Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
216 -
217 -
218 -
219 -
220 -
221 -
222 -
223 -
224 -
225 -
226 -
227 -
228 -
229 -
230 -
231 -
232 -
233 -
234 -
235 -
236 -
237 -
238 -
239 -
240 -
241 -
242 -
243 -
244 -
245 -
246 -
247 -
248 -
249 -
250 -
251 -
252 -
253 -
254 -
255 -
256 -
257 -
258 -
259 -
260 -
261 -
262 -
263 -
264 -
265 -
266 -
267 -
268 -
269 -
270 -
271 -
272 -
273 -
274 -
275 -
276 -
277 -
278 -
279 -
280 -
281 -
282 -
283 -
284 -
285 -
286 -
287 -
288 -
289 -
290 -
291 -
292 -
293 -
294 -
295 -
296 -
297 -
298 -
299 -
300 -
301 -
302 -
303 -
304 -
305 -
306 -
307 -
308 -
309 -
310 -
311 -
312 -
313 -
314 -
315 -
316 -
317 -
318 -
319 -
320 -
321 -
322 -
323 -
324 -
325 -
326 -
327 -
328 -
329 -
330 -
331 -
332 -
333 -
334 -
335 -
336 -
337 -
338 -
339 -
340 -
341 -
342 -
343 -
344 -
345 -
346 -
347 -
348 -
адимирской богородицы, у гроба Петра-чудотворца и потом спрашивал у
митрополита Иоасафа и у бояр, оставаться ли ему в Москве пли ехать в другие
города. Одни бояре говорили, что прежде, когда цари под городом Москвою
стаивали, тогда государи наши были не малые дети, истому великую могли
поднять и о себе промыслить и земле пособлять; а когда Едигей приходил и под
Москвою стоял, то князь великий Василий Дмитриевич в городе оставил князя
Владимира Андреевича да двоих родных братьев своих, а сам уехал в Кострому;
Едигей послал за ним в погоню, и едва великого князя бог помиловал, что в
руки татарам не попал. А нынче государь мал, брат его еще меньше, скорой
езды и истомы никакой не могут поднять, а с малыми детьми как скоро ездить?
Митрополит говорил: "В которые города государи отступали в прежние приходы
татарские, те города теперь не мирны с Казанью; в Новгород и Псков государи
не отступали никогда по близости рубежей литовского и немецкого, а
чудотворцев и Москву на кого оставить? Великие князья с Москвы съезжали, а в
городе для обороны братьев своих оставляли; князь великий Димитрий с Москвы
съехал, брата своего и крепких воевод не оставил, и над Москвою что сталось?
Господи, защити и помилуй от такой беды! А съезжали великие князья с Москвы
для того, чтоб, собравшись с людьми, Москве пособлять и иным городам. А
теперь у великого князя много людей, есть кому его дело беречь и Москве
пособлять. Поручить лучше великого князя богу, пречистой его матери, и
чудотворцам Петру и Алексею: они о Русской земле и о наших государях
попечение имеют. Князь великий Василий этим чудотворцам сына своего и на
руки отдал". Все бояре сошли на одну речь, что быть великому князю в городе.
Тогда призвали прикащиков городских, велели запасы городские запасать, пушки
и пищали по местам ставить, по воротам, по стрельницам и по стенам людей
расписать и у посада по улицам надолбы делать. Городские люди начали усердно
работать и обещали друг другу за великого князя и за свои домы крепко стоять
и головы свои класть. Пришли вести, что хан уже на берегу Оки и хочет
перевозиться. Великий князь писал к воеводам, чтобы между ними розни не было
и, когда царь переправится за реку, чтоб за святые церкви и за православное
христианство крепко пострадали, с царем дело делали, а он, великий князь,
рад жаловать не только их, но и детей их; которого же бог возьмет, того
велит в помянник записать, а жен и детей будет жаловать. Воеводы, прочтя
грамоту, стали говорить со слезами: "Укрепимся, братья, любовию, помянем
жалование великого князя Василия; государю нашему великому князю Ивану еще
не пришло время самому вооружиться, еще мал. Послужим государю малому и от
большого честь примем, а после нас и дети наши; постраждем за государя и за
веру христианскую; если бог желание наше исполнит, то мы не только здесь, но
и в дальних странах славу получим. Смертные мы люди: кому случится за веру и
за государя до смерти пострадать, то у бога незабвенно будет, а детям нашим
от государя воздаяние будет". У которых воевод между собою были распри, и те
начали со смирением и со слезами друг у друга прощения просить. Когда же
князь Димитрий Бельский и другие воеводы стали говорить приказ
великокняжеский всему войску, то ратные люди отвечали: "Рады государю
служить и за христианство головы положить, хотим с татарами смертную чашу
пить".
