ов  приблизился  к  царю  Иоанну
посредством брака своего на дочери любимца  царского,  известного  опричника
Малюты Скуратова-Бельского; потом Годунов еще более приблизился  к  царскому
семейству  через  брак  сестры  его  Ирины  с  царевичем  Феодором;   личные
достоинства  давали  Борису   средства   сохранить   и   усилить   значение,
приобретенное им посредством этих связей. Источники  говорят  согласно,  что
умирающий Иоанн поручил сыновей своих,  Феодора  и  Димитрия,  некоторым  из
самых приближенных вельмож; но  источники  сильно  разногласят  относительно
имен и числа этих вельмож. Одни называют только двух  старших  членов  Думы:
князя Ивана Федоровича Мстиславского  и  Никиту  Романовича  Юрьева;  другие
называют Никиту Романовича и князя Ивана Петровича Шуйского;  по  некоторым,
Иоанн приказал Феодора Шуйскому, Мстиславскому  и  Никите  Романовичу;  иные
упоминают неопределенно о четырех главных советниках,  а  иные,  наконец,  о
пяти. прибавляя к трем означенным лицам еще двух-Богдана Бельского и  Бориса
Годунова. Сначала из этих вельмож самым сильным  влиянием  пользовался  дядя
царский, Никита Романович, но уже от августа 1584 года мы имеем  известие  о
тяжкой болезни этого боярина.
   Феодор утвердился на престоле не без смут: как по смерти  великого  князя
Василия началась немедленно смута по поводу удельного князя,  так  и  теперь
смута началась также по поводу удельного князя, брата  Феодорова,  Димитрия,
хотя этот удельный и был младенец. Как видно, смута началась еще  при  жизни
Иоанна, потому что в первую же ночь по его смерти, 18 марта, приверженные  к
Феодору вельможи обвинили в измене Нагих, родственников Димитрия по  матери,
велели их схватить, держать под стражею, схватили и многих  других,  которых
жаловал покойный царь, и разослали по городам, иных по темницам,  других  за
приставами;  домы  их  разорили,  поместья  и  отчины  роздали  в   раздачу.
Волновались вельможи и горожане; для охранения порядка отряды войска  ходили
по улицам и пушки стояли на площадях. Потом Димитрий с матерью, отцом  ее  и
родственниками, Нагими, отослан был в свой удел-Углич. Иностранцы пишут, что
главным заводчиком смуты в пользу  Димитрия  был  Богдан  Бельский,  человек
славившийся умом, досужеством ко всяким  делам,  беспокойный,  честолюбивый,
склонный к крамолам. По отъезде Димитрия в Углич Бельский остался в Москве и
продолжал крамолы, вследствие чего противные ему бояре с народом осадили его
в Кремле и принудили к сдаче. Русские летописцы также  говорят  о  восстании
московского народа против Бельского. По их словам, в народе  разнесся  слух,
что Бельский с своими советниками извел царя Иоанна, а теперь  хочет  побить
бояр, хочет искать смерти царю Феодору, после которого быть  ему  самому  на
царстве Московском. Чернь взволновалась, возмутила и ратных людей, пришли  с
великою силою и оружием к городу, и едва успели затворить от них  Кремль.  К
черни пристали рязанцы-Ляпуновы, Кикины и другие  городовые  дети  боярские,
оборотили пушку к Фроловским (Спасским) воротам  и  хотели  выбить  их  вон.
Тогда  царь  Феодор  выслал  к   народу   бояр,   князя   Ивана   Федоровича
Мстиславского, Никиту Романовича Юрьева и двоих дьяков, братьев  Щелкаловых,
велел уговаривать народ милостиво, что возмутил его кто-нибудь не  по  делу,
хотя пролития крови христианской, и расспросить, что их приход в город и  на
кого? На этот вопрос в народе раздался крик: "Выдай нам  Богдана  Бельского:
он хочет извести царский корень и боярские роды". Тогда царь велел  объявить
народу, что Богдана Бельского он велел сослать в Нижний Новгород;  и  народ,
слыша слова государевы и видя всех  бояр,  разошелся  по  домам.  По  другим
известиям, в народе ходили слухи, что  Бельский  прочит  царство  Московское
советнику своему Борису  Годунову  и  что  заводчиками  Смуты  были  рязанцы
Ляпуновы и Кикины, по внушению князей Шуйских. Наконец, по одному  известию,
поводом к Смуте  было  следующее  обстоятельство:  между  боярами  были  две
стороны:  к  одной  принадлежали:  князь  Мстиславский,  Шуйский,   Голицын,
Романов, Шереметев, Головин; к  другой-Годуновы,  Трубецкие,  Щелкалов  (?);
Богдан Бельский хотел быть больше казначея, Петра Головина, и за Петра  стал
князь Мстиславский, а за Богдана-Годунов; Бельского хотели убить до  смерти,
и едва ушел он к царице; в это время один сын боярский выехал из  Кремля  на
торг, начал скакать и кричать, что бояр Годуновых побивают до смерти;  народ
взволновался и двинулся к Кремлю; увидевши, что Кремль  заперт,  всколебался
еще сильнее и стал придвигать  пушки  к  воротам;  тогда  бояре  помирились,
выехали и уговорили народ разойтись. По некоторым  известиям,  в  этом  деле
было убито 20 человек и около 100 ранено.
