"лещина", - заметил Михал и заглянул в
программку. - Вряд ли они до того уж напутали, хотя с них станет... Нет,
кобыла и есть.
   - Прямо не верится. Обогнать всех в такую-то погоду! Что  за  страна!
Животные непредсказуемы, а люди не различают пола.
   - Ну почему же, на этот раз все сходится, чего придираешься? Опять же
- Юно. Юнону мы проходили в школе, женское имя, и  тут,  смотри,  -  Юно
Ллойд, кобыла. Все соответствует.
   - Допустим, зато Юно Клинтеби - жеребец. Наверно,  для  разнообразия.
Доверяй, но проверяй.
   Угадывание по кличкам пола той или иной лошади было для нас  смертной
мукой, особенно  если  учесть,  что  в  те  времена  датские  сокращения
представлялись нам темным лесом и что туг  мы  уже  не  раз  накололись.
Однажды  в  промозглый  дождливый  день,  соображая  насчет  ставок,  мы
пренебрегли Грандессой - решили, что нежная хрупкая дамочка не  пожелает
месить грязь и сойдет с дистанции.  Как  бы  не  так,  Грандесса  пришла
первой, принеся счастливчикам баснословные барыши, и вдобавок  ко  всему
оказалась могучим  жеребцом.  Зато  некоторые  из  резвых  жеребцов,  на
которых мы возлагали надежды  на  длинных  дистанциях  -  к  ним  лошади
мужеского пола, как известно, лучше приспособлены, - оказывались  самыми
натуральными клячами.  Апофеозом  наших  проколов  по  этой  части  была
Флоренс.
   Впервые мы положили на нее глаз в очень типичной для нее ситуации.  К
тому времени мы уже изучили фамилии наездников и кто чего стоит - вкупе,
натурально, с  лошадью.  Помнится,  просмотрев  в  тот  день  программку
заездов, я осталась недовольна.
   - Да тут не на кого ставить. Одни графья едут.
   - Какие еще графья?
   - Взгляни сам. Везде "гр." Граф Гуттерман, граф Петерсен...
   - Герр! - прорычал Михал.
   - Какая разница. По мне, все одно  графья.  Аристократия  рванула  со
старта, уже почти одолела круг, и тут на последнем вираже  нашему  взору
предстало незабываемое зрелище. От группы легко отделилась наша  Флоренс
и уже до самого финиша шла в гордом  одиночестве,  увеличивая  дистанцию
так, словно все остальные топтались  на  месте.  Ехавший  в  возке  граф
Петерсен даже не натягивал поводья, мало того - ухитрялся держать  их  в
изящно поднятой руке да еще и раскланиваться с публикой. Та отвечала ему
шквалом смеха и аплодисментов, все, очевидно, знали Флоренс. Кроме  нас.
Мы зашлись от восторга - лошадь неслась  без  всякого  принужденья,  без
малейшего усилия, вдохновенно, упоенная скоростью, -  словом,  это  было
божественно!
   - Наверно, она его  любит  и  старается  осчастливить,  -  сказала  я
умиленно, имея в виду графа Петерсена.
   - Она! А он ее - нет? Представляешь, как он ее любит? За те  денежки,
которые на ней зарабатывает?
   - Это само собой, но она, по-моему,  любит  его  больше.  Прямо  всем
сердцем рвется к финишу!
   - Да и он ее от всего сердца поторапливает...
   - Наверняка перед заездом подносит ей цветы, как ты считаешь?
   - Да я бы ей эти цветы на  коленях  подносил,  -  с  чувством  сказал
Михал. - Небось каждый день меняет букет на  свежий.  Трюмо  поставил  в
конюшне и ленты в гриву вплетает.
   - А перед бегами падает ниц и умоляет: "Не подведи, алмаз души  моей,
не подведи..."
