Несмотря
на это, молчание древнейших дошедших до нас списков летописи о  первона-
чальных волостях Бориса и Глеба, равно как их молчание о  волостях  Ста-
нислава, Судислава и Позвизда, ведет нас к заключению, что во время пер-
вой рассылки сыновей Владимировых по волостям все эти  князья  или  были
очень малы, или некоторые из них, быть может, еще не родились.  Любопыт-
но, что в летописи Иоакима матерью Бориса и Глеба названа Анна -  царев-
на, причем Татищев соглашает свидетельство киевского  летописца  о  бол-
гарском происхождении матери Борисовой тем, что эта Анна могла быть дво-
юродною сестрою императоров Василия и Константина, которых  тетка,  дочь
Романа, была в супружестве за царем болгарским. Если б так было, то  для
нас уяснилось бы предпочтение, которое оказывал Владимир Борису, как сы-
ну царевны и рожденному в христианском супружестве, на которое он должен
был смотреть как на единственное законное. Отсюда уяснилось бы и поведе-
ние Ярослава, который, считая себя при невзгоде Святополка старшим и ви-
дя предпочтение, которое оказывал отец Борису, не хотел быть  посадником
последнего в Новгороде и потому спешил объявить себя независимым. Как бы
то ни было, Борис единогласно описывается  человеком  в  самой  цветущей
юности: "Аки цвет в юности своей... брада мала и ус, млад  бо  бе  еще".
Если предположить, что он был первым плодом брака Владимирова  с  Анною,
то в год отцовой смерти ему было 25 лет; но по  описанию  можно  судить,
что он был гораздо моложе.  Летописец  прибавляет,  что  Борис  светился
царски, желая, быть может, указать на его царственное  происхождение  по
матери. Отец любил его более других сыновей и держал  при  себе,  в  чем
видно было намерение передать ему старший стол киевский. Мы должны  ска-
зать также несколько слов о волостях сыновей Владимировых;  сравнив  эти
волости с волостями сыновей Ярославовых, мы замечаем, что так как у Вла-
димира было вдвое более сыновей, чем у Ярослава,  то  и  волости  первых
должны быть гораздо более размельчены: Новгородская волость была  разде-
лена на две - Новгородскую и Псковскую; здесь начало отделения Пскова от
Новгорода. Ростов является самостоятельным столом, Муром - также; в  Ки-
евском княжестве являются две особые волости - Древлянская земля  и  Ту-
ров. Но странно, что, размельчая так волости на севере и западе,  Влади-
мир не дал волостей на восток от Днепра, ибо не упоминается ни о  Черни-
гове, ни о Переяславле как особых волостях. Мстислав сидел в  Тмутарака-
ни, но Чернигов не мог принадлежать ему, он  его  завоевал  впоследствии
уже при Ярославе.
   Владимир умер на Берестове; окружающие скрыли его смерть, потому  что
Святополк был в Киеве; и в ночь уже, проломав пол между  двумя  клетьми,
на канатах спустили на землю тело, обвернутое в ковер, положили на сани,
привезли в Киев и поставили в Десятинной церкви. Когда в  городе  узнали
об этом, то бесчисленное множество народа сошлось  в  церковь  и  начали
плакаться по нем: знатные - как по заступнике земли своей, убогие -  как
о заступнике и кормителе своем; положили тело в мраморный гроб и с  пла-
чем похоронили. По всем вероятностям, хотели утаить смерть Владимира для
того, чтобы Святополк узнал о ней не прежде граждан киевских, ибо  тогда
ему труднее было действовать.
   Как скоро в Киеве разнеслась весть о кончине Владимира, то  Святополк
сел на отцовском месте, созвал киевлян и начал раздавать  им  подарки  -
это уже служило знаком, что он боялся соперничества и  желал  приобресть
расположение граждан; граждане принимали подарки, говорит летописец,  но
сердце их не было с Святополком, потому что братья их находились на вой-
не с Борисом. Следовательно, граждане были равнодушны; они опасались од-
ного что как вдруг братья их провозгласят  князем  Бориса,  а  Святополк
потребует от них помощи против последнего? Их  пугало  это  междоусобие.