   Как бы  то  ни  было,  верно  одно,  что  приверженцы  Феодора  опасались
неприязненных движений со стороны приверженцев Димитрия, что Богдан Бельский
своими честолюбивыми стремлениями возбудил  против  себя  сильную  ненависть
многочисленной и могущественной стороны в Думе  и  должен  был  ей  уступить
вследствие случайного или  подготовленного  его  врагами  мятежа  народного.
Летописец говорит, что Борис Годунов, мстя за приход на  Богдана  Бельского,
велел схватить и разослать по городам и темницам дворян Ляпуновых, Кикиных и
других детей боярских, также  многих  посадских  людей;  но  мы  знаем,  как
летописцы любили приписывать Годунову всякий  насильственный  поступок:  они
приписывают ему же и отдачу под стражу Нагих тотчас по смерти  царя  Иоанна;
мы знаем также, что в это время он вовсе не имел  того  могущества,  которым
обладал после.
   По словам летописца, пришли изо всех городов в  Москву  именитые  люди  и
молили со слезами царевича Феодора, чтоб был на Московском государстве царем
и венчался царским венцом.  Это  известие  очень  любопытно:  зачем  явились
именитые люди из городов в Москву? Был ли обычай прежде, что  именитые  люди
из городов являлись в Москву  поздравлять  нового  государя  и  теперь  они,
устрашенные смутами, умоляют Феодора поскорее  принять  царский  венец?  Или
положение дел было так смутно и опасно, или действительно  рождался  вопрос,
кому быть царем-возрастному, но неспособному Феодору или младенцу Димитрию-и
было так много людей на стороне последнего, что Дума сочла за нужное вызвать
именитых людей из городов? Англичанин Горсей, бывший в это время  в  Москве,
говорит о соборе,  бывшем  4  мая,  на  котором  присутствовали  митрополит,
архиепископы, епископы, игумены и все дворянство.
   В 1584 году 31  мая  Феодор  венчался  на  царство  по  прежним  обычаям;
митрополит Дионисий говорил поучение, увещевал царя  иметь  веру  ко  святым
церквам и честным монастырям, ему, митрополиту,  и  всем  своим  богомольцам
повиноваться, ибо честь, воздающаяся святителю, к  самому  Христу  восходит;
братью свою по плоти любить и почитать; бояр и вельмож жаловать и беречь, по
их отечеству, и ко всем князьям и княжатам, к  детям  боярским  и  ко  всему
воинству быть приступну, милостиву и приветну;  всех  православных  христиан
блюсти, жаловать и попечение о них иметь от всего сердца, за обидимых стоять
царски и мужески, не давать обижать  не  по  суду  и  не  по  правде;  языка
льстивого и слуха суетного не принимать, оболгателя не слушать и злым  людям
веры не давать; быть любомудру или мудрым последовать, потому  что  на  них,
как на престоле, бог почивает: раздавать  саны  безвозмездно,  ибо  купивший
власть мздоимцем бывает, и проч.
   В 1586 году в апреле умер боярин Никита Романович, и  на  его  место,  по
словам летописей, стал правителем брат  царицы,  Борис  Годунов,  хотя,  как
видно и прежде, при жизни Никиты  Романовича,  особенно  пользуясь  болезнию
последнего, Борис не упускал  случаев  все  более  и  более  усиливать  свое
влияние на царя  посредством  сестры;  Ирина  же,  как  говорят  современные
свидетельства, была способна сама иметь влияние и проводить  влияние  брата.