   - А она ему подносит копыто для поцелуя. Вот  бедолага,  наверно,  на
баб и глаз не смеет поднять, боится оскорбить ее в лучших чувствах.
   - Ну уж не знаю. Любящее сердце великодушно.
   - Слушай, а может, он с нею обращается как истинный мужчина? -  вдруг
загорелся Михал. - Регулярно, дважды на неделе, обхаживает кнутом, а?
   - Сказанул! - вскипела я. - Неужто похоже, что ее бьют кнутом?
   В конце концов мы сошлись на том, что у этой пары настоящая,  большая
и взаимная любовь и что капризная, своенравная  Флоренс  побеждает  лишь
тогда, когда графу  удается  доказать  всю  глубину  своего  чувства.  В
противном случае, если, к примеру,  граф  запамятует  поставить  в  вазу
королевского  фарфора  свежие  розы  или,  не  приведи  Господи,  окажет
внимание какой-нибудь молодой  даме,  оскорбленная  Флоренс  приходит  к
финишу последней, то и дело сбиваясь на галоп.
   После чего оказалось, что Флоренс - жеребец.
   Но мы никогда не смирились с этим фактом. Скорей всего, любовь  графа
к Флоренс столь велика, что он из ревности хранит в тайне ее пол. На том
и   порешили.   Однажды   наш   приятель,   завсегдатай    тотализатора,
предпочитающий, правда, бегам скачки, возымел глупость  засомневаться  в
нашей Флоренс, когда она на вираже вышла вперед.
   - Да что ты! - возмутилась я. - Если не Флоренс, то кто?!
   - Ну, раз уж ваш Флоренс такой молодец... - с недоверием протянул он.
   Я постучала пальцем по  лбу  и  бесповоротно  списала  его  в  разряд
круглых дураков. Во-первых, не понимает очевидной истины - если  Флоренс
ведет на вираже, то нет такой силы на  свете,  которая  помешала  бы  ей
прийти первой, а во-вторых, он принимает ее за жеребца. С ним все ясно!
   - Третий номер. Газель то  есть,  вышла  вперед,  -  прокомментировал
Михал, тщательно изучая программку и анализируя наш успех.  -  А  первый
передвинулся на второе место. Надо играть на числа, есть в них  какая-то
система.
   - А  вот,  смотри,  двойка  спустилась  на  двенадцатое,  -  вдумчиво
заметила я. - Все сходится, четные сдвигаются, а нечетные остаются.
   - Ты что, тройка - это четное число?
   - В прошлый раз!
   - А в следующий - снова четное, - бормотал  Михал.  -  Тройка  должна
прийти в первом заезде  в  конце,  потом  она  под  тринадцатым  номером
передвигается вверх, единица остается внизу,  потом  уже  как  восьмерка
поднимается вверх...
   - .и, оседлав Кайзера Хансена, галопирует к финишу...
   - Что?!
   -  .а  восьмерка  под  одиннадцатым  номером  спускается  вниз.  Чушь
собачья!
   - Я просто прикидываю возможные комбинации. Во втором  заезде  придет
аутсайдер и похерит весь вифайф...
   - Лучше подождем до вторника, посмотрим новую программку...
   Азарт все глубже затягивал нас в свою пучину. Как на грех, по пути на
работу я проходила мимо нескольких обувных магазинов. В одной из  витрин
красовались черные шпильки из настоящего крокодила, аккурат мой  размер.
Каждый день, утром и вечером, замирала я у витрины и вожделенно пожирала
глазами этот шедевр, мрачно размышляя о том, что заиметь его можно разве
лишь на выигрыш за аутсайдера. Такую роскошь  купить  на  свои  кровные,
трудовые у меня никогда рука не поднимется. Вся надежда на  тотализатор.
Когда же нам повезет по-крупному?..
   Наконец я не выдержала и рассказала о дивных туфлях Михалу.
   - Тогда шевели мозгами, - буркнул Михал. - Образование у  тебя  вроде
бы высшее?
