его им от меня надо?
Может, просто надеются, что нервы не  выдержат  и  я  отдам  концы?  Или
привлеку внимание иностранной полиции  и  она  займется  машиной?  Тогда
обязательно обнаружат голову, меня посадят, а им  только  это  и  нужно?
Хотят, чтобы я застряла или во Франции, или в  Германии  -  главное,  за
границей? Пусть не  навсегда  застряну,  только  на  какое-то  время,  -
возможно, их это вполне устраивает. Выходит, кому-то я здорово  мешаю  в
Польше и чем позже туда вернусь, тем лучше. А я  обманула  их  ожидания,
головы не  тронула,  в  иностранную  полицию  не  обратилась,  напротив,
возвращаюсь к себе на родину живая и здоровая.
   Здоровая? А нога?
   Ну как же я сразу не  поняла?  Конечно  же,  это  они  пытались  меня
подстрелить, повредили ногу, желая лишить  меня  возможности  двигаться.
Раз не двигаюсь, значит, и в Польшу не вернусь. Ну не кретины ли? Если б
не нога, мы с Гжегожем припрятали бы несчастную  голову  в  каком-нибудь
порядочном морозильнике, ведь мясо... - о Боже! сжалься  надо  мной!.  -
мясо уже при восемнадцати градусах  ниже  нуля  может  свободно  полгода
пролежать. А я бы, как и планировала, рванула на юг Франции, глядишь,  и
Гжегож сумел бы ненадолго вырваться...
   Выходит, действуют какие-то посторонние злоумышленники, все  знакомые
знали о моих планах. Жаль, посторонних значительно больше, чем знакомых,
здесь  неограниченные  возможности  дедукции.  Чего  он  или  они,  ведь
количество злоумышленников неизвестно, могут от  меня  хотеть?  Попробую
встать на их место. Не  получается,  слишком  мало  у  меня  данных  для
дедуцирования. Ненавидит меня какая-то баба.  Эх,  лучше  бы,  наоборот,
влюбился без памяти какой-то мужик и,  потеряв  надежду  на  взаимность,
принялся  убивать  людей  и  шутки  ради  подбрасывать   мне   фрагменты
расчлененных трупов. Бррр...  шуточки...  Или  действует  обожатель  той
самой бабы, работает, так сказать, по ее наущению...
   Тут несчастная нога дала о себе знать, в конце  концов,  дедуцировать
можно и сидя, и без того она весь день верно мне служила. Сколько  можно
любоваться на знакомую машину? Лучше, пожалуй,  лечь  в  постель,  пусть
бедняжка нога наконец отдохнет.
 
*** 
 
   Ранним утром я покинула гостиницу и отправилась в путь.
   Когда при подъезде к Циттау на  меня  свалилось  окошко  автобуса,  я
решила, что это уж слишком!
   Ехала я за этим автобусом целую вечность,  тащилась  еле-еле,  потому
что перед ним тоже тащилось что-то  очень  уж  медленное  и  он  не  мог
обогнать. Ехала я, значит, за ним и четко видела, как в  крыше  автобуса
широко распахивается окно, как оно отрывается и летит  прямиком  на  мою
машину. Попади оно в мое лобовое стекло, в данный момент у меня  бы  уже
не было лица, но я успела нажать на тормоз, этого оказалось  достаточно,
и окошко  грохнулось  на  асфальт  у  меня  под  носом.  Правда,  что-то
рикошетом ударило меня снизу, я явственно ощутила  глухой  удар.  Бампер
или покрышка?
   Сбросив и без  того  небольшую  скорость,  я  съехала  на  обочину  и
проверила колеса. С ними порядок, значит, бампер.
   Проклятый автобус, похоже, ничего не заметил и свернул себе в Циттау,
оставив валяться на шоссе то, что недавно называлось окном.
   Сообразив, что чудом спаслась от смерти, я малость расстроилась. Ну и
путешествие у меня получилось, сплошные  сюрпризы!  Интересно,  что  еще
меня ждет? Трудно представить, чтобы автобусное окно  кто-то  специально
столкнул  на  меня,  наверняка  само  вылетело.  И  как  мне  этот  факт
расценить:  предостережение,  ниспосланное  свыше?   Не   притормози   я
вовремя...  Силы  небесные   ополчились   на   меня,   звезды   мне   не
благоприятствуют. Поскорее бы добраться до дому и  пересидеть  тихонечко
черные дни. Что они, звезды, имеют против меня? Наказывают за Гжегожа?
