бе зеркальце в машине, прическа и лицо в порядке. А вот
и машина Гжегожа!
   Гжегож легко открыл незнакомые ворота, мы оба въехали на травку,  где
намеревались оставить машины. Отсюда до  дорожки,  выложенной  плитками,
было четыре шага, и эти четыре шага  по  неровной  травке  я  преодолела
раскорякой, дождавшись, когда он повернулся ко мне  спиной,  сражаясь  с
замками входной двери,
   Не оглядываясь, он пожаловался:
   - Меня предупредили, что  верхний  замок  капризничает,  и  оказались
правы. Извини, пожалуйста, что заставляю тебя ждать.
   - Ну что ты! - искренне возразила я. - Какие милые люди!
   Поскольку я еще не полностью стряхнула с себя воспоминания, появление
Гжегожа казалось мне каким-то нереальным. В Париже еще куда  ни  шло,  в
Париже Гжегож имел право существовать, но здесь, под Варшавой?!  Сколько
лет  представляла  я  нашу   встречу   в   Варшаве,   в   ушах   звучало
ностальгическое танго "Ноктюрн", сколько раз я теряла  надежду  и  вновь
обретала ее, сколько раз погружалась в сладкую грусть и опять  всплывала
на поверхность реальности... И вот теперь просто не верила своим глазам.
До двери добрела как раз в тот момент, когда она распахнулась.
   - Можно, я потрогаю тебя? - робко попросила я, не успев подумать  над
словами.
   - И я тоже! - ответил он, тоже не раздумывая.
   Все правильно, как  в  старые  добрые  времена.  Сначала  покончим  с
главным, чтобы потом спокойно заняться всем остальным.  Боюсь,  даже  ту
самую дверь мы как следует не прикрыли...
   Немного погодя Гжегож занялся изучением содержимого бара,  мне  нечем
было заниматься, и  воображение,  некогда  чрезвычайно  живое  и  яркое,
притупившееся с годами, обрело былую мощь и свободно устремилось сразу в
две противоположные стороны.  Половина  вновь  занялась  прошлым  с  его
сравнениями  в  пользу   Гжегожа,   а   вторая   половина   застряла   в
современности.
   Мой первый муж охотно разрешил бы себя потрогать - разумеется,  в  те
годы,  когда  еще  меня  любил,  в  последующие  гневно  и   высокомерно
воспротивился бы. Второй назло мне ответил  бы  "нет",  вызвав  желанный
скандал. Третий принялся бы расспрашивать о  причинах  столь  необычного
желания, а потом  научно  доказал  бы  вред  таких  спонтанных  реакций.
Интересно, чем эти мужчины думали и на кой  черт  они  вообще  были  мне
нужны? Хотя... ведь тогда у меня не было Гжегожа.
   - Мне сказали, тут поблизости  неплохое  кафе,  -  сказал  Гжегож.  -
Сбегаем туда пообедать, а пока давай выпьем что-нибудь.
   - Давай, но только не крепкое, ведь  нам  предстоит  обсудить  весьма
сложные проблемы, а для этого понадобится трезвая голова.
   - Скажу тебе откровенно, дорогая, в это болото  я  погружаюсь  только
потому, что ты в нем увязла по уши. Сиди, сиди, у меня пока обе  ноги  в
порядке...
   Попивая максимально не крепкий напиток - сухое белое вино, к тому  же
на две трети  разбавленное  минералкой  -  я  информировала  любимого  о
событиях последних дней,  попутно  присовокупляя  некоторые  собственные
выводы и соображения.
   Больше всего сомнений вызывал сам Ренусь как таковой. Я могла  понять
неприязнь ко мне, как-никак  пыталась  подпортить  им  бизнес.  Логичным
представлялось мне и стремление избавиться от Елены. Какой-то смысл  был
и в таинственных, якобы хранящихся у меня бумагах. А  вот  Ренусь...  Ну
никак он не подходил ни к одному из перечисленных выше моментов, не  тот
человек, не тот характер. Правда, лично его я не знала, но  в  последнее
время переговорила с людьми, знавшими его хорошо, и вывод был  один:  на
роль предприимчивого афериста и хладнокровного  преступника  он  годился
так же, как дохлая коза в качестве тягловой силы при  золоченой  карете.
Разумеется, люди могли не заметить,  как  он  изменился,  как  из  рохли
превратился  в  закоренелого  преступника  и  законченного  негодяя,   у
человека с годами меняется характер,  но  мне  не  давал  покоя  огонек,
сверкнувший в глубине глаз ксендза викария.
