рия вдруг начала что-то слишком извиваться и путаться. И темп, и логика развития действия меня вполне удовлетворяли, персонажи тоже были людьми живыми, и их взаимоотношения, в том числе и любовные связи, опять же меня вполне устраивали. А вместе с тем я испытывала глубокое творческое неудовлетворение и ничего не могла с этим поделать. Ведь все эти острые повороты сюжета, захватывающие дух приключения и прорва хитроумных интриг были вызваны наличием у кого-то из действующих лиц колоссальных денег и желанием других персонажей этих денег его лишить. Ясное дело, деньги могли быть лишь у того, кто заправлял всем огромным коллективом телевизионщиков. Вот и не укладывалась у меня в мозгу такая простая вещь: как человек, который платит этакой массе сотрудников, может быть колоссально богатым? На чем он тогда зарабатывает свои миллионы?
     В близкой мне области книгоиздания все было ясно. Издатель платит автору, наборщику, редактору, верстальщику, типографии, потом продает читателям готовый продукт - и пожалуйста, затраченные деньги возвращаются с прибылью. Или возьмем рекламную фирму. Получив заказ, она платит художникам-графикам, типографии и тем людям, которые расклеивают плакаты по всему городу или малюют картинки на трамваях, а фирме за это платят заказчики. Все просто, ясно и любому дураку понятно. Но вот телевидение...
     Ну ладно, поступления от продажи абонементов, хотя я совсем не представляю, как они выглядят. Государственные дотации. Для меня эти государственные субсидии - чрезвычайно подозрительная статья дохода, уж не из моих ли налогов они складываются? Реклама, разумеется, за рекламу хорошо платят заказчики, и тут все очень зависит от пресловутого рейтинга популярности передачи, ее смотрибельности, попросту говоря. Марта раз восемь пыталась растолковать мне, каким образом они у себя на телевидении высчитывают эту популярность в процентах, из чего у них складывается высокий или низкий коэффициент смотрибельности каждой передачи, но до меня так и не дошло. Как они ее, эту смотрибельность, определяют и как ее вообще можно определить? Допустим, я включила свой телевизор, а сама отправилась на кухню готовить и жарить дранцы, котлеты такие из сырого картофеля. Это теоретически - на практике я покупаю их готовыми, ну да это неважно. Или включила телевизор, а сама читаю книжку, грызя при этом соленый миндаль. На телевизор даже не смотрю, какая же тут смотрибельность? Да и на кой мне черт выступление молодежного ансамбля из Верхних Мослов, если от одного вида кривляющихся рож и оглушительного треска, стука и завываний зубы ноют и голова пухнет! И что, выходит, я повысила Мослам рейтинг популярности?
     А если повысила, мне с Мослов еще и причитается.
     Нет, не понять мне этого. С рекламой все ясно. Вот за нее и ухвачусь. Наверняка много желающих рекламировать себя, когда знают, что вся Польша уселась перед телевизорами и пялится на экран. И что, телезритель станет увлеченно выслушивать, как телевизионный Аполлон с умилением сначала расписывает потрясающие свойства маргарина какой-то фирмы, а потом любоваться, как он в экстазе пожирает кусок булки с восхваляемым маргарином, изображая на лице неземное блаженство? Невольно закрадывается в голову мысль - чем же бедолага питался до того?!
     Да нет, не станет телезритель тратить время на рекламу, у него уже давно выработалась привычка использовать рекламные паузы в своих целях. Кто торопится в туалет, кто в кухню за чайком, кто позвонить по срочному делу, кто еще что другое полезное сделать для дома, для семьи.
     Однако наивные владельцы рекламируемых продуктов, вещей и услуг продолжают обольщаться и выплачивать телевидению огромные суммы. В таком случае логично предположить, что из-за рекламных вставок телебоссы должны расхватывать интересные передачи, а самые интересные обычно посвящены нашей действительности, если, разумеется, сделаны профессионально и увлекательно. Тем временем информированные источники сообщают нам, что происходит совсем не так. Талантливые режиссеры, актеры, сценаристы сидят без работы, закупаются же набившие оскомину латиноамериканские мыльные оперы с кошмарным количеством серий, а по телевизору крутят то, что приняли от шурина телешишки, даже от племянника этого шурина, а то и вовсе от никому не известного графомана, спонсировавшего какую-то из передач и затем оставившего в собственность телеканала предоставленное для передачи оборудование, включая и "роллс-ройс", выставленный якобы для премирования.
