станут  к  Борису
Федоровичу грамоты писать, ответные от Бориса Федоровича  грамоты  писать  в
Посольском приказе вместе с государевыми грамотами. На все речи Варкоча  был
дан ответ от царского  имени:  "Государь  хочет,  чтоб  брат  его  дражайший
Рудольф  цесарь,  сославшись  и  укрепившись  с  папою  римским,  с  королем
испанским и со всеми  поморскими  государями  христианскими,  был  с  ним  в
соединенье и докончанье на турского. А персидский шах с государем  ссылается
о любви братской и хочет с ним стоять на турского заодно: как  будут  шаховы
послы у государя и  обо  всем  договорятся,  то  государь  объявит  об  этом
подлинно цесарскому величеству. Говорил ты о Максимилиане, чтоб  ему  подать
помощь при отыскании короны польской: послы государевы затем вечного мира  и
дальнего перемирия с Польшею не заключили, чтобы и вперед приводить панов на
избрание Максимилиана". Годунов писал императору: "Я принял, государь,  твое
жалованье, грамоту с  покорностию  любительно  выслушал,  и  тебя,  великого
государя, выславлял перед государем нашим,  при  многих  государевых  царях,
царевичах и государских детях разных государств, которые под государя нашего
рукою, при  боярах,  князьях  и  всяких  служилых  людях,  что  ты,  великий
государь, своею великою милостию и ласкою меня навестил, свою грамоту ко мне
прислал; и вперед хочу тебя, великого государя, выславлять.  Я  и  прежде  о
твоих делах радел, а теперь и больше того радею и вперед радеть и промышлять
хочу". Максимилиану, который прислал ему грамоту и часы в  подарок,  Годунов
отвечал: "Я ваш поминок принял в покорности, с  великою  любовию,  и  за  то
вашему  величеству  челом  бью  и  вперед  тебя,  великого  государя,   буду
выславлять, и вашему пресветлейшеству много челом бью:  примите  мой  легкий
поминок, сорок соболей".
   Варкоч был отправлен назад чрез новый  холмогорский  город  (Архангельск)
морем-океаном. Приставу дан был наказ отпустить его на  кораблях  известного
нам Ивана Белоборода в Гамбург,  непременно  дня  в  три  или  четыре,  чтоб
английские купцы, которые поедут с Вологды, цесаревых людей на Холмогорах не
застали. А если английские корабли придут раньше кораблей Ивана  Белоборода,
то держать цесарева посла тайно на дворе Ивана  же  Белоборода  и,  как  его
корабли придут, отпустить Варкоча тайно ночью или с утра рано.
   Летом 1590 года Максимилиан известил царя, что он выпущен  из  плена  под
условием отречения от польской  короны,  что  это  освобождение  совершилось
вследствие  переговоров  императора  с   Сигизмундом,   против   воли   его,
Максимилиана, и потому он хочет мстить полякам за свою обиду войною; но  так
как для войны нужно много денег, то просит царя прислать их ему. Максимилиан
просил денег на войну с Польшею, и Варкоч в 1591 году также прислал к царю с
просьбою о жалованье, потому что выдавал  дочь  свою  замуж.  Варкоч  просил
также принять в государеву службу графа Шкота,  человека  славного  рода  из
Италиянской земли, наученного великим разным наукам свыше иных всяких людей.
Годунов отвечал ему: "Пишешь ко мне о таком  невеликом  деле,  а  о  большом
деле, которое началось между нашим и вашим государем,  не  пишешь.  Государь
наш, желая быть в соединении с Рудольфом  цесарем,  по  твоим  же  речам,  с
турецким султаном и с крымским царем  не  ссылался  и  с  литовским  королем
вечного мира заключать не велел. А теперь к  нам  слух  дошел,  что  Рудольф
цесарь с турским султаном ссылается о перемирье, а  с  литовским  королем  о
вечном мире и сватовстве. И я тому очень подивился, как такое великое  дело,
годное всему христианству, начать и покинуть. Что ты писал о Шкоте, то такой
рыцарский и великий человек достоин быть при государе нашем,  только  теперь
ехать ему к государю не время, а как  время  будет,  то  я  к  тебе  отпишу.
Посылаю к тебе для любви, на свадьбу дочери твоей, сорок соболей: столько же
посылаю к графу Шкоту, отдай их ему".
