звращения  мы  с  ним  разошлись.
Навсегда. Возможно, этого бы не случилось, не подталкивай он меня  всеми
силами к такому исходу. Во всяком случае, сладкий песик  сделал  все  от
него зависящее, чтобы у меня ненароком не осталась о нем хотя бы крупица
хорошего воспоминания. И перестал здороваться при случайных встречах  на
улице.  Я  и  сама  удивлялась,  насколько  же  быстро  распалось   наше
супружество, еще недавно столь радужно начавшееся. И вот все  рухнуло  в
одночасье, оба постарались. Скрежеща зубами,  я  торжественно  поклялась
никогда больше не выходить замуж, а Пупсика  забыть  как  можно  скорее.
Скорее  не  получилось,  отстрадала,  сколько  положено,  и   не   сразу
выкарабкалась из депрессии.
   В силу этих причин я была далека от отчаяния, когда он умер через три
года, и вообще его смерть меня нисколько не задела.
   Наша с ним общая приятельница не поверила.
   - Неужели тебе не интересно даже, как и почему он умер? -  приставала
она. - Ведь  при  таких  странных,  можно  сказать  даже  подозрительных
обстоятельствах!
   - Так уж сразу и подозрительных? - буркнула я  в  телефонную  трубку,
немного размочив свой сухой тон.
   - Какое-то отравление, типичное для алкоголиков и тех... ну, тех, что
пьют денатурат. Насколько я помню, алкоголиком он не  был.  А  денатурат
пил?
   - И денатурата при мне не пил. Алкоголиком точно не был. При мне.
   Приятельница знала кое-какие подробности кончины  сладкого  песика  и
поделилась ими со мной.
   - Рассказывали, что все произошло в ресторане. Он ужинал  с  каким-то
знакомым, что-то они там выпили, а потом оказалось - слишком  много.  Не
знаю, при чем здесь денатурат, в ресторане уж наверняка его не подавали.
Приехала  "скорая"  и  забрала  его,  да  было  уже  поздно.  Печень  не
выдержала.
   - А что за знакомый?
   - Неизвестно. Для всех моих знакомых он незнакомый. Слушай, не мог ли
его отравить этот незнакомый знакомый?
   Я не сразу ответила.
   - Не исключено. У  меня  и  самой  были  такие  побуждения,  сто  раз
собиралась  его  отравить.  Не  хочется  об  этом  вспоминать,  и  давай
прекратим разговор.
   - Вот ты сказала  "не  исключено*.  Может,  тебе  следует  кому  надо
сообщить свои соображения?
   - Если бы я могла сообщить что-то конкретное, а так... чисто  личные,
можно сказать интимные чувства, другим незачем о них знать.
   На том дело тогда и кончилось, а кое-какие соображения я оставила при
себе. А потом попала из огня да в полымя.
 
*** 
 
   Всем известно, что потерю одного мужчины можно  компенсировать,  лишь
обзаведясь другим. Так мне, во всяком случае, тогда казалось. Я  еще  не
знала, что подойдет какое угодно увлечение.
   И поэтому, когда спустя шесть  лет  я  опять  оказалась  на  дюнах  у
Морской Крыницы, рядом со мной стоял  другой  мужчина.  Такой,  о  каком
мечтает женщина в бессонные ночи. Отнюдь не похожий на сладкого  песика.
Бесподобный и несравненный, верх совершенства, предел  мечтаний  и  перл
создания. В общем, Идеал!
   Мало того что мой Бесподобный был красив, как Аполлон,  он  еще  и  в
янтаре разбирался. Знал о нем очень много, намного  больше  меня.  Знал,
когда его выбрасывает море, знал, почему это происходит, и вообще все об
янтаре. К тому же заботился обо мне, не требовал, чтобы его обслуживали,
не состоял у меня на содержании и умел починить кран.
   На косу  затащила  его  я,  почему-то  вспомнилось  давнее  увлечение
янтарем. Остановились мы в Песках, а в Морской Крынице оказались  просто
по пути.
   И уже через несколько дней что-то  стало  тревожить  мою  голову,  не
только постаревшую за эти шесть лет, но, возможно, и немного поумневшую.
А началось это из-за, казалось бы, незначительных происшествий на пляже.
   На сей раз мы не были  женаты.  После  сладкого  песика  я  зареклась
выходить замуж и твердо  соблюдала  данную  себе  клятву.  Ведь  разводы
связаны с жуткими хлопотами, отнимают уйму  времени  и  нервов  А  кроме
того, в те времена супруги не имели права на две квартиры,  так  что  от
одной  пришлось  бы  отказаться  или  втянуться  в  жуткую  эпопею   так
называемого обмена, с ума сойти! Не знаю, что может быть хуже, разве что
землетрясение. Вот почему нужного штампика и нужных бумаг у нас не было.
