из ко-
торых два с жемчугом и каменьем, две сабли золотые, две  обязи  золотые,
две серьги с жемчугом, два чекака золотых с каменьем  и  жемчугами,  три
овкача золотых, два ковша больших золотых, одну коробку сердоничную, зо-
лотом окованную, одну бадью серебряную с наливкою серебряною, один  опа-
шень скорлатный саженый, алам жемчужный, наплечки золотые с  кругами,  с
каменьем и жемчугами, алам малый с жемчугами, чашку золотую и стакан ца-
реградский, кованный  золотом,  блюдо  серебряное  с  кольцами.  Будущим
зятьям своим великий князь оставил по цепи золотой и поясу золотому.
   Димитрий Донской оставил после себя одну икону, одну цепь, восемь по-
ясов, бармы, шапку золотую, вотолу саженую,  снасть  золотую,  наплечки,
алам, два ковша золотых.
   Василий Димитриевич оставил своему сыну: страсти большие, крест  пат-
риарха Филофея, икону Парамшина дела,  цепь  кресчатую,  шапку  золотую,
бармы, три пояса, коробку сердоничную, ковш золотой князя Симеона Гордо-
го, сосуд, окованный золотом, каменный сосуд, присланный  в  подарок  от
Витовта, кубок хрустальный, присланный в подарок  от  польского  короля.
Удельный князь Юрий Димитриевич звенигородский оставил  после  себя  три
иконы, окованные золотом, три пояса и блюдо большое двухколечное.
   Великая княгиня Софья Витовтовна оставила: ящик с мощами, икону, око-
ванную на мусии, икону пречистыя богородицы с пеленою, большую икону бо-
городицы степную с пеленою и с убрусцами, икону св.  Козьмы  и  Дамиана,
икону св. Федора Стратилата, выбитую на серебре.  Кроме  того,  оставила
два дубовых ларчика, большой и малый, большой ящик и коробью с крестами,
иконами и мощами.
   Великий князь Василий Васильевич Темный оставил пять крестов золотых:
один из них Петра чудотворца, другой Парамшинский, третий патриарха  Фи-
лофея; икону золотую и на изумруде, шапку, бармы, сердоликовую коробку и
два пояса. Из этого перечисления мы видим, что движимое имущество  вели-
ких князей московских вовсе не  увеличивается  после  Калиты,  напротив,
уменьшается; бедность завещанных вещей особенно поражает нас в  духовной
Димитрия Донского, сына и внука его. Такое оскудение  мы  должны  припи-
сать, во-первых, разделению между сыновьями и  передаче  вещей  дочерям;
потом желанию князей увеличивать  более  недвижимую  собственность,  чем
движимую; Тохтамышеву нашествию и большим издержкам в Орде  после  этого
нашествия; большим издержкам в Орде при Василии Димитриевиче для  приоб-
ретения ярлыков на Нижний Новгород и Муром; наконец,  смутному  княжению
Василия Васильевича и тому, что Василий Косой и Шемяка грабили в  Москве
казну великокняжескую. Золотая шапка завещается постоянно старшему сыну,
начиная с завещания Калиты; барм Калита не отказывает старшему сыну  Се-
мену, отказывает одежды с бармами младшим сыновьям; но с завещания Иоан-
на II мы видим бармы постоянно в числе вещей, завещаемых старшему  сыну;
также, начиная с завещания Иоанна II, к старшему сыну постоянно  перехо-
дит коробка сердоничная или сердоликовая, золотом окованная; впрочем,  и
Калита упоминает о золотой коробочке, которую он завещал княгине  с  до-
черьми. Благословение иконами встречаем впервые в завещании  Иоанна  II;
замечательно, что оружие, именно две  золотые  сабли,  встречаем  только
между вещами этого князя, равно как две серьги, завещанные сыновьям.
   В духовной Димитрия Донского встречаем очень мало платья; в  духовных
Василия Димитриевича и Василия Темного вовсе не встречаем его.  Движимое
богатство князей Юго-Западной Руси состояло, как видно, в тех  же  самых
вещах, как и на северо-востоке; так, мы видели, что князь  Владимир  Ва-
сильевич волынский пред смертию роздал бедным все свое  имение:  золото,
серебро, дорогие камни, золотые и серебряные пояса,  отцовские  и  свои;
серебряные блюда большие и кубки золотые и серебряные побил  и  полил  в
гривны, так же поступил с золотыми монистами бабки и матери своей.