   Многолетние перипетии с Гжегожем  свидетельствовали  яснее  ясного  -
судьба твердо решила нас разделить. А я, видите ли, на склоне лет решила
бросить вызов судьбе, вот и получила по заслугам. Какой там  вызов,  что
она, судьба, не понимает, что ли, - я давно покорилась, это так,  жалкая
попытка.
   А  за  предостережение  спасибо,  на  всякий  случай  не  поеду   без
остановок, как предполагала, а опять переночую в Болеславце.
   И  по  этой  причине  до  дома  я  добралась  на  день   позже,   чем
рассчитывала...
   Оказавшись наконец лицом к лицу с полковником  Витецким,  начальником
Отдела особо тяжких преступлений Главного полицейского управления,  -  а
как же, никто другой меня не устраивал! - я поставила вопрос ребром:
   - Желаете сразу суть иди все по порядку?
   - По порядку, если можно.
   У меня было время обдумать, в чем я признаюсь  полиции,  в  чем  нет.
Немедленно по возвращении я побывала у врача ортопеда, сделала  рентген,
еще вчера получила снимок. Перелом, вызванный сильным  ушибом,  оказался
простым, ровнехоньким, без смещений и просто обязан  был  срастись  сам,
гипс  не  требовался.  До  утра  я   имела   возможность   как   следует
подготовиться к беседе с полковником.
   Начала я с катастрофы под Лодзью, проехала Штутгарт  и  добралась  до
головы, однако момент ее обнаружения переместила поближе к Парижу.
   - Что?! - воскликнул полковник.
   - Человеческая голова, в большой пластиковой  сумке.  И  я  сразу  ее
узнала - та самая женщина,  которая  ползла  по  шоссе.  Пострадавшая  в
катастрофе.
   Надо отдать должное полковнику, через три секунды  уже  взял  себя  в
руки.
   - Когда это произошло?
   - Одиннадцатого мая. Под Парижем.
   - Почему же вы сразу не вернулись?
   - Сначала просто растерялась. Потом подумала и в  самом  деле  решила
вернуться в Варшаву. Но знаете, пан полковник,  там  зарядили  дожди,  а
сразу после них такая жара  наступила,  что,  сами  понимаете,  пришлось
подумать о холодильнике. Я доехала до Парижа, купила  сумку-холодидьник,
поместила в нее голову, а на следующий день как раз сломала ногу.
   Полковник невольно бросил взгляд под стол на мои ноги. И был прав:  в
его кабинет я постаралась войти  по  возможности  легкой  непринужденной
походкой.
   Теперь описала  несчастный  случай  с  ногой,  впрочем,  кратко,  без
ненужных подробностей.
   - Но пришлось задержаться в гостинице, два дня  просидела  с  ледяным
компрессом  на  ноге,  все  надеялась,  пройдет,  -  продолжала  я  свое
повествование, совсем немного  искажая  истину.  -  Без  машины  с  этой
головой и еще ногой ни за что бы не добралась. Ноге немного полегчало, и
я двинулась в путь А остальное теперь - ваше дело.
   По лицу полковника было видно, что щедрое приношение  его  отнюдь  не
обрадовало.
   - И где же эта голова находится в настоящее время?
   - Да по-прежнему у меня в багажнике, где же еще?
   - Пошли!
   - Скажите, а нельзя ли следующие допросы проводить на первом этаже? -
робко поинтересовалась я, боком сползая  с  лестницы  второго  этажа.  -
Очень сложно мне по лестницам ходить, а ведь у вас в  полиции  вроде  бы
пытки пока не применяются?
   - Ладно, подберем кабинет на первом этаже. Проводив  меня  к  машине,
полковник велел переехать на их стоянку. Послушно остановила машину там,
где велели, послушно открыла багажник и  отошла  в  сторонку.  Очень  не
хотелось глядеть лишний раз на голову, пусть  сами  смотрят.  А  они  не
стали смотреть, просто вынули  сумку-холодильник  и,  не  раскрывая  ее,
понесли в здание, велев мне следовать за ними.
   Зашли мы в какой-то кабинет, уже на первом этаже, сумку они поставили
на стол и, наконец, раскрыли. Я упорно  не  глядела  в  их  сторону,  но
что-то  уж  слишком  долго  они  молчали.  Не   выдержав,   глянула.   В
холодильнике красовался гигантский ананас с роскошным  плюмажем  зеленых
листьев!
   Мне стало нехорошо, до такой степени, что подумала  -  все,  помираю!
Когда, черти бы их побрали, успели они  подменить  голову?  Если  бы  не
Гжегож, я бы решила, что у меня просто галлюцинации, но ведь Гжегож тоже
ее видел! И перед отъездом из парижского  отеля  она  еще  была  в  моей
машине, сам мне сказал об этом.
