ь.
   Патлатый  заинтересовался  моим   знанием   иностранных   языков.   Я
откровенно призналась, что лучше всего говорю по-польски, причем чуть ли
не с рождения, продемонстрировала мою  оригинальную  английскую  речь  и
заявила, что итальянский - очень легкий язык, да  и  вообще  вся  группа
романскик языков для меня плевое дело. В доказательство я  процитировала
фрагмент латинского стихотворения, которое мы учили в  школе  и  которое
непонятно почему я запомнила на всю жизнь. Мне хотелось  запутать  их  и
лишить  возможности  переговариваться  в  моем  присутствии  на   языке,
которого я бы не понимала.  То,  что  они  могли  свободно  пользоваться
датским, им не пришло в голову. Я честно призналась, что не  знаю  этого
языка, будучи уверена, что мне не поверят. И они не поверили. И в  самом
деле, как можно поверить, что я не знаю языка после  такого  длительного
пребывания в стране?
   Постепенно они перебрали почти все языки и вспомнили  о  немецком.  Я
радостно заявила, что великолепно владею  этим  языком.  Меня  попросили
доказать это и что-нибудь сказать на немецком. Я глубоко задумалась.
   - Jch habe, - наконец вспомнила я. Потом еще подумала  и  с  триумфом
добавил:
   - Donnerwetter!
   Это поставило большое удовольствие моим спутникам, и  они  еще  долго
посмеивались. Вот в такой приятной и веселой обстановке мы и летели.
   Насчет  языков  у  меня  были  свои  соображения.  Французский,   как
известно, я знала, по-итальянски худо-бедно  могла  объясниться,  латынь
немного помнила, так что все романские языки могли представлять для моих
похитителей определенную опасность. Славянские, надо полагать, отпали  в
полуфинале. Мое длительное пребывание  в  Дании  позволяло  предполагать
некоторое знакомство со скандинавскими языками, на английском я  хоть  и
не очень хорошо, но говорила, так что у них оставался только немецкий.
   Китайский, японский и различные арабские наречия  я  сочла  возможным
отбросить, учитывая  ограниченный  регион  их  распространения.  Попытка
доказать знание немецкого  языка  позволяла  предполагать,  что  я  хочу
заставить их отказаться от возможности разговаривать в моем  присутствии
на этом незнакомом мне языке. Не правда ли,  логично?  Они  должны  были
прийти к такому выводу и, как показало будущее, пришли.
   В действительности же с немецким языком дело обстояло  так:  говорить
на нем я не умела, но понимала  почти  все.  Объяснялось  это  тем,  что
Алиция, несмотря на свои блестящие способности к  языкам,  долгое  время
после выхода замуж за Торкильда объяснялась с ним по-немецки  -  датский
ей никак не давался. Проводя в их доме долгие часы и принимая участие  в
разговоре,  я  научилась  сносно  понимать  немецкий,  разговорная  речь
которого как-то логично легла на теоретический, еще школьный, фундамент.
Так что мне  доставило  бы  большое  удовольствие,  если  бы  с  помощью
немецкого в моем присутствия захотели что-то скрыть от меня.
   Местность,  обозреваемая  с  борта  вертолета,   представляла   собой
скалистые горы разной высоты, поросшие лесом или совершенно  голые.  Для
меня было очень важно определить свое  местонахождение,  не  прибегая  к
расспросам - наверняка мне не скажут правду, да и незачем им знать,  что
меня так интересует этот момент.
   Через какое-то время далеко на  горизонте  появилось  море,  то  есть
океан, и вскоре я увидела нечто странное. Холмы внизу представляли собой
скалы с крутыми склонами, и вот  поперек  одного  такого  склона  что-то
медленно ползло. Долго я пыталась самостоятельно понять, что это  такое,
и наконец сдалась.
   - Что это? -  с  живым  любопытством  спросила  я,  ткнув  пальцем  в
интересующий меня объект.
   - Поезд, - коротко ответил патлатый.
   "Спятил", - подумала я, а вслух обиженно произнесла:
   - Какой же это может быть поезд? Канатная дорога?
   - Нормальный поезд, на рельсах. Железная  дорога,  -  снисходительно,
как маленькой, объяснял мне толстяк. - Движется по мосту, прикрепленному
к скале.