   И  прекрасно.  Вот  только  выяснилось,  что  внебрачное   совместное
проживание тоже имеет свои недостатки. Наше имущество хранилось в разных
квартирах, и,  хотя  дома  находились  неподалеку  друг  от  друга,  это
обстоятельство автоматически проводило границу между нами. Мои пожитки -
это мои, а его - это его. Я даже  не  задумывалась  об  этом,  поскольку
жилище Драгоценного было для меня попросту недоступно  -  он  обитал  на
самой верхотуре старого  шестиэтажного  дома  без  лифта.  А  я  уж  так
устроена, что по лестницам взбираться никогда  не  могла,  так  что  мой
Идеал с  равным  успехом  мог  проживать  в  Швейцарских  Альпах  или  в
хранилище Национального Польского банка. Или Сберегательного? Ну  да  не
имеет значения.
   Но  на  второй  день  пребывания  в  Песках  все   изменилось   самым
кардинальным образом - меня с чудовищной силой охватила  вдруг  янтарная
лихорадка. Я непременно должна была найти янтарь САМА, для СЕБЯ, и чтобы
он потом хранился в МОЕМ доме! Вдруг осознала -  мне  вовсе  не  хочется
шататься по пляжу с благоверным, я желаю ходить самостоятельно.
   Если по правде, то уж так сильно любить я его не любила, но иметь при
себе желала во что бы то ни стало, поэтому старательно  закрывала  глаза
на все недостатки. Хотелось глядеть на него, прикасаться к нему,  что-то
для него значить... Драгоценный заботился обо мне,  так  что  я,  будучи
рядом с ним, могла сколько душе угодно таять себе от блаженства.
   Боюсь, он был немного другого мнения...
 
*** 
 
   Итак, на Вислинскую косу мы с моим Идеальным приехали  из-за  янтаря,
лихорадка развивалась по плану, как вдруг возникло препятствие.  В  лице
геологов. Впрочем, я не уверена, что это были действительно геологи,  во
всяком  случае  на  научных  работников  они  мало  походили.  Так  что,
возможно, это были не сами геологи, а какие-нибудь техники. По всей косе
они бурили скважины. Как я потом  узнала,  буровыми  работами  эти  люди
занимались уже третий год и в связи  с  этим  получили  представление  о
таких понятиях, как рыба и янтарь  Именно  эти  годы  были  на  редкость
урожайными, на мокром песке валялись  небольшие  кусочки  янтаря,  любой
дурак мог разбогатеть.
   Мои познания о янтаре все еще были весьма скромными.  До  сих  пор  я
ломала голову над непонятным явлением: почему, проходя в шестой  раз  по
одному и тому же участку  пляжа,  каждый  раз  нахожу  новые  сокровища.
Может, и в самом деле янтарь как грибы растет?
   На четвертый день удалось избавиться от  моего  Идеального,  уговорив
его прогуляться по пляжу в западном направлении, сама же  я  устремилась
на восток, к границе с Советским Союзом. Сразу же наткнулась на чудесный
вал сухих водорослей и принялась детально обследовать его.
   Если кто вообразил, будто под "пляжем" я подразумеваю ровную  полоску
серебристого  песка,  то  он  глубоко   ошибся.   Побережье   отличалось
чрезвычайным разнообразием. То ровный  песчаный  участок,  то  крохотный
заливчик с полуостровом суши, то небольшие холмики. Волна  была  слабой,
почти без пены, заливало всего метра полтора берега, а то и меньше  Суп,
а не море.,
   В одном месте, как раз посередке моего  вала,  море  вырыло  отличную
ямку, довольно глубокую, в которой  булькала,  как  бульон  в  кастрюле,
ледяная вода. Именно в этой кастрюльке я обнаружила  настоящий  янтарный
клад. Выудив очередной кусок янтаря, я ненадолго  отвлекалась,  выжидая,
не появится ли среди  плавающего  сора  еще  что-нибудь  завлекательное.
Настроение у меня  было  превосходное.  Чудесный  день,  чудесное  море,
пустынный пляж, чего еще желать.
   Время шло незаметно. Было уже полпятого,  когда  я  очнулась  и  была
неприятно поражена, внезапно обнаружив конкурентов. Два  типа  выскочили
из-за дюны и бегом устремились к моей драгоценной  яме!  Небось  геологи
кончили работу и отправились на промысел. Я медленно приближалась к ним,
оскорбленная в своих лучших чувствах, ибо  никакой  искатель  янтаря  не
жаждет общества, предпочитая охотиться в одиночку.
