отах,
дошедших до  нас  от  времени  малолетства  Иоанна  IV,  еще  нет  жалоб  на
наместников: "Мы к вам посылали обыщиков своих;  но  вы  жалуетесь,  что  от
наших обыщиков и недельщиков большие вам убытки, и  вы  с  нашими  обыщиками
лихих людей разбойников не ловите, потому  что  вам  волокита  большая".  Из
дошедших до нас грамот жалоба на наместников и тиунов их встречается впервые
в 1552 году, в просьбе важан: "Важане, шенкурцы и Вельского стана  посадские
люди и всего Важского уезда становые и  волостные  крестьяне  били  челом  и
скатывали, что у них на посадах многие дворы, а в станах и  волостях  многие
деревни запустели от прежних важских наместников, от их тиунов,  доводчиков,
обыскных грамот, от лихих людей, татей, разбойников, костарей; что  важского
наместника и пошлинных людей впредь прокормить им нельзя; и от того у них  в
станах и  волостях  многие  деревни  запустели;  крестьяне  у  них  от  того
насильства, продаж, татеб с посадов разошлись по иным городам, а из станов и
волостей крестьяне разошлись в монастыри бессрочно  и  без  отказу,  а  иные
разбрелись безвестно кой-куда; на оставшихся посадских  людях  и  крестьянах
наместники и тиуны их берут свой корм, а праветчики и доводчики  свой  побор
сполна, и посадским людям  и  крестьянам  впредь  от  наместников  и  от  их
пошлинных людей, от продаж, всяких податей тянуть сполна нельзя. И  государь
бы пожаловал, наместника и тиунов отставил, и  велел  бы  управу  чинить  во
всяких земских делах по судебнику  выборным  лучшим  людям,  кого  они,  все
важане и шенкурцы, посадские люди и крестьяне, излюбили. Пошлин  излюбленным
головам со всяких управных дел и разбойных не брать; а за все наместничьи  и
тиунские пошлины, за все поборы и доходы, кроме государевых оброков,  велеть
на них положить оброк деньгами 1500 рублей ежегодно". Царь исполнил просьбу,
велел быть у них излюбленным головам; оброк 1500 рублей разводить  посадским
людям, лучшим, средним и молодым, самим между собою, по животам и промыслам,
а крестьянам, лучшим, средним и молодым,  разводить  по  пашням,  животам  и
сохам. Оброк привозят в Москву излюбленные головы, переменяясь по половинам,
а с ними лучшие люди, не дожидаясь пристава; приехав  в  Москву  с  оброком,
посулов и поминков не дают они никому ничего; если же не привезут  оброка  в
срок, то царь посылает за ними  приставов  и  доправливает  оброки  вдвое  с
ездом. Они должны прибрать также земских дьяков, кто б им  в  земские  дьяки
люб был;  дьяки  эти  должны  писать  всякие  дела  излюбленных  голов.  Эта
жалованная грамота называется откупною, ибо 1500 рублей, взносимые ежегодно,
называются наместничьим откупом.
   В уставной грамоте крестьянам устюжских волостей 1555 года говорится  уже
о  беспрестанных  жалобах  городского   и   сельского   народонаселения   на
наместников и волостелей, равно как о жалобах наместников  и  волостелей  на
горожан и сельчан, и  о  замещении  наместников  и  волостелей  излюбленными
старостами говорится как об общей мере, вследствие этих жалоб  предпринятой:
"Прежде, - говорит царь, - мы жаловали бояр своих, князей и детей  боярских,
давали города и волости им в кормленья; и нам от крестьян челобитья  великие
и докука беспрестанная, что наместники наши и  волостели,  праветчики  и  их
пошлинные люди, сверх нашего указного жалованья, чинят им продажи  и  убытки
великие; а от наместников, волостелей, праветчиков и их пошлинных людей  нам
докуки и челобитья многия, что посадские и волостные люди им под  суд  и  на
поруки не даются, кормов им не платят и их бьют: от того между ними  поклепы
и тяжбы великие; от того на посадах  многие  крестьянские  дворы,  в  уездах
деревни и дворы позапустели, и наши дани и оброки сходятся не сполна. И  мы,
жалуя  крестьянство,  для  тех  великих  продаж  и   убытков,   наместников,
волостелей и праветчиков от городов и волостей отставили; а  за  доходы  их,
пошлины и присуд велели посадских и волостных крестьян пооброчить  деньгами;
и велели во всех городах, станах и волостях постановить старост излюбленных,
которым  между  крестьянами  управу  чинить,  наместничьи,   волостелины   и
праветчиковы доходы  сбирать  и  к  нам  на  срок  привозить,  которых  себе
крестьяне между собою излюбят и выберут всею землею, от которых бы им продаж
и убытков и обиды не было, которые умели бы их рассудить вправду беспосульно
и безволокитио, и за наместничий доход оброк собрать  умели  бы  и  к  нашей
казне на срок привозили бы без недобору". В следующем, 1556 году  дано  было
право двинянам вместо наместников выбрать излюбленных голов, которые тут  же
называются выборными судьями. Эти выборные судьи на Колмогорах на посаде,  в
станах и волостях должны были выбрать сотских,  пятидесятских  и  десятских,
которые были бы добры и прямы и всем крестьянам любы,  и  велеть  им  беречь
накрепко, чтоб лихих людей не было.