   Великое дело, годное всему христианству, было  только  на  словах  да  на
бумаге. К московскому двору обращались только тогда, когда его помощь  нужна
была австрийскому дому, когда  нужно  было  помочь  Максимилиану  взойти  на
польский престол, когда Рудольф нуждался в помощи против турок. Осенью  1593
года в Москву дали знать, что идет  цесарев  посол,  опять  тот  же  Варкоч.
Московское  правительство  было  очень  озабочено  в  это   время   внешними
отношениями, смертию шведского короля Иоанна,  вследствие  которой  польский
король  получил  и  престол  шведский,  родственным  союзом   Сигизмунда   с
австрийским домом, делами турецкими. Приставу, который должен был  встречать
посла, дан был наказ: проведать, на какой мере положено у цесаря и брата его
Максимилиана  с  Сигизмундом  польским?  Каким  обычаем  цесарь   отдал   за
Сигизмунда племянницу свою? Какие слухи у них о Сигизмунде: быть  ему  назад
на Польском королевстве или быть ему на одном Шведском королевстве?  И  если
не быть ему вперед  на  Польском  королевстве,  то  кого  будут  выбирать  в
польские короли? И как теперь у  цесаря  дела  с  турским?  Поминки  большие
цесарь к турскому посылает ли по-прежнему?
   Посол объявил, что император от брата своего дражайшего  и  любительного,
государя царя, ожидает крепкой  любви  и  соединения.  Теперь  они  государи
сильные, великие,  всему  христианству  надежда,  и  вся  вселенная  на  них
смотрит, а неверные турки и татары всеми  своими  лихими  умыслами  на  них,
великих государей, стоят, христианство потоптать хотят. Теперь  время,  чтоб
все христианские государи руки свои распростерли для братской любви и стояли
б заодно против гонителя христианского. Цесарь старается, чтоб был мир между
государем царем и Сигизмундом, королем польским и шведским; цесарь просит  у
его царского величества, чтоб его пресветлейшество братскую  помощь  оказал,
руку свою распростер к обороне цесарского величества и всего христианства  и
свою царскую мысль объявил,  как  промышлять  над  бусурманством?  В  тайном
разговоре с Годуновым Варкоч просил, чтоб царь отводил крымских татар, мешал
им проходить вместе с турками на Венгрию, чтоб уговаривал также  персидского
шаха не мириться с турками; объявил, что Сигизмунд на  Польском  королевстве
быть не хочет, а хочет быть на Шведском королевстве,  потому  что  паны-рада
польские и литовские - самовольные люди и делают по своей воле, как хотят, и
ни в чем его не слушают, за государя не имеют и воли ему нет никакой: держат
его, как невольника, а не как государя. Канцлер Ян Замойский умышляет  взять
на королевство брата Стефана Батория и привезти его  в  Краков  тотчас,  как
весть об  отречении  Сигизмунда  короля  будет.  Посол  объявил  также,  что
низовские (запорожские) козаки бьют челом цесарю, хотят  быть  в  Венгрию  и
служить против турок; цесарь наказал Варкочу опросить у Годунова: эти козаки
государю царю верою и правдою служат ли и смирно ли живут по границам.  Если
они государя царя ничем не разгневали, служат правдою и с царскими людьми не
ссорятся, то цесарь думает принять их и послать против турок. Годунов обещал
бить  челом  царю,  чтоб  с  Рудольфом  цесарем  против   неприятелей   веры
христианской стал заодно и помощь во всем оказал. Потом Варкоч просил,  чтоб
ему позволено было снестись с бывшим тогда в Москве  персидским  послом  Ази
Хозревым; государь велел цесареву послу с персидским обослаться дворянами  и
проведать над ними, что они станут говорить  между  собою  о  соединении  на
турского. Дворянин, посланный Варкочем,  объявил  Ази  Хозреву,  что  цесарь
желает союза с шахом, который может отправить к  нему  послов  чрез  царские
владения. Ази Хозрев  отвечал:  "Шах  Аббас  прислал  меня  сюда  с  великим
молением, чтоб великий государь царь принял его к себе в любовь и  стоял  бы
на своих и на его недругов заодно. А  положил  всю  надежду  шах  на  шурина
царского,  Бориса  Федоровича  Годунова,  потому  что  он  много  разумен  и
справедлив, радеет между государями о всяком добром деле, и имя его и  слава
во всей восточной и полуденной стране сияет. Если  я  по  здорову  доеду  до
шахова величества, то все государю своему  расскажу,  и  государь  наш  тому
очень обрадуется. Если три великие государя будут в союзе и станут заодно на
турского, то турского житье с час не будет".
