ниги Вотской пятины можно получить понятие о размещении
сельского народонаселения и его отношении к землевладельцам. Сел и  селец  с
народонаселением  от  15  до  120  душ  встречаем  очень  мало;  деревень  с
народонаселением от 7 до 15и свыше душ также очень мало; обыкновенно деревни
состоят из 1, 2, 3, 4 дворов с 1, 2, 3, 4 душами. Как  мы  видели  уже,  при
каждом селении после перечисления крестьян в переписной книге  показывается,
что с них идет землевладельцу и  его  ключнику,  напр.:  "Деревня  Вахоницы,
Микулка Семенов, сын его Иванко; сеют  ржи  четыре  коробьи,  а  сена  косят
двадцать копен, обжа; доходу одна гривна и десять денег, а  хлеба  треть,  а
ключнику две лопатки бараньи, четверка ржи, четверка овса, четверка  ячменя,
деньга, овчина, сыр, горсть льну". Сельское народонаселение  разделялось  на
крестьян и поземщиков: крестьянами назывались  занимавшиеся  земледелием,  а
поземщиками - занимавшиеся другими промыслами: рыболовством, звероловством и
т. д. Селения, состоявшие из людей, занимавшихся хлебопашеством,  назывались
рядками. Относительно  происхождения  холопей  находим  статью  в  Судебнике
Иоанновом, которая повторяет положение Русской Правды с некоторыми, впрочем,
распространениями:  "По  полной  грамоте  холоп,  по  тиунству  и  по  ключу
сельскому холоп, с докладом и без докладу,  с  женою  и  детьми,  которые  у
одного господина; которые же дети живут за другим господином или живут  сами
по себе, те не холопи; по городскому ключу  не  холоп;  по  рабе  холоп,  по
холопе раба, по приданной записи  холоп,  по  духовной  холоп.  Если  холопа
полонит рать татарская  и  он  выбежит  из  плена,  то  свободен  и  старому
господину не холоп".
     Относительно быта сельского народонаселения в областях литовских видим,
что некоторые волости освобождались от  зависимости  городового  начальства:
так, в 1497 году великий князь  Александр  писал  в  Торопец,  чтоб  дань  и
тиунщина в старцевой волости сбирались волостным  старцем,  чтобы  наместник
торопецкий за данью и тиунщиною в эту волость не въезжал, не судил там и  не
рядил: судит и рядит волощан старец их или выезжай великокняжеский,  который
выедет к ним  за  данью  или  за  каким-нибудь  другим  делом.  В  литовских
владениях встречаем пожалования людьми: так, великий князь Казимир пожаловал
князя Ивана Глинского в Стародубском повете четырьмя человеками с их землями
пашными и бортными, сенокосами, реками, бобровыми гонами; волен  князь  Иван
этих людей с их землями продать, подарить, променять и вообще распорядиться,
как почтет для себя полезнее. Видим и переход  вольных  сельчан;  в  грамоте
Александра тому же князю Глинскому на владение сельцом Смолиным сказано:  на
этом сельце князь Александр посадил людей вольных прихожих; так если они  не
захотят служить ему, князю Ивану, то он обязан отпустить их  добровольно  со
всем их имением. Относительно перехода крестьян  Бельской  области  грамотою
великого князя Александра узаконена важная мера:  было  определено,  сколько
дней крестьянин обязан был работать за известный участок земли;  определено,
сколько отходящий крестьянин обязан заплатить землевладельцу, и  прибавлено:
"Если бы кто-нибудь из землевладельцев (землян) с целию  посадить  на  своей
земле большее число крестьян  (кметей)  захотел  установить  в  своей  земле
легчайшие  работы  и  дани,  к  общему  вреду  землевладельцев,  таковой  за
нарушение великокняжеского устава платит  сто  коп  грошей".  Видим,  что  к
дворам великокняжеским принадлежала невольная челядь и великие князья отдают
эти дворы в  хлебокормление  вместе  с  челядью  невольною,  житом,  коньми,
животиною, людьми путными и тяглыми, с конюхами, рыболовами, землями пашными
и проч.