30 июля утром пришел Саип-Гирей к Оке на берег и стал на горе; татары
готовились переправляться; передовой русский полк под начальством князя
Ивана Турунтая-Пронского начал с ними перестрелку. Хан велел палить из пушек
и стрелять из пищалей, чтоб отбить русских от берега и дать своим
возможность переправиться; передовой полк Пронского дрогнул было, но к нему
на помощь подоспели князья Микулинский и Серебряный-Оболенский, а за ними
начали показываться князь Курбский, Иван Михайлович Шуйский и наконец князь
Димитрий Бельский. Хан удивился, призвал князя Семена Бельского, своих
князей и начал им говорить с сердцем: "Вы мне говорили, что великого князя
люди в Казань пошли, что мне и встречи не будет, а я столько нарядных людей
в одном месте никогда и не видывал". Саип удалился в свой стан и был в
большом раздумье; но когда услыхал, что к русским пришли пушки, то уж не
стал более раздумывать, отступил от берега и пошел по той же дороге, по
какой пришел; двое воевод, князья Микулинский и Серебряный, отправились
вслед за ним, били отсталых татар, брали в плен. Пленные рассказывали, будто
царь жаловался своим князьям на бесчестие, какое он получил: привел с собою
много людей, а Русской земле ничего не сделал. Князья напомнили ему о
Тамерлане, что приходил на Русь с большими силами и взял только один Елец;
царь сказал на это: "Есть у великого князя город на поле, именем Пронск,
близко нашего пути; возьмем его и сделаем с ним то же, что Тамерлан сделал с
Ельцом; пусть не говорят, что царь приходил на Русь и ничего ей не сделал".
3 августа пришли татары под Пронск, где воеводами были Василий Жулебин, из
рода Свибловых, да Александр Кобяков, из рязанских бояр. Целый день бились
татары с осажденными; князья и мурзы подъезжали к городу, говорили Жулебину:
"Сдай город - царь покажет милость; а не взявши города, царю прочь нейти".
Жулебин отвечал: "Божиим велением город ставится, а без божия веления кто
может его взять? Пусть царь немного подождет великого князя воевод, они за
ним идут". Царь велел всем своим людям туры делать и градобитные приступы
припасать, хотел со всех сторон приступать к городу, а воеводы пронские
всеми людьми и женским полом начали город крепить, велели носить на стены
колья, камни, воду. В это время приехали в Пронск семь человек детей
боярских от воевод Микулинского и Серебряного с вестью, "чтоб сидели в
городе крепко, а мы идем к городу наспех со многими людьми и хотим с царем
дело делать, сколько нам бог поможет". Жители Пронска сильно обрадовались, а
хан, узнав от пленника об этой радости, велел сжечь туры и пошел прочь от
города. Воеводы, не заставши его у Пронска, пошли за ним дальше к Дону, но,
приблизившись к берегам этой реки, увидали, что татары уже перевезлись.
Тогда, отпустив за царем небольшой отряд, воеводы возвратились в Москву, и
была здесь радость большая: государь бояр и воевод пожаловал великим
жалованьем, шубами и кубками.