   Это было интересно. Я внимательно рассматривала необычный поезд.  Тем
временем мы подлетели ближе, и прямо под нами  я  вдруг  увидела  что-то
напоминающее опорную галерею, на которой  действительно  были  проложены
рельсы. Продолжение этой необычной железной дороги можно было разглядеть
только в освещенных солнцем местах, в тени же она была неразличима.
   Фантастика! Я так была захвачена этим  необыкновенным  зрелищем,  что
все прочие детали пейзажа остались мной не замеченными.
   Тут мы неожиданно стали приземляться.  Оказалось,  что  мы  находимся
прямо над океаном. Я успела увидеть какой-то большой залив  и  город  на
его берегу, а также множество лодок и катеров. Мы еще немного  снизились
и тут я, хотя такое со мной никогда не  случалось,  заметила  посадочную
площадку.
   Единственная терраса среди нагромождения скал не  вызывала  сомнения,
что именно на нее мы сядем. Я перестала хлопать  глазами,  чтобы  больше
ничего не пропустить, и мне  удалось  разглядеть  возле  террасы  нечто,
напоминающее  постройки.  Это   были   конструкции   кубической   формы,
прилепленные к скалам.
   Больше я ничего не успела увидеть,  так  как  мы  совершили  посадку,
причем вовсе не на той террасе, которую я заметила сверху, а  совсем  на
другой, которую я, конечно же, как всегда, прозевала.
   В  последний  момент,  уже  собираясь  ступить  на  землю,  я  успела
отдернуть босую ногу. Даже если бы каменная плита  была  ледяной,  я  бы
стала утверждать, что она раскалена, потому что все вокруг казалось  мне
раскаленным. Я парилась в пуховой кофте и шерстяной  юбке,  как  гусь  в
духовке, из-под парика текли капли  дота,  размазывая  остатки  макияжа.
Зажав в одной руке сумку, в другой дьявольски тяжелую сетку, я старалась
не смотреть на остальные предметы моей зимней одежды и чувствовала,  как
внутри меня поднимается волна  злости  против  моих  преследователей.  В
такой одежде привезли меня в Бразилию, о, негодяи!
   - Пардон, мадемуазель, - спохватился толстяк, и через минуту, кипя  и
булькая от негодования,  как  чайник  с  кипятком,  я  прошествовала  по
соломенным матам в застекленное помещение,  представляющее  собой  часть
кубической конструкции.
   Маты были молниеносно доставлены людьми, которые появились на террасе
в момент нашего приземления.
   В помещении было прохладно, видимо, установки  для  кондиционирования
воздуха работали, как в варшавском Дворце культуры и науки.  Меня  сразу
же отвели  в  предоставленные  мне  апартаменты.  Я  еще  подумала,  что
подобной роскоши я не видела даже в фильмах из жизни  высшего  общества,
но главным сейчас было не это: как можно скорее раздеться и вымыться.
   - Пошли вон! - рявкнула я по-польски и перевела на французский:
   - Я хотела бы остаться одна. Сколько сейчас времени?
   - Без десяти пять, - ответил толстяк, явно удивленный таким вопросом.
   - Где без десяти пять? Здесь?
   - Здесь, конечно...
   Он с тревогой посмотрел на меня,  обеспокоенный  моим  состоянием,  и
поспешил удалиться. Мне же нужно было  знать  время,  ибо,  отдохнув,  я
намеревалась произвести соответствующие подсчеты, чтобы без  посторонней
помощи определить свое местонахождение.
   В  моих  апартаментах  было  все.  Я  напилась   тоника   со   льдом,
приготовленного  для  разбавления  виски,  и  обосновалась   в   салоне,
долженствующем служить ванной. Много времени ушло у меня на ознакомление
с сантехникой. При этом я облилась водой с ног  до  головы,  так  как  в
неподходящий  момент  из  стены  брызнули  горизонтальные  струи   воды,
рассеяла по всему помещению морозную завесу, выстрелила струей кипятка -
к счастью, не в себя, - но в конце концов  освоила  все  эти  достижения
цивилизации.
   Завернувшись в большое махровое полотенце - лучшей одежды у  меня  не
было, я съела банан и взялась за подсчеты.
