е  косметику...  -
начала было я, но Гжегож не дал закончить.
   - А я не поверю, что ты не захватила с собой нужных тебе  мелочей,  у
любой женщины они всегда при себе, в сумочке.
   Может, все женщины и таскают, но только не я. Пудра давно  кончилась,
а я все забываю насыпать ее в пудреницу, тушь для ресниц осталась  дома,
с собой только духи и расческа.  Я  уже  и  не  говорю  о  косметическом
молочке... Ну, голова, допустим, до завтра выдержит. Как бы то ни  было,
Гжегожу я не признаюсь в таких упущениях.
   В голову тут же полезли  всякие  сомнения,  вроде  нижеследующих:  до
какого  возраста  дозволено   женщине   представать   по   утрам   перед
возлюбленным в натуральном виде,  без  косметики?  Если  это  постоянный
партнер, вроде мужа - так до конца жизни, ведь мужчины, со  свойственной
им  тупостью,  не  замечают  постепенных  изменений  в   наружности   их
постоянных  спутниц  жизни.  До  тридцати  лет  дозволено   показываться
приходящему любовнику.  Допустим,  мне  повезло,  эту  границу  я  могла
отодвинуть, но теперь?.. Макияж - дело десятое, пусть  даже  размажется,
сойдет, но вот волосы... Холера, опять эта голова!
   Вспомнилась мне в связи с этим приятельница моей тетки,  женщина  лет
пятидесяти. Всегда цветущий вид, всегда персиковая кожа, бездонные глаза
и прочее в том же духе. Все знали - макияж,  но  какой!!!  Просто  чудо!
Никто никогда не видел ее в естественном виде, до  такой  степени,  что,
если случалось ей провести ночь  по  какой-то  причине  в  экстремальных
условиях, она вообще не смывала на  ночь  боевой  раскраски.  Не  мылась
вообще и все тут!  Всегда  пользовалась  самой  дорогой  косметикой,  не
жалела на нее денег и по утрам  являлась  народу  столь  же  прекрасной,
сколь  удалялась  накануне  вечером  на   ночной   отдых.   Уединившись,
запиралась в ванной и там приступала к своим таинственным  косметическим
манипуляциям.  Тетка  призналась,  что  как-то  ей   довелось   провести
двухнедельный  отпуск  в  одном  номере   пансионата   вместе   с   этой
приятельницей, а она, тетка, так и не видела ее в натуральном виде,  так
и не знает, как же та  выглядит  в  действительности.  Допустим,  у  той
приятельницы  не  было  проблем  с  волосами,   пышная   шевелюра   сама
укладывалась в естественные локоны, меж тем как у меня... Эх, лучше и не
вспоминать! Черт бы подрал эту голову!
   Вышеприведенные мысли промелькнули в голове в считанные доли секунды.
Наверное, стоит рискнуть.
   Вслух я попыталась возразить, выдвинув не очень веский аргумент.
   - Дело в том, что с собой я не захватила записной книжки, а  там  все
номера телефонов. Значит, я не смогу никому позвонить  и  мы  ничего  не
узнаем.
   - Ты и в самом деле думаешь, что это отравит мне жизнь? А если станет
отравлять тебе, уж я постараюсь как-нибудь помочь горю.
   - Гжесь, ну как бы  тебе  объяснить...  Кто-кто,  а  ведь  ты  имеешь
представление о женщинах. Вот скажи, как ты думаешь, кого узришь  завтра
утром рядом с собой в постели?
   Какое-то время Гжегож, не отвечая, смотрел на меня улыбаясь.
   - Думаю, тебя, - наконец мягко ответил он. - Неужели тебе в голову не
приходит такая простая  мысль,  что  в  тебе  я  люблю  не  только  твою
внешность?..
   Мы и в самом деле поехали  в  константинскую  забегаловку  пообедать,
точнее, уже поужинать.
   Я вспомнила - в те давние времена, когда наша дружба  с  Мизюней  еще
казалась мне настоящей, поехали как-то мы в  ее  загородную  резиденцию.
Ехать было недалеко, Волька Венглова была еще Варшавой, хоть и окраиной.
Местность там была совсем пустынной и  безлюдной.  Резиденция  досталась
Мизюне в наследство от предков и состояла из большого, очень запущенного
сада, густо заросшего деревьями и прочей зеленью, и громадной деревянной
развалюхи. В ней еще кто-то жил, и Мизюня жаловалась, что  этих  жильцов
нельзя просто так выбросить, придется обеспечить их другим  жильем,  так
что особого толку нет от такого наследства. Опять  же,  сама  вижу,  дом
рушится, еще немного - и даже ремонтировать будет поздно. А ей,  Мизюне,
за это паршивое наследство пришлось заплатить огромные налоги. И  теперь
она, Мизюня, просто не знает, что и делать, хоть стой день и ночь  и  на
собственных плечах держи готовую провалиться крышу, собственными  руками
выколупывай из щелей в стенах  жучков-древоточцев  и  вообще  помирай  в
голоде и нищете.