   - Разыграть нас  решили?  -  спросил  полковник,  и  в  его  взгляде,
устремленном на меня, не было особой теплоты.
   Рука дернулась покрутить пальцем у виска, да я вовремя одумалась.
   - Уверяю вас, пан полковник, я только с виду чокнутая.  Была  голова,
это факт. Выходит, сначала подкинули, а потом свистнули. Я не успела вам
сказать, они  все  время  пытались  залезть  ко  мне  в  багажник,  есть
свидетель. Дежурный гаража при моей парижской гостинице.  И  еще  можете
порасспрашивать в Штутгарте, там ночью моя машина  отчаянно  выла,  тоже
пытались открыть. Да и о катастрофе под Лодзыо можете узнать,  я  ее  не
придумала, и  тамошние  полицейские  наверняка  составили  протокол,  и,
может, даже фамилия той женщины записана - Елена Выстраш.
   - А вам откуда ее фамилия известна?
   - Так она назвала себя, когда ползла по асфальту. Вряд ли  она  жива,
даже если эту голову ей потом пришили.
   Полковник о чем-то раздумывал, глядя на меня с подозрением и,  боюсь,
с отвращением.  Надо  же,  какую  свинью  подложили  мне  злоумышленники
напоследок!  Предъяви  я  полковнику  голову,  он  отнесся  бы  к   моим
показаниям серьезно, а без головы  очень  свободно  может  разгневаться.
Хорошо,  если  отделаюсь  штрафом  за  то,  что  предумышленно  ввела  в
заблуждение исполнительные органы.  Глядишь,  еще  посадит.  А  главное,
никакого уголовного дела  не  будет  возбуждено.  Нет  головы  -  нет  и
расследования, это и ежу ясно.
   - Догадываюсь о чувствах,  которые  вы  ко  мне  питаете!  -  сердито
заявила я полковнику. - Но, возможно, есть у вас  подчиненный,  которого
вы тоже не любите, так подбросьте ему меня. Да, я  продолжаю  утверждать
со всей ответственностью - голова была! И мне очень хочется  знать,  что
там в действительности  случилось,  в  той  автокатастрофе  под  Лодзью,
потому что у меня создалось впечатление - та женщина секунды за  две  до
столкновения сама  выскочила  из  машины  или  ее  вытолкнули.  И  пусть
кто-нибудь проверит, есть ли у нее голова. А  вот  мой  загранпаспорт  с
датой пересечения границы.
   - По дороге туда вы на  границе  оформляли  страховку  на  машину,  -
произнес полковник. Значит, мой рассказ слушал внимательно. - Могли  там
оставить  машину,  незаметно  вернуться  в  Польшу,  сделать  со  своими
сообщниками что угодно, вернуться к машине и фактически отбыть из страны
на следующий день. Или поздним вечером в тот же день.
   - И все это для того, чтобы потом вот здесь,  перед  вами,  выглядеть
идиоткой?
   - Не обязательно. У вас что-то  могло  сорваться,  что-то  не  вышло.
Протокол мы все-таки составим
   Нашу беседу с большим интересом слушали  два  сотрудника  управления,
видимо  подчиненные  полковника.  Их  отправили  за  стенографисткой   и
магнитофоном. Мы обосновались в этой же комнате, полковник все-таки учел
мою просьбу, несмотря  ни  на  что.  Подозреваю,  ему  здорово  хотелось
погонять меня по лестницам! Доброе сердце .. А может, просто времени  не
было?
   Я очень старательно  повторила  свой  отчет,  расхождения  с  истиной
выполняя столь деликатным слаломом, что самой понравилось. Надеюсь,  все
в  точности  совпало  с  первоначальным   вариантом   Охотно   подписала
показания, а потом начались неприятности.
   Тщательно  складывая   странички   протокола,   полковник   невзначай
поинтересовался:
   - А кроме  вас  кто-нибудь  еще  видел  голову?  Вопрос  застал  меня
врасплох, я не знала, как лучше ответить. Не хотелось  вмешивать  в  это
дело Гжегожа, да и к тому же мы с ним не  согласовали  своих  показаний,
мог вывести меня на чистую воду, сам того не желая.
   -  Значит,  кто-то   видел,   -   с   удовлетворением   констатировал
наблюдательный полковник. - Кто такой?
