II;  грамота  была  написана  так:
"Султану, великому царю: между бусурманскими государями ты великий государь,
над турскими и азямскими государями ты волен,  ты  польский  (сухопутный)  и
морской государь,  султан  Баязет!  Иоанн,  божиею  милостию  единый  правый
господь всея России, отчич и дедич и иным  многим  землям  от  севера  и  до
востока государь, величеству твоему слово наше таково: между нами наши  люди
не езжали нашего здоровья видеть, только наши гости из наших земель  в  твои
земли ездят. Нашим и вашим людям от этого большие выгоды были; но гости наши
били нам челом и сказывали, что они в твоих землях от  твоих  людей  великие
насилия терпят. Мы их речей не  слушали,  в  Азов  и  Кафу  ежегодно  гостей
отпускали. Но теперь эти гости били нам челом и сказывали,  что  в  нынешнем
году в Азове твой паша велел им ров копать  и  камень  возить  на  городское
строение, также в Азове, Кафе и других  твоих  городах;  оценив,  их  товары
возьмут, а потом отдадут только половину цены. Если  между  нашими  гостями,
живущими по пяти и по шести человек вместе, при  одном  хозяйстве  (в  одном
котле), один разболится,  то  еще  при  жизни  его  отсылают  от  него  всех
товарищей, товар их печатают, и когда больной умрет, то этот товар у всех  у
них берут, называя его товаром одного умершего  человека;  если  же  больной
выздоровеет, то отдадут только половину товара. Разболится русский  купец  и
станет товар отдавать брату, или племяннику, или с товарищем станет отсылать
его к жене и детям, то у него еще у живого товар отнимают и товарищей к нему
не пускают. Да и других много насилий терпят  наши  купцы,  почему  нынешнею
весною мы их и не отпустили ни в Азов, ни в Кафу и ни в  какие  другие  твои
города. Прежде наши гости платили одну тамгу, и насилий никаких над ними  не
было, а теперь при тебе недавно начались насилия:  известно  ли  это  твоему
величеству или неизвестно? Если твои люди поступали так с нашими  людьми  по
твоему приказу, то мы вперед своих гостей в твои земли отпускать  не  будем.
Еще одно слово: Отец твой славный и великий был господарь; сказывают,  хотел
он, чтобы наши люди между нами ездили здоровье наше видеть, и послал было  к
нам своих людей, но, по божьей воле, дело не  сделалось;  почему  же  теперь
между нами наши люди не ездят здоровье наше  видеть?  Обо  всех  этих  делах
написавши грамоту, прислал бы ты ее к нам, чтоб нам ведомо было".
     Султан, получивши грамоту, отправил посла  в  Москву,  но  в  литовских
владениях посол этот был остановлен по приказанию великого князя  Александра
и возвращен назад. Тогда Иоанн в 1497 году отправил в  Турцию  своего  посла
Михаила Плещеева, которому дан был наказ править поклон султану и сыну  его,
кафинскому наместнику, стоя, а не на коленях,  не  уступать  места  никакому
другому послу и сказать посольские речи только султану, а не пашам.  Плещеев
на основании этого наказа не захотел иметь с пашами никакого дела, не поехал
к ним обедать, не взял их подарков. Султан в письме к Менгли-Гирею жаловался
на Плещеева как на невежду и объявил, что не отправит своего посла в Москву,
боясь, чтоб он не потерпел там оскорбления; но с Плещеевым отправил грамоту,
в которой, называя себя  государем  Анатолийской  и  Румской  земли,  Белого
(Мраморного) и Черного морей, Караманской земли, Меньшего Рима и иных многих
земель, а Иоанна - князем всея  Руси,  Восточной,  Польской  и  иных  многих
земель, писал, что приложил его грамоту к своему  сердцу,  изъявил  желание,
чтоб послы между ними ходили часто, чтоб великий  князь  отпускал  в  Турцию
своих гостей, которые увидят его правду к себе; относительно же обид прежним
купцам прислана была другая грамота, в которой Баязет  писал,  что  приказал
сыну своему Магомету, кафинскому наместнику, и дядьке его, чтоб с  этих  пор
давали русским купцам за их товары настоящую цену, не  оставляли  ничего  за
собою, не брали бы купцов, не заставляли их камень носить  и  землю  копать,
писал, что с этих пор наследникам умерших  в  Турции  русских  купцов  стоит
только  прийти  к  кадию,  поставить  свидетелей  и  присягнуть,   что   они
действительно наследники, - и товары будут им отданы. Если же кто из русских
умрет, а наследников у него при нем не будет, то кадий положит его имущество
на год у доброго человека в крепком месте, и когда наследник явится, получит
имение вышеозначенным порядком.  Русский  человек,  заболевши,  пусть  пишет
духовную перед добрыми людьми, и когда наследник приедет, получит имение  по
обыску и присяге. Если кто из  русских  будет  долго  болен,  то  зауморщики
вместе с кадием опишут его имение, чтоб  не  истерялось.  Лгут  те,  которые
говорят, будто в Турции больных русских из комнат  выкидывают  и  имение  их
берут на султана; кто из  русских  умрет  и  не  будет  у  него  родных,  то
начальство города берет имение его на сохранение, а самого хоронит и поминки
правит, как будет приказано в духовной; если же  умерший  будет  кому-нибудь
должен, то заимодавец приходит к кадию и присягает в  справедливости  своего
требования, и кадий по  обыску  отдает  ему  долг  из  имущества  покойного.