   Вдохновленная ценным советом и каждодневным  созерцанием  чуда,  я  с
таким рвением шевелила мозгами, что результат не замедлил  сказаться:  в
следующее же воскресенье все мои прогнозы - от первого до  последнего  -
попали в точку, все, на что  я  ставила  или  хотя  бы  просто  отмечала
вниманием, было дисквалифицировано, снято со старта или пришло к  финишу
в  хвосте.  Михал  смотрел  на  меня  с  нескрываемым  ужасом  и  только
приговаривал:
   - Если бы  платили  за  два  последних  места,  мы  бы  с  тобой  уже
озолотились!
   Наконец он запретил мне даже рот раскрывать.  Единственное,  что  мне
было дозволено, это указывать номера лошадей, на  которые  я  собиралась
ставить. Пришлось подчиниться, и шпильки из крокодила, маячившие у  меня
перед глазами, стали расплываться в туманных далях.
   С тоской и унынием наблюдала я  за  финалом  последнего  забега,  где
выигрывал какой-то номер, который  мне  бы  и  в  голову  не  пришел.  Я
повернулась к Михалу, собираясь что-то ему сказать, как вдруг он на моих
глазах побелел как полотно и забормотал себе под нос.
   - Ты чего? - забеспокоилась я.
   - Кто там финишировал? - прошептал Ми-хал. - Десять - восемь?
   - Точно, десять - восемь. А в чем дело? Ты ведь не ставил?!
   Вместо ответа Михал, без кровинки  в  лице,  выгреб  из  кармана  два
жетона.
   - Десять - восемь, - триумфально зачитал он.  -  Взгляни,  у  меня  в
глазах мутится.
   Я взглянула и обалдела. Десять - восемь, как Бог свят! Снова чудо!
   - Михал, ты волшебник! - ахнула я. - Умоляю,  только  не  потеряй!  Я
как-то посеяла на Служевце жетон на парный одинар!
   - Сплюнь сейчас же! Теперь туфли из крокодила, считай, твои. Десять -
восемь! Как они оказались впереди? Все время тащились в хвосте!
   Мне было все равно, как они  оказались  впереди.  Михал  перекладывал
выигранный квиток из кармана в карман, не зная, где бы получше спрятать.
Толпа вокруг нас стоном стонала, причитали все больше по-английски.  Еще
бы, выигрыш был не пустячок, достойное вознаграждение за наши муки: пять
тысяч крон...
   А назавтра, во-первых, я купила туфли, во-вторых - нам пришел  конец.
Губительная страсть завладела нами бесповоротно!
   Алиция бросала на нас взгляды, исполненные ужаса, - к  счастью,  лишь
изредка,  потому  как  оставшееся  до  отъезда  время  решила  посвятить
исключительно Гуннару. Правда, туфли  из  крокодила  всколыхнули  в  ней
легкий интерес, но своего мнения насчет азартных игр и состояния  нашего
рассудка она не изменила.
   - Совсем рехнулись, - сурово возгласила она.  -  Михала  я  еще  могу
понять, молодо-зелено, но ты-то, старая дура, мать семейства!
   - Отцепись, - отрезала я столь же сурово. - Имею право урвать кое-что
от жизни. А потом, у меня предчувствие.
   - Какое еще предчувствие?
   - Сердце-вещун подсказывает, что в Стране Шарлотты меня что-то  ждет.
Что-то необыкновенное, - торжественно объявила я.
   - Могу себе представить. Будешь возвращаться темным лесом и  получишь
от бандитов по кумполу.
   - Ты хочешь  сказать,  что  перед  тем  я  выиграю?  Иначе  зачем  им
травмировать мой кумпол? - оживилась я.
   - Пути хулиганья неисповедимы, - вздохнула Алиция и примерила  правую
туфлю. - Хороши, ничего не скажешь... - Потом примерила  левую  и  опять
вздохнула.