   С помощью календарика Дома книги,  атласа  и  напряженной  умственной
работы я рассчитала протяженность  трассы,  учитывая  вероятный  маршрут
нашего перелета. У меня получилось, что сейчас я  нахожусь  чуть  ли  не
прямо на тропике Козерога. Внимательное  изучение  карты  позволило  мне
даже обнаружить извилистую железную дорогу - вне  всякого  сомнения,  ту
самую диковину, повисшую на склонах гор, которую я видела  с  вертолета,
так как никакой другой железной дороги поблизости не было. Отыскала я на
карте и залив, и два города на его  берегах.  Один  город  побольше,  на
самом берегу  океана,  другой  -  поменьше,  в  глубине  залива.  Первый
назывался Паранагуа, а второй Антонина. Мои усилия  увенчались  успехом.
Наконец-то я установила, где нахожусь!
   Очень довольная собой, я решила, что теперь имею  право  отдохнуть  и
осмотреться. Апартаменты и в самом деле были верхом роскоши,  но  это  я
восприняла спокойно: в конце концов, не мне за это платить.  Из  окон  с
одной стороны был  виден  океан,  с  другой  -  одни  скалы.  С  грустью
подумалось мне, что в отпуске я всегда мечтала о комнате с видом на море
и никогда ее у меня не  было.  Первый  раз  в  жизни  выпало  мне  такое
счастье, как зерно слепой курице, вот только я не была уверена, что  мое
пребывание здесь можно назвать отпуском.
   Все случившееся со мной было таким непонятным и неожиданным!  Поехала
я  в  добропорядочном  Копенгагене  поиграть  себе  в  рулетку  и  вдруг
оказалась по другую сторону океана в обществе совершенно незнакомых  мне
людей, которые к тому же собирались  лишить  меня  жизни,  нисколько  не
считаясь с моим мнением на сей счет. Все это походило на какой-то глупый
розыгрыш, и трудно было примириться с  мыслью,  что  меня  держат  здесь
силой, что я не могу вернуться в Европу, что я никогда не увижу  родного
дома. В  это  как-то  не  верилось,  и,  видимо,  этим  объяснялось  мое
несерьезное настроение при столь серьезных обстоятельствах.
   Незнакомый черный бандит с мрачным взглядом,  согнувшись  в  поклоне,
доложил, что обед подан. За столом  со  мной  сидели  только  толстяк  и
патлатый. Я милостиво заметила, что неплохие бытовые условия сказываются
положительно на моей памяти и кое-что я уже  припомнила.  Не  исключено,
что в ближайшее время я вспомню все, что говорил покойный, а пока  прошу
раздобыть для меня какую-нибудь подходящую к  местным  условиям  дамскую
одежду.
   - Еще сегодня все будет доставлено, - сухо  ответил  патлатый,  и  на
этом разговор прекратился.
   - А где тут у вас пляж? - нарушила я тишину. Раз  уж  я  оказалась  в
теплых краях, надо пользоваться случаем и позагорать.
   Оба они, толстяк и патлатый, слегка опешили.  Видимо,  загорание  для
пленниц не предусматривалось.
   - Это как - пляж? - не понял толстяк.
   - Ну, пляж, такое место у воды, где можно загорать. Где он у вас?
   - Нет у нас пляжа, - ответил толстяк, еще не совсем придя в  себя  от
удивления.
   Патлатый тоже смотрел на меня, как на ненормальную.
   - Есть бассейн, - сказал он, подумав. - Желаете поплавать?
   - Боже сохрани!  -  ужаснулась  я.  -  Плавать  я  не  умею.  Мне  бы
позагорать у воды. Где ваш бассейн?
   Толстяк вызвался показать мне их  владения.  О  содержании  меня  под
стражей никто не заговаривал, что меня несколько удивило. Мне  казалось,
что убежать отсюда не составит большого труда.
   Мысль о побеге, ясное дело, не оставляла меня с самого начала.
   Зародилась она  еще  в  самолете,  когда  я  подслушала  разговор  за
закрытыми дверями. Конечно, я понимала, что это не так просто, но у меня
было две тысячи  долларов,  и  не  было  никаких  надежд  на  полюбовное
соглашение с бандитами. Они  производили  впечатление  людей  упрямых  и
настойчивых.
   Безнадежные ситуации действуют на меня мобилизующе и я была  уверена,
что наверняка что-нибудь придумаю. Не зная местности, я  не  могла  пока
строить конкретных планов, а кроме того, не бежать  же  мне  в  махровом
полотенце и босиком? Я бы бросалась в глаза всем встречным.