Борис, не нашедши печенегов, был уже на возвратном пути и стоял на  реке
Альте, когда пришла к нему весть о смерти отцовской.  Бывшая  с  Борисом
дружина Владимирова, бояре, старые думцы предпочитали  Бориса  всем  его
братьям, потому что он постоянно находился при них. привык с ними думать
думу, тогда как другие князья привели бы с собою других любимцев, что  и
сделал Святополк, если обратим внимание на намек летописца  о  поведении
последнего: "Люте бо граду тому, в нем же князь ун, любяй  вино  пити  с
гусльми и с младыми советниками". Вот почему отцовская дружина  уговари-
вала Бориса идти на стол киевский; но молодой князь отвечал, что не под-
нимет руки на старшего брата, который будет ему вместо отца: тогда войс-
ко разошлось, оставя Бориса с малым числом приближенных служителей. Свя-
тополк очень хорошо понимал опасность, могущую грозить  ему  со  стороны
Бориса, и потому на первых порах хотел и с ним поступить так же,  как  с
гражданами, послал сказать ему, что хочет иметь с ним любовь  и  придаст
еще к волости, которую тот получил от отца; узнав же, что войско  разош-
лось от Бориса, он решился на убийство последнего. Мы не  станем  объяс-
нять этого поступка Святополкова желанием отомстить за смерть отца свое-
го Ярополка, во-первых уже потому, что это объяснение кажется нам  натя-
нутым само по себе; во-вторых, основывается на странном толковании  слов
летописца, который, желая объяснить себе зверский  поступок  Святополка,
предполагает, что он был от двоих отцов, тогда как, кроме этого  предпо-
ложения, нет в рассказе ни малейшего намека на то, чтоб Святополк не был
сыном Владимира; вводить какое-то усыновление для  предотвращения  мести
странно, когда мы знаем, что дядя без всякого усыновления считался отцом
племяннику; потом еще новое предположение, что это усыновление  охраняло
Владимира от мести, но не охраняло от нее сыновей и проч.  Давняя  нена-
висть Святополка к Борису как сопернику, которому  отец  хотел  оставить
старший стол мимо его; явное расположение дружины и войска к Борису, ко-
торый мог воспользоваться им при первом случае, хотя теперь и  отказался
от старшинства; наконец, что, быть может, важнее всего, пример  соседних
государей, с одним из которых Святополк находился в тесной связи, объяс-
няют как нельзя легче поведение Святополка: вспомним, что незадолго  пе-
ред тем в соседних славянских странах - Богемии и  Польше,  обнаружилось
стремление  старших  князей  отделываться  от  родичей   насильственными
средствами. Первым делом Болеслава Храброго польского по  восшествии  на
престол было изгнание младших братьев, ослепление других родичей; первым
делом Болеслава Рыжего в Богемии было оскопление одного брата, покушение
на жизнь другого, а Святополк был зять Болеслава польского; почему ж то,
что объясняется само собою в польской и чешской истории, в русской  тре-
бует для своего объяснения какого-то кодекса родовых прав?
   Летописец так рассказывает об убиении Бориса. Святополк ночью  пришел
в Вышгород, тайно призвал какого-то  Путшу  и  вышегородских  боярцев  -
Тальца, Еловита и Лешька, и спросил их: "Привержены ли они к  нему  всем
сердцем?" Путша с вышегородцами отвечали: "Можем головы свои сложить  за
тебя". Тогда он сказал им: "Не говоря никому ни слова, ступайте и убейте
брата моего Бориса". Те обещались исполнить его желание как  можно  ско-
рее. Здесь останавливает нас одно обстоятельство, почему Святополк обра-
тился к вышгородским боярцам с предложением убить  Бориса?  Нам  кажется
очень вероятным, что по освобождении из темницы Владимир  уже  не  отдал
Святополку волости Туровской, как ближайшей к границам польским, а поса-
дил его где-нибудь подле Киева, чтоб удобнее наблюдать за его  поведени-
ем, и что новая волость была именно Вышгород, куда  теперь  Святополк  и
обратился к старым своим слугам, которые были  готовы  сложить  за  него
свои головы.