   И я задумчиво произнесла:
   - Вот и смущает меня это обстоятельство, ну никак не  укладывается  в
образ  того  Ренуся,  которого  все  знали.  Правда,   он   связался   с
Новаковским, настоящим подонком, но и Новаковский никогда не был  орлом.
Обычная вошь... И знаешь к чему я постепенно прихожу? К тому, что это не
Ренусь кого-то убил, а его убили. Абсурдная идея, тем не менее  не  идет
из головы. Однако... если делом заправляет Мизюня - все возможно. Вот уж
она всегда была  девушкой  неглупой,  хотя,  глядя  на  нее,  такого  не
скажешь...
   Гжегож перебил меня.
   - Теперь моя очередь. Боюсь, телефонные разговоры меня разорят. Итак,
по порядку. Дядюшка отпадает, Ренусь его не убивал, не было тогда Ренуся
в США И вообще, с тех пор как он  после  тридиатилетнего  отсутствия  на
родине опять вернулся в Польшу, за океаном его  никто  не  видел.  Между
континентами курсировала Мизюня,  муж  дал  ей  полную  доверенность  на
ведение всех своих дел. Как-то на Ренуся наткнулся один из его приятелей
студенческой поры, вряд ли ты его знала, некий Владек Ягелло...
   - Знала, очень рассеянным нарвем был этот король.
   - Рассеянный не рассеянный, а с Ренусем они вместе учились,  в  одной
группе. Так вот, Владек уверяет, что сразу узнал старого знакомого,  тем
более, что тот опять вернулся к давней  студенческой  моде  -  вся  рожа
заросла волосами: борода, бакенбарды и снова патлы до плеч.  А  вот  что
касается характера, в этом отношении Ренусь изменился до неузнаваемости.
Раньше Ренусь был  болтливым,  теперь  напротив,  раньше  симпатичный  и
открытый - теперь наоборот, ну и все в таком же духе. Мизюня же почти не
изменилась, хотя неумолимое время ее основательно поклевало. Оба супруга
единодушно разорвали все связи с прежними знакомыми, стараются ни с  кем
не общаться. И рискну высказать предположение - Ренусь вовсе не  Ренусь,
как бы по-идиотски это ни звучало.
   Я обрадовалась - хорошо, что он первым сказал это.
   - Точно такая же мысль мелькнула у меня в голове, когда  я  сидела  у
постели ксендза викария. Я вслух высказывала свои соображения, и,  когда
заявила - преступником является Иреней Либаш, у ксендза лицо  окаменело.
Нет, не Либаш. Значит, если что - оба мы с тобой идиоты.
   - Вместе с тобой - все, что угодно! Только вот сначала  расскажи  мне
подробней о таинственных бумагах, что-то я не понял. У тебя  и  в  самом
деле они припрятаны?
   Я вздохнула.
   - Если бы знать! Бумаг у  меня  в  чулане  побольше,  чем  на  складе
макулатуры, а вот есть ли среди них секретные -  одному  Богу  известно.
Знаешь, мой бывшенький недоумок из тайных служб был  прямо  маньяком  по
части собирания вссвозможного компромата на всех и  вся.  Возможности  у
него были, вот и пользовался ими. Правда, ограничивался  только  сбором,
на то, чтобы привести в порядок архив, у него не  было  ни  времени,  ни
желания. Сколько раз его драгоценный блокнот извлекала я из-под  дивана.
Мне вменялось в обязанности беречь  его  как  зеницу  ока,  впрочем,  не
только блокнот, но и бесчисленные записки, а такими наша  квартира  была
просто усыпана.  Поскольку  я  была  лично  ответственной  за  бесценные
записи, старалась их собирать в кучу. Сам знаешь, я тоже не  отношусь  к
аккуратным педанткам, но много раз выскакивала за  своим  повелителем  в
парадное и возвращала  его  с  лестницы,  ибо  снова  забыл  у  телефона
очередную бесценную запись. Господи, сколько нервов мне все это  стоило!
Часами спорил со мной о двадцати злотых, которые якобы  я  осталась  ему
должна или он мне, без разницы, а может, не двадцать, а двести, памяти у
него - никакой, все путал, перевирал и из-за этого становился еще  более
дотошным. Раз помню, довел меня до нервного припадка из-за  ста  злотых,
которые у него куда-то задевались, а когда  я,  желая  прекратить  спор,
вручила ему свои сто злотых, обиделся на меня смертельно.
   - Так что же ты в нем такого нашла?