     Если   меры,    предпринимавшиеся    правительством    для    умножения
народонаселения Северо-Восточной Руси, и в княжение Иоанна III  были  те  же
самые,  что  и  прежде,  то  относительно  препятствий  к  этому  умножению,
относительно бедствий политических и физических  должно  заметить,  что  для
областей, доставшихся Иоанну в наследство от отца, его правление было  самым
спокойным, самым счастливым временем: татарские  нападения  касались  только
границ; но этих нападений было очень немного, вред, ими  причиненный,  очень
незначителен;  восстание  братьев  великокняжеских  только  напугало  народ;
остальные войны были наступательные со стороны Москвы: враг не показывался в
пределах  постоянно  торжествующего  государства.  Новгород  и  его  область
потерпели много от двукратных походов Иоанновых, от мора, бывшего следствием
осады, от страшного мора в 1467 году, когда в одном Новгороде  умерло  более
48000 человек, а во всех пятинах - с лишком 250000 человек. Тверская область
до присоединения страдала некоторое время от обид московских; Рязанская была
спокойна; Пскову по-прежнему вредили  опустошительные  войны  с  немцами.  О
физических бедствиях - голоде и море  -  в  собственно  московских  областях
летописцы упоминают два раза: под 1463 и 1464 годом; в Пскове свирепствовала
железа в продолжение двух лет, 1465 и 1466, и потом в 1487  году;  здесь  же
видим и дурной урожай в 1485 году. От времен Иоанна III дошли до  нас  новые
известия, новые подробности о торговле русской; узнаем,  что  из  Москвы  по
рекам Москве, Оке и Волге ежегодно отправлялись суда в Астрахань  за  солью;
что купцы из московских областей,  именно  из  Москвы,  Новгорода,  Коломны,
Можайска, Твери, торговали в Кафе и Цареграде,  в  Азове,  Токате  и  ездили
оттуда за товарами чрез литовские владения, потому что  прямой  путь  степью
был опасен и труден; товары, вывозимые русскими купцами из Кафы, были: шелк,
шелковые и шерстяные материи,  шелковая  тесьма,  ширинки  кисейные,  бумага
хлопчатая, кушаки, сафьян, сабли, сагадаки, гребни, ожерелья, дорогие камни,
губки, ковры, жемчуг, ладан, мыло, грецкие  орехи  чиненые,  инбирь,  перец,
миндаль, ревень, шафран, мускус, канфора, краски. Потом купцы из  московских
областей ездили в литовские, торговали в Киеве, Полоцке, Вильне,  Путивле  и
других местах, привозили сюда меха беличьи, лисьи,  бобровые,  горностаевые,
рысьи, выдровые, воск,  мед,  шелковые  материи,  шубы,  однорядки,  кожухи,
епанчи, колпаки, шапки, однорядки новгородские, свиты новгородские,  овчины,
малые овчинки, щиты,  бубны  сокольи,  москательные  товары.  Русские  купцы
ездили в Казань, казанские - в Москву; из Кафы приезжали в Москву армяне; из
Орды Волжской по-прежнему приходили купцы вместе с послами: однажды приехало
3200 купцов, которые привели на  продажу  40000  лошадей.  По  свидетельству
Контарини, в Москву во время зимы съезжалось множество купцов из Германии  и
Польши для покупки разных мехов, соболей, волков, горностаев, белок и рысей.
И русские купцы ездили в Крым человек по 120 кроме прислуги,  возили  товару
иногда тысяч на шестнадцать, иногда  двое  купцов  торговали  вскладчину,  у
обоих товар за один был, и потому назывались складниками; видим,  что  слово
"гость"  вовсе  не  означало  именно  купца,   торгующего   с   иностранными
государствами, но просто значительнейшего, богатейшего купца,  ибо  в  числе
заграничных торговцев находим и купцов: так, Иоанн III,  запрещая  торговцам
ходить в Азов одним, без посла, пишет: "Гостям и купцам нашим". Относительно
торговли псковской с  немцами  узнаем,  что  последние  в  мирных  договорах
обязывались не пускать в Псков пива и меду.
     Для развития внешней восточной торговли в  княжение  Иоанна  III  важно
было то, что  Казань  долгое  время  находилась  в  подчинении  Москве;  это
обстоятельство было тем более  важно,  что  с  остатками  Волжской  Орды,  с
сыновьями Ахматовыми была постоянная вражда; окончательное подчинение Перми,
разумеется, облегчило московским купцам торговлю со странами  приуральскими.