   Путша с товарищами пришли ночью на Альту и, подошедши к шатру Борисо-
ву, услыхали, что князь поет заутреню; несмотря на осторожность,  Свято-
полк не мог утаить своих замыслов, и Борис знал, что сбираются  погубить
его. Убийцы дождались, пока князь, помолившись, лег в постель,  и  тогда
бросились на шатер, начали тыкать в  него  копьями,  пронзили  Бориса  и
вместе слугу его, который хотел защитить  господина  собственным  телом;
этот отрок был родом венгр, именем Георгий. Борис его очень любил и  дал
ему большую золотую гривну, в которой тот и служил ему; убили тут  же  и
других многих отроков Борисовых, а у этого Георгия отсекли голову, пото-
му что не могли скоро снять гривны с шеи; Бориса, еще дышавшего,  убийцы
завернули в шатерное полотно, положили на воз и повезли.  Но  Святополк,
узнав, что Борис еще дышет, послал двух варягов прикончить его, что те и
сделали, пронзив его мечом в сердце; тело его принесли тайно в  Вышгород
и положили в церкви св. Василия. За этим убийством следовало другое -  у
Бориса оставался единоутробный брат Глеб, сидевший в Муроме.  "Бориса  я
убил, как бы убить Глеба?" - говорит Святополк в рассказе летописца;  но
Глеб был далеко, и потому Святополк послал сказать ему: "Приезжай поско-
рее сюда: отец тебя зовет, он очень болен". Глеб немедленно сел на  коня
и пошел с малою дружиною. Когда он пришел на Волгу, к устью Тмы, то конь
его споткнулся на поле во рве и намял ему немного ногу, после чего князь
пришел к Смоленску, а отсюда поплыл в барке и остановился в виду  города
на Смядыне. В это время настиг его посланный от брата Ярослава из Новго-
рода: "Не ходи, велел сказать ему Ярослав: отец  умер,  а  брата  твоего
Святополк убил". Глеб сильно тужил по отце, но еще больше по брате. Меж-
ду тем явились и убийцы, посланные от Святополка; они овладели  Глебовою
баркою и обнажили оружие. Глебовы отроки потеряли дух; тогда главный  из
убийц, Горясер, велел немедленно зарезать Глеба, что  и  было  исполнено
поваром последнего; этого повара звали Торчин: имя указывает  на  проис-
хождение. Сперва тело Глеба бросили на берег между двумя колодами, потом
свезли в Вышгород и положили вместе с братом, уже в  княжение  Ярослава.
Страдальческая кончина и прославление двух  братьев-друзей  не  остались
без сильного влияния в последующей истории. Русская земля и  преимущест-
венно род княжеский приобрели святых покровителей "молитвенников за  но-
вые люди христианские и сродники свои, земля благословилась их  кровию!"
Но кто же эти новые светильники? Это два князя, погибшие от родного бра-
та, который хотел единовластия! Можно думать, что святость Бориса и Гле-
ба и проклятие, тяготевшее над  Святополком,  не  раз  удерживали  впос-
ледствии братоубийственные руки; мы увидим, как после  стесненный  князь
останавливал притеснителя напоминанием, что он хочет быть вторым  Свято-
полком. Святые Борис и Глеб и проклятый убийца их Святополк  были  бесп-
рестанно в памяти князей, и, разумеется, духовенство не пропускало  слу-
чая напоминать им о них. С другой стороны, Борис пал жертвою уважения  к
родовым понятиям, погиб оттого, что не хотел поднять  руки  на  старшего
брата и своею смертию освятил эти родовые понятия; пример его должен был
сдерживать попытки младших пользоваться обстоятельствами  и  вооружаться
против старших для отнятия у них этого старшинства.