     И опять непонятно, неужели такие подарки превышают доходы от реклам? А ведь я сколько твердила Марте - не могу писать о том, чего не понимаю! Она мне каждый раз обещала, что необходимые технические обоснования мы с ней вставим потом, общими силами. Я верила и занималась разработкой фабулы с ее человеческими и криминальными аспектами, хотя нет-нет да подумывала: а не наняться ли мне на временную работу на телевидение, ну хотя бы уборщицей, недельки на две? Больше меня не вытерпят, погонят за профнепригодность, но вдруг за это время я проникну в тайну за семью печатями, пойму нечто главное?
     А пока что творила. Один из моих персонажей нещадно рубил на корню отечественные сериалы, давал зеленый свет отечественным же халтурным поделкам, закупал сотни километров аргентинских и бразильских солитеров, за что получал баснословные взятки... пардон, положенные проценты от сделки, держал всех окружающих в ежовых рукавицах и купался в роскоши. Я с удовольствием предназначила бы эту роль Доминику, давши ему, ясное дело, другое имя, но, во-первых, Марта ни за что бы не согласилась, во-вторых, Доминик не очень и соответствовал. Как исполнитель приказов еще бы сошел, причем исполнителем был бы не больно-то охотным, так что его пришлось бы чем-то или припугнуть, или шантажировать, что и объясняло все эти его постоянные истерики и депрессии. Уж намного лучше смотрелся бы в этой роли Пух, наверняка и в действительности у него рыльце в пуху, но к Пуху я испытывала личную и ничем не обоснованную симпатию, так что мне его было жаль. Поэтому и Пух оставался в стороне, настоящих же телевизионных злодеев-мошенников я не знала ни одного, они существовали лишь в моем воображении, не было у них ни конкретного лица, ни фигуры, то есть внешности, и никаких чисто человеческих черточек характера. И мне нахально лезли в голову злодеи и мошенники из другой области, из области скачек, бегов, ипподромных страстей и конюшен, - короче, лошадники всевозможного пошиба и калибра. Взять бы, скажем, пана Хельту и переделать в телебосса... или пана Таньского, или, еще лучше, бывшего зампремьера Ягелиньского... Какой роскошный телемафиози получится! Нет, они в телевидении - как свинья в апельсинах, да и какая сила заставит их податься на телевидение? Разве что Мартуся, она девушка броская, на нее каждый клюнет. Только тогда уж выбрать того, что покрасивей...
     Господи, и куда меня занесло, на кой мне такое? К тому же кроме всех этих известных мне руководящих лиц существовали еще какие-то коллективные органы. Вот уж чего я никогда не могла уразуметь, так это смысл и целесообразность разных там правлений или комитетов. Как они, собственно, функционируют и какую пользу можно из них извлечь?
     Наконец до меня дошло: то, что я сейчас испытываю в процессе написания сценария, уже давно получило свое точное название - муки творчества. Итак, испытываю муки творчества, черт бы их побрал!
     Да из-за чего мучаюсь-то? Ведь все остальное, кроме фигуры главного героя, у меня уже разработано, а вот он один остается неуловимым для моей творческой фантазии. Сидит, паразит, на самом верху, всем заправляет, проворачивает грандиозные махинации и обогащается, подонок, а счета выставляет на сестру зятя... О, неожиданная находка - сестра зятя! Введем дополнительный персонаж, баба нам очень пригодится, от нее всегда полно бестолковщины, скандалов, интриг и чрезвычайного разнообразия, она столько пены поднимет вокруг себя, что никто не догадается, куда клонит, а от экрана не оторваться. Тут появляется желанный труп. Еще живой. Он искусно приспособился к новым временам и новым людям, усек ситуацию, завязал знакомства, раскопал пленки с доказательствами преступлений десятилетней давности и ринулся в шантаж...
