расположенных к дому ее царского величества.  Надобно
обращать  внимание  и  на  то,  что  верность  людей,  которым  не  за   чем
возвращаться в  отечество,  бывает  подозрительна.  Между  здешними  нашими,
кажется, много таких, которые  по  безнравственности  и  буйству  в  великой
ненависти  у  москвитян.  Надобно  смотреть,  чтобы   поведение   католиков,
находящихся при их величествах, не навлекало порицания святой вере и унии.
   4) И москвитян не очень должно отдалять  от  двора  государева,  ибо  это
ненавистно и опасно для государя  и  чужеземцев.  Эти  приближенные  к  царю
москвитяне могут примером своим поощрять  других  к  унии.  Государь  только
посредством них может  сноситься  с  подданными  в  делах,  необходимых  для
государства. Наконец, они доказали  свою  верность  тем,  что  при  открытии
недавнего заговора подвергали опасности  жизнь  свою  за  государя.  Надобно
остерегаться, чтобы не подать повода к новым заговорам, в  противном  случае
должно было бы  держать  всегда  иноземное  войско,  но  все  насильственное
недолговечно. Как трудно без  русских  получить  предостережение  на  случай
бунта, крамолы  и  прочего,  долженствующего  быть  известным  государю,  то
изведано на опыте. Притом не должно  забывать  о  положении  государства  по
смерти государя: если  все  будет  делаться  силою  и  страхом,  то  надобно
опасаться, что благие намерения государя относительно  преобразования  веры,
народа и государства обратятся в ничто.  Потом  надобно  позаботиться  о  ее
величестве и о дворе их величеств. Важнее всего было бы  сближение  наших  с
москвитянами и дружественные беседы  их,  особенно  при  дворе  государевом.
Пусть наши держат слуг и мальчиков из  московского  народа,  но  они  должны
смотреть внимательно, сколько и в чем доверять каждому.  Не  худо,  если  бы
царица из вельможных семейств московских имела при дворе своем несколько лиц
обоего пола. Полезно, чтобы поляки, если возможно, взяли с  собою  в  Польшу
сыновей знатных бояр: это послужило бы к перемене нравов и веры  и  было  бы
ручательством за безопасность наших здесь. При раздаче  должностей  дворских
весьма  полезно  давать  полякам  более  приближенные,   а   москвитянам   -
почетнейшие, чтоб оградить жизнь и безопасность государя.
   5)  Производить  тщательно  тайный  розыск  о  скрытых   заговорщиках   и
участниках заговора: вызнавать расположение близких особ, чтобы знать,  кому
что поверить.
   6) Для принятия просьб назначить известных верностию секретарей,  которые
должны  отправлять  дела  как  можно  скорее.   Этим,   с   одной   стороны,
приобретается расположение подданных, с  другой  -  охраняется  безопасность
государя, ибо в просьбах могут заключаться предостережения.
   7) Канцелярия должна употреблять скорее  народный  язык,  чем  латинский,
особенно потому, что латинский язык считается  у  туземцев  поганым.  Однако
государю нужно иметь при себе людей,  знающих  язык  латинский,  политику  и
богословие, истинных католиков, которые бы не затрудняли благого  намерения,
не  сближали  государя  с  еретиками,  не  подсовывали  книг   арианских   и
кальвинских на  пагубу  государству  и  душам,  не  возбуждали  омерзения  к
наместнику Христову, не отторгали отсоединения с  государями  католическими.
Такие  ученые  по  крайней  мере  необходимы  для  сношений   с   государями
христианскими.
   8) Веновая запись, данная царице, должна быть за подписью  думных  людей.
Одной копии быть здесь, а другой - в Польше  с  печатями  и  подписями.  При
случае  включить  в  договор  с  Польским  королевством,  чтобы  ее  царское
величество была под покровительством королевства при перемене обстоятельств.
Надобно, чтобы сенаторы и подданные по  городам  дали  присягу  ее  царскому
величеству, как своей государыне, на подданство и послушание; один экземпляр
присяжного листа хранить здесь, а другой - в Польше с подписью правителей  и
старост городовых. На всякий случай дозволить царице  покупку  какого-нибудь
имения в Польше, по преимуществу соседнего с волостями,  ей  уступленными  в
Московском государстве.