Дружба с крымским ханом и начавшиеся при его посредстве сношения  с  Турциею
освобождали, хотя не всегда, московских купцов от притеснений  во  владениях
султана; но мы видели, что удобный доступ в эти владения зависел от того,  в
каких отношениях находилась Москва к Литве, ибо прямая дорога из  московских
владений в Азов и Кафу, через степь, была крайне опасна по причине  разбоев,
производившихся так называемыми азовскими козаками, которые разбивали послов
и шедших с ними купцов. Безопаснее был путь чрез литовские  владения;  но  и
здесь, как мы видели уже, московские купцы подвергались частым  притеснениям
в княжение Казимира: мытники, которые  были  обыкновенно  жиды,  увеличивали
мыты  вопреки  договорам;  мыты  брались  в  Киеве,  Чернобыле,   Чернигове,
Смоленске,  Дорогобуже,  Вязьме,  Гомеле,  Колодничах,   Вильне,   Новгороде
Северском, Радогоще, Трубчевске, Брянске, Минске,  Полоцке,  Люблине.  Иоанн
посылал жаловаться Казимиру, что прежде брали в Вязьме по грошу  с  воза,  а
потом стали брать по деньге;  в  Волочке  Вяземском  прежде  брали  с  судна
товарного по два гроша, а потом стали брать по три; в Смоленске прежде брали
один раз тридцатое с гостей, которые ехали в Киев  и  возвращались  назад  в
Москву, а потом стали брать два раза; прежде в Смоленске давали рядничему  с
товарного человека по грошу да старосте по грошу, а  потом  прибавили,  и  с
прислуги (робят людских) стали брать по грошу, притом, один ли кто  приедет,
сам ли десять приедет, берут на рядничего по гривенке перцу и столько же  на
старосту; в Колодничах и Вильне не брали прежде ничего, а потом стали брать.
Приехавши в город, купцы обязаны были относить подарки воеводе и  жене  его.
Кроме того, мытники и владельцы, чрез земли которых купцы проезжали, грабили
у них товары. Наконец, купцы терпели от разбоев.  При  наследнике  Казимира,
Александре, в то время как он не находился в войне с тестем, встречаем  мало
жалоб на притеснения московских купцов в Литве; узнаем, что в это  время  из
Литвы запрещено было тамошним правительством  вывозить  серебро,  а  великий
князь московский запретил ввозить в свои владения соль из Литвы,  от  немцев
же в Новгород шла не только соль, но и мед.
     При отсутствии усобиц, при кратковременной распре  Москвы  с  Тверью  и
Новгородом, после чего оба эти города с их  областями  присоединены  были  к
Москве, внутренняя торговля при Иоанне III должна  была  развиться  сильнее,
чем когда-либо прежде; встречаем известия о торгах или ярмарках; так, в 1491
году великий князь перевел торг от Троицкого монастыря в городок Радонеж;  в
духовном завещании своем Иоанн III говорит:  "Что  я  свел  торг  с  Холопья
городка на Мологу, на тот торг пусть съезжаются;  торговать,  как  было  при
мне; сын мой Димитрий берет пошлины, как было при мне, а  лишних  пошлин  не
прибавляет; сын же мой Василий и другие дети этого торга на  свои  земли  не
сводят и не запрещают в своих землях на него ездить". О внутренней  торговле
встречаем любопытное  известие  в  житии  св.  Даниила  Переяславского,  где
говорится, что однажды святому случилось увидать  на  реке  Трубеже  большое
судно, привязанное волосяным канатом к берегу с товарами тверских купцов. По
свидетельству Иосафата Барбаро, в Москве было такое изобилие в хлебе и мясе,
что говядину продавали не на вес, а по глазомеру. За один  марк  (marchetto)
можно было получить четыре фунта мяса; семьдесят кур стоили червонец, гусь -
не более трех марок. Зимою привозили в Москву такое множество быков,  свиней
и других животных, совсем уже ободранных и замороженных,  что  за  один  раз
можно было купить до  двухсот  штук.  Жители  для  поездок  своих,  особенно
продолжительных, избирали преимущественно зимнее время; летом  же  никто  не
отваживался в дальний путь по  причине  большой  грязи  и  множества  мошек,
порождаемых окрестными лесами, почти вовсе необитаемыми.