"Гостей своих в мою землю на их промысл отпускай, -  заключает  султан  свою
грамоту, - из нашей заповеди  никто  не  смеет  выступить.  Как  свои  двери
отворены видишь перед собою, так и мои двери перед тобою отворены всегда.  О
чем какое дело будет, что тебе на мысль  придет,  с  любовью,  без  зазрения
напиши ко мне: все перед тобою готово. Тебе великий поклон, и кто тебя любит
и меня любит, и тому великий поклон".
     Торговля возобновилась; продолжались сношения  с  Константинополем,  но
преимущественно с кафинским  султаном-наместником;  отправляя  к  последнему
посла Андрея Кутузова  в  1501  году,  Иоанн  дал  ему  такой  наказ:  "Если
кто-нибудь ему в Кафе скажет: "Почему государь твой к отцу  нашего  государя
пишет в грамоте свое имя наперед?", то он должен отвечать:  "Когда  государь
наш писал первую грамоту к султану Баязету, то почтил его, написал  его  имя
прежде своего; но Баязет-султан вместо того, чтобы точно так же почтить его,
написал свое имя прежде имени государя нашего; после этого  государю  нашему
для чего писать его имя прежде своего?" Жалобы русских  купцов  на  турецкое
правосудие и разного рода  притеснения  возобновились;  когда  в  1501  году
приехал в Москву кафинский посол Алакозь, то  великий  князь  велел  сказать
ему: "Били мне челом наши гости, говорят, что им сила чинится  в  суде  и  в
иных делах в Кафе: чего станет искать  русин  на  бусурманине,  или  кто  из
русских умрет, и если при этом у русских не будет свидетеля-бусурманина, то,
сколько бы ни было свидетелей русских, судьи им не верят и русинов  обвиняют
в суде и в зауморках (в иске имущества, остававшегося после  умерших).  Если
же чего станет искать бусурманин на русине и пошлется на русина,  то  тут  и
русак - свидетель. Потом новые притеснения: берут пошлину с оружия,  которое
русские купцы на себе привозят, с платья, с пистолей,  с  корму;  заставляют
русских купцов  на  султановом  дворе  дрова  носить  из  корабля".  Алакозь
отвечал, что относительно пошлин с оружия  и  прочего  купцы  обманывают:  в
таможне скажут, что оружие привезли для собственного употребления, но только
что выйдут из таможни, то начнут продавать; дрова же заставили их возить без
султанова ведома, и вперед того не будет.  Иоанн  посылал  также  к  султану
жаловаться на разбои азовских козаков, от которых сильно страдали наши послы
и купцы.
     Этим ограничивались сношения с Турциею.  Из  других  восточных  народов
московское правительство при Иоанне сносилось с ордою Тюменскою  и  союзными
ей ногаями. Предметом сношений были  дела  казанские,  ордынские,  торговые.