   - Это только начало, - задумчиво протянула я. - Чувствую, еще  не  то
будет. Крокодил слегка лишь вынырнул.
   - Не хочу быть назойливой, но как бы этот крокодил не слопал  тебя  с
потрохами. Брось дурить, пока не поздно.
   - Отстань. Отвернуться от чуда? И не  подумаю!  Соблазн  перевесил  -
сколько Алиция ни вразумляла меня, все уговоры отскакивали как от стенки
горох.
   Но чудо на то и чудо, чтобы не повторяться. Возлюбленные мои  лошадки
вели себя до невозможности капризно, а уж с их номерами так вообще  была
настоящая  чехарда.  Форменное  издевательство  -  если  мы  ставили  на
четверку, первым приходил четырнадцатый номер,  если  на  одиннадцать  -
финишировала единица, и так далее в том же роде.  Мы  ставили  на  самые
неожиданные пары, но они приходили хоть  на  полголовы,  да  в  обратном
порядке. В нас  словно  бес  вселился,  порок  торжествовал  сатанинскую
победу, моими же собственными руками выставив  на  комод  доказательство
неограниченных своих возможностей - сверкающие  черным  лаком  туфли  из
крокодила. Неотразимым соблазном  ослепляли  они  нас,  все  вверх  дном
перевернув в наших высокоморальных душах.
   - Если ты думаешь, что я на этом успокоюсь, то глубоко ошибаешься,  -
зловеще предупредила я Михала.
   - И что же у тебя на очереди? Бриллиантовое колье?
   - Чихала я на колье. Теперь я присмотрела себе зеленый "вольво-144" и
несессер из крокодила. А к нему, натурально,  набор  сумочек,  я  люблю,
чтобы в комплекте.
   - И правильно,  куда  это  годится,  садишься  в  "вольво"  -  и  без
крокодила! Все должно  быть  в  полном  ажуре.  И  во  сколько  комплект
обойдется?
   - Недорого.  За  все  про  все  двадцать  кусков.  Сумочки  стоят  от
восьмисот до трех тысяч крон, но я за дорогими не гонюсь. Вполне  сойдут
за полторы.
   - Озверела баба, - резюмировал Михал и, подумав, добавил:
   - Стрелять таких надо. - Потом еще подумал и еще добавил:
   - А я бы кой-куда съездил. Меня интересует Бразилия. И Гималаи.
   - Размахнулся! Может, удовлетворишься Альпами?
   - В Альпы заверну по дороге. Но под мостами ночевать не собираюсь и в
скверах на лавках тоже. Люблю умываться теплой водой.
   - Озверел мужик. Видать, не только я гожусь для отстрела. Тут  парным
одинаром не обойдемся, придется сорвать вифайф.
   - За чем же дело стало?
   Увы - вифайф  все-таки  превышал  наши  возможности.  Уж  проще  было
сорвать в Служевце польский тройной. Ну мыслимо ли  -  отгадать  пятерых
первых лошадей в пяти очередных заездах, со второго по шестой!
   В довершение всего мы не могли как следует сосредоточиться,  на  носу
был отъезд Алиции. Недели за две началось светопреставление, означавшее,
что Алиция собирает вещи. В один из таких апокалиптических дней она  мне
сказала:
   - Слушай, кофр я оставляю.
   - Ага, - тупо промычала я в ответ - как тут не отупеть, когда  живешь
в таком невообразимом бардаке, урывая на сон по три часа в  сутки!  Зато
Алиция выглядела как огурчик, по ней никто бы не сказал, что ложимся  мы
где-то под утро, а потом мчимся сломя голову на работу, стараясь если уж
опаздывать, то в меру приличий. Я  переносила  все  эти  тяготы  намного
хуже. Наверно,  чтобы  окончательно  меня  уморить,  она  запретила  мне
возвращаться домой пораньше -  отвлекаю  ее,  видите  ли,  от  процесса.