   Ближайший к Киеву князь, Святослав, сидевший в земле Древлянской, уз-
нав о гибели Бориса и Глеба, не стал спокойно дожидаться такой же участи
и бежал в Венгрию; но Святополк послал за ним в погоню, и Святослав  был
убит в Карпатских горах. Тогда, по словам летописца, Святополк начал ду-
мать: "Перебью всех братьев и приму один всю власть на Руси".  Но  гроза
пришла на него с севера. Ярослав новгородский для защиты от отца призвал
к себе заморских варягов; те стали обижать новгородцев и жен  их,  тогда
новгородцы встали и перебили варягов на дворе какого-то Парамона.  Ярос-
лав рассердился и задумал отомстить хитростию главным из убийц; он  пос-
лал сказать им, что на них не сердится более, позвал их к себе  и  велел
умертвить; по некоторым известиям, убито было  1000  человек,  а  другие
убежали. Но в ту же ночь пришла к нему весть из Киева от сестры Предсла-
вы: "Отец умер, а Святополк сидит в Киеве, убил Бориса, послал и на Гле-
ба, берегись его". Ярослав стал тужить по отце, по брате и по  новгород-
цам, которых перебил вовсе не вовремя. На  другой  день  он  собрал  ос-
тальных новгородцев на вече в поле и сказал: "Ах, любимая  моя  дружина,
что вчера избил, а нынче была бы надобна, золотом бы купил",  и,  утерши
слезы, продолжал: "Отец мой умер, а Святополк сидит в  Киеве  и  убивает
братьев, помогите мне  на  него".  Новгородцы  отвечали:  "Хотя,  князь,
братья наши и перебиты. однако может по тебе бороться".  Причину  такого
решения новгородцев объяснить легко. Предприятие Ярослава против  Влади-
мира было в выгоде новгородцев, освобождавшихся oт платежа дани в  Киев:
отказаться помочь Ярославу, принудить его к бегству -  значило  возобно-
вить прежние отношения к Киеву, принять опять посадника киевского князя,
простого мужа, чего очень не любили города, а  между  тем  Ярослав  если
убежит, то может возвратиться с варягами, как Владимир  прежде,  и  уже,
конечно, не будет благосклонен к гражданам, выгнавшим его от себя, тогда
как в случае победы Ярослава над Святополком они  были  вправе  ожидать,
что Ярослав не заставит их платить дани в  Киев,  уже  потому,  что  сам
прежде отказался платить ее. Что же касается до  поступка  Ярославова  с
убийцами варягов, то мы должны смотреть на его следствия по отношениям и
понятиям того времени; из летописного рассказа мы видим уже всю  неопре-
деленность этих отношений: новгородцы ссорятся с варягами, дело  доходит
до драки, в которой граждане бьют варягов, князь  хитростию  зазывает  к
себе виновников убийства и бьет их в свою очередь. В понятиях  новгород-
цев, следовательно, все это было очень естественно, и потому трудно было
им за это много  сердиться;  у  нас  нет  никакого  основания  принимать
убийство варягов за дело целого города; это была частная ссора и  схват-
ка, на что указывает определение места -  двор  Парамонов;  число  жертв
мести Ярославовой явно преувеличено: трудно было обманом  зазвать  такое
количество людей, еще труднее перерезать их без сопротивления  в  ограде
княжеского двора; мы видим, что не все знатные новгородцы были перереза-
ны, оставались бояре и старосты, которые после собирают деньги для найма
варягов. Отвечали на вече те, которые остались в живых, остались в живых
те, которые не участвовали в убийстве варягов, а те, которые не участво-
вали в убийстве варягов, были по этому самому равнодушны к делу.  Посту-
пок Ярослава был совершенно в понятиях того времени:  князь  должен  был
каким бы то ни было способом схватить убийц варяжских  и  отдать  их  на
месть варягам, родственникам убитых. Итак, если это было частное дело  и
обыкновенное, то целому городу не для чего было много обращать  на  него
внимания; Ярослав жалеет не о том, что перебил  новгородцев,  но  о  том
только, что этим убийством отнял у себя воинов, которые в настоящих обс-
тоятельствах были ему очень нужны, и новгородцы отвечают в этом же смыс-
ле: "Хотя наши братья и перебиты, но у нас все  еще  достаточно  народа,
чтоб биться за тебя".
   Впрочем, это место летописи нуждается еще в другом объяснении: почему
Ярослав так испугался следствий своего поступка с новгородцами? Для чего
так жалел об избитии дружины? Ведь она была нужна ему и прежде,  ибо  он
готовился к войне с отцом; для чего же он не подумал об этом прежде уби-
ения новгородцев? Дело объясняется тем, что  Ярослав  знал  о  медленных
сборах Владимира, о его болезни, которая мешала ему спешить походом, мог
надеяться на борьбу Святополка с Борисом, которая  надолго  оставила  бы
его в покое. Но теперь дела переменились: Владимир умер, Святополк начал
княжить, убил Бориса, послал убить Глеба, хочет бить всех  братьев,  по-
добно соседним государям; опасность, следовательно,  наступила  страшная
для Ярослава; сестра писала: "Берегись!" Оставаться в бездействии - зна-
чило жить в беспрестанном страхе от убийц, нужно было или бежать за  мо-
ре, или выступить немедленно против Святополка, предупредить его,  одним
словом, поступить по примеру отца своего Владимира.