Так, тюменский владелец, известный уже  нам  Ибрагим-Ивак,  просил  великого
князя выпустить из неволи родственника его, бывшего царя казанского Алегама,
но Иоанн не исполнил этой  просьбы;  один  из  ногайских  владельцев  просил
согласия  Иоаннова  на  брак  своей  дочери  с   другим   царем   казанским,
Магмет-Аминем. Московское  правительство  имело  в  виду  возбуждать  ногаев
против сыновей Ахматовых; ногайские послы  приводили  лошадей  для  продажи;
вследствие этого им велено было ездить в Московское государство всегда  чрез
Казань и Нижний,  а  не  Мордовскою  землею,  чтоб  нижегородского  мыта  не
объезжали. Есть известие о посольстве Марка Руфа из Москвы в Персию, к  царю
Узун-Гассану, но цель этого посольства и подробности  неизвестны.  Под  1490
годом встречаем известие  о  посольстве  от  хорасанского  или  чагатайского
владельца Гуссеина, праправнука Тамерланова, а под 1462 годом -  известие  о
посольстве от грузинского князя Александра который в грамоте  называет  себя
меньшим холопом Иоанна и посылает ему низкое челобитье.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
     ЛИТВА

     Выгодное  положение  московского  великого  князя  относительно   князя
литовского. - Враждебность Казимира литовского к Иоанну. - Иоанн в  союзе  с
крымским  ханом  против  Литвы.  -  Переход  мелких  пограничных  князей  из
литовского  подданства  в  московское.   -   Смерть   короля   Казимира.   -
Наступательное движение со  стороны  Москвы  на  Литву.  -  Сватовство  сына
Казимирова, великого князя Александра, на Елене, дочери Иоанновой. -  Мир  и
брак.  -  Неприятности  по  поводу  Елены.  -  Переход   князей   Бельского,
Черниговского и Северского от Александра к Иоанну. - Возобновление войны.  -
Победы русских на Ведроше и  под  Мстиславлем.  -  Александр  ищет  мира.  -
Посредничество короля венгерского. - Перемирие. - Сношения Елены с отцом.  -
Войны с ливонскими немцами. - Война со шведами в союзе с Даниею. -  Сношения
с австрийским двором, с Венециею.

     В 1470 году Казимир, король польский и великий князь литовский, приехал
на  сейм,  созванный  в  Петркове,  где  требовал   денежного   вспоможения.
Малополяне сказали ему на это, что великополян на сейме нет, а без  них  они
не могут ни на что согласиться, и прибавили: "Ты нам о денежном  вспоможении
и не говори до тех пор, пока не выдашь нам подтверждения прав и не  означишь
верно в грамоте, какие области принадлежат Польше  и  какие  Литве".  Король
подписал подтверждение всех прав и  тогда  только  получил  деньги.  Мог  ли
король, зависевший во всем от сеймов,  успешно  бороться  с  великим  князем
московским, который по произволу располагал силами  своего  государства?  Но
кроме внутреннего бессилия Казимир не  имел  возможности  остановить  успехи
Иоанна еще и потому, что все внимание  его  было  обращено  на  отношения  к
западным  соседям.  Мы  видели,  что  Казимир,  принявши  Новгород  в   свое
покровительство, не защитил его от Иоанна, ибо в том самом  1471  году  умер
чешский  король  Юрий  Подебрад;  избирательный   сейм   разделился:   одни,
державшиеся гусизма, хотели видеть  преемником  Юрия,  сына  его,  другие  -
Владислава,  сына  короля  польского  Казимира,  третьи  -  Матвея,   короля
венгерского, четвертые - императора Фридриха, иные  -  короля  французского.
Владислав польский был наконец избран; но Матвей венгерский не хотел отстать
от своих притязаний; с другой стороны, маркграф мейсенский пустошил  чешские
владения, и  Владислав,  отправляясь  в  Прагу,  должен  был  взять  у  отца
значительный отряд войска. Мало этого: в то время как король Матвей старался
добыть чешский престол, часть его собственных подданных -  венгров  восстала
против него и прислала к Казимиру польскому просить у  него  себе  в  короли
другого сына Казимира, угрожая в случае отказа  передаться  туркам.  Казимир
отправил сына в Венгрию с значительным войском; это предприятие не  удалось,
но тем не менее внимание и силы Казимира  были  отвлечены  на  запад,  а  на
востоке между тем новгородцы потерпели поражение от Иоанна и принуждены были
отдаться в его волю. Не имея возможности бороться  сам  с  Москвою,  Казимир
возбуждал против нее Орду обещанием действовать вместе; в  1472  году  Ахмат
явился в московских пределах; но Казимир не мог оказать ему никакой  помощи,
потому что должен был  опять  посылать  помощь  сыну,  Владиславу  чешскому,
против венгерского короля Матвея,  должен  был  сам  готовиться  в  поход  в
Пруссию. В 1477 году Иоанн окончательно подчинил себе Новгород, а Казимир не
мог оказать последнему никакой помощи, потому что Матвей венгерский не давал
ему покоя, возбуждал против  него  Пруссию,  Стефана,  воеводу  молдавского,
самих поляков, а шляхта не хотела давать денег на  сейме;  наконец,  в  1480
году, когда надобно было действовать опять вместе  с  Ахматом,  Менгли-Гирей
крымский напал на Подолию, а мор опустошал Польшу.