   Естественно, сразу же вспомнился  большой  сад  при  доме  хозяев,  о
котором упоминала Елена. Не исключено, что потом, когда мы с Мизюней уже
раздружились, она разбогатела, выйдя замуж за Ренуся, смогла  избавиться
от жильцов и  привела  в  порядок  резиденцию.  И  они  с  супругом  там
поселились. Очень возможно.
   - Могла, конечно, отремонтировать и продать, - говорила я Гжегоху  за
ужином в константинском кафе, - но сомневаюсь. Мизюня не глупа, а только
дурак станет избавляться от  недвижимости,  лучшего  вложения  капитала.
Зачем торопиться, если можно попридержать, ведь нужды она не испытывала.
Ведь не испытывала?
   - У Ренуся наверняка было неплохое состояние. А адрес ты помнишь?
   - Никогда и не знала, какое мне было дело до Мизюниного наследства? К
тому же, говорю, не было тогда там никакой улицы, сплошные  незаселенные
пустыри, ехали мы, помню, какой-то проселочной дорогой. Наверняка сейчас
там вес изменилось до неузнаваемости.
   - А мы можем проверить. К экстрасенсу я записался на пять, успели  бы
до этого съездить.
   Мы принялись без особого энтузиазма обсуждать поездку в те места, где
предполагалось местонахождение резиденции Мизюни и  Ренуся,  как  вдруг,
без всяких рациональных причин, словно упала туманная завеса с памяти, и
мне отчетливо припомнились слова ксендза викария.
   - Погоди, Гжесь, погоди! - вскричала я, хотя в данный  момент  Гжегож
как раз молчал и ничего не говорил. - Как  же  я  могла  забыть?  Ксендз
викарий сказал: "Человек, который убил другого  человека,  теперь  живет
под его фамилией" К этому выводу ксендз пришел сам, не выдал  мне  тайны
исповеди, я пока не понимаю, что эти слова означают, но наверняка что-то
важное.
   - А к этому выводу он пришел после исповеди несчастной Елены?
   - Так мне показалось. Вывод не обязательно правильный, ведь она могла
наговорить глупостей...
   Подлив  нам  в  стаканы  вина,  очень  подходящего   к   великолепным
бифштексам, Гжегож поставил бутылку.
   - В любом случае над ним следует подумать, -  веско  произнес  он.  -
Ведь не так уж и широк круг тех, кого мы подозреваем. Кто из них?  Может
быть, Сшпенгель?  Новаковский  живет  по-прежнему  под  своей  фамилией,
Ренусь остается Ренусем...
   - Если бы Ренуся  заменил  кто-то  другой,  первой  это  заметила  бы
наверняка его жена. Мизюня ведь должна неплохо знать собственного мужа?
   - Потому я и предполагаю, что тут замешано постороннее  лицо,  не  на
одном Ренусе свет клином  сошелся,  наверняка  в  афере  замешано  много
людей.  Итак,  кто-то  кого-то  убил,  продолжает   заниматься   аферой,
предположим, играет в ней не последнюю роль, Ренусь знает о преступлении
и не в его интересах выводить  на  чистую  воду  преступника,  напротив,
всячески  поддерживает  мистификацию.  Может,  на  ней  весь  их  бизнес
держится?
   - Как знать...
   - Знаешь, мне все больше хочется лично повидаться с Ренусем!
   - Холера побрала бы все эти телефоны! - раздраженно вырвалось у меня.
- Надо было забрать с собой телефонную книжку, вообще не расставаться  с
ней, но в последнее время я мало хожу, вот и оставила дома на столике. К
тому же она довольно большая и неудобная. Но ничего, завтра  тоже  будет
день.
   Прикончив наконец наши бифштексы, мы вышли из кафе. Я уже садилась  в
машину  Гжегожа,  когда  к  кафе  подъехала  и  остановилась   роскошная
иномарка. Из нее вышли три человека, женщина и двое  мужчин,  и,  весело
переговариваясь, направились к двери в кафе. Я имела возможность  хорошо
их разглядеть.
   - Езус-Мария! - шепотом крикнула я Гжегожу. -  Смотри,  кто  приехал!
Нет, не смотри! Нет, смотри! Осторожно!
   Гжегох уже успел сесть за руль и как-то сразу понял, чего я  от  него
хочу, несмотря  на  противоречащие  друг  другу  выкрики.  Он  осторожно
высунулся в дверцу.
   Мизюня в сопровождении  двух  мужчин  уже  поднялась  на  ресторанное
крыльцо. Я бы узнала ее и под землей, и под  водой,  и  в  метель,  и  в
песчаную бурю в пустыне.