   -  Были  у  него  и  достоинства.  Хотя,  с  другой   стороны,   тоже
оборачивались недостатками. Вот представь, тебе захотелось... иметь дело
с твоим собственным мужчиной...
   - Такого не могу представить! - решительно заявил Гжегож.
   - Ну ладно, в твоем  случае  тебе  захотелось  со  своей  женщиной...
поговорить в постели. А она намертво приросла к кухонной мойке и бренчит
бесконечными грязными тарелками...
   - Тарелки отберу, кран прикручу, а ее силой утащу в спальню.
   - Возможно,  но  наверняка  в  твоей  женщине  нет  ста  восьмидесяти
сантиметров роста и мускулов как у борца-тяжеловеса.  Тебе  хватит  сил,
возможно, не просто утащишь, но по дороге еще и подтолкнешь пару  раз...
Нет, ты представь эти два метра с  мускулами,  как  они  скалой  высятся
посередине кухни. Попробуй подтолкни такой памятник! А посуду он мыл  по
собственному почину, добровольно, хотя я почему-то не испытывала  особой
радости по этому поводу. Ну, еще тяжести таскал свободно... И внешне был
красив, к тому же чистюля. Не вонял!
   - Послушай, давай лучше вернемся к нашим баранам,  а  то  мне  что-то
нехорошо становится, из двух зол уж лучше преступление.
   - Согласна. Так вот, чем черт не шутит, возможно, кое-что из  записей
этого моего детектива и валяется у меня в чулане до сих пор. Думаю,  это
скоро обнаружится, потому что я рассказала полиции о чулане и даже  дала
капитану ключ от него. Не исключено, они в данный момент там шуруют, и я
им не завидую.
   - А что ты вообще держишь в своем чулане?
   - Я не держу, оно там просто лежит само. Дубовые  двухдюймовые  доски
четырехметровой  длины,  стремянка,  изумительно  сохранившаяся   деталь
обшивки парусника,  выброшенная  морем  на  пляж,  громадное  количество
бутылок, запчасти к автомашине, в том  числе  часть  кузова,  поломанная
мебель и немного  дров,  книги,  которые  я  никогда  не  стану  читать,
неисправная  газовая  колонка,  водопроводные  трубы,  два  велосипедных
колеса и многое другое, чего я уже и не помню,  но  его  намного  больше
того, что я запомнила. Ага, еще три пластиковых  ящика  для  рыбы,  тоже
выброшенных морем.
   Смеясь, Гжегож принялся приготавливать  нам  еще  по  одному  легкому
коктейлю.
   - Кончай смеяться, я еще не закончила.
   - Погоди, давай я тебе вот еще что скажу. В числе  моих  бесчисленных
телефонных разговоров был один особенный. Ты помнишь Ганю?  Она  до  сих
пор сидит в Канаде.
   Я вся превратилась в слух. Ганя была некогда лучшей подругой  Мизюни,
так что следовало ожидать  сенсации.  И  я  не  была  обманута  в  своих
ожиданиях.
   - ...расчувствовалась и разговорилась,  -  продолжал  Гжегож.  -  Как
только я упомянул Ренуся, она ударилась  в  воспоминания.  Воспоминания,
так что речь шла только о прошлом, но я узнал одну очень важную вещь,  а
именно: в этом прошлом Мизюня пережила любовную драму. Тот, которого она
пламенно любила, разбил ее сердце, так что Мизюня вышла за Ренуся, чтобы
забыться. И еще потому, что он, Ренусь, был внешне  очень  похож  на  ее
большую любовь...
   - Интересно, когда же это все происходило? - недоверчиво спросила  я.
- В те времена, когда мы дружили, что-то я не  замечала  в  ней  никаких
любовных страданий.
   - Говорят, драму она пережила в семнадцать лет.
   - А, ну тогда другое дело. мы подружились, когда нам  обеим  было  по
восемнадцати.
   - Моя дорогая, ты ведь сама напомнила мне о сцене  перед  зеркалом  в
кафе, когда увидели свои отражения в зеркале Ренусь  и  второй  стиляга,
столь на него похожий. Погоди, не перебивай ход моих рассуждений.  Итак,
зеркало в кафе. Идем дальше. Ты сама сообщила мне, что Ренусь связался с
Новаковским. Возможно, ты не в курсе, но Новаковский представлял  собою,
так сказать, верхний, наружный слой, за ним стоял  Спшенгель.  Последний
обделывал свои делишки тайно, старался использовать подставных лиц,  сам
предпочитал оставаться в тени. Вот  и  на  меня  напустил  Новаковского,
поэтому  люди  знали  много  нехорошего  о  Новаковском,   считали   его
законченной свиньей, а я не стал опровергать распространенное мнение. Со
Спшенгелем мне довелось беседовать лишь раза два, и то по телефону, и  я
с большой неохотой вспоминаю эти беседы. Лично я  Спшенгеля  никогда  не
видел в глаза.