Пришлось  обойти  с  визитом  всех,  каких  только  удалось,   знакомых,
просмотреть все французские фильмы, а под  конец,  исчерпав  французский
репертуар,   переключиться   на   английскую   кинематографию,   которая
маловразумительными датскими субтитрами доконала меня окончательно...
   - Пускай себе там стоит. С благодетелями я договорилась.
   - Не беспокойся, передвигать эту дурынду я  не  собираюсь.  А  что  в
ней?
   - Не знаю, не могу открыть.
   - Вот те раз! - От удивления у меня даже в голове слегка прояснилось.
- Не знаешь, что в твоем же кофре? А вдруг что-то нужное?
   - Все нужное при мне, а открыть не могу, ключ посеяла.  Там  какие-то
старые бумаги, пусть лежат.
   - Как знаешь, - равнодушно пожала я плечами.
   - В той большой коробке и в той, что рядом  с  нею,  всякое  барахло.
Старое и не очень. Его я тоже  оставляю,  все  равно  вернусь.  Если  не
вернусь, перешлешь мне потом. А часть отправишь Лауре.
   Я покладисто согласилась, записав на  всякий  случай  лишь  отдельные
поручения и имена добрых людей, отдавших нам кое-какие веши во временное
пользование, с возвратом. Заодно записала, что и кому выслать, поскольку
в таком состоянии у меня в одно ухо влетало, а в другое вылетало.
   Лишь единственный раз ей  удалось  высечь  искру  в  моем  сумеречном
сознании. Переходя от занавесей  Гуннара  к  чайнику  благодетелей,  она
неожиданно сделала паузу и внимательно посмотрела на меня.
   - Послушай, - голос у нее звучал нерешительно. - Может,  ты  все-таки
завяжешь с этим Шарлоттенлундом?
   - Еще чего, - вежливо и в полном рассудке  отрезала  я.  -  Меня  там
крокодил ждет. Нельзя обижать зверушку.
   - Лечиться тебе надо, - поставила короткий диагноз Алиция и больше  к
этой теме не возвращалась.
   Все в этом преходящем мире имеет свой конец,  и  сборы  тоже,  и  вот
однажды, туманным рассветом, Алиция от нас уехала.
   Мы сидели нахохлившись в доме  на  площади  Святой  Анны,  уткнувшись
носами в кипу беговых программок и отрываясь лишь затем, чтобы железякой
неизвестного назначения наколоть орехов на  бетонном  пороге  прачечной.
Уже несколько недель немилостивая судьба показывала нам только спину.  В
последнее воскресенье у нас в вифайфе вышли все пять попаданий, увы - на
трех разных купонах. Мы уже  обменялись  нелицеприятными  друг  о  друге
мнениями, совместно проанализировали их, сошлись, учитывая возраст и  не
мудрствуя лукаво, на сопливом кретине и  старой  дуре  и  теперь  дружно
напрягали свои умственные способности, решив  во  что  бы  то  ни  стало
компенсировать нашу идиотскую промашку.
   - В Польше я играла под Толстуху, - задумчиво пробормотала я.
   Михал оторвал голову от листков и недовольно посмотрел на меня.
   - Что еще за толстуха?
   - Да одна такая. Угадывала почти каждый  парный,  в  конце  концов  я
обратила на нее внимание. Стала следить, на что она ставит. Угнаться  за
ней было трудно, играла по-крупному, но кое-что мне от  нее  перепадало.
Считай, единственная полоса в моей жизни, когда я играла с положительным
сальдо. А потом она куда-то пропала, наверно, уехала.
   - Может, она в Копенгагене? - оживился Михал.
   - Может.
   - Так ты оглядись вокруг.
   - Да я ее в лицо не запомнила.  Все  время  моталась  следом,  видела
только со спины. Если, не дай Бог, похудела, то и не узнаю.