   Предполагаемые геологи меж тем  вели  себя  странно.  Они  с  криками
крутились над моей ямой, бегали вокруг, пытались что-то достать  из  нее
руками и влезть в нее с ногами. Ни  то  ни  другое  не  получалось.  Яма
оказалась глубокой, вода заливалась в их резиновые сапоги. Вели они себя
в точности как рыбаки, что ловят форель в горном потоке. Здесь форели не
водилось, что  же  они  пытаются  оттуда  выудить?  Наверняка  янтарь  и
наверняка какой-то необыкновенный! Вот паршивцы, принесла их нелегкая.
   Подойдя, я перестала делать вид, что они меня не интересуют. Еще  как
интересовали! Остановилась и как следует  всмотрелась  в  воду.  Ого!  В
булькающей, клубящейся воде среди сора я  отчетливо  разглядела  кусочки
янтаря, намного крупнее тех, что находила  на  берегу.  А  среди  них  -
настоящую громадину, с полкулака, весом не менее  трехсот  граммов!  Вот
эту громадину они и пытались выловить. В  отличие  от  меня;  дуры,  они
времени даром не теряли, но не могла же я растолкать конкурентов, хотя и
очень хотелось.
   Не нравились мне они, очень не нравились, просто жутко не  нравились!
Я же на них не произвела абсолютно никакого впечатления наверное, даже и
не заметили меня, всецело занятые янтарем. Чего только не делали,  чтобы
достать его, вымокли все как цуцики, а ведь на дворе стоял март. В марте
на Балтике вообще-то не принято плескаться в море.
   Все-таки неудобно торчать у людей над душой, какие-то остатки совести
во мне еще сохранились. И я  возобновила  свои  прогулки  вдоль  черного
вала, правда особенно не удаляясь.
   Проклятые конкуренты, похоже, немного опомнились, потому что один  из
них бросился через дюны, а второй, на мое несчастье, остался маячить над
ямой, алчно всматриваясь  в  ее  глубины  и  время  от  времени  пытаясь
ухватить янтарную глыбу. Ну вылитый кот, шваркающий лапой  в  аквариуме.
Боюсь, никогда в жизни ни к кому я не испытывала таких недобрых  чувств,
как к этим проклятым геологам.
   Первый прилетел как на крыльях. Приволок с собой дырявое  ведерко  на
веревочке и огромный половник  -  такого  размера  разливательные  ложки
довелось узреть лишь четверть века  спустя  в  Лондоне,  в  сокровищнице
английской Короны. Правда, лондонские половники были из чистого  золота,
но  в  тот  момент  материал  не  играл  роли.  Впрочем,  если  бы   мне
представился выбор, думаю, выбрала бы  железный,  золотые  небось  жутко
тяжелые. Да и что такое золото в сравнении с этим медово-желтым чудом?
   И осталась бы в дураках, выбрав железный,  он  явно  не  годился  для
ловли янтаря. Геологи,  как  ни  бились,  черпали  только  воду,  янтарь
увертывался. Тогда эти олухи схватились за ведерко,  дырявое,  а  потому
тоже орудие неподходящее. В конце  концов  один  не  выдержал,  отчаянно
махнул рукой, разулся, разделся  до  исподнего  и  шагнул  в  яму.  Вода
оказалась ему по шею. Заткнув ладонью дырку  в  ведре,  он  захватил  им
крутящийся в яме мусор и выбросил его на песок. А  вместе  с  мусором  и
желанную добычу.
   Эти лоботрясы так радовались своему счастью, что позабыли обо всем на
свете. Тот, что залезал в воду, в упоении никак  не  мог  оторваться  от
созерцания сокровища, лишь холод заставил его опомниться. Лязгая зубами,
он схватил в охапку свою одежку и сапоги,  и  оба  поспешили  в  лагерь,
неимоверно счастливые, оставив  на  берегу  женщину,  по  самую  макушку
переполненную  горечью  и  завистью,  неимоверно  несчастную  и  немного
поумневшую.
   Домой я вернулась в сумерках и пожаловалась своему любимому.  Ожидала
сочувствия, но он безжалостно заявил:
   - Надо было самой сразу же вытащить из ямы мусор, а не  ждать,  когда
это сделает чужой дядя.
   - Чем? - разозлилась я. - Силой воли? Вот  будь  у  меня  дуршлаг  на
длинной палке, но у меня даже обычного дуршлага с собой не было.