     Нет, не так, наоборот. Наш живой труп занял должность (занять нужную должность ему раз плюнуть), на которой стал представлять опасность для главного героя - финансового воротилы. Вернее, не сам стал опасным, а настропалил другого. Ну да, тот самый Пылек, серый кардинал, загадочная личность! Вот ему - холера знает кому, пусть Марта ищет воротилу - подсунул идею устранения конкурента, а сам стал его правой рукой... Тот, кому угрожали, сам с усами, сообразил, в чем дело, докопался до преступлений давних времен, срок давности прошел, но это не имеет значения. Именно он нашел злополучные пленки. Двойной шантаж! Грандиозно! Деньги колоссальные, мошенники договорились между собой, наш платить не захотел и замочил Пылека. И ничего при этом не выиграл, поскольку доказательства спрятаны дома, поэтому он и поджег его дом, рассчитывая в суматохе добраться до сейфа и разом пресечь всякую возможность шантажа в дальнейшем...
     А вот и не вышло!
     Вот такой у меня получился расклад сил независимо от жены, выскочившей из горящего дома с пустой кошачьей клеткой.
     А раз уж Пылек хронологически совпадал с годами моей собственной молодости, вспомнились так до сих пор и не разгаданные страшные тайны тех времен и очень потянуло связать с ними, именно с ними теперешние преступления с трупами.
     В нервах я выпила два стакана красного вина. Как известно, оно повышает гемоглобин и способствует лучшему кровообращению, очень кстати при творческом процессе. Обваляла в панировке и поставила жариться на небольшом огне свиные котлеты - две, третья на сковородке не поместилась, а сама вернулась к компьютеру. Проклятый Пылек до такой степени овладел всеми моими помыслами, что я, углубившись в сюжет сценария, постепенно стала забывать, что мы с Мартой создаем его с сугубо утилитарной целью - развенчать насквозь коррумпированное наше телевидение. Спохватилась, когда забрела совсем в другую область, и в отчаянии остановилась. Звонок у двери я восприняла как избавление.

***

     Младший инспектор Цезарь Блонский.
     Меня и все окружающее красавец окинул столь молниеносным взглядом, что я заметила его лишь благодаря своему многолетнему детективному опыту.
     - Одна я, одна, - успокоила я полицейского. - Моей напарницы нет, дети проживают в других местах, и по преимуществу отдаленных. Бокал красного вина я выпила исключительно в приступе творческого отчаяния, так что, если желаете мне соответствовать, придется и вам хлебнуть, иначе я возвращаюсь к компьютеру. А поскольку я еще в юности узнала, что представители следственных органов просто обязаны быть людьми общительными, надеюсь, вы не откажетесь составить мне компанию.
     Как известно, с возрастом более-менее нормальный человек становится терпимее, но, похоже, в данный момент мой возраст куда-то подевался, и это наверняка было очень заметно со стороны.
     - С удовольствием выпью бокал красного вина, - ответил прекрасный Цезарь, прямо совсем как нормальный человек, а не пень бесчувственный. - И вообще все, что пани ни пожелает.
     Эх, нет у меня помоев и даже мыльной воды, в которой я мочила ногти, делая маникюр. Интересно, как бы он отреагировал, предложи я ему в бокале настой горьких травок для улучшения пищеварения? Жаль, ничего такого в доме не найдется. К тому же этот человек вдруг, ни с того ни с сего, показался мне даже симпатичным. А почему - пока не понимала. Грустно и даже как-то покорно он попросил:
     - Пожалуйста, расскажите как можно подробнее о том, что вы видели тогда в "Мариотте". И о чем вам рассказала ваша датская подруга Анита Ларсен. Не стану скрывать от пани, что мы с ней беседовали, хотелось бы сравнить ваши показания.
     Признаюсь, уже давно я не испытывала такого удовольствия, любопытства и волнения, как теперь, услышав эту просьбу, и слово в слово, не пропуская даже запятых, повторила рассказ Аниты, включая и мост на Амагере. Полицейский слушал с глубоким вниманием, а во мне крепло убеждение - я тоже узнаю от него что-то интересное для себя. Не обязательно что-то полезное для нашего сценария, но уж интересное точно. От Красавчика Коти всего можно ожидать, даже и после его смерти.