   Несмотря на то  что  заменение  наместников  и  волостелей  выборными  от
горожан и сельчан властями представлено в одной из  приведенных  грамот  как
общая мера, мы видим, что не во всех волостях произошло это изменение.  Чтоб
объяснить себе явление, мы должны припомнить, что грамоты, которыми волостям
давалось право управляться своими выборными властями, назывались  откупными;
волость известною суммою, вносимою в  казну,  откупалась  от  наместников  и
волостелей; правительство давало ей право откупаться вследствие ее  просьбы;
если же она не била челом, считала для себя невыгодным новый порядок  вещей,
то оставалась при старом. Почему волость не решалась  на  перемену?  На  это
могли быть разные причины. Мы знаем, как везде при неразвитости  гражданских
понятий кажется тяжким исполнение общественных обязанностей,  как  стараются
избегать общественных должностей, общественных поручений, как  трудно  найти
людей, которые бы взялись  исполнять  их  и  надлежащим  образом  исполняли.
Волость избирала людей, которые не только должны были посвятить  свое  время
управлению и суду, но также обязаны были отвозить откупную сумму  в  Москву,
спешить  из  далеких  мест  к  сроку,  а  в  противном  случае  подвергались
взысканию.  Нет  ничего  удивительного,  если  некоторые  волости  не  могли
удовлетворить новым требованиям и предпочли оставаться при  старом.  В  1577
году мы встречаем пожалование наместничества в кормление, дана была  грамота
князю Морткину на город Карачев в кормление, со всем по тому,  как  было  за
прежними наместниками: "И вы, все люди того города, чтите его и слушайте,  а
он вас ведает и судит и ходит у вас во всем по доходному  списку,  как  было
при прежних наместниках". Мы видели в Перми наместника в 1581 году,  видели,
однако, подозрительность, какую  обнаружил  царь  относительно  его:  "Людей
обирали бы пермские и усольские люди сами между собою, чтоб им при сборе  от
тебя убытка не было". Кроме кормления, для содержания наместника назначались
еще деревни. В пограничных, важных по  своему  военному  положению,  городах
видим воевод. В 1555 году князь Дмитрий Палецкий в  Новгороде  называется  и
воеводою и наместником; потом,  как  видно,  в  Новгороде  был  воевода  при
наместнике и считался выше последнего; но в наказе  архиепископу  казанскому
Гурию видим, что наместник считался честнее воевод. В  1581  году  свияжский
воевода Сабуров был переведен воеводою же в Казань, причем  послана  была  к
нему такая грамота: мы велели быть на нашей службе в Свияжеке на твое  место
воеводе князю Петру Буйносову-Ростовскому, а тебе велели быть в  воеводах  в
Казани с князем  Григорием  Булгаковым  с  товарищи  да  с  дьяком  Михайлою
Битяговским, вместе заодно. И ты бы  сдал  город  князю  Ростовскому,  сдай,
переписавши наряд, пушки и пищали, в казне зелье и свинец и всякий  пушечный
запас, наши  прежние  наказы  и  присыльные  грамоты  и  всякие  наши  дела.