   Я решилась
   - В протокол этого не записывайте, на пленку тоже не надо, скажу  вам
на ушко, так сказать, не для протокола. Видел ее мой давнишний хахаль, у
него жутко ревнивая жена, к тому же больная, и головой ручаюсь...  Тьфу,
только не  головой!..  Наверняка  вам  не  впервые  приходится  с  таким
сталкиваться в своей практике. Я виделась с ним в Париже.
   - И что?
   - И поскольку эта голова меня прямо ошарашила, я ему сказала  о  ней.
Мы вместе переложили ее в  сумку-холодильник  Стало  жарко,  я  вам  уже
говорила, он боялся, что она испортится.
   - Прикажете его разыскивать через французскую полицию?
   - Избави вас Бог! Я же говорю, у него жена... Вон  у  вас  под  рукой
телефон. Можете ему позвонить, он как раз на работе.
   - Прошу вас, позвоните вы.
   Мысленно перекрестившись, я извлекла  записную  книжку,  полистала  и
набрала номер телефона Гжегожа. Нет  худа  без  добра,  хоть  голос  его
услышу
   Услышала и печально проговорила в трубку:
   - Гжесь, это я. Доехала, все в  порядке,  оказалось,  нога  прелестно
сломана, гипс не нужен, но голову у меня все-таки  свистнули.  Я  сейчас
звоню из Главного управления полиции, они  в  голову  не  верят,  и  пан
полковник очень желал бы с тобой поговорить.
   Гжегож ответил не раздумывая:
   - Хорошо, давай  его.  Ты  рассказала  только  о  катастрофе,  больше
ничего.
   Передав полковнику трубку,  я  облегченно  перевела  дыхание.  Умница
Гжесь все понял, а болтливым он никогда не был.
   Полковник развел настоящий Версаль. Правда,  их  разговор  я  слышала
несколько односторонне, по репликам полковника догадываясь  о  том,  что
сказал Гжегож, но поняла: он  подтвердил  -  голова  существовала,  была
самой что ни на есть настоящей, хранилась у меня в багажнике, а  ногу  я
действительно сломала и два дня  просидела  на  холодных  компрессах  со
льдом.
   Положив трубку, полковник подумал и сказал:
   - Знаете  что?  Я  вам  верю.  Разумеется,  вы  могли  предварительно
согласовать показания, но какой смысл?  Все  это  настолько  глупо,  что
наверняка правда. А относительно катастрофы мы, конечно же, все выясним.
Пока вы свободны.
   Пока... Ничего себе, хорошенькое словечко.  У  меня  реквизировали  и
сумку-холодильник, и ананас, на что я  охотно  согласилась  и  поспешила
воспользоваться свободой.
   Гжегожу я позвонила из знакомого книжного магазина.  Ясное  дело,  он
ждал моего звонка. Услышав его голос, начала без предисловий:
   - Наврала я вот о чем. Ни слова о  письме,  могла  ведь  его  еще  не
прочитать. Ни словечка о ксендзе в Груйце. Это самое нашла уже подъезжая
к Парижу,  хотела  возвращаться,  но  тут  нога  подвернулась,  пришлось
задержаться с отъездом. Остальное - как все было в самом деле.
   - Логично, - поддержал меня Гжегож, - сам бы так поступил. О  полиции
я сказал правду, ты поняла? Не было смысла впутывать французскую полицию
и так далее. А что ты получила вместо головы?
   - Свежий ананас. Потрясающий экземпляр!
   - Даже остроумно, подходяще. А где...
   - Или  в  Штутгарте,  или  в  Болеславце,  думаю,  наконец  научились
отключать мою сирену. Впрочем, уводить машину они не собирались, им было
достаточно отключить наружную сигнализацию. Менты в общем мне  поверили,
интересно, что станут делать. А я съезжу в  Груец.  Если  что  придет  в
голову - позвони...
   В Груец я отправилась немедленно.
   - Да, чаще всего исповедую именно я, -  так  ответил  на  мой  вопрос
викарий груецкого костела, еще  довольно  молодой  симпатичный  мужчина,
очень похожий на учителя закона Божьего в нашей начальной  школе.  -  Но
ведь фамилий исповедуемых мы не знаем. Хотя, минутку,  как  вы  сказали?
Елена Выстраш? Кажется, я слышал эту  фамилию...  -  Викарий  задумался,
нахмурив брови, затем внимательно поглядел  на  меня.  -  А  собственно,
почему это пани интересует?