   - И даже не представляешь, как он выглядит?
   - Понятия не имею. И не испытывал желания лично встретиться  с  таким
типом. Мне кажется, единственным человеком, знавшим  в  лицо  Спшенгеля,
была моя бывшая жена Галина, вряд ли они  занимались  любовью  только  в
темноте.
   - А ведь  он  был  крупной  шишкой  в  тайных  службах,  -  задумчиво
произнесла  я.  -  Интересно,  твою  Галину   ему   назначили   или   он
заинтересовался ею  по  собственной  инициативе?  Вынуждена  признать  -
вполне мог заинтересоваться, твоя Галина была бабой что надо.
   - Наверняка  они  не  афишировали  свою  связь,  но  близкие  подруги
Галиночки знали о ней. Слушай, может, не стоит  больше  о  Галиночке?  В
твоей афере Спшенгель представляет пока лишь  одно  звено  в  цепи  моих
рассуждений. Не знаешь, что с ним происходит в настоящее время?
   - Не могу сказать, возможно,  получу  информацию,  опять  повисев  на
телефоне. Ты не представляешь, какого труда это стоит...
   - Очень даже  представляю,  сам  немало  повисел  за  последние  дни.
Попытайся.
   - Разумеется, попытаюсь и обещаю  тебе  -  стану  безжалостно  пытать
своих ближних.
   - Однако вернемся к нашим баранам. Почему во все это замешана ты?
   Я   постаралась   сосредоточиться   и   по   возможности   связно   и
последовательно повторить еще раз  то,  что  уже  хаотично  неоднократно
сообщала ему по телефону.
   - По  двум  причинам.  Одна  официальная:  моя  публикация  в  печати
подпортила их бизнес, а я не имела понятия, кого персонально  вывожу  на
чистую воду. Бизнесом они продолжают заниматься,  так  что  не  очень-то
сильно  я  им  навредила,  однако  могут  действовать   профилактически,
опасаясь, что  я  в  состоянии  нанести  им  более  значительный  ущерб.
Возможно, моя публикация заставила встревожиться кого-то из  их  высоких
покровителей,  и  тот  велел  платить  себе  еще  больше,  что  повысило
производственные  расходы.  В  любом  случае  требуется  заставить  меня
угомониться и больше не встревать в их дела.
   Вторая причина - частного характера, и кроется она в покойнице Елене,
пусть ей земля будет пухом. По этой линии  я  то  и  дело  натыкаюсь  на
сведения о каком-то преступлении, связанном с Ренусем и  Мизюней.  Елена
же, насколько  я  понимаю,  стакнулась  с  моим  бывшеньким,  тем  самым
детективом-любителем.  Не  исключено,  он  кое-что   ей   поведал,   она
проболталась и вызвала огонь на меня. Так мне все это представляется.  У
меня  якобы  находятся  какие-то  документы,   может,   бумаги,   может,
фотографии. Например, снимок, на котором запечатлен Ренусь в тот момент,
как вонзает в кого-то нож. Или наоборот... И вот я, по их мнению,  храню
такой снимок на груди, не расстаюсь с ним ни днем ни ночью, потому как в
моем чулане они его не обнаружили. Вернее,  в  чулане,  который  считали
моим, а на самом деле обшарили чулан соседа, не  знали,  что  мы  с  ним
поменялись чуланами. О чем это я? Ага,  о  вещдоке  в  виде  фотографии,
однако  не  исключено,  он  существует  в  виде  достоверных  показаний,
подписанных  достоверными  свидетелями.  Они  уверены  -  что-то   такое
находится в моем распоряжении, и это им не нравится.
   Впрочем, изложила я тебе только две версии. А их может быть тысяча. К
примеру, кто-то из их шайки решил смыться, прихватив все денежки, второй
догадался,  из  зависти  стал  совать  палки   в   колеса   и   принялся
шантажировать. Я для них очень денная фигура  в  такой  игре,  не  знают
ведь, что от меня в таких делах столько же пользы, как рыбке от зонтика.
   - У Спшенгеля в активе порядочно  заслуг,  -  пробормотал  Гжегож.  -
Насколько мне  известно,  лично  пришил  трех  человек  в  рамках  своих
служебных обязанностей. Уверен, они  такие  же  служебные,  как  я  папа
римский.