     Не имея средств вести открытую войну  с  Москвою,  Казимир,  однако,  в
сношениях с Новгородом, Ордой  обнаруживал  явную  вражду  к  Иоанну  и  тем
заставлял последнего принимать свои  меры,  искать  везде  союзников  против
Литвы. В сношениях своих с  крымским  ханом  Менгли-Гиреем  Иоанн  постоянно
называет Казимира своим  недругом.  Посылая  в  1482  году  в  Крым  Михаила
Кутузова, великий князь  дал  ему  наказ:  "Говорить  царю  накрепко,  чтобы
пожаловал, правил великому князю по своему  крепкому  слову  и  по  ярлыкам,
королю шерть сложил, да и рать свою на него послал бы;  а  как  станет  царь
посылать рать свою на Литовскую землю, то Михайло  должен  говорить  царю  о
том, чтоб пожаловал царь, послал  рать  свою  на  Подольскую  землю  или  на
киевские места".  Менгли-Гирей  послушался,  овладел  Киевом,  увел  в  плен
жителей,  другие  задохнулись  в  пещерах,  Печерскую  церковь  и  монастырь
разграбил и из добычи прислал в Москву великому князю золотой дискос и потир
из Софийского собора. Князь Ноздреватый, отправляясь в  Крым  в  1484  году,
получил наказ: "Беречь  накрепко,  чтоб  царь  с  королем  не  канчивал  (не
заключал мирного договора)". Тот же наказ получил и боярин Семен Борисович в
1486 году с следующею прибавкою: "Если царь скажет: "Князь великий с королем
пересылается", то отвечать ему так: "Послы между ними ездят о мелких  делах,
порубежных, а гладкости никакой и мира господарю нашему, великому  князю,  с
королем нет". Затем боярин должен  был  говорить  хану:  "Пожаловал  бы  ты,
послал своих людей на королеву  землю,  потому  что  король  тебе  недруг  и
господарю моему недруг, так недруг ваш, чем  бы  больше  истомился,  тем  бы
лучше, а великого  князя  люди  беспрестанно  берут  королеву  землю".  Если
Менгли-Гирей спросит: "Я иду  на  короля,  великий  князь  идет  ли?"  -  то
отвечать: "Захочешь свое дело делать, пойдешь  на  короля,  сделаешь  доброе
дело; когда дашь об этом знать господарю моему, то он с тобой  один  человек
на короля; и твое дело и свое  делает,  как  ему  бог  поможет"".  Из  этого
уклончивого ответа видно, что Иоанн, возбуждая  хана  на  Казимира,  сам  не
хотел вступать с последним в открытую войну, не хотел  первый  начинать  ее;
это видно также из следующего наказа боярину Семену: "Захочет царь сам  идти
на Литовскую землю и Семена захочет с собой взять, то Семену отговариваться,
но если царь отложит поход потому только, что Семен отговорился с ним  идти,
то Семену больше не отговариваться, идти с царем; если же король  пойдет  на
великого князя, то Семену говорить царю, чтобы царь сам сел на  коня  и  шел
воевать Литовскую землю, и  самому  Семену  тогда  не  отговариваться,  идти
вместе с царем в поход. Если захочет царь послать  воевать  Литовскую  землю
или сам пойти и захочет идти к Путивлю или на  Северскую  землю,  то  Семену
говорить, чтоб царь послал воевать или сам пошел бы не туда, но  на  Подолье
или на киевские  места".  Такие  же  наказы  давались  и  следующим  послам.
Менгли-Гирей заключил Казимирова посла; по этому  случаю  Иоанн  дал  своему
послу Шеину такой наказ: если царь скажет: "Королевский посол сидит у меня в
неволе, и князь великий что мне  о  нем  приказал?"  -  то  Шеину  отвечать:
"Король как тебе недруг, так  и  моему  господарю  недруг,  но  чем  недругу
досаднее, тем лучше"".