     По  грамоте  великого  князя  Александра  литовского  в  Полоцке   были
учреждены три двухдневные ярмарки в году, во время которых рижские и  другие
иностранные купцы могли покупать  товары,  как  хотели;  но  в  обыкновенное
время, кроме ярмарочного, иностранные купцы могли покупать товары  только  в
большом количестве, например воск - штуками не менее  полуберковца,  меха  -
сороками; не имели права покупать эти товары ни в лесах, ни в  борах,  ни  в
селах, а только в Полоцке; продавать свои  товары  иностранные  купцы  опять
могли только в большом количестве. Из этой грамоты Александровой мы  узнаем,
что отпускная торговля Полоцка состояла в воске,  мехах,  золе  и  смоле,  а
привозная - в  сукнах,  соли,  пряных  кореньях,  миндале,  топорах,  пилах,
железе, олове, меди, цинке, вине и пиве; по той  же  грамоте  рижские  купцы
могли торговать только в Полоцке и не  смели  ездить  ни  в  Витебск,  ни  в
Смоленск;  из  другой  грамоты  Александровой  узнаем,  что  бояре  полоцкие
отпускали в Ригу хлеб, крупу, золу  и  смолу.  В  1503  году  великий  князь
Александр по челобитью войта, бурмистров,  радцев  и  всех  мещан  виленских
позволил им построить у себя гостиный дом, в котором должны  останавливаться
гости - москвичи, новгородцы, псковичи, тверичи и  другие  иноземные  купцы,
объявив о себе наместнику воеводину, потому что прежде гости останавливались
в мещанских домах, без вести приезжали, без вести и уезжали, так  что  между
ними  легко  могли  быть  лазутчики  и  другие  лихие  люди.  В   Киев,   по
свидетельству Контарини, съезжалось множество купцов  из  Великой  России  с
различными мехами, которые они отправляли в Кафу с караванами.
     Благодаря торговле Новгород Великий был самым богатым, самым обширным и
самым великолепным городом в  Северо-Восточной  Руси;  Владимир,  украшенный
Боголюбским и Всеволодом III, был разорен татарами и  после  не  поднимался,
перестав быть местопребыванием великокняжеским; Москва начала усиливаться не
в такое время, когда можно было думать об ее украшении, и потому  до  времен
Иоанна  III  представляла  очень  бедный  вид.  Но   теперь   обстоятельства
переменились: Москва  сделалась  столицею  обширного  государства,  средства
великого князя увеличились, и, главное, он  получил  возможность  в  тишине,
беспрепятственно употреблять эти средства  для  украшения  своего  стольного
города. При вступлении на престол Иоанна в Кремле в Вознесенском  монастыре,
где хоронились великие княгини, виднелась недостроенная  церковь:  два  раза
две великие княгини принимались ее строить - жена Донского, Евдокия, и  жена
сына его, Василия, София Витовтовна, но верх еще не был сведен; после многих
пожаров камень обгорел, своды  повредились;  мать  Иоанна,  великая  княгиня
Мария,  захотела   окончить   начатое   предшественницами   своими   здание,
долженствовавшее служить для нее также местом погребения,  и  поручила  дело
мастеру Василию Дмитриеву Ермолину. Ермолин не стал разбирать всего  старого
здания, разобрал только то, что было повреждено, обложил всю церковь снаружи
новым камнем да обожженным кирпичом, свел  своды  и  окончил  строение;  все
дивились этому необычайному делу, говорит летописец.
     Но главным украшением города считался соборный  храм,  и  Москва  менее
всего  могла  похвалиться  этим  украшением.   Соборная   церковь   Успения,
построенная при Калите, уже успела так обветшать,  что  своды  тронулись,  и
потому принуждены  были  подпереть  здание  толстыми  деревянными  столпами;
надобно было думать о построении другой церкви, и вот в 1472 году митрополит
Филипп призвал двух мастеров - Кривцова да Мышкина - и спросил их, возьмутся
ли они построить  церковь  такую  же,  как  владимирский  собор  Богородицы.