   - А может, имеет смысл в этом покопаться? - робко предложила я.
   -  Не  смеши  меня,  ведь  знаешь  же,  как  у  нас  обстоит  дело  с
обнародованием   архива   Министерства   внутренних   дел   и   Комитета
Безопасности. Надо спятить, чтобы добровольно  соваться  в  такие  дела,
надеюсь, ты не серьезно предложила? Или я должен силой  тебя  увезти  во
Францию и там держать под замком? Очень прошу -  опомнись,  нет  у  меня
пока таких возможностей, потому как нет пока замка с подземельями.
   - А если когда  и  появится  возможность  держать  меня  взаперти,  -
попросила я, - пожалуйста, не заточай меня в подземелья, я  там  неважно
себя чувствую, лучше уж держи в высокой башне. А знаешь, возможно, ты  и
угадал. Не исключено, что мой бывшенький случайно  докопался  до  тайных
документов, подлежащих уничтожению... Но тогда это  касалось  бы  скорее
Спшенгеля, ибо Новаковский  ведет  себя  спокойно,  не  нервничает.  Как
думаешь, что у Спшенгеля общего с Мизюней и Ренусем?  Бизнес?  Ты  прав,
надо попытаться разыскать Спшенгеля!
   Гжегож в ужасе даже привстал с места.
   - Ну, знаешь, если  ты  из  моих  деликатных  намеков  сделала  такой
вывод...
   - Почему я? Ты же сам только что сказал.
   - Я имел в виду лишь целесообразность разузнать кое-что о Спшенгеле и
по  возможности  дипломатично.  Если  же  ты  предпочитаешь  действовать
энергично,  тогда  уж  лучше  попытайся  встретиться  с  самим  Ренусем,
обставив встречу как случайную. Откровенно говоря, именно  это  я  бы  и
предложил в первую очередь. Ты знаешь, где они с Мизюней живут?
   Допив остатки прохладительного, я ощутила аппетит.
   -  Где-то  недалеко  от  ипподрома,  -  мрачно  информировала  я,   -
неподалеку от здания управления бегами, их  излюбленного  вида  бизнеса.
Как вспомню о том, что испоганили этот благородный вид  азарта,  так  за
сердце хватает. Мне известно,  живут  они  в  каком-то  большом  доме  с
запущенным садом на окраине города, так что и  не  знаю...  До  сих  пор
никто конюшен и беговых дорожек не называл запущенным  садом.  Запущеный
... Ох, постой... факт, но не сад же!
   В памяти мелькнуло какое-то туманное воспоминание, что-то такое, чему
я в свое время не придала значения, потому что не интересовало меня.  Не
успела я углубиться в туман, как Гжегож  мне  помешал.  Оказывается,  он
тоже мыслил творчески.
   - А чем они, собственно, занимаются в этой своей фирме? - спросил он.
- Как ее, "Ребус"?
   - "Ребас" или "Рибас". Кажется, всем на свете: торговля автомашинами,
импорт, торговля лошадьми, аукционы,  спекуляция  земельными  участками,
собственные банки, какие-то акционерные общества, казино, азарт во  всех
видах...
   - И бордели тоже содержат?
   - Если так, то неофициально, о них мне как раз ничего не известно.  А
ипподромы мечтают закупить на корню, превратив их в частный  бизнес.  Но
знаешь, поскольку они претендуют на  ведение  честного  бизнеса,  должны
быть где-то прописаны, в полиции должны  знать  адрес  Либаша.  Вечером,
вернувшись домой, я у них поинтересуюсь.
   - А какого черта ты вообще  собираешься  возвращаться  домой,  можешь
сказать?
   Я так и раскрыла рот. В самом деле, какого черта...
   И сразу исчезла грандиозная афера, со  скрежетом  опустился  железный
занавес, отделив меня от всех Ренусей,  Мизюнь  и  мертвых  голов.  Дни,
проведенные с Гжегожем, можно было  сосчитать  на  пальцах  одной  руки.
Сейчас благодаря чудесному стечению обстоятельств в  нашем  распоряжении
оказалось целых двое суток, а возможно, и больше. От волнения не  смогла
сосчитать, сколько именно часов мы  пробудем  вместе.  Дура  несчастная,
могла бы подсчитать заранее, ведь было же время, и тогда  соответственно
бы настроилась, подготовилась, забрала с собой  кое-что  из  необходимых
мелочей, ну хоть бы зубную щетку. Хотя теперь купить зубную щетку  -  не
проблема...
   - Не уверена, что хозяйка виллы оставила нужную  мн