Весною следующего же, 1542 года старший сын Саипов, Имин-Гирей, напал
на Северскую область, но был разбит воеводами; в августе того же года крымцы
явились в Рязанской области, но, увидав пред собою русские полки под
начальством князя Петра Пронского, дрогнули, пошли назад; воеводы из разных
украинских городов провожали их до Мечи, причем на Куликовом поло русские
сторожа побили татарских. Счастливее был Имин-Гирей в нападении своем на
белевские и одоевские места в декабре 1544 года: тут его татары ушли с
большим полоном, потому что трое воевод - князья Щенятев, Шкурлятев и
Воротынский - рассорились за места и не пошли против крымцев. Хан писал
великому князю: "Король дает мне по 15000 золотых ежегодно, а ты даешь
меньше того; если по нашей мысли дашь, то мы помиримся, а не захочешь дать,
захочешь заратиться -и то в твоих же руках; до сих пор был ты молод, а
теперь уже в разум вошел, можешь рассудить, что тебе прибыльнее и что
убыточнее?" Иоанн рассудил, что нет никакой прибыли продолжать сношения с
разбойниками, и приговорил: своего посла в Крым не посылать, а на крымских
послов опалу положить, потому что крымский царь посланного к нему подьячего
Ляпуна опозорил: нос и уши ему зашивали и, обнажа, по базару водили, на
гонцах тридевять поминков берут и теперь московских людей 55 человек себе
похолопили.
Нечего было надеяться на какой-нибудь успех в переговоpax с Крымом и
потому, что с Казанью надобно было покончить во что бы то ни стало. После
неудачного похода Саип-Гиреева в Казани хотели мира. Здесь Булат помирился с
Сафа-Гиреем и писал к боярам, чтоб просили великого князя о мире; царевна
Горшадна писала о том же самому Иоанну. Но эта присылка не имела дальнейших
следствий, и мы не встречаем никаких известий о казанских делах до весны
1545 года; внутреннее состояние Московского государства, свержение
Бельского, правление Шуйских, колебания нового правительства после казни
Андрея Шуйского могут объяснить нам это молчание. Первым важным делом
Иоаннова правления с того времени, как бояре начали страх иметь перед
молодым великим князем, был поход на Казань, объявленный в апреле 1545 года,
неизвестно, по какому поводу. Князь Семен Пунков, Иван Шереметев и князь
Давид Палецкий отправились к Казани легким делом на стругах, с Вятки пошел
князь Василий Серебряный, из Перми - воевода Львов. Идучи Вяткою и Камою,
Серебряный побил много неприятелей и сошелся с Пунковым у Казани в один день
и час, как будто пошли из одного двора. Сошедшись, воеводы побили много
казанцев и пожгли ханские кабаки, посылали детей боярских на Свиягу и там
побили много людей. После этих незначительных подвигов они возвратились
назад и были щедро награждены: кто из воевод и детей боярских ни бил о чем
челом, все получили по челобитью - так обрадовался молодой великий князь,
что дело началось удачно, два ополчения возвратились благополучно. Не такова
была судьба третьего: Львов с пермичами пришел поздно, не застал под Казанью
русского войска, был окружен казанцами, разбит и убит. Но поход, совершенный
с таким сомнительным успехом, имел, однако, благоприятные последствия,
усилил внутреннее безнарядье в Казани, борьбу сторон: хан начал подозревать
князей. "Вы,- говорил он,- приводили воевод московских",- и стал убивать
князей. Тогда многие из них поехали в Москву к великому князю, а другие
разъехались по иным землям, и 29 июля двое вельмож, Кадыш-князь да Чура
Нарыков, прислали в Москву с просьбою, чтоб великий князь послал рать свою к
Казани, а они Сафа-Гирея и его крымцев 30 человек выдадут. Иоанн отвечал им,
чтоб они царя схватили и держали, а он к ним рать свою пошлет. В декабре
великий князь сам отправился во Владимир, вероятно, для того, чтоб получать
скорее вести из Казани; действительно, 17 генваря 1546 года дали ему знать,
что Сафа-Гирей выгнан из Казани и много крымцев его побито. Казанцы били
челом государю, чтоб их пожаловал, гнев свой отложил и дал им в цари
Шиг-Алея. В июне боярин князь Дмитрий Бельский посадил Шиг-Алея в Казани. Но
изгнание Сафа-Гирея и посажение Шиг-Алея было делом только одной стороны, и
едва князь Бельский успел возвратиться из Казани, как оттуда пришла весть,
что казанцы привели Сафа-Гирея на Каму, великому князю и царю Шиг-Алею
изменили; и Шиг-Алей убежал из Казани, на Волге взял он лошадей у городецких
татар и поехал степью, где встретился с русскими людьми, высланными к нему
великим князем.