Но понятно, что  утверждение  на  месте  правителя  не  могло  обойтись  для
Годунова без борьбы с людьми, которые считали  за  собою  большие  права  на
занятие  этого  места.  Была  вражда  между  боярами,   говорят   летописцы;
разделились они на две стороны: на одной-Борис Годунов с дядьями и братьями,
с некоторыми князьями,  боярами,  дьяками,  духовными  и  многими  служилыми
людьми; на  другой  стороне-князь  Иван  Федорович  Мстиславский,  а  с  ним
Шуйские, Воротынские, Головины, Колычевы и другие  служилые  люди,  и  чернь
московская. Говорят, что сначала  Годунов  привлек  на  свою  сторону  князя
Мстиславского, так  что  тот  назвал  его  себе  сыном,  но  потом  Шуйские,
Воротынские, Голицыны, другие бояре, служилые люди и чернь московская  стали
уговаривать  Мстиславского,  чтоб  он,  соединясь  с  ними,  извел   Бориса.
Мстиславский долго отказывался, но потом согласился: положили убить Годунова
"на пиру в доме Мстиславского. Известие вероятное: мы знаем, как действовали
Шуйские  в  малолетство  Иоанна,  а  потом   в   грозное   царствование   от
насильственных, кровавых поступков некогда было отвыкнуть; родовой характер,
т. е. родовая бесхарактерность Мстиславских, изображена также верно:  сперва
князь Иван отказывается, а потом соглашается на  убийство  названного  сына.
Как бы то ни  было,  свидетельства  согласны,  что  на  этот  раз  борьба  с
Годуновым велась во имя  первенствующего  боярина,  князя  Мстиславского,  и
Годунов, соединясь с дьяками Щелкаловыми, назвавши их  себе  отцами,  осилил
противников: князь Иван Мстиславский был схвачен  и  пострижен  в  Кириллове
монастыре; Воротынских, Головиных и многих других схватили  и  разослали  по
городам, некоторых заключили в темницы; один из Головиных, Михайла,  услыхав
об опале родичей, ушел из своей медынской отчины в Литву к Баторию.
   Но Шуйские, искусно действуя через других, остались нетронутыми.  Годунов
с своими советниками держал на них большой гнев; они  с  своей  стороны  ему
противились и ни в чем не  поддавались;  гости  все  и  московские  торговые
черные люди стояли за Шуйских и, говорят, хотели  побить  Годунова  камнями,
что заставило его искать мира с Шуйскими.  Митрополит  Дионисий  хотел  быть
посредником: он позвал и Годунова, и Шуйских к себе,  умолял  помириться,  и
они послушались его увещаний. Но в то время, как бояре были у митрополита, у
Грановитой палаты  собралась  толпа  торговых  людей;  князь  Иван  Петрович
Шуйский, вышедши от митрополита, подошел к купцам и  объявил  им,  что  они,
Шуйские, с Борисом Федоровичем помирились; тут из толпы выступили два  купца
и сказали ему: "Помирились вы нашими головами: и вам от Бориса пропасть,  да
и нам погибнуть". В ту же  ночь  эти  два  купца  были  схвачены  и  сосланы
неведомо куда. Любопытно это сильное участие  торговых  людей  московских  в
борьбе Шуйских с Годуновым; мы не можем не видеть здесь следствия  поступков
Грозного, который, враждуя к боярам,  поднял  значение  горожан  московских,
призывая их на собор, обращаясь к  ним  с  жалобою  на  бояр  по  отъезде  в
Александровскую слободу. Понятно, что поступок Годунова  с  купцами  не  мог
поддержать мира между ним и  Шуйскими.  Последние  придумали  самое  удобное
средство-сломить в корню могущество Годунова, убедивши Феодора развестись по
примеру деда с неплодною Ириною и вступить в новый брак; князь Иван Петрович
Шуйский и другие бояре, гости московские и все люди купеческие согласились и
утвердились рукописанием бить челом государю о разводе. Митрополит, которого
голос больше всех имел.значения в этом деле, также был согласен  действовать
заодно с ними. По Годунов узнал о  замысле  врагов  и  постарался  уговорить
Дионисия  не  начинать  дела.  Между  прочим,  говорят,  Борис   представлял
митрополиту, что и лучше, если у Феодора не будет  детей,  ибо  в  противном
случае произойдет междоусобие между ними и  дядею  их,  Димитрием  Углицким.