   Михал смерил меня скорбным взглядом  и,  присев  на  пороге,  стукнул
железякой по ореху. Воспоминание о Толстухе  слегка  меня  взбодрило.  А
что, неплохая мысль, пусть и нет Толстухи, но кто нам мешает играть  под
кого-то другого? Да хоть под лысого недомерка в шляпе!
   С лысым недомерком в шляпе я  познакомилась  в  продуктовом  магазине
напротив  своей  конторы  -  там  я  всегда  закупала  еду.  Однажды   в
понедельник он сам меня зацепил - заговорил о прошедшем воскресенье,  да
так, словно мы с ним давно были на короткой ноге.
   - You are from Poland? - спросил он. - I have the family in Poland .
   Потом похвалился, что вчера ему выпал удачный день, чем меня порядком
расстроил.
   Я в свой  черед  решила  досадить  Михалу  и  при  первой  же  оказии
поставила его в пример.
   - А как он выглядит? - заинтересовался Ми-хал. - Вдруг тот  самый,  с
которым мой приятель обделывал какое-то дело?
   - Маленький, лысый, с черными волосами.
   - Так все-таки лысый или с волосами?
   - Лысый, а вокруг плеши черный венчик.
   - Покажешь мне его, а я скажу тебе, тот ли. В  воскресенье  не  я,  а
Михал показал мне этого типа.
   - Вон тот лысый, у которого с моим приятелем какие-то дела. Он?
   Я попыталась рассмотреть, потом пожала плечами.
   - Не знаю. Вижу, что в шляпе, а что под шляпой, не вижу. Может,  тот,
а может, и нет.
   - Если он, то у него недалеко от твоей работы  художественный  салон.
Наверно, поэтому вы ходите за  продуктами  в  один  магазин.  Промышляет
реалистами, абстракцию на дух не переносит.
   Лысый недомерок сам развеял мои сомнения - радостно кинулся  ко  мне,
размахивая квитком, на котором  черным  по  белому  была  записана  пара
аутсайдеров, только  что  финишировавших.  Лоснясь  самодовольством,  он
совал купон под нос каждому встречному, и вскоре  уже  половина  публики
моталась за ним, желая поглазеть на счастливчика.
   - Лысый недомерок в шляпе попал  на  десять  -  одиннадцать,  -  сухо
сообщила я Михалу. - Разыграл комбинацию  на  сотню.  Кажется,  ему  это
окупилось с лихвой.
   - Тихо, - шикнул на меня Михал. Музыка из транслятора  оборвалась,  и
разнеслось какое-то карканье. - Точно, два куска чистоганом.
   А вскоре я стала свидетелем того, как лысый недомерок сорвал  куш  на
фаворите десятком купонов и выиграл за вифайф семнадцать тысяч. При этом
он мне самолично признался, что ему всю жизнь везет на деньги.  Вдруг  в
его лице мы напали на золотую жилу?..
   Я поделилась ценной мыслью с Михалом. Тот  ссыпал  на  стол  орехи  и
сказал:
   - В этом что-то есть. Можно попытаться, чем черт не шутит. Вот только
не обанкротиться бы раньше времени, он играет с размахом.
   - Толстуха тоже играла с  размахом.  Стояла  уже  весна,  и  лесок  в
Шарлоттенлунде ласкал глаз неотразимым очарованием.  А  если  вспомнить,
что прямо за лесом плещется море, к которому я всегда  питала  слабость,
то очарование становилось еще  неотразимей.  Твердое  убеждение,  что  в
Стране Шарлотты нас что-то ждет, не покидало мою  душу;  лоснясь  черной
крокодиловой кожей, это "что-то" неотступно маячило передо мной. У  меня
уже развилась настоящая мания на почве этой дубленой рептилии.
   Приняв решение заменить Толстуху  лысым  недомерком  в  шляпе,  мы  с
первого  же  заезда  не  спускали  с  него