   - Не обязательно дуршлаг, сгодится и сетка. Ты что,  до  сих  пор  не
обратила внимания, как рыбаки  вылавливают  янтарь?  Сеткой  на  длинном
шесте, которой обычно выбирают из сетей рыбу.
   - И мусор...
   - Да, и мусор тоже. Весь этот мусор миллионы лет пролежал  глубоко  в
земле вместе с янтарем, образовавшимся  из  живицы.  У  этого  мусора  -
остатков древних растений и деревьев - такой же удельный вес,  как  и  у
янтаря, вот море и выбрасывает их всегда вместе.
   Так я ему и поверила! Насчет древесины он, конечно, прав. Ну,  капала
из древних сосен смола. Ну, залило потом море все эти сосны, засыпал  их
песок. Ну, за миллионы лет древесина истлела, а липкая  блестящая  смола
за эти же миллионы лет затвердела как  камень,  превратилась  в  янтарь.
Морские волны подняли ее со  дна,  перекатывали  с  места  на  место  и,
поскольку она легче камней, выбросили на берег. А все остальное? Все эти
рыбьи  останки,  различные  предметы,  ничего  общего   не   имеющие   с
древесиной: тряпье, обрывки канатов и сетей, кожура всевозможных  овощей
и фруктов, сами овощи и фрукты,  почему-то  преимущественно  лук,  но  и
морковка встречается А новая  бескозырка  русского  моряка?  А  огромный
гребень без двух зубьев? А  табличка  с  надписью  "Спальный  вагон"?  А
бутылочка для младенца с соской  в  отличном  состоянии?  А  пластиковая
канистра? А четырехметровая  двухдюймовая  дубовая  доска...  Ладно,  ее
можно считать древесиной, чего никак не скажешь о всяких железяках.
   Я всегда была девочкой  способной  и  быстро  научилась  распознавать
янтарный сор. А вскоре наловчилась и в море высматривать черные  полосы.
Этим я обязана Вальдемару. Во время одной из  своих  прогулок  по  пляжу
наткнулась у порта на рыбаков,  вылавливающих  сетями  янтарный  сор,  и
Вальдемар мне на примере все  разъяснил.  Из  жалости,  наверное,  ну  и
потому, что мы снимали комнату в его доме. Вальдек заставил меня до  тех
пор пялиться в волны, пока я наконец не увидела черную полосу. А за  ней
еще одну, и еще. Благородный Вальдек простер свое благородство до  того,
что даже дал мне в руки свой сачок и научил им пользоваться.
   Мой Драгоценный усиленно демонстрировал полное равнодушие  к  янтарю,
однако пообещал раздобыть необходимое орудие лова. Не таким уж  знатоком
он был, поэтому сначала приобрел в  Эльблонге  сачок,  каким  пользуются
рыбаки, выбирая из невода мелкую рыбешку.  В  моих  руках  он  сразу  же
выгнулся и сломался, как  только  я  первый  раз  попыталась  зачерпнуть
янтарный сор. Нет, я  ничего  не  сказала  Драгоценному,  но,  наверное,
соответствующим образом посмотрела. Идеальный тут  же  встал  в  позу  и
пригрозил, что я еще увижу, кто посмеется последним.
   Увидела я, правда, только через год. И это произошло семь лет  спустя
с того дня, когда впервые меня поразила на берегу золотистая полоса...
 
*** 
 
   Драгоценный подошел к делу серьезно и собственноручно  изготовил  два
отличных сачка для ловли янтаря. Намного лучше тех,  которыми  орудовали
рыбаки. Наши были прочнее и легче, так как на ручки он  пустил  какое-то
особое, легчайшее дерево. Да, сладкий песик  и  в  подметки  не  годился
этому Идеальному. Я никак не могла  избавиться  от  привычки  сравнивать
своих мужчин, что поделаешь. Пупсик велел  бы  мне  самой  изготавливать
сачки, самой подбирать материал, да еще бы ядовито критиковал. Ах, какое
же счастье мне подвернулось, почему я его никак не оценю? Тем более  что
жили мы в  трудные  времена,  когда  полки  магазинов  были  пусты,  все
приходилось  раздобывать   из-под   полы,   выискивать,   доставать   по
знакомству. По знакомству же ему и комбинезон сшили.  А  как  он  в  нем
выглядел! С ума сойти! Сачки и  комбинезон  заставили  меня  еще  больше
чтить своего кумира и поклоняться ему.