Крымская сторона восторжествовала, и первым делом Сафа-Гирея было
убиение предводителей стороны противной: убиты были князья Чура, Кадыш и
другие; братья Чуры и еще человек семьдесят московских или Шнг-Алеевых
доброжелателей успели спастись бегством в Москву. Чрез несколько месяцев
прислала горная черемиса бить челом великому князю, чтоб послал рать на
Казань, а они хотят служить государю, пойдут вместе с воеводами. Вследствие
этого челобитья отправился князь Александр Борисович Горбатый и воевал до
Свияжского устья, привел в Москву сто человек черемисы. В конце 1547 года
новый царь московский решился сам выступить в поход против Казани: в декабре
он выехал во Владимир, приказавши везти туда за собою пушки; они были
отправлены уже в начале генваря 1548 года с большим трудом, потому что зима
была теплая, вместо снега шел все дождь. Когда в феврале сам Иоанн выступил
из Нижнего и остановился на острове Роботке, то наступила сильная оттепель,
лед на Волге покрылся водою, много пушек и пищалей провалилось в реку, много
людей потонуло в продушинах, которых не видно было под водою. Три дня стоял
царь на острове Роботке, ожидая пути, но пути не было; тогда, отпустивши к
Казани князя Дмитрия Федоровича Бельского и приказавши ему соединиться с
Шиг-Алеем в устье Цивильском, Иоанн возвратился в Москву в больших слезах,
что не сподобил его бог совершить похода. Эти слезы замечательны: они не
были следствием только семнадцатилетнего возраста; они были следствием
природы Иоанна, раздражительной, страстной, впечатлительной. Бельский
соединился с Шиг-Алеем, и вместе подошли к Казани; на Арском поле встретил
их Сафа-Гирей, но был втоптан в город передовым полком, находившимся под
начальством князя Семена Микулинского. Семь дней после того стояли воеводы
подле Казани, опустошая окрестности, и возвратились, потерявши из знатных
людей убитым Григория Васильевича Шереметева. Осенью казанцы напали на
Галицкую волость под начальством Арака-Богатыря, но костромской наместник
Яковлев поразил их наголову и убил Арака. В марте 1549 года пришла весть в
Москву о смерти Сафа-Гирея.
Медленность московского правительства в войне с Казанью во время
малолетства Иоаннова, медленность, происходившая главным образом от страха
перед ханом крымским, дорого стоила пограничным областям, сильно
опустошенным казанцами. Не менее, по свидетельству современников, были
опустошены и внутренние области государства в боярское правление. Из слов
царя, сказанных на Лобном месте, можем заключить вообще о состоянии
правосудия в Московском государстве; летописец псковский сообщает нам
подробности воеводских насилий в его родном городе. В правление Елены
псковичи были обрадованы выводом от них дьяка Колтыря Ракова, установившего
многие новые пошлины. Но радость их была непродолжительна: в первое
правление Шуйских наместниками в Псков были отправлены известный уже нам
князь Андрей Михайлович Шуйский и князь Василий Иванович Репнин-Оболенский;
были эти наместники, говорит летописец, свирепы, как львы, а люди их, как
звери, дикие до христиан, и начали поклепцы добрых людей клепать, и
разбежались добрые люди по иным городам, а игумены честные из монастырей
убежали в Новгород, Князь Шуйский был злодей, дела его злы на пригородах, на
волостях, поднимал он старые дела, правил на людях по сту рублей и больше, а
во Пскове мастеровые люди все делали на него даром, большие же люди давали
ему подарки. Любопытно, что игумены, по словам летописца, бежали в Новгород,
значит, там было лучше; вспомним, что новгородцы всем городом стояли за
Шуйских.