   Жизнь русского князя на севере и юге в  описываемое  время  мало  чем
разнилась от жизни прежних русских князей. Замечаем,  что  княжие  имена
выходят из употребления; князья обыкновенно называются именами,  взятыми
из греческих святцев; из старых славянских имен употребляются такие, ко-
торые принадлежали святым прославленным князьям, каковы:  Владимир,  Бо-
рис, Глеб, Всеволод. В  потомстве  Константина  Всеволодовича  встречаем
только одного Мстислава; в потомстве Ярослава Всеволодовича находим  од-
ного Ярослава и одного Святослава; чаще встречаем княжие имена в  облас-
тях, принадлежавших к старой Руси, Смоленской, Рязанской,  Черниговской.
Но если вышло из обычая давать князьям славянские  языческие  имена,  то
сохранялся обычай давать по два имени, хотя оба были взяты из  греческих
святцев; так, известно, что сын Василия Темного имел два имени - Иоанн и
Тимофей, из которых употреблялось только одно первое. Восприемниками при
крещении князей встречаем духовные лица: так, владыка новгородский Васи-
лий ездил во Псков крестить сына (Михаила) у князя Александра Михайлови-
ча тверского; митрополит Алексий крестил князя Ивана Борисовича  нижего-
родского; у Димитрия Донского сына Юрия крестил св. Сергий  Радонежский;
у князя Василия Михайловича кашинского крестил  сына  Димитрия  троицкий
игумен Никон, преемник св. Сергия, вместе с бабкою новорожденного, вели-
кою княгинею Евдокиею; у Василия Васильевича Темного крестил сына (Иоан-
на) троицкий же игумен Зиновий. На  княжеские  крестины  бывали  большие
съезды, приезжали князья-родственники с женами, братьями, детьми и  боя-
рами. Обряд пострига сохранялся. Касательно воспитания князей  встречаем
одно известие, что князь Михаил Александрович тверской ездил в  Новгород
к крестному отцу своему, владыке Василию, учиться у него грамоте;  моло-
дому князю было тогда семь лет.  Между  боярами  княжескими  упоминаются
дядьки. Женились князья в первый раз от четырнадцатилетнего до двадцати-
летнего возраста; как и прежде, свадьбы сопровождались богатыми  пирами;
как видно, венчались князья в том городе, где княжил отец невесты, у ко-
торого был первый пир, а потом все родные и гости  пировали  у  женихова
отца; так, Глеб Васильевич, князь ростовский, женил сына Михаила на  до-
чери ярославского князя Федора Ростиславича, и  венчание  происходило  у
последнего в Ярославле, куда приехал отец женихов и много других  князей
и бояр; потом женихов отец задал большой пир в Ярославле же, почтил сва-
та своего, князя Федора Ростиславича, и всех гостей  -  князей,  бояр  и
слуг, брачные пиры назывались кашею. От обычая жениться  в  городе  отца
невестина происходит выражение, что такой-то князь женился  у  такого-то
князя. Но понятно, что подобный обычай мог соблюдаться только тогда, как
жених был еще князь молодой, ниже или равный по достоинству с отцом  не-
весты, и когда последний был жив; но если женился князь не  молодой  уже
или даже если молодой, но важнее тестя или брал сироту, то жених не  ез-
дил сам в город, невестин, а посылал за нею бояр своих: так, Симеон Гор-
дый, великий князь московский, послал двух бояр привезти себе невесту из
Твери, сироту, дочь князя Александра Михайловича. Димитрий  Донской  же-
нился  на  дочери  нижегородского  князя  Димитрия  Константиновича,  но
свадьба была не в Москве и не в Нижнем, а в Коломне, на половине дороги,
ибо из Москвы в Нижний путь шел Москвою-рекою и Окою мимо Коломны; выбор
Коломны здесь объясняется тем, что оба великих князя не хотели  нарушить
своего достоинства. Московский не хотел ехать жениться в Нижний, а ниже-
городский не хотел ехать на свадьбу к дочери в Москву к  шестнадцатилет-
нему зятю. Так и Александр Невский, взявши дочь у полоцкого князя,  вен-
чался с нею в Торопце, где был первый пир, и потом в Новгороде - другой.