     Казимир возбуждал против Москвы Ахмата, Иоанн возбуждал  против  Польши
Менгли-Гирея; но открытой войны не было; Казимир не имел для этого средств и
времени, Иоанн не любил предприятий,  войн,  не  обещавших  верного  успеха.
Понятно, однако, что при вражде, хотя и  не  превратившейся  в  явную  войну
между  двумя  соседними  государствами,   дело   не   могло   обойтись   без
неприязненных столкновений. Этих столкновений было  много  между  Москвою  и
Литвою, и они подавали повод к частым пересылкам между Иоанном и  Казимиром.
Мы  видели,  как  московский  государь  определил  характер  этих  сношений,
приказывая объявить Менгли-Гирею, что литовские  послы  ездят  в  Москву  по
поводу дел мелких, порубежных, в другой раз он велел сказать тому  же  хану:
"Послы ездят за тем, что господаря нашего люди берут  королевскую  землю  со
всех сторон".  Повод  к  неприязненным  столкновениям  подавали,  во-первых,
мелкие пограничные князья, большею частью потомки черниговских,  из  которых
одни находились в зависимости от Москвы, другие - от Литвы; продолжая старые
родовые усобицы, они  беспрестанно  ссорились  между  собою,  переходили  из
литовского подданства в московское.  Так,  посол  Казимиров  жаловался,  что
князья Одоевские, находившиеся в подданстве московском, нападают  на  князей
Мезецких (Мещовских),  Глинских,  Крошенских,  Мосальских;  что  князь  Иван
Михайлович Воротынский служит королю, который его из  присяги  и  записи  не
выпустил, а между  тем  его  люди  нападают  на  литовские  владения.  Послу
отвечали, что князья Мезецкие первые начали, Одоевские только мстили  им  за
нападение, что вражда началась с тех пор, как литовские  пограничные  князья
убили князя Семена Одоевского. Что же касается до  князя  Ивана  Михайловича
Воротынского, то он бил челом в службу к великому князю, который  посылал  к
королю от него с отказом, и сам князь Иван посылал к королю своего  человека
и присягу с себя  сложил.  "И  потому  не  ведаем,  -  велел  сказать  Иоанн
Казимиру, - каким обычаем король к нам так  приказывает,  что  нашего  слугу
своим зовет; а ведомо королю, что и прежде нашему отцу и  нашим  предкам  те
князья служили с своими отчинами".
     Подобно  Ивану  Воротынскому,  поступили  князья  -   Иван   Васильевич
Белевский  и  Дмитрий  Федорович  Воротынский.  Иоанн  известил  Казимира  о
переходе  Воротынского  так:  "Что  служил  тебе  князь  Дмитрий   Федорович
Воротынский, и он нынче нам бил челом служить, и тебе бы  то  ведомо  было".
Послу Григорию Путятину, отправлявшемуся с  этим  известием,  великий  князь
наказал: "Как будешь близко того  места,  где  король,  то  наперед  отпусти
человека князя  Воротынского,  который  поехал  для  того,  чтоб  за  своего
господина сложить присягу королю". Казимир  отвечал,  что  не  выпускает  из
подданства ни князя Дмитрия Воротынского, ни князя  Ивана,  ни  князя  Ивана
Белевского, которые перешли к Москве с отчинами и пожалованиями;  что  князь
Дмитрий Воротынский перешел с дольницею (уделом) брата своего, князя Семена,
всю казну последнего себе взял, бояр всех и слуг захватил и насильно  привел
к присяге служить себе. Иоанн отвечал на это:  "Ведомо  королю  самому,  что
нашим предкам, великим  князьям,  князья  Одоевские  и  Воротынские  на  обе
стороны служили с отчинами, а теперь эти наши слуги старые  к  нам  приехали
служить с своими отчинами: так они наши слуги". Потом король  прислал  новую
жалобу:  бил  ему  челом  князь  Федор  Иванович  Одоевский,  что  во  время
отсутствия его из  Одоева  другие  Одоевские  князья,  Семеновичи,  служащие
Москве, схватили его мать и  засели  отчину  его,  половину  города  Одоева.
Жаловался также князь Андрей Васильевич Белевский, что в его отсутствие брат
его, Иван Васильевич, перешедший от Литвы к Москве, напал на третьего брата,
князя Василия, схватил и за