     - Я уверен, - проговорил младший инспектор, причем искренность из него била прямо гейзером, - что пани Ларсен нам и половины того не скажет, что может сказать вам. И тем не менее вы обе... так и быть, уж скажу, хотя полицейские во всех странах придерживаются одного принципа - никому не доверять. Но, учитывая тщательную проверку прошлого вас обеих за многие годы... когда совершенно ясно, что человек ни разу не был замечен ни в чем предосудительном... когда не причастен ни к каким преступлениям...
     - ...когда человек столь глуп и легкомыслен, - в тон ему продолжила я перечень собственных достоинств.
     - ...когда человеку можно довериться и попросить о помощи, - не моргнув глазом закончил он. - Признаюсь пани, очень тяжело оказалось беседовать с паном Гурняком.
     Называется, открыл Америку! Я с трудом удержалась от язвительного смеха и тоже не моргнув глазом заметила:
     - В свое время Константин Пташинский был замешан во множестве всевозможных махинаций и преступлений, так постарайтесь разузнать, кто с ним тогда имел дело, кроме пана Гурняка. Вдруг окажется более легким собеседником?
     Прекрасный Цезарь одарил меня прямо-таки императорской улыбкой.
     - Именно об этом я и хотел спросить пани. Будьте так добры!
     И я изо всех сил принялась вспоминать, интенсивно и честно.
     Красавчик Котя... Бега... С кем он там, на ипподроме, общался? С кем шушукался? Нет, к черту, на ипподроме шушукаются совсем о других вещах, надо вспомнить скорее уж о том, что происходило у меня в собственном доме. Да, было что-то, мельком проскользнуло... думай, вспоминай... Вот оно! Так и знала, надо опираться на зрительную память, она меня не раз выручала. Видела вроде бы незнакомую фамилию прокурора в деле Пташинского, молодой, первый год работал, помню, Божидар еще ворчал, дескать, доверили молокососу столь сложное дело. Фамилия, никак не вспомню фамилию... вроде такая, совсем простая, овощная. Картошка?.. Буряк?.. Фасоль?.. Горох?..
     - Грохольский! - заорала я страшным голосом.
     Нет, мой Каменный Гость не подскочил от неожиданности, не расплескал вино, остался сидеть спокойно, но в одном его глазу промелькнула искра, помереть мне на этом месте! Наверняка фамилия Грохольский для него что-то значила. Я же принялась вспоминать вслух:
     - Этот Грохольский был совсем свеженьким прокурором и вообще-то не имел права самостоятельно вести дело... если не ошибаюсь, он не выступал в суде, а только участвовал в расследовании. И что-то там напортачил... А пан Гурняк потом усиленно старался отравить ему жизнь, мне говорил, что большая сволочь этот Грохольский, разумеется, не прямо так говорил, а давал понять. Сейчас ему должно быть около пятидесяти, может, немного меньше. Был бабником. А больше ничего не помню.
     - И на этом спасибо. Так пани уверена, что он работал по делу Пташинского?
     - Абсолютно. Его фамилия так и стоит перед глазами, я ее сотни раз видела в материалах дела. Правда, самого его на том дурацком процессе не помню. С Божидаром мы на эту тему не говорили, да вы и сами знаете - из него клещами слова не вытянешь.
     - Да, - кивнул полицейский, - чрезвычайно сдержанный собеседник. Однако мне показалось, что этот прокурор Грохольский на процессе был скорее его противником, чем союзником. А вот не припомните ли кого-нибудь, кто сотрудничал с паном Гурняком?
     - Лично их я не знала, но были две бабы, обе смертельно влюбленные в него. Нет, не прокурорши. Одна из них, пани Целина, заведовала отделением Тото-лотка, лотереи на улице Хелмской. Полагаю, и фамилия у нее какая-то была, так что без труда ее найдете. Ей пан Гурняк доверял чрезвычайно, уж намного больше, чем мне, ведь меня он считал особой безответственной и легкомысленной. Еще бы, в карты я играла до самозабвения, на бегах пропадала изо дня в день, а к тому же еще и казино... И отказываться от всего этого не собиралась.