   После всех этих сношений Варкочу было объявлено: государь с цесарем  быть
в соединенье хочет, только хочет знать, как Рудольф цесарь  против  турского
намерен стоять и кто с ним будет в союзе? Папа  римский,  король  испанский,
король датский, князь венецианский и другие поморские государи с цесарем все
ли в соединенье будут и с литовским королем ссылка о союзе была ли? Государь
для брата своего, Рудольфа цесаря, и  по  челобитью  шурина  своего,  Бориса
Федоровича Годунова, наскоро отправит послов своих к крымскому хану, чтоб он
с турским в  Венгерскую  землю  войною  не  ходил;  персидскому  шаху  также
накрепко накажет, чтоб он с турским не мирился. А что  посол  говорил  тайно
Борису Федоровичу о Сигизмунде  короле,  то  Рудольфу  цесарю  прежде  всего
надобно промышлять, чтоб брат его Максимилиан был на королевстве Польском, а
великий государь хочет помогать этому делу  всячески.  Варкоч  отвечал,  что
цесарь, папа и король испанский о союзе против турок между собою утвердились
и положили все дело на Рудольфе; а к другим государям цесарь еще не посылал:
датский король молод, а люди его думные хотят жить в покое; к Сигизмунду  не
посылал потому, что паны живут с королем  несогласно  и  его  ни  в  чем  не
слушают. Бояре сказали на это: "Ты был уже здесь прежде и государь  отпустил
тебя с тем, чтоб цесарь, сославшись  с  другими  государями,  присылал  сюда
послов своих великих о вечном мире, и чтоб испанские и папины  послы  шли  к
государю с цесаревыми вместе. Донес ли ты об этом  цесарю?"  Посол  отвечал,
что "донес, но отправление послов замешкалось,  потому  что  началась  война
между Испаниею,  Англиею  и  королем  Наварским  (Генрихом  IV),  английская
королева на море велит крепко беречь, чтоб от цесаря к государю никто  морем
не проезжал". Хорошо было б, продолжал  Варкоч,  если  б  государь  со  мною
отправил своих послов к цесарю для окончательных приговоров и закрепления, а
испанские и  папины  послы  тут  же  будут.  Бояре  отвечали:  "То  дело  не
статочное, что великому государю посылать к цесарю  послов  своих  наперед".
Варкоч сказал на это: "Воля государева; я только об этом припомянул, а много
не говорю". Наконец Варкоч высказал главную цель своего посольства: "Вы  мне
объявили, - сказал он боярам, - что великий государь хочет быть с  Рудольфом
цесарем в любви и на всякого недруга помогать; так цесарь  вот  чего  просит
теперь у вашего государя: если гонитель христианский, турский султан, наруша
перемирие, наступит  на  государя  нашего,  то  ваш  государь  пожаловал  бы
Рудольфу цесарю помощь оказал своею государевою казною, соболями, куницами и
другою рухлядью, а государь наш наймет на это людей и будет против  турского
стоять, пока все государи  христианские  соединятся".  Бояре  отвечали,  что
государь Рудольфу цесарю поможет своею казною и турскому его не выдаст.
   Находясь  в  затруднительном  положении,  принужденная  просить  казны  у
московского государя для войны с турками, Австрия никак,  однако,  не  могла
освободиться от властолюбивых  замыслов  и  старалась  заранее  обеспечивать
приобретения вовсе неверные. Варкоч объявил боярам:  "Рудольф  цесарь  велел
мне сказать государю вашему тайно, что он хочет доступать Лифляндской земли,
привести ее под свою цесарскую руку, а от Литвы и Шведского отвести.  Только
о том государь наш  хочет  знать:  захочет  ли  ваш  государь,  чтоб  цесарь
Лифляндскую землю под свою руку приводил?" Бояре отвечали, что государь  для
братской  любви  Лифляндскую  землю  Рудольфу  уступает,  кроме   Юрьева   с
пригородами да Нарвы с пригородами.