   После того как новгородцы решились выступить в поход, Ярослав  собрал
оставшихся у него варягов, по одним известиям  -  тысячу,  по  другим  -
шесть тысяч, да новгородцев 40000, и пошел на Святополка, призвавши  имя
божие; он говорил: "Не я начал избивать братьев, но Святополк; да  будет
бог отместник крови братьев моих, потому что без вины пролита кровь пра-
ведных Бориса и Глеба; пожалуй, и со мной тоже сделает". Мы слышим здесь
те же самые слова, которые летописец влагает и в уста Владимиру, шедшему
против Ярополка, с тем только различием, что христианин Ярослав призыва-
ет бога в мстители неповинной крови и отдает свое  дело  на  суд  божий.
Святополк, узнав, что Ярослав идет на него, собрал множество  войска  из
Руси и печенегов и вышел к Любечу; он стал по ту сторону Днепра, а Ярос-
лав - по эту. Ярослав, без сомнения, приплыл в лодках, а Святополк  при-
шел из-за Десны с печенегами. В третий раз Днепр видел враждебное движе-
ние Северной Руси на Южную; оба первые раза при Олеге и Владимире сопро-
тивления было мало со стороны юга, но теперь он собрал свои силы, и  как
север явился с естественными своими союзниками - варягами, так юг соеди-
нился с печенегами. Три месяца, а по другим известиям - только три неде-
ли, стояли враги по обеим сторонам Днепра; ни те, ни другие не смели пе-
ревезтись и напасть. Был в то время обычай  поддразнивать  врагов,  чтоб
побудить их начать дело к своей невыгоде. Видя, что главная сила Яросла-
ва состояла из новгородцев горожан и сельчан, воевода  Святополков  ездя
подле берега, бранил новгородцев, называл их ремесленниками, а не воина-
ми. "Эй вы, плотники, - кричал он им, - зачем пришли сюда с хромым своим
князем? Вот мы вас заставим рубить нам хоромы". Новгородцев сильно  рас-
сердила насмешка, и они сказали Ярославу: "Завтра перевеземся на них,  а
если кто не пойдет с нами, того сами убьем".
   В лагере у Святополка Ярослав имел приятеля, к которому послал  ночью
спросить: "Что делать? Меду мало варено, а дружины много"; тот  отвечал,
что пусть Ярослав к вечеру отдаст мед дружине; новгородский князь  дога-
дался, что ночью должно сделать нападение. Была заморозь; Святополк сто-
ял между двумя озерами и всю ночь пил с дружиною, а Ярослав перед  расс-
ветом исполчил свое войско и перевезся на другой берег, причем новгород-
цы, высадившись из лодок, оттолкнули их от берега, чтоб  отнять  у  себя
всякую возможность к побегу; Ярослав приказал  дружине  повязать  головы
платками, чтоб в сече узнавать своих. Враги сошлись, была сеча злая; пе-
ченеги, стоявшие за озером, не могли помочь Святополку, который был при-
тиснут с своею дружиною к озеру, принужден вступить на лед, лед обломил-
ся, и Ярослав одолел. Святополк бежал в Польшу, а Ярослав сел в Киеве на
столе отцовском и дедовском, проживя на севере 28 лет.  Новгородцы  были
отпущены домой и оделены щедро: старосты получили по 10 гривен, смерды -
по гривне, а горожане все - по 10.
   Но Святополк был жив, и потому Ярослав не мог успокоиться. Для Болес-
лава польского открылись такие же теперь виды на восток, какие  он  имел
прежде на запад; на Руси, как прежде у чехов, семейные раздоры приглаша-
ли его к посредничеству и к утверждению своего влияния, тем  более,  что
теперь Болеслав должен был помочь своему зятю. Он воспользовался благоп-
риятным случаем: по его наущению печенеги напали на Киев; под самым  го-
родом была злая сеча; едва к вечеру Ярослав  мог  прогнать  варваров.  С
своей стороны Ярослав выступил к польским границам, заключив союз с вра-
гом Болеславовым, императором Генрихом II; но поход русского князя  кон-
чился неудачною осадою Бреста; поход императора против  Болеслава  также
не удался, он принужден был заключить с ним