Венчали князей епископы; если в городе, где женился князь, не было епис-
копского стола, то приглашался для венчания тот епископ, к епархии кото-
рого принадлежало княжество; так, венчать  князя  Василия  Ярославича  в
Кострому приезжал епископ из Ростова. Из завещания великого князя Иоанна
II мы видим, что было в обычае тестю дарить зятьев: так,  великий  князь
назначает будущим зятьям в завещании по золотой цепи и по золотому  поя-
су. Мы видели, что обычай давать приданое был уже и  прежде;  по  теперь
встречаем в источниках и самое это слово; так, Димитрий Шемяка в догово-
ре с великим князем Василием Васильевичем упоминает  о  своем  приданом,
которое было означено в духовной грамоте его тестя  и  которое  захватил
брат его Василий Косой. Женились князья и в описываемое  время,  как  мы
уже могли усмотреть, в своем роде, потом часто женились на  княжнах  ли-
товских и выдавали дочерей своих замуж в Литву; иногда женились  в  Орде
на княжнах татарских; великий князь Василий Димитриевич отдал дочь  свою
Анну за греческого царевича Иоанна, сына Мануилова; наконец, князья  же-
нились на дочерях боярских и выдавали дочерей своих за бояр; дочь  вели-
кого князя нижегородского Димитрия Константиновича была замужем за  мос-
ковским боярином Николаем Васильевичем, сыном тысяцкого Вельяминова; до-
чери московского боярина Ивана Димитриевича были - одна за сыном  Влади-
мира Андреевича серпуховского, Андреем, другая за одним из князей тверс-
ких; сын Донского князь Петр дмитровский женился на  дочери  московского
боярина Полиевкта Васильевича; один из сыновей тверского великого  князя
Михаила Александровича женат был на дочери  московского  боярина  Федора
Андреевича Кошки, а внучка последнего была за  князем  Ярославом,  сыном
Владимира Андреевича серпуховского. Из примера  Симеона  Гордого  видим,
что князья вступали в брак иногда до трех раз; тот же великий князь  Си-
меон развелся со второю женою своею Евпраксиею и отослал ее к отцу,  од-
ному из князей смоленских; князь Всеволод Александрович  холмский  также
отослал княгиню свою к родным в Рязань.
   О занятиях княжеских в описываемое время по характеру  источников  мы
имеем меньше известий, чем в период  предшествовавший.  Против  прежнего
для князей прибавилась теперь новая, важная и тяжкая обязанность  -  это
поездки в Орду; Иоанн Калита ездил туда девять раз; сын его Симеон  Гор-
дый в кратковременное княжение свое был там пять раз. Иногда князья отп-
равлялись в Орду и с женами и с детьми, иногда собиралось  по  нескольку
князей и ехали туда вместе; о князе Глебе Васильевиче  ростовском  гово-
рится, что он с молодых лет служил татарам и много христиан  избавил  от
их обид; иногда князья должны были отправляться с ханом в поход.
   Волынский летописец говорит, что князь Даниил галицкий, поехавши  од-
нажды провожать свое войско, убил на дороге сам рогатиною три вепря,  да
отрок его - трех же. О племяннике Данииловом, князе Владимире Васильеви-
че волынском, говорится, что он был ловец добрый и храбрый, завидит веп-
ря или медведя, не станет дожидаться слуг, но сам сейчас  убьет  всякого
зверя. Не знаем, в  такой  ли  степени  северные  князья  разделяли  эту
страсть к охоте с своими южными соплеменниками мы видели, что князь Вла-
димир Андреевич серпуховской запретил сыновьям в духовном завещании охо-
титься без позволения в чужих уделах; видели, что у князей были  ловчие,
псари и сокольники, которыми они дорожили; но, с другой стороны, мы зна-
ем, что для князей охота составляла также промысел, что они посылали без
себя своих ловчих добывать зверя и птицу. Так, в сказании о Луке  Колоц-
ком говорится, что когда сокольники удельного  князя  можайского  Андрея
Димитриевича выезжали по княжескому приказу с ястребами  и  соколами  на
ловлю, то Лука бил и грабил сокольников, ястребов и соколов себе брал, и
случалось это много раз. Князь Андрей Димитриевич терпел иногда и  посы-
лал к Луке, но тот приказывал отвечать ему жестоко и сурово и сам не пе-
реставал бить и грабить не только сокольников, но  и  ловчих  княжеских,
отнимая у них медведей. Один из ловчих решился отомстить  Луке  и  нашел
удобный случай: поймавши однажды медведя лютого, он приказал  вести  его
мимо Лукина двора; Лука, увидавши медведя, вышел сам к нему с служкою  и
приказал княжескому ловчему пустить зверя на дворе;  тот  воспользовался
случаем и выпустил медведя прежде, чем Лука успел уйти в комнаты:  зверь
бросился на него и истерзал так, что слуги отняли его  едва  живого.  Из
этого рассказа видно, что ловили больших медведей живыми  и  употребляли
их потом на утеху.