   9) Перенесение столицы, по крайней мере на время, кажется необходимым  по
следующим причинам: а) Это будет безопаснее для государя. в)  Удобнее  будет
достать иностранное войско и получить помощь от  союзного  короля  и  других
государей христианских. с) При перемене царя  для  царицы  удобнее  получить
помощь от своих, безопаснее и легче выехать с драгоценностями и свободною  в
отечество; однако разглашать о перенесении столицы не нужно, ибо  это  ни  к
чему не послужит, надобно жить  где-нибудь,  только  не  в  Москве.  d)  Мир
московский  будет  смирнее:  он  чтит  государя,  вдалеке  находящегося,  но
буйствует в присутствии государя и мало его уважает. е) Обычные пирования  с
думными людьми могли бы удобнее исподволь прекратиться. f) Удобнее  было  бы
вести переговоры об унии. g) Удобнее приискивать людей способных.  h)  Легче
учреждать коллегии и семинарии подле границы польской. i)  Легче  московских
молодых людей отправлять учиться в Вильно и другие места.
   10) Перечисляются полезные следствия унии для образованности в России.
   11)Императорское достоинство вряд ли долго удержится в доме Австрийском и
государстве Немецком вследствие распространения протестантизма  в  Германии.
Если еретики курфирсты выберут  еретика  или  произойдет  раздор  по  поводу
избрания, то папа передаст императорское достоинство тому из государей,  кто
ревностнее других будет защищать церковь. Кто знает, не наступило ли  время,
когда императорское достоинство, перенесенное при Карле Великом с востока на
запад, будет перенесено с запада на север.
   12) Если жив сын старшего брата царского, то престол по праву принадлежит
ему. В таком случае  обеспечением  для  Димитрия  может  служить  уния,  ибо
церковь имеет власть царей неверных удалять от  владычества  над  верными  и
вручать скипетр верным сынам своим.
   13)  Сохранения  царского  величества  от  внезапной  смерти  справедливо
приписать молитвам церкви; тем же молитвам надобно приписать и то, что люди,
восставшие на государя с  целию  воспрепятствовать  унии,  претерпели  много
неудач и множество погибло их от меньшей силы.
   За этим следует особое изложение средства, как ускорить дело унии.
   1) Еретикам, неприятелям унии запретить въезд в государство.
   2) Выгнать приезжающих сюда из Константинополя монахов.
   3) Руси польской заградить путь к проискам, ибо и теперь по  ее  наущению
произошло кровопролитие, его  царское  величество  едва  спасся  и  возникла
большая, чем прежде, ненависть к унии.
   4) С осторожностию должно выбирать людей, с которыми  об  этом  говорить,
ибо преждевременное разглашение и теперь повредило.
   5) Государь  должен  держать  при  себе  очень  малое  число  духовенства
католического. Письма,  относящиеся  к  этому  делу,  как  можно  осторожнее
принимать, писать, посылать, особенно из Рима.
   6) Государю говорить об этом должно редко и осторожно. Напротив,  надобно
заботиться о том, чтобы не от него началась речь.
   7) Пусть сами русские первые предложат  о  некоторых  неважных  предметах
веры, требующих преобразования, которые могут проложить путь унии. Поводом к
этому могут служить объезды и исследования по последнему заговору, в котором
участвовало и духовенство; преобразование нравственности  и  способа  учения
духовенства, отдаление неучей священников, которые сами не знают  о  вере  и
других не учат. Вследствие этого прихожане не  знают  символа  веры,  десяти
заповедей,  молитвы  господней,  отсюда   между   ними   клятвопреступления,
прелюбодеяния, пьянство, чародейство, обман, воровство,  грабежи,  убийства,
редкий почитает за грех воровство и грабеж. Нет поучительных проповедей  для
народа. Священники отличаются невежеством при исповеди. Священство раздается
за  деньги.  Предложить  вопрос  об  отношении   патриарха   московского   к
византийскому, откуда его власть? Обрати