Мастера  взялись,  и  митрополит  назначил  большой  сбор  серебра  со  всех
священников и монастырей на церковное строение, а бояре и гости  добровольно
давали деньги; когда серебро было  собрано,  приступили  к  делу,  разрушили
старую церковь и начали строить новую; но когда на третий год стали  сводить
своды, здание рухнуло. Великий князь послал во Псков за тамошними мастерами,
пришедшими из Немецкой земли; мастера приехали, осмотрели рухнувшее  здание,
похвалили гладкость работы, но похулили известь, которая растворялась жидко,
не клеевито,  что  и  было  главною  причиною  непрочности  дела.  Псковским
мастерам, однако, не дали поправить  ошибку  Кривцова  и  Мышкина;  по  всем
вероятностям, София Фоминична, приехавшая  незадолго  перед  тем  в  Москву,
уговорила мужа вызвать из Италии более надежного художника, и великий князь,
отправляя в Венецию  Семена  Толбузина,  велел  ему  искать  там  церковного
мастера. Толбузин нашел в Венеции много мастеров,  но  только  один  из  них
согласился ехать в Москву  за  десять  рублей  в  месяц  жалованья:  то  был
болонский уроженец Аристотель Фиоравенти; и  его  даже  насилу  отпустили  с
Толбузиным. Аристотель привез сына Андрея и ученика Петра; осмотревши старые
церковные работы, он похвалил  гладкость  их,  но  сказал,  что  известь  не
клеевита и камень не тверд, почему и объявил, что начнет все  делать  снова;
остатки прежнего строения разбил стенобитною машиною-бараном.  "Удивительное
дело! - говорит летописец. - Три года делали,  а  он  меньше  чем  в  неделю
развалил, не успевали выносить камень!" Аристотель съездил  и  во  Владимир;
осмотревши  тамошнюю  церковь,  он  похвалил  ее  и  сказал:   "Это   работа
каких-нибудь наших мастеров!" Печь  для  обжигания  кирпича  он  устроил  за
Андроньевым монастырем,  делал  кирпичи  уже  прежних,  но  продолговатее  и
тверже; чтоб разломить их, нужно было прежде  в  воде  размачивать;  известь
также велел мешать  густо,  так  что  когда  засохнет,  то  и  ножом  нельзя
расколупать; для поднятия камней вверх Аристотель сделал колесо; чудно  было
смотреть, как поднимали колесом камни, прицепив их за веревку! В  1475  году
начал Аристотель свои работы, в 1479-м  кончил.  Освящение  соборной  церкви
Иоанн праздновал великолепно: велел раздать милостыню на весь город, угостил
обедом митрополита, епископов, архимандритов и всех бояр; на следующий  день
митрополит и все соборы (белое духовенство) обедали  у  государя  в  средней
горнице, а сам великий князь стоял перед ними и с сыном  своим.  Все  соборы
ели и пили на дворе великокняжеском семь  дней.  Но  построением  Успенского
собора не  ограничилась  деятельность  Аристотеля,  ибо  он  был  не  только
искусный муроль (архитектор), но умел также лить пушки и  стрелять  из  них,
лить колокола, чеканить монету. Во время осады Новгорода Аристотель построил
под Городищем мост на судах; во время похода  под  Тверь  Аристотель  шел  с
пушками; на монетах Иоаннова времени видна надпись: Aristoteles.
     Но деятельности одного Аристотеля было недостаточно для  удовлетворения
всем потребностям, которые начинало  чувствовать  новорожденное  государство
Московское; посылая к двору императорскому Юрия Траханиота,  Иоанн  дал  ему
наказ: "Добывать  великому  князю  мастеров:  рудника,  который  руду  знает
золотую и серебряную, да другого мастера, который умеет  от  земли  отделять
золото и серебро; если Юрий сыщет таких мастеров, то  ему  их  выпросить,  а
рядить их, чтоб ехали к великому князю на наем, по скольку им в месяц давать
за все про все; добывать также мастера хитрого, который бы  умел  к  городам
приступать, да другого мастера,  который  бы  умел  из  пушек  стрелять,  да
каменщика добывать хитрого, который бы умел палаты ставить,  да  серебряного
мастера хитрого, который бы умел большие сосуды делать и кубки  да  чеканить
бы умел и писать на сосудах". Короля Максимилиана Юрий должен  был  просить,
чтоб послал  к  великому  князю  лекаря  доброго,  который  бы  умел  лечить
внутренние болезни и раны. У венгерского короля Матвея  Иоанн  также  просил
рудознатцев, архитекторов, серебряных мастеров, пушечных литейщиков. В  1490
году великокняжеские послы  привезли  в  Москву  лекаря,  мастеров  стенных,
палатных, пушечных, серебряных и даже арганного игреца, в 1494  году  послы,
ездившие в Венецию и Медиолан, привезли в Москву Алевиза, стенного мастера и
па