Приехавши в Казань, был бы ты на нашей  службе  в  остроге,  по-прежнему,  и
списки детей боярских, своих полчан, которые были прежде  у  тебя  в  полку,
взял бы у воеводы князя Булгакова, и был бы  на  нашей  службе  в  Казани  в
городе и в остроге и детей боярских своих полчан  ведал,  и  всякими  нашими
делами промышлял; а с воеводою князем  Булгаковым  с  товарищи  и  с  дьяком
Битяговским был бы без мест, а розни у вас не было бы ни в чем.
   В этом наказе замечательны слова, что воевода Сабуров должен быть  вместе
заодно с воеводою князем Булгаковым и с дьяком  Битяговским,  чтоб  был  без
мест с воеводою князем Булгаковым  и  дьяком  Битяговским.  Мы  видели,  что
значение дьяков при дворе и в областном управлении очень усилилось  еще  при
отце Грозного, и мы видели причины, по которым оно  не  могло  ослабеть  при
самом Грозном. Курбский говорит, что  Иоанн  вполне  доверял  дьякам  своим,
которых избирал из поповичей пли из простого всенародства, и  поступал  так,
ненавидя вельмож своих; другой отъезжик, Тетерин, писал к Морозову: "Есть  у
великого князя новые доверенные люди (верники) дьяки, которые его  половиною
кормят, а большую себе берут,  которых  отцы  вашим  отцам  в  холопство  не
годились, а теперь не только землею владеют, но и головами вашими  торгуют".
Псковский летописец не  перестает  указывать  на  важное  значение  дьяка  в
городовом управлении; так, под 1534 годом он говорит: дьяка  Колтырю  Ракова
свел князь великий на Москву, и была псковичам радость, потому что он многие
пошлины во Пскове уставил.  Об  отношении  дьяков  к  воеводам  говорится  в
царской грамоте 1555 года к  новгородским  дьякам  Еремееву  и  Дубровскому:
"Велели мы боярам своим и воеводам, князю Петру Михайловичу Щенятеву и князю
Дмитрию Федоровичу Палецкому, быть для нашего дела в  Великом  Новгороде.  И
которые наши дела у бояр наших будут, и вы бы те дела делали и в наших делах
их слушали". Но тут же видим, что при  всех  внутренних  распоряжениях  царь
обращается прямо к дьякам, а при внешних сношениях, например  при  допущении
дерптских  немцев  торговать  в  Новгороде  и  Пскове,  царь  обращается   к
наместнику князю Палецкому и дьякам Еремееву  и  Дубровскому;  к  наместнику
обращается также в делах судных и при распоряжениях относительно  войска.  В
конце  1555  года,  когда  наместник  новгородский  князь  Дмитрий  Палецкий
отправился в поход против шведов, царское  жалованье,  Новгород,  отказал  и
людей своих свел, царь велел дьякам Еремееву и Дубровскому выбрать  тиуна  и
приказать ему судить всякие наместничьи  дела,  также  выбрать  недельщиков;
потом царь писал  к  ним:  "Теперь  мы  послали  в  Великий  Новгород  Ивана
Ивановича Жулебина, велели ему, да вам,  дьякам  нашим,  дела  наши  земские
делать, которые делали прежние наместники. Которых дел тиунам  нельзя  будет
решить, те решайте вы с Иваном; а которых и  вам  нельзя  будет  решить,  те
пересылайте к нам". Жулебин нс носил никакого особенного названия;  во  всех
грамотах царь продолжает по-прежнему обращаться к одним дьякам;  к  Жулебину
обращается он только раз, когда дело  шло  о  внешних  сношениях,  именно  о
пересылке грамоты к шведскому королю;  эта  грамота  пересылалась  от  имени
новгородского  наместника,  князя  Глинского;  но  из  слов  грамоты   можно
заключить, что Глинский в это время еще не приезжал в Новгород.