   Вернувшись после обеда в  свои  апартаменты,  я  обнаружила  там  два
чудовищных размеров чемодана со всем необходимым. Понятия не  имею,  как
они умудрились так быстро обернуться и кто все это подбирал, но все вещи
были нужного размера, даже обувь. Может, просто обратились к  продавщице
с такой же фигурой и поручили ей подобрать гардероб.  А  было  там  все,
начиная с купальных костюмов и кончая  вечерними  туалетами.  Были  даже
брюки с кистями, которые я ни за что бы не надела.
   Вечером я смогла наконец выйти на прогулку.  Я  и  не  заметила,  как
стемнело, потому что все постройки были освещены, причем так хитро,  что
мне никак не удавалось обнаружить источник света. Как внутри здания, так
и снаружи все освещалось мягким рассеянным светом, похожим на солнечный.
Я пожалела, что не могу посмотреть на это  издали,  так  как  светящиеся
кубики наверняка выглядели в темноте весьма эффектно.
   Некоторые секции здания высились на скале, другие были встроены прямо
в скалу, третьи построены на  специальных  опорах,  так  что  получилось
несколько этажей, связанных друг с другом сложной системой сообщения.
   Лестниц было немного,  и  лишь  там,  где  надо  было  подняться  или
спуститься  только  на  один  этаж;  главным   средством   вертикального
перемещения были лифты. Прогуливаясь с  толстяком,  я  насчитала  девять
лифтов, в том числе и открытых, двигающихся безостановочно,  так  что  в
них приходилось садиться на  ходу.  Я  лично  такие  лифты  не  люблю  и
стараюсь ими не пользоваться, у меня вечно какая-либо из ног оказывается
не там, где надо. Двери везде открывались сами - фотоэлементы, наверное;
некоторые стеклянные  стены  тоже  сами  раздвигались,  климатизационные
установки  выдували,  вдували,  охлаждали   и   обмахивали.   Все   это,
представьте, было исправно и действовало бесшумно.
   Бассейн находился на одной из нижних террас. С  трех  сторон  он  был
окружен постройками, с четвертой - возвышалась скала. Пальмы  и  кактусы
росли в достаточном количестве. Вокруг бассейна валялись надувные пуфики
из прозрачного пластика и прочая дегенеративная мебель.
   Одной только вещи я никак  не  могла  обнаружить  -  выхода  из  этой
резиденции. Постепенно я все более укреплялась в мысли, что единственным
способом как прибытия сюда, так и  отбытия  отсюда  является  тот  самый
вертолет на верхней террасе. Скала у бассейна имела вертикальные склоны,
и ясно было, что мне на нее не  вскарабкаться.  Вертолетом  я  не  умела
управлять. Наконец я не выдержала.
   - Красиво здесь, - сказала я. -  Прекрасное  здание,  но  как  отсюда
выйти? Наверное, выход наверху?
   - Зачем же наверху, если внизу значительно удобнее?  -  саркастически
заметил толстяк, и на ближайшем лифте мы спустились вниз.  До  дороге  я
увидела не замеченную раньше эстакаду,  ведущую  к  просторной  площадке
среди скал, за которыми виднелись как минимум  еще  два  вертолета.  Это
была та терраса, которую я разглядела, когда мы шли на  посадку.  Опять,
значит, недоступный мне воздушный путь сообщения...
   Был,  оказывается,  и  другой  путь.  Мы  спустились  на   небольшой,
окруженный скалами дворик, от которого начинались три  дороги.  Одна  из
них заканчивалась неподалеку чем-то вроде небольшого балкона с видом  на
море.
   Вторая,  каменистая  тропинка  вела  вниз,  к  морю.  Третья,   узкое
асфальтированное шоссе, тоже спускалась вниз, но в другом направлении.
   - Вот эта тропинка ведет к берегу,  -  доброжелательно  объяснил  мне
словоохотливый толстяк. - А это -  дорога  в  горы  и  дальше,  в  глубь
страны.
   Мы как-нибудь выберемся в город, только поедем не по шоссе, а морем.
   Желаете осмотреть порт?
   Я желала. Он наверняка рассчитывал ошеломить меня, вот почему  я  изо
всех сил старалась не подавать  виду,  что  потрясена,  даже  глазом  не
моргнула, когда в одной из скал  при  нашем  приближении  сами  по  себе
открылись двери очередного лифта.  Ну,  совсем  как  в  сказке:  "Сезам,
откройся!" Теперь мы  спустились  уже  к  самому  берегу,  и  я  увидела
маленький порт. Построен он был на берегу океана, а не залива. От океана
его хорошо защищал очень высокий волнорез. Две  большие  моторные  лодки
стояли в аккуратных индивидуальных бассейнах. Все это было освещено  тем
же мягким рассеянным светом.