Смена Шуйских Бельским и митрополитом Иоасафом повлекла за собою
перемену в Пскове и, вероятно, в других городах, терпевших при прежнем
правлении. Смена верховного правителя необходимо вела за собою смену его
родственников и приятелей в областях: жалобам на них давалась вера. Мы
видели, как могущественна была сторона Шуйских, сколько знатных родов
входило в нее, как живуча была она, даже лишенная глав своих; но мы не можем
сказать этого о стороне Бельских, и потому естественно было князю Ивану и
митрополиту Иоасафу стараться приобрести народное расположение переменами к
лучшему, опираться на это расположение в борьбе с могущественными
соперниками; притом если мы из предыдущих поступков Бельского не можем
вывести выгодного заключения о его благонамеренности, то не должно забывать,
что рядом с ним в челе управления стоял митрополит Иоасаф, которого и видим
печальником за опальных. Как бы то ни было, в правление Бельского и Иоасафа
начали давать грамоты всем городам большим, пригородам и волостям; по этим
грамотам жители получали право сами обыскивать лихих людей по крестному
целованию и казнить их смертною казнию, не водя к наместникам и к их тиунам.
Псковичи взяли такую грамоту, и начали псковские целовальники и соцкие
судить лихих людей на княжом дворе, в судьнице над Великою рекою, и смертною
казнию их казнить. Князь Андрей Шуйский сведен был в Москву, остался один
князь Репнин-Оболенский, и была ему, говорит летописец, нелюбка большая на
псковичей, что у них, как зерцало, государева грамота. И была христианам
радость и льгота большая от лихих людей, от поклепцов, от наместников, от их
недельщиков и ездоков, которые по волостям ездят, и начали псковичи за
государя бога молить. Злые люди разбежались, стала тишина, но ненадолго:
опять наместники взяли силу. Значит, с падением Бельского и митрополита
Иоасафа приверженцы Шуйских повторили прежнее поведение в областях. Есть
известие, что князь Андрей Шуйский разорял землевладельцев, заставляя их
силою за малую цену продавать ему свои отчины; крестьян разорял требованием
большого числа подвод для своих людей, ездящих к нему из его деревень и
обратно; каждый его слуга, каждый крестьянин под защитою имени своего
господина позволял себе всякого рода насилия. Насилия наместников во Пскове
питались и усиливались враждою между большими и меньшими людьми. Мы видели,
как сильна была эта вражда и в Новгороде во время его прежнего быта, но во
Пскове в описываемое время вражда эта имела еще другое основание: старые
лучшие люди, псковичи, были выведены при великом князе Василии и заменены
москвичами; следовательно, к вражде сословной присоединялась теперь вражда
туземцев, меньших граждан, к пришельцам незваным. Под 1544 годом летописец
говорит: вражда была большая во Пскове большим людям с меньшими, поездки
частые в Москву и трата денег большая. В конце 1546 года, в одну из любимых
поездок своих по монастырям, Иоанн заехал на короткое время во Псков:
Печерскому монастырю дал много деревень, но свою отчину Псков не управил ни
в чем, говорит летописец, только все гонял на ямских и христианам много
убытка причинил. Летом 1547 года 70 человек псковичей поехали в Москву
жаловаться на наместника; поступок с ними молодого царя показывает привычку
Иоанна давать волю своему сердцу: жалобщики нашли Иоанна в селе Островке;
неизвестно, чем они рассердили его, только on начал обливать их горячим
вином, палил бороды, зажигал волосы свечою и велел покласть их нагих на
землю; дело могло кончиться для них очень дурно, как вдруг пришла весть, что
в Москве упал большой колокол; царь поехал тотчас в Москву, и жалобщики
остались целы.
Но если мы, приняв свидетельство псковского летописца, что в правление
князя Бельского Пскову было больше облегчения от насилий наместников,
распространим это известие и на другие области, если положим, что и везде
злоупотребления уменьшились, то мы не должны, однако, думать, что губные
грамоты, о которых говорит псковский летописец и которым он приписывает
такую силу, начали даваться только в правление Бельского; до нас дошло
несколько губных грамот от времени первого правления князей Шуйских; так, в
октябре 1539 года даны были губные грамоты белозерцам и каргопольцам:
"Князьям и детям боярским, отчинникам и помещикам, и всем служилым людям, и
старостам, и соцким, и десяцким, и всем крестьянам моим, великого князя,
митрополичьим, владычным, княжим, боярским, помещиковым, монастырским,
черным, псарям, осочникам, перевестникам, бортникам, рыболовам, бобровникам,
оброчникам и всем без исключения. Били вы нам челом, что у вас в волостях
многие села и деревни разбойники разбивают, имение ваше грабят, села и
деревни жгут, на дорогах много людей грабят и разбивают и убивают мно