   Встречаются названия городничих, городовых  прикащиков  и  городчиков.  В
губной грамоте галичанам говорится, чтоб выборные сотские,  пятидесятские  и
десятские привозили лихих людей к  городовым  прикащикам  и  вместе  с  ними
обыскивали их. Из других грамот видно также, что они  ведали  дела  земские,
полицейские и финансовые. В городовые прикащики,  или,  как  выражались,  на
городовой приказ, выбирали всею землею из детей боярских; на  содержание  их
выдавалось по пяти вытей в поместье. После городовых прикащиков  упоминаются
также  решеточные  прикащики,  выбиравшиеся  также  из  детей   боярских   и
получавшие по пяти обжей в поместье; мы видели, что еще  при  великом  князе
Василии Иоанновиче дьяки в  Новгороде  велели  поставить  решетки  по  всему
городу и сторожей у решеток для прекращения грабежей и убийств; это известие
объясняет нам должность решеточных прикащиков; в одной из грамот царя Иоанна
к новгородским дьякам читаем: "Вы  б  еще  прислали  из  городчиков  или  из
решеточных пркащиков, которые получше, да подьячих добрых  и  велели  им  по
станам припасать корм конский и людской для ратных людей". В Новгороде видим
по-прежнему старост по концам и улицам; когда в 1548  году  царь  пожаловал,
отставил в Новгороде корчмы и питье кабацкое,  то  давали  по  концам  и  по
улицам старостам на 30 человек две бочки пива да шесть ведер меду,  да  вина
горького полтора ведра. В 1555 году царь писал новгородским дьякам:  "Учинен
был в Великом Новгороде в  старостах  Иван  Борзунов;  жалованья  нашего  он
получал по 50 рублей на год, да ему же дано поместье для старощенья.  Теперь
я этого Ивана Борзунова от старощенья велел отставить: и вы б ему в  суде  у
наших наместников и дворецкого быть  не  велели,  нашего  жалованья  ему  не
давали и поместье отписали на меня до тех пор, пока  выберем  на  его  место
другого  старосту".  Этот  Борзунов  был  староста   большой,   обязанностью
которого, между прочим, было ездить на посады, вынимать  корчемное  питье  и
питухов брать; с ним вместе ездили: подьячий, уличный староста  и  посадские
люди; бесчестья большому старосте платилось 50 рублей.
   Относительно городского народонаселения встречаем различие между  людьми,
имеющими свои дворы, и людьми, которые не  имеют  своих  дворов,  живут  при
своедворцах и носят название соседей;  так,  например,  в  поручной  записи,
данной некоторыми новгородцами по недельщике  в  1568  году,  говорится:  я,
Потап Фомин сын, скотник с Варецкой улицы, живу своим двором, да  я,  Матвей
Григорьев, сын  шелковник,  живу  своим  двором,  да  я,  Иван  Иванов,  сын
Воронков, деменский купчина с Павловой улицы, живу у Мити, у  деменского  же
купчины, в суседех и т. д. В Новгороде встречаем название гостей веденых; из
Новгорода, равно как из Пскова,  продолжали  выводить  горожан  в  Москву  и
другие низовые города: так, в 1555 году свели в  Казань  опальных  псковичей
десять семейств. В 1569 году взял царь в Москву из Новгорода 150 семей да из
Пскова 500 семей. В 1572 году поехало  из  Новгорода  в  Москву  из  земщины
гостей веденых сорок семейств да из опричнины шестьдесят семейств.  От  1574
года дошло до нас описание Мурома, которое представляет нам этот  город,  то
есть посад его, в незавидном положении. На посаде муромском находился в  это
время царский двор, в котором хоромы, горницы,  повалуши  и  сени  сгнили  и
развалились,  жил  на  нем  один  дворник;  был  еще  другой  двор   царский
поледенный,  ставились  на  нем  подключники  и  повара  царские  во   время
государевых рыбных ловель. На посаде же находился двор зелейный;  купеческие
лавки: ряд мясной, ряд  рыбный,  соляной,  калачный;  лавки  разделялись  на
лавки, полки, лубеники, места лавочные. В царском гостином дворе  находилось
17 лавок - все пустые; кроме казенного гостиного двора,  было  два  частных;
тяглых черных дворов 111, жителей в них 149 человек, да 107  дворов  пустых,
да пустых дворовых мест 520, тогда как восемь лет тому назад было 587 дворов
населенных (в живущем), и убыло черных тяглых дворов "из жива в  пусто"  476
дворов; лавок занятых было 202, которые платили оброку 32 рубля 15 алтын,  а
пустых лавок - 117.