   - Недалеко отсюда город, -  информировал  меня  толстяк,  старательно
избегая произносить название города. - Его отсюда не видно  за  скалами,
только  с  верхнего  балкона  можно  увидеть  кусочек.   Зато   корабли,
направляющиеся в этот город, видны хорошо.
   Откровенно говоря, мне уже не хотелось больше ничего видеть.
   Резиденция меня ошеломила и вызвала целую кучу проблем. Мне надо было
спокойно поразмыслить и затем еще раз все внимательно  осмотреть  -  при
дневном свете и без сопровождения. Теперь я уже  не  удивлялась,  почему
они не заперли меня на ключ в помещении с решетками на окнах.
   Спать я отправилась с робкой надеждой, что  проснусь  в  Копенгагене,
опоздаю на работу и буду с удовольствием вспоминать  свой  увлекательный
сон...
   Не стану утверждать,  что  у  меня  было  спокойно  на  душе,  когда,
осмотрев еще раз владения моих похитителей, поднявшись на вторую террасу
с вертолетами и налюбовавшись видом с балкона, я расположилась на  отдых
в  тони   буйной   растительности   у   бассейна.   Возможность   побега
представлялась   весьма   проблематичной,   зато    очень    четкой    и
недвусмысленной   -   позиция   моих   хозяев.   Отказавшись   от   всех
дипломатических выкрутасов, патлатый заявил мне прямо:
   -  Cherе  mademoiselle,  вы  являетесь  единственной  обладательницей
чрезвычайно важных для нас сведений. Вы женщина  неглупая  и  понимаете,
что эти сведения мы должны получить. Не буду скрывать, сведения касаются
денег. Очень больших денег. Вы сами убедились, что мы отнюдь не бедняки,
но все, что вы видите, - ничто в сравнении с тем,  что  мы  можем  иметь
после того, как вы нам сообщите только вам известный шифр.  Мы  люди  не
злые, нам бы не хотелось прибегать к насилию, тем  более  что  это  и  в
самом деле может отрицательно сказаться на вашей  памяти.  Напротив,  мы
склонны принять вас в дело...  Этот  вопрос  мы  еще  обсудим...  Но,  к
сожалению, не мы здесь распоряжаемся. У нас есть шеф. Он скоро прибудет.
Если вы до прибытия шефа сообщите нам все, что сказал наш светлой памяти
умерший друг, мы вас щедро вознаградим и  отправим  в  Европу.  Если  вы
увидитесь с шефом, вы никогда больше не выйдете отсюда. Выбирайте...
   Все это было очень логично и, возможно, заставило бы меня передумать,
если бы я не помнила того, что говорилось в самолете.  Я  твердо  знала,
что пока не назову им шифр - буду жива. Сказать всегда успею. А зачем  я
им нужна после того, как они все узнают?
   - Понятно, - сказала я и сделала вид, что задумалась.  -  Но  я  и  в
самом деле не помню всего, и мне кажется, что кое-что я перепутала.
   Сначала я совсем ничего не помнила, потом начала немного  вспоминать,
но до сих пор у меня еще все путается. И я совсем не шучу, когда говорю,
что мне было бы очень полезно вновь оказаться в подобной обстановке.
   - Это мы организуем, - пообещал патлатый. -  Да  хотя  бы  сегодня  и
попробуем...
   Я не была уверена, что они поверили  мне.  Скорее,  делали  вид,  что
поверили. Я  тоже  делала  вид,  что  верю  им,  и  мне  очень  хотелось
надеяться, что они не догадываются, что я делаю вид.
   Очень жарко было ходить здесь в парике. Перед тем, как отправиться  к
бассейну, я вымыла голову - с большим риском для жизни, так как  выбрала
наугад один из шампуней в ванной, не зная, для чего он  предназначен,  и
не будучи уверена, что от него не вылезут все волосы. Мне не на что было
накрутить вымытые волосы, и я сидела у бассейна как прилизанная Гоплана,
хотя Гоплана наверняка отличалась более буйными кудрями.
   Всюду - внизу на пристани, вверху у вертолетов, да и вообще на каждом
шагу - я встречала мрачных черных бандитов в широкополых шляпах. Он