Естественно, что, отклонивши эту беду, Годунов  не  мог  долго  оставлять  в
покое Шуйских,  давать  им  время  еще  что-нибудь  придумать  против  него;
естественно, что  и  Шуйские  также  не  могли  долго  оставаться  в  покое.
Летописцы говорят, что Борис не умягчил своего сердца на  Шуйских  и  научил
людей их, Феодора Старого с товарищами,  обвинить  господ  своих  в  измене.
Вследствие этого в 1587 году  Шуйских  перехватали;  князя  Ивана  Петровича
схватили на дороге, когда он ехал  в  свою  суздальскую  вотчину;  вместе  с
Шуйскими схватили друзей их, князей Татевых, Урусовых, Колычевых,  Бакасывых
и других; людей их пытали разными пытками  и  много  крови  пролили;  пытали
крепкими пытками и гостей московских,  Феодора  Нагая  с  товарищами,  и  на
пытках они ничего не сказали. По окончании следствия князя  Ивана  Петровича
Шуйского сослали в отчину его, село  Лопатничи,  с  приставом,  из  Лопатнич
отправили на Белоозеро  и  там  удавили;  князя  Андрея  Ивановича  Шуйского
сослали в село Воскресенское, оттуда - в  Каргополь  и  там  удавили;  князя
Ивана Татева сослали в Астрахань, Крюка-Колычева  -  в  Нижний  Новгород,  в
тюрьму каменную, Бакасывых и других знатных людей разослали  по  городам,  а
гостям московским, Феодору Нагаю с шестью товарищами,  в  Москве  на  пожаре
отсекли  головы,  других  торговых  людей  заключили  в  тюрьмы,   некоторых
разослали по городам на житье. Не  знаем,  верить  ли  безусловно  показанию
летописца об участи двоих князей Шуйских, Ивана и Андрея?  Действительно  ли
они были удавлены и именно по приказанию Годунова? Или это был только  слух?
Дело Романовых научает нас осторожности. Любопытно, как само  правительство,
т.  е.  Годунов  с  своею   стороною,   старалось   представить   это   дело
правительствам  иностранным.  В  наказах  послам,  отправлявшимся  в  Литву,
находим: спросят, за что на Шуйских государь опалу положил? И за что казнили
земских посадских людей, отвечать: государь князя  Ивана  Петровича  за  его
службу пожаловал своим  великим  жалованьем,  дал  в  кормленье  Псков  и  с
пригородами, с тамгою и кабалами, чего ни одному боярину не давал  государь.
Братья его, князь Андрей  и  другие  братья,  стали  пред  государем  измену
делать, не правду, на всякое лихо умышлять с  торговыми  мужиками,  а  князь
Иван Петрович им потакал, к ним пристал и  не  правды  многие  показал  пред
государем. То не диво  в  государстве  добрых  жаловать,  а  лихих  казнить.
Государь наш милостив: как сел после отца на  своих  государствах,  ко  всем
людям свое милосердие и жалованье великое  показал;  а  мужики,  надеясь  на
государскую  милость,  заворовали  было,  не  в  свое  дело  вступились,   к
бездельникам пристали; государь велел об этом сыскать и, которые мужики воры
такое безделье учинили, тех пять, или шесть, человек государь велел казнить;
а Шуйского  князя  Андрея  сослал  в  деревню  за  то,  что  к  бездельникам
приставал, а опалы на него никакой не положил; братья же князя Андрея, князь
Василий, князь Димитрий, князь Александр и князь Иван,  в  Москве;  а  князь
Василий Федорович Скопин-Шуйский, тот  был  на  жалованье  на  Каргополе,  и
теперь, думаем, в Москве; боярин князь Иван Петрович поехал к себе в  отчину
новую, в государево данье, на  Кинешму:  город  у  него  большой  на  Волге,
государь ему пожаловал за псковскую осаду;  а  мужики,  все  посадские  люди
теперь по-старому живут. Если спросят: зачем  же  в  Кремле-городе  в  осаде
сидели и стражу крепкую поставили? - отвечать: этого  не  было,  это  сказал
какой-нибудь бездельник: от кого, от мужиков в осаде  сидеть?  А  сторожа  в
городе и по воротам не новость-так издавна ведется: сторожа  по  воротам,  и
дети боярские прикащики живут для всякого береженья.