   Как северные князья проводили свой день, видно отчасти из одного  из-
вестия, именно из известия о Суздальской битве: здесь сказано, что вели-
кий князь Василий Васильевич ужинал у себя со всеми князьями и боярами и
пир продолжался до глубокой ночи. На другой день по восшествии солнца (7
июля) великий князь приказал служить заутреню, после которой пошел опять
уснуть. Видим, что по утрам к князю являлись сыновья его, бояре и другие
люди с разными делами по  управлению.  Смерти  княжеской  предшествовало
обыкновенно пострижение в иноки и в схиму; о кончине князя Димитрия Свя-
тославича юрьевского рассказывается, что когда ростовский епископ  пост-
риг его в иноки и в схиму, то он внезапно  лишился  употребления  языка,
потом опять стал говорить и, взглянувши на епископа радостными  глазами,
сказал ему: "Господин отец, владыка Игнатий! Исполни  господь  бог  твой
труд, что приготовил меня на долгий путь, на вечное лето, снарядил  меня
воином истинному царю Христу, богу нашему". Вот подробное описание  кон-
чины великого князя тверского Михаила Александровича: уже два года прош-
ло, как Михаил отправил в Царьград послов с милостынею к соборной церкви
св. Софии и к патриарху, по своему обычаю; император и патриарх  приняли
и отпустили послов тверских с большою честию, и патриарх отправил к  Ми-
хаилу своего посла с иконою страшного суда, с мощами святых,  с  честным
миром. Когда великий князь узнал, что послы приближаются к Твери, то ве-
лел им войти в город к вечеру: пришла ему мысль - встретив икону от свя-
того места и приняв благословение от патриарха,  не  возвращаться  более
домой. На другой день утром, когда сыновья, другие князья, бояре и  раз-
ные люди ждали его с делами по обычному городскому управлению, Михаил не
велел уже никому входить к себе, а позвал одного епископа Арсения, кото-
рому объявил о намерении своем постричься, прося его, чтоб он не говорил
об этом никому другому. Несмотря на то, уже  по  всему  городу  разнесся
слух, что Михаил хочет оставить княжение и постричься  в  монахи.  Народ
изумился, иные не верили, но все собирались, как на дивное чудо; бояре и
отроки его, склоняясь друг к другу, проливали  слезы,  плакала  княгиня,
молодые князья, но в присутствии Михаила никто не смел сказать ни слова,
потому что все боялись его: был он человек страшный,  и  сердце  у  него
точно львиное. Между тем послы из Царяграда вошли в город, неся  священ-
ные подарки; епископ, все духовенство и множество  народа  вышли  к  ним
навстречу со свечами и кадилами, вышел и сам  великий  князь,  с  трудом
вставши с постели, и встретил послов на своем дворе у церкви святого Ми-
хаила. Поклонившись иконе, Михаил приказал отнести ее в соборную церковь
св. Спаса, сам ее проводил туда и, когда икону поставили на приготовлен-
ное для нее место, вышел из церкви к народу, стал на высокую ступень  и,
поклонясь на все стороны, сказал: "Простите меня, братия и дружина, доб-
рые сыны тверские! Оставляю вам любимого и старшего  сына  Ивана,  пусть
будет вам князем вместо меня, любите его, как и меня любили, а он  пусть
соблюдает вас, как я соблюдал". Народ отвечал горькими слезами и  похва-
лами своему старому князю, который смиренно всем опять поклонился и  по-
шел на пострижение в Афанасьевский монастырь,  где  за  известную  плату
выпросился жить у одного монаха, именем Григория. На четвертый  день  он
принял пострижение под именем Матвея и через восемь дней после этого об-
ряда умер. В рассказе о кончине князя Димитрия Юрьевича  Красного  гово-
рится, что его не хоронили семь дней, до тех пор пока приехал  брат  его
Димитрий Шемяка; тогда отпели, положили в колоду, засмолили ее и повезли
в Москву для погребения в церкви архангела Михаила - общем месте  погре-