   Я молча вынула письмо Елены и подала ему. Дождавшись, когда он кончил
читать, сказала:
   - Так вот, проше пана,  извините,  проше  ксендза,  на  эту  Елену  я
наткнулась сразу же после столкновения машин на шоссе под Лодзью. Хорошо
рассмотрела несчастную, она успела мне сказать два слова, а вскоре после
этого обнаружила в багажнике своей машины ее отрубленную голову. Вернее,
обнаружила уже после того, как проехала с ней  пол-Европы.  Вернулась  в
Варшаву, чтобы сдать голову в полицию, и туг  выяснилось  -  ее  у  меня
похитили. Объясните же, ради Господа, что все это  может  значить?  Если
Елена у вас исповедывалась,  а  в  письме  она  написала  об  этом,  так
поясните хотя бы... Нет, нет, я знаю, тайна исповеди - святое дело, я  и
не прошу вас выдать мне ее, но ведь не исключено, исповедь  поможет  вам
понять, что же произошло, и  вы  сочтете  возможным  дать  мне  какие-то
указания, посоветуете, как поступить.
   Ксендз в обморок не падал, восклицаний никаких не  издавал,  но  было
видно,  очень  встревожился.  Очень  долго  молчал,  потом  не  торопясь
заговорил:
   - Да, я вспомнил, действительно, она у  меня  исповедывалась.  И  вот
теперь мертва... Вы уверены, что  это  была  именно  Елена?  Пожалуйста,
расскажите поподробнее, как все произошло.
   Я как на духу рассказала ксендзу викарию все. Нахмурившись,  выслушал
он меня, не перебивая, очень огорчился и наконец заявил:
   -  Разрешите,  я  подумаю.  Боюсь,  дело  гораздо  серьезнее,  чем  я
предполагал. А теперь, понимаете, мне необходимо для себя  уяснить,  что
мне известно об исповеди этой несчастной, а что стало плодом собственных
умозаключений.  На   собственные   умозаключения   тайна   исповеди   не
распространяется. Вы разрешите пока не возвращать вам ее письмо?
   - Разумеется, пожалуйста .
   Договорились - я через час вернусь. Этот час я  просидела  в  машине,
прогулки мне были еще не по силам. Правда, у меня хватило такта отъехать
от костела на  почтительное  расстояние,  чтобы  не  давить  на  психику
ксендза. Достаточно уже и того, что я вперлась на машине прямо  во  двор
костела, подъехала к самому входу, что было не только неприлично,  но  и
наверняка запрещено, не хватало еще и после беседы с ксендзом торчать  у
него под носом. Беседовали мы  перед  входом  в  костел,  потом  викарий
удалился в ризницу, проявив деликатность и не  сделав  замечания  насчет
машины, но ведь выходя мог на нее наткнуться, увидеть,  как  я  торчу  в
ней, не сводя взгляда  с  костельных  врат,  и  счесть  это  психическим
воздействием. Нажим на психику в  любом  человеке  вызывает  протест,  а
ксендз тоже человек.
   Этой своей идиотской тактичности я себе потом простить не могла...
   Вторично подъехав к костелу, я была поражена  столпотворением  у  его
входа. Стояла машина "скорой помощи" и  две  полицейские,  двор  оцепила
полиция, меня тоже не  пустили.  Из  костела  выбежали  два  санитара  с
носилками, на которых, прикрытый простыней, кто-то  лежал.  Вокруг  меня
голосили бабы, из их воплей  я  разобрала  лишь  "антихрист"  и  "святой
человек" - Опустив в машине стекло, я громко вопросила,  что  случилось.
Отвечать мне кинулись сразу все.
   -  Пани,  нашего  ксендза  викария  убили,  преступники,   антихристы
окаянные, нет на них грома  небесного,  не  так  давно  святые  мощи  из
костела украли, совсем страх Божий люди потеряли,  теперь  вот  прямо  в
костеле нашего викария убили, да не в костеле, а в ризнице, ну все равно
в  костеле,  всю  голову  бедняге  разнесли  топором,  да  не   топором,
застрелили сердечного,  такой  золотой  человек  был,  поискать,  теперь
костел осквернили, весь кровью забрызган, такой рекой и текла до  самого
алтаря, наверняка хотели ограбить дом Божий, а наш викарий  не  побоялся
богохульников, грудью на защиту бросился...
   Уже больше не слушая баб, я сидела  как  громом  пораженная.  Ужасная
мысль пронзила сердце: ведь это я убила викария!
   Дура безмозглая, разговаривала с ним на виду у всех, на  паперти,  он
из вежливости вышел ко мне, чтобы не заставлять женщину с больной  ногой
подниматься! И я, ослица,  не  скрываясь  дала  ему  письмо  Елены!  Все
получилось случайно. Подъехав, я спросила костельного сторожа,  есть  ли
сейчас в костеле к