   Лилась кровь на пытках, на плахе; лилась кровь в усобице боярской; и  вот
митрополит Дионисий  вспомнил  свою  обязанность  печалования:  видя  многое
убийство и кровопролитие неповинное, он  вместе  с  крутицким  архиепископом
Варлаамом начал говорить  царю  о  многих  не  правдах  Годунова.  Но  какое
действие могли произвести слова архиереев на ребенка, привязанного  к  своей
няньке? Годунов  оболгал  царю  архиереев,  говорит  летописец:  Дионисий  и
Варлаам были свергнуты и заточены в новгородские  монастыри;  в  митрополиты
возведен  был  Иов,  архиепископ  ростовский,  человек,   вполне   преданный
Годунову.
   О митрополите Дионисии существует  мнение,  что  он,  будучи  честолюбив,
умен, сладкоречив, действовал против Годунова в союзе с Шуйскими  вследствие
оскорбленного честолюбия, вследствие того, что Годунов мешал его влиянию  на
набожного царя. Дионисий мог быть умен и сладкоречив; во многих  хронографах
он называется мудрым грамматиком, но, чтобы он действовал против Годунова из
честолюбия, на это нет никаких современных свидетельств.  Дионисий  является
вначале миротворцем между Годуновым и Шуйским; потом, когда тотчас же  после
примирения Годунов  опять  начал  вражду,  сославши  неизвестно  куда  двоих
приверженцев Шуйского, митрополит  соединяется  с  последним,  но  позволяет
уговорить  себя  Борису  не  начинать  дело  о   разводе,   ибо   это   дело
долженствовало быть очень тяжело для совести святителя; Дионисий не  мог  не
помнить, каким нареканиям подвергался митрополит Даниил за  развод  великого
князя Василия. Наконец, когда, по прямому свидетельству летописца,  Годунов,
преследуя Шуйских, пролил много крови неповинной,  Дионисий  является  явным
обличителем не правд его пред царем и страдает  за  это.  Душа  человеческая
темна; Дионисий  мог  действовать  по  разным  побуждениям;  но  мы  считаем
непозволительным для  историка  приписывать  историческому  лицу  побуждения
именно ненравственные, когда на это нет никаких доказательств.
   Годунов освободился от всех соперников; после падения Шуйских и свержения
Дионисия с Варлаамом никто уже не осмеливался восставать против  всемогущего
правителя, который был признан таковым и внутри и вне  государства.  Годунов
величался конюшим и ближним великим боярином, наместником царств  Казанского
и Астраханского; правительствам иностранным давалось  знать,  что  если  они
хотят получить желаемое от московского правительства, то должны обращаться к
шурину  царскому,  которого  просьбы  у  царя  без  исполнения  не   бывают;
правительства иностранные поняли это, и мы видим, что Годунов переписывается
и передаривается с императором, королевою английскою, с  ханом  крымским,  с
великим визирем турецким, принимает у себя послов. По известиям иностранцев,
бывших в Москве, Борис был  правителем  государства  по  имени  и  царем  по
власти; ежегодный доход его вместе с жалованьем простирался до 93700 рубл. и
больше; он получал доходы с области Важской, с Рязани и страны Северской,  с
Твери и Торжка, с бань и купален московских, с пчельников и лугов  по  обоим
берегам Москвы-реки на 30 верст вверх и на 40 вниз по течению; говорят,  что
Годунов и его родственники могли выставлять с своих имений в 40 дней  100000
вооруженных людей.
   Мы видели, как Борис достиг значения правителя и какими путями  избавился
от всех своих противников. Теперь мы должны перейти к его  правительственной
деятельности; но прежде взглянем на образы  и  царя  и  правителя,  как  они
начертаны современниками.
   Феодор был небольшого роста, приземист, опухл;  нос  у  него  ястребиный,
походка нетвердая; он тяжел и недеятелен, но  всегда  улыбается.  Он  прост,
слабоумен, но очень ласков, тих, милостив и чрезвычайно набожен. Обыкновенно
встает он около четырех часов утра. Когда оденется  и  умоется,  приходит  к
нему  отец  духовный  с  крестом,  к  которому  царь  прикладывается.  Затем
крестовый дьяк вносит в комнату икону  святого,  празднуемого  в  тот  день,
перед которою царь молится около четверти часа. Входит  опять  священник  со
святою водою, кропит ею иконы и царя. После этого  царь  посылает  к  царице
спросить, хорошо  ли  она  почивала?  И  чрез