бения всех потомков Калиты, как великих князей, так и удельных.  Великий
князь Василий Васильевич Темный, по словам летописца, хотел пред смертию
постричься в монахи, но ему не дали воли; умер он в субботу,  в  третьем
часу ночи, а на другой день, в воскресенье,  схоронили  его  -  следова-
тельно, без особенных обстоятельств хоронили на другой день. На  юго-за-
паде погребение волынского князя Владимира описывается  так:  княгиня  с
слугами дверными омыли тело, обвили его аксамитом с  кружевом,  положили
на сани и повезли во Владимир, где поставили в  Богородичной  церкви  на
сенях, потому что было уже поздно; на другой день совершено было  погре-
бение с обычными причитаниями. Похвала доброму князю в  устах  летописца
мало рознится от прежней; но в ней не встречаем известных слов об  отно-
шениях к дружине; о великом князе Василии Ярославиче  костромском  гово-
рится, что он был очень добродетелен, любил бога от  всего  сердца,  без
лукавства, был милостив, ко святым церквам прилежен, чтил много  еписко-
пов как начальников и пастырей, любил и чтил и весь священнический и мо-
нашеский чин; был незлобив и легко прощал согрешающих пред ним. О  князе
Глебе Васильевиче ростовском говорится, что он пищи и питья не  щадил  и
подавал требующим, много церквей построил и украсил иконами  и  книгами,
священнический и монашеский чин очень почитал, ко всем был любовен и ми-
лостив, гордости ненавидел и отвращался от нее как от змия; когда  умер,
то немалую жалость и плач оставил по себе всем знающим  его.  Об  одежде
княжеской мы уже могли составить понятие при исчислении вещей,  оставав-
шихся после князей московских; в летописи при описании бегства князя Ва-
силия Михайловича кашинского сказано, что он убежал в  одном  терлике  и
без кивера. При описании наружности волынского князя Владимира Василько-
вича говорится, что он стриг бороду.
   Изменения, происшедшие в междукняжеских отношениях должны были непре-
менно отразиться и на положении дружины. Оседлость князей  в  одних  из-
вестных княжествах должна была повести и к  оседлости  дружины,  которая
могла теперь приобресть важное первенствующее земское значение в качест-
ве постоянных, богатейших землевладельцев, в качестве лиц,  пользующихся
наследственно
   из Москвы; начиная с Иоанна Калиты, все московские  князья  постоянно
удерживают за собою великокняжескую Владимирскую область; князья не поз-
воляют чужим боярам покупать села в своих волостях; одни только московс-
кие бояре имеют постоянную возможность покупать села  в  области  Влади-
мирской, как принадлежащей постоянно их князьям, и  мы  видим,  что  они
пользуются этим правом. Им выгодно, следовательно, удерживать Владимирс-
кую  область  и  вместе  главное,  первенствующее  значение  за   своими
князьями, и мы видим, как они усердно об этом стараются.  Как  вместе  с
увеличением могущества князей московских усиливалось значение  бояр  их,
видно из того, что великие князья нижегородский, тверской ищут родствен-
ных союзов с ними. Несмотря на скудость источников, дошедших до  нас  от
описываемого времени, в них можно встретить довольно ясные  указания  на
усилившееся значение бояр. Уже было упомянуто в своем месте, как пересе-
ление бояр с юга в Московское княжество помогло усилению  последнего,  а
это самое усиление в свою очередь должно было  привлекать  к  московским
князьям отовсюду богатых, знатных и даровитых  бояр;  мы  видели,  какую
службу отслужил Москве пришлец с юга - боярин волынский  Боброк  Дмитрий
Алибуртович; но он не вдруг перешел с юга в Москву, а сначала был тысяц-
ким у нижегородского князя Димитрия Константиновича. Здесь мы видим, как
известное положение дружины на Руси способствовало усилению одного  кня-
жества на счет других, собрани