   Мы видели, что  Австрийский  двор,  ища  отовсюду  помощи  против  турок,
обратил  свое  внимание  на  козаков  и  спрашивал  об  них  у   московского
правительства; последнему не было никакого дела до черкас  запорожских;  но,
желая искренне успеха императору против страшных  турок,  оно  сочло  нужным
описать Варкочу характер козаков: козаки,  по  этому  описанию,  были  очень
полезны для  захвата  добычи,  для  опустошения  земли  неприятельской,  для
внезапных наездов, но, с другой стороны, это народ неукротимый,  жестокий  И
непостоянный, они лучше других войск переносят голод, но им  нельзя  вверять
крепостей, пусть они ищут себе корму в земле неприятельской.
   Польский   шляхтич   Станислав   Хлопицкий   взялся   набрать   осьми-или
десятитысячный отряд козаков для императорской службы и в 1594 году явился в
Москву с грамотою от Рудольфа, которая была  написана  вместе  на  имя  царя
Феодора, Аарона, воеводы волошского, князя Збаражского, воеводы браславского
и всех честнейших и удалых рыцарей,  которые  живут  в  войске  запорожском.
Император просил жаловать  Хлопицкого  и  его  войско  и  всюду  пропускать;
козаки, по словам грамоты, должны были залечь  все  дороги  крымским  людям,
чтоб им Нельзя было пройти к турскому на помощь, также идти в Турецкую землю
и опустошать ее. Из этого мы видим, что московскими указаниями  на  козацкий
характер уже воспользовались. В Москву приехал Хлопицкий для того,  как  сам
говорил, что запорожцы издавна слуги царские  и  без  ведома  царя  идти  не
хотят; он просил, чтоб царь, прибавивши к запорожцам своих людей, послал все
это войско под своим знаменем и помог ему своею казною: тогда у  неприятелей
креста Христова сердце упадет, как услышат такую силу  царского  величества.
Кроме желания выпросить у царя  денег,  в  этой  просьбе  могла  заключаться
хитрость, желание вовлечь Москву в войну с турками и таким  образом  отвлечь
силы последних от Австрии.
   Но государь указал, что Хлопицкому у  него  быть  непригоже,  потому  что
цесарь писал в одной грамоте к государю  и  к  князю  Збаражскому,  а  князь
Збаражский - холоп литовского, и к государю великому писать в одной  грамоте
с холопом не годится.  За  это  Хлопицкий  достоин  был  большой  опалы:  но
государь для Рудольфа цесаря опалы на него не положил и отпускает к  цесарю,
а что приказывал цесарь о запорожских черкасах, то сказать  Хлопицкому,  что
государь  повеление  свое  к  запорожским  черкасам,   к   гетману   Богдану
Микошинскому послал, велел им идти к цесарю на помощь.
   В конце 1594 года приехал в третий раз Варкоч  в  Москву  напомнить  царю
обещание его помочь цесарю казною: "Если хотите помогать, - говорил он, - то
помогите теперь, потому что турский пришел на  нас  со  всею  своею  силою".
Годунову Варкоч говорил: "Цесарь  прислал  тебе  свои  любительные  поминки,
какие посылает к братьям своим и к курфюрстам:  две  цепи  золотые,  одна  с
персоною (портретом) цесарскою, да часы золоченые с планитами.  Его  царское
величество,  государь   мой,   ваше   пресветлейшество   просит,   чтоб   вы
умилосердились, о кровопролитии христианском пожалели и были бы  печальником
его царскому величеству, чтоб государь казны своей послал, которой имеет  от
господа бога очень много, и пожаловал бы послал  скоро,  потому  что  теперь
пора. Господь бог на сем свете всякими потехами и радостию  надарит  тебя  и
детей твоих, а на том свете вечный платеж будет; а у всех государей и  людей
христианских великую и вечную славу иметь будешь". Бояре дали ему ответ, что
государь, жалея о христианстве, по братской  любви  к  цесарю  Рудольфу,  по
прошению и челобитью шурина своего,  Бориса  Федоровича  Годунова,  Рудольфу
цесарю против неприятеля всего христианства, турского султана, своею царскою
казною вспоможенье учинил, мягкою рухлядью, соболями и другими мехами,  и  с
этою казною отправляет к цесарю посланников своих. Услыхав это,  Варкоч  бил
челом и говорил: "Это будет государю нашему и всем государям христианским  и
всему христианству в великую радость, и будет за это цесарь сам собою  и  со
всеми своими землями  и  областями  служить  и  благодарность  воздавать.  А
сделалось это ходатайством, раденьем и  промыслом  царского  шурина,  Бориса
Федоровича Годунова, и цесарское величество за то его пресветлейшеству своею
любовию всячески воздавать будет и ни за что не постоит".