     Как всегда, вспомнив Божидара, я разнервничалась, и воспоминания понесли меня с неудержимой силой в синюю даль, заставив забыть обо всем остальном. К счастью, красавец Цезарь бдил и не дал мне слишком удалиться от темы. Он заботливо подлил мне в бокал вина в надежде, что, упившись, я выдам ему еще какую тайну, и опять вцепился в Красавчика Котю. Вино, однако же, совсем не притупило мою способность соображать, напротив, весьма прояснило мозги. Что же касается давних тайн, я и так все выболтала полицейскому, скрывать было уже решительно нечего. Да и вообще, раз за сокрытие трупа в "Мариотте" меня не привлекли, чего еще бояться?
     Прояснение в мозгах позволило мне сообразить, что Чарек очень ловко вписал Котю Пташинского в сложившуюся за последние годы в Польше новую социальную и экономическую действительность. Теперь Котя занимался не преступным разбоем, а почти легальным, причем не исключено, что в его деятельность прекрасно вписывался и шантаж. И сдается мне, в распоряжении Коти опять имелась группа громил, молодых и на все способных.
     Прямо мне младший инспектор ничего не сказал, но из намеков и недомолвок я поняла, что исчезновение Коти поставило полицию в тупик, причем они даже и не знали о его смерти. Представляю, какими бесценными для них оказались мои свидетельства, подкрепленные показаниями Аниты. Иначе полиция вообще не поверила бы в гибель Коти. Да и до сих пор я ощущала в расспросах Цезаря Блонского деликатное подозрение - а не ошиблась ли я, приняв труп за недобитка? Почему я так непреклонна в своих утверждениях, что это был точно труп?
     В конце концов я рассердилась.
     - Котя лежал на полу в номере, не так ли? - почти прошипела я. - Голова Котина, насколько мне помнится, всегда была нормальной, круглой. Так куда же подевалась ее половина? Задняя? Как, по-вашему, можно остаться живым, лишившись половины головы? И что, по-вашему, обозначала очаровательная точка посередине лба этого мерзавца? Вряд ли он принадлежал к индусской аристократии. Скажите лучше, вы проверили названные нами автомашины?
     Кажется, вопросом я поставила в тупик милейшего следователя. Отвечать он явно не имел права, но и обижать меня не входило в его расчеты. Из уклончивых и обтекаемых фраз сообразила - не получилось у них. Зато мне удалось совершенно определенно установить, что второй покойник, Антоний Липчак, явно был связан с Красавчиком Котей. Прямо этого Чарек не сказал, но теперь я уже отлично научилась читать между строк. Второй покойник, возможно, даже договорился о встрече с Котей, он забронировал номер в отеле, и в "Мариотте" его видели даже раньше, чем меня.
     Сразу заработало воображение. Что же, обоих заманили в западню? В "Мариотте"? К чему такая роскошь, по мне, так для этой цели гораздо больше подошла бы какая-нибудь свалка в укромном месте или загородная рощица.
     Вот уж действительно на редкость трудный труп мне попался, никак его не поймешь!
     И какая во всем этом роль прокурора Грохольского?
     Тут красавец Цезарь пошел мне на уступки и соизволил пояснить, что прокурором Грохольский уже давно перестал быть, ну, может, не так давно, несколько лет назад, где-то на рубеже смены государственных строев в нашей стране, и переквалифицировался в юрисконсульты, теперь консультирует многочисленные частные компании, однако контакты с кругом бывших коллег-прокуроров не порывает. Очень нужная для нашего сериала личность, хорошо, что я его припомнила.
     Придя мысленно к такому выводу, я потеряла всякий интерес к своему гостю.
     Наконец он удалился.
     Что ж, получается, знакомство с ним все-таки пригодилось. Теперь экс-прокурор Грохольский будет держать в руках все нити служебной телеинтриги, хотя совсем не обязательно ему убивать людей лично. Нет, зачем же лично, д