   Если правительство для своих целей ставило новые  города  на  западной  и
южной  границах,  то  на  востоке,  куда  по-прежнему  продолжало  двигаться
народонаселение, новые городки являлись сами собою. Мы видели,  что  богатые
Строгановы собственными  средствами  построили  несколько  городков;  жители
Вятской области,  Верхнеслободского  городка,  выводили  сначала  починки  и
деревни, которые  садились  на  лесу,  потом  этими  деревнями  и  починками
поставили себе городок на Шестакове на заемные деньги, причем выпросили себе
у царя  льготную  грамоту,  по  которой  они  могли  платить  свои  долги  в
продолжение пяти лет в истую уплату, без росту; слободской наместник не стал
было обращать внимания на эту грамоту, заимодавцы начали править свои деньги
на шестаковцах, и последние обратились к царю с жалобою,  в  которой,  между
прочим, писали: "Которые людишки должные  в  Шестаковский  город  пришли  на
пусто, и теперь они от своих должников  (заимодавцев)  разбежались  и  пашни
свои пометали". Из этого видим, во-первых, какого рода люди  населяли  новые
отдаленные городки и, во-вторых,  чем  они  занимались;  должники  бросились
бежать от своих заимодавцев и пометали свои пашни. Как  заводились  слободы,
видно из следующего известия летописи под 1572 годом: "В Новгороде  кликали:
которые люди кабальные, монастырские и всякие, чей кто-нибудь, пусть идут  в
государскую слободу на Холыню;  государь  дает  по  5  рублей,  по  человеку
посмотря, а льготы на 5 лет".
   Города не изменяли своего прежнего вида; по-прежнему встречаем известия о
мощении улиц  деревом;  кучи  деревянных  зданий,  из  которых  составлялись
посады, по-прежнему становились  легкою  добычею  пламени.  Мы  упоминали  о
большом московском пожаре; в Новгороде, в 1541 году, выгорел весь Славенский
конец, сгорело 908 дворов и 22 человека. В 1554 году  сгорело  1500  дворов:
зажгли зажигальщики; но ко времени Иоанна IV относится начало  строгих  мер,
предписываемых правительством для избежания частых пожаров в городах. В 1560
году царские дьяки велели новгородцам ставить по дворам своим у дымниц бочки
и чаны с водою и чтоб на каждой избе были веники на шестах. В 1571  году  по
всему Новгороду запрещено было летом избы топить; новгородцы делали  печи  в
огородах и по дворам и там пекли хлебы и калачи.
   В летописях находим известия о печатях для городов, именно для  Дерпта  и
Новгорода Великого; велел царь сделать печать в вотчину лифляндскую, в город
Юрьев, а на печати клеймо - орел двоеглавый, у  орла  у  правой  ноги  герб,
печать юрьевского бискупа, около же печати подпись:
   "Царского величества боярина и наместника Лифлянские земли печать", и тою
печатню велел грамоты перемирные с шведским королем  печатать  и  грамоты  в
иные государства. Государь велел сделать печать новую  в  Великий  Новгород,
наместникам печатать перемирные грамоты с шведским королем, а на ней  клеймо
место, а на месте посох, а у места на одной стороне  медведь,  а  на  другой
рысь, 2 под местом рыба, а около печати подпись: царского величества боярина
и  наместника  печать.  Из  этих  известий  ясно  видно,  что   печати   эти
употреблялись для внешних сношений и, по всем вероятностям,  были  только  в
Новгороде и Дерпте.
   Новгородский летописец говорит нам о следующих событиях в своем городе: в
1543 году прислан был из Москвы в Новгород Иван Дмитриевич  Кривой,  который
устроил в Новгороде 8 корчемных  дворов;  но  через  три  года  корчмы  были
отставлены. В 1549 году царь порушил в  Новгороде  ряды  и  грамоты  рядовые
собрал в казну.
   Мы видели, что и сельские жители вместе с городскими при Иоанне IV начали
получать откупные  грамоты,  дававшие  им  право  избирать  из  своей  среды
правителей и судей. В 1555 году крестьяне Устюжского  уезда  получили  право
выбрать излюбленных старост или судей; последние должны были людей судить  и
управу чинить  по  Судебнику  и  уставной  грамоте;  но  в  разбойных  делах
волостных людей судят и управу чинят губные старосты.  Излюбленные  старосты
вместе со всеми крестьянами, лучшими, средними и младшими  людьми,  выбирают
целовальников, кому у них в суде сидеть и на рассылке быть, дьяков  земских,
кому судные дела писать, выбирают  также  людей,  которые  должны  заступать
место доводчиков, кому у них на поруки давать и на суде ставить;  выбираются
во все эти должности волостные же люди. В  уставной  двинской  грамоте  1556
года излюбленным головам поручены также и р