   Не знаем, в какой степени  на  решение  помочь  императору  казною  имело
влияние честолюбие Годунова, обольщенного ласкательствами императора и посла
его, обольщенного мыслию, что  приобретает  благодарность  первого  государя
христианской Европы; очень может быть, что честолюбие Годунова играло в этом
деле большую роль; но должно заметить, что в собственных глазах и  в  глазах
других Годунов мог легко оправдывать свой  поступок:  по  смерти  Батория  и
после того, как увидали,  что  избрание  Сигизмунда  шведского  на  польский
престол вовсе не имеет таких следствий, каких  опасались  прежде,  в  Москве
больше всего боялись могущества турок, и помочь косвенным образом против них
Австрийскому дому могло считаться делом благоразумия.
   Варкоч уверял Годунова в благодарности императора, в том, что Рудольф  ни
за что не  постоит  при  изъявлении  этой  благодарности,  и  вот  приставу,
провожавшему посла, было наказано поговорить с  ним  к  слову:  "У  царского
шурина Бориса Федоровича, по его дородству и  храбрости,  многих  государств
лошади есть, а  цесарской  области  дородных  лошадей  больших,  которые  бы
пригодились под его седло,  нет:  и  если  цесарь  захочет  прислать  Борису
Федоровичу лошадей добрых, то Борису Федоровичу это будет очень любительно".
   В апреле 1595 года отправлены были  к  цесарю  с  казною  на  вспоможение
против турского думный дворянин  Вельяминов  и  дьяк  Власьев;  они  повезли
соболей, куниц, лисиц, белки, бобров, волков, кож лосинных на 44720  рублей.
Приехавши в Прагу, где жил Рудольф, Вельяминов и Власьев  потребовали,  чтоб
им указали место, где разложить меха. Им дали у  цесаря  на  дворе  двадцать
палат, где они разложили соболей, куниц, лисиц, бобров и  волков  налицо,  а
белку в коробьях. Когда все  было  изготовлено,  сам  император  с  ближними
людьми  пришел  смотреть  посылку,  государеву  вспоможенью  обрадовался   и
удивлялся, как такая великая казна собрана? Говорил, что  прежние  цесари  и
советники их никогда такой большой казны, таких дорогих соболей и  лисиц  не
видывали,  и  расспрашивал  послов,  где  такие  звери  водятся,   в   каком
государстве? Послы  отвечали,  что  все  эти  звери  водятся  в  государевом
государстве, в Конде и Печоре, в Угре и в Сибирском царстве, близ  Оби  реки
великой, от Москвы больше 5000 верст.  На  другой  день  цесаревы  советники
присылали к послам с просьбою,  чтоб  государевы  собольники  положили  цену
присылке,  как  ее  продать.  Послы  отказали:  "Мы  присланы  к  цесарскому
величеству с дружелюбным делом, с государевою помощию, а не для  того,  чтоб
оценивать  государеву  казну,  оценивать  мы  не  привыкли  и  не  знаем;  а
собольники присланы с нами для переправки, ценить они такой дорогой  рухляди
не умеют, такими товарами не торгуют". После сказывали  послам,  что  цесарь
велел оценить присылку пражским купцам, и те оценили ее в 400000  рублей,  а
трем сортам лучших соболей цены положить не умели по их дороговизне.
   Весною 1597 года приехал в Москву  знатный  посол  императорский  Авраам,
бургграф донавский, привез царю подарки: мощи чудотворца Николая,  окованные
золотом и серебром, с каменьем; два возка со всем прибором, а  у  возков  по
шести санников, шесть серых и шесть гнедых; часы  с  перечасьем,  с  людьми,
трубами, накрами и варганами: как перечасье и часы  забьют,  в  то  время  в
трубы, накры и варганы заиграют люди как живые; другие  часы  с  перечасьем:
как перечасье забьют, в то время часы запоют разными  голосами;  два  сосуда
для питья хрустальные золотом окованные. Поблагодаривш