   Сразу по приезде на косу мы договорились:  одна  мусорная  куча  моя,
вторая его, попеременно. Вся светясь от переполнявшего меня энтузиазма и
без конца шмыгая носом от холода, перебирала  я  мусорно-янтарную  руду.
Влюбленная  по  уши  ослица,  мечтала  найти  для   Драгоценного   нечто
потрясающее. Янтарище с  полкило  весом,  и  чтобы  внутри  была  дымка,
травка, комарик, крокодил! И не поручусь, что, найди я  такое  чудо,  не
подбросила  бы  потихоньку  Идеальному,  -  так  хотелось   осчастливить
обожаемого мужчину.
   Выходит,  другие  способы  осчастливливания  у   меня   не   очень-то
получались?
   На третий день, возможно, из-за того, что полукилограммовая глыба так
и не попалась,  мне  захотелось  самостоятельно  поохотиться  на  мусор.
Самолично извлечь его из моря и копаться в нем по  праву,  а  то  я  уже
начала чувствовать себя паразитом - Драгоценный работает, а я  пользуюсь
его трудами. В конце концов, сачок у меня был, высокие сапоги  тоже.  Но
Идеальный уже наловчился и вылавливал мусор с бешеной скоростью, мне  же
оставалось ковыряться в чужой добыче. Драгоценный  пытался  скрыть  свою
страсть к янтарю, но я-то отлично все понимала, она так и перла из него.
   Вскоре это перестало доставлять мне удовольствие. Тем более что мусор
Идеального почему-то каждый раз оказывался богаче  янтарем,  и  янтарики
были крупнее. Да нет, Ненаглядный не мошенничал, избави  бог,  он  делил
все по справедливости, но какая-то  злобная  высшая  сила  распоряжалась
именно таким образом. Почему-то не любила меня эта сила.
   И вот на третий день я решилась, отбросила сомнения и заявила, как  и
в прошлом году, - ты идешь вон туда,  а  я  в  противоположную  сторону.
Волна чуть плещет, особого урожая ждать не приходится, но  неважно,  все
равно отправлюсь в сторону Советского Союза, посмотрю, что там слышно.
   Кумир с улыбкой поправил меня:
   - На твоем месте я бы посмотрел, что там видно. Ладно,  поступай  как
хочешь, может, там что и завалялось. Новенькое-то вряд ли выбросило.
   Ну и мы разошлись в разные стороны.
   Я тащилась по берегу нога за ногу, как идут за  гробом,  пялилась  на
чистое море и чистый песочек. И на жалкую полоску сора, сто раз до  меня
просмотренного.  С  Кумиром   так   не   поплетешься,   он   предпочитал
передвигаться бодрой рысью. А ведь  одно  удовольствие  -  вот  так,  не
торопясь, пройтись по бережку,  постоять,  полюбоваться,  понаслаждаться
видом моря. Наконец-то представилась возможность!
   Идеальный  был  прав  -  рассчитывать,  что  море   подбросит   нечто
новенькое,  напрасно.  Все,  что  могло  вылезти  из  моря,  вылезло  за
несколько дней,  прошедших  после  штормов,  когда  волны  стихали.  Еле
заметный ветерок дул с берега. Правда, существовала еще встречная волна,
ну да она тоже была слишком слабой, чтобы  надеяться  на  нечто  ценное.
Силы в ней, встречной волне, с гулькин нос, разве  что  прибьет  кусочек
губки.  Плелась  я,  значит,  неторопливо  в  восточном  направлении   и
вспоминала тех самых геологов. Ну конечно, теперь, когда в руках даже не
дуршлаг,  а  такая  замечательная  сетка,  ни  за  что  не   подвернется
подходящей ямки, как в тот раз. А в море лезть без толку, разве что  для
собственного удовольствия.
   И тем не менее...
   Уже где-то на полпути до  границы,  не  веря  собственным  глазам,  я
углядела за первой песчаной отмелью черную полосу, лениво колышущуюся  у
дна. Не торопясь приблизилась я к ней. В такой штиль можно  не  спешить,
мусор - не заяц, не сбежит. Не торопясь влезла по колено в  море,  потом
выбралась на отмель, замочив лишь полу  куртки,  и  замахнулась  сеткой.
Захватила сачком и вытащила на берег лишь часть отличного черного хлама,
остальная часть недовольно качнулась и отплыла прочь. Не  раздумывая,  я
шагнула вперед, зачерпнула снова, заполнила сачок на две трети и вылезла
на берег. Пока несла, вроде бы  в  черной  массе  что-то  блеснуло,  но,
возможно,  обман  зрения.  Выва