   Вот все трое вошли в холл, но сквозь стеклянную дверь их было  хорошо
видно. Вот они прошли мимо  огромного  зеркала.  Мизюня  не  задержалась
перед ним, бросила лишь мимолетный взгляд и, не останавливаясь,  веселая
и оживленная, прошла со своими спутниками дальше.
   Так оно и есть, Мизюня относилась к тем  женщинам,  которым  не  было
необходимости охорашиваться перед зеркалом, приводя себя в порядок.  Она
всегда была в порядке, всегда уверена  в  себе,  всегда  умела  "сделать
лицо" и этого хватало на весь день.
   Гжегож колебался не более секунды.
   - Пойду посмотрю на них. Кто из двух Ренусь, тот, бородатый?
   - Не уверена, но думаю, он. У меня  всегда  была  хорошая  зрительная
память,  да  уж  слишком  давно  видела  я  его,  к  тому  же  не  очень
рассматривала.
   - Как бы это лучше сделать? Ведь любой входящий в ресторан привлекает
внимание уже сидящих в зале. Не хотелось бы, чтобы они меня узнали. Хотя
прошло  больше  двадцати  лет,  а  даже  в  те  давние  времена  я   ими
интересовался, а не они мною, может, даже и не помнят, кто я такой. Ведь
я был никем, в то время как они  привлекали  всеобщее  внимание,  о  них
говорили,  они  были  своего  рода  знаменитостями.  Мне  их  специально
показывали...
   - К тому же, даже если и помнят тебя,  могли  бы  ожидать  встречи  с
тобой скорее в Париже, чем в Константине, - подтвердила я. -  В  крайнем
случае подумают - кто такой, вроде бы на кого-то похож?
   - Ладно, пойду. Подожду немного, чтобы к ним успел подойти официант.
   Я осталась ждать и почему-то очень волновалась. В конце  концов,  что
уж тут такого страшного? Не рухнет же мир оттого, что кто-то  из  старых
знакомых увидит афериста Либаша, пусть даже с его  знаменитой  супругой.
Множество людей имеет возможность видеть их  вместе  ежедневно,  они  не
скрываются, вот и в этот ресторан приехали. Не написано у них на  спине,
что они такие-сякие, каждый может глядеть на них сколько хочет. Вот жаль
только, что я не посоветовала Гжегожу обратить  особое  внимание  на  их
спутника.
   Гжегож вернулся не скоро, прошло года два, не меньше. За эти два года
о чем только я не передумала! Говорили,  что  Мизюня  с  супругом  часто
посещают  самые  фешенебельные  рестораны,  данное  кафе  тоже  к  таким
относится. Это первое. Второе - они поселились  недалеко  от  ипподрома,
старая любовь не ржавеет, до Константина от Служевца с его ипподромом  -
рукой подать, возможно, обделывали делишки и  привезли  на  ужин  своего
клиента в хорошее кафе. А может, это их охранник? Самый  главный,  самый
элегантный, в его обществе и поужинать  можно.  Он  никак  не  мог  быть
Новаковским, Новаковского я хорошо  помню,  сколько  раз  с  отвращением
приходилось терпеть его  общество  в  служебных  командировках.  Правда,
черты лица его стерлись в памяти, мог и  похудеть,  но  вот  уж  вырасти
никак не мог, а этот был сантиметров на десять  повыше  Новаковского.  И
завести римский нос вместо своей лепешки тоже  никак  не  мог.  И  скулы
отрастить - тоже. Нижнюю часть липа человеку легче изменить,  достаточно
что-нибудь затолкать за щеки, а вот с верхней частью труднее...
   А вдруг этот третий окажется... Я не успела  придумать,  кем  мог  бы
оказаться спутник Мизюни и Рснуся, как вернулся Гжегож.
   - Не уверен, - сказал он, садясь на свое место  за  рулем  машины.  -
Может, это и  Ренусь,  а  может,  и  нет.  Хорошо  бы  увидеть  его  без
растительности на морде. Растительность точно как у Ренуся,  но  она  же
может очень хорошо замаскировать лицо. А если помнить, я тебе говорил  -
в Париже Ренусь уже являлся народу бритым, я  все  удивлялся,  насколько
изменяют человека борода, усы и всклоченная шевелюра. А  кроме  того,  в
этом бородаче есть что-то такое, чего раньше в Ренусе я не  замечал,  во
всяком случае, на непокрытых растительностью частях лица. В  общем,  для
меня этот бородач лишь человек, похожий на Ренуся, не более  того.  Нет,
не уверен.
   В голове промелькнуло - неплохо бы схватить  этого  Либаша  и  обрить
силой. Нанять киллера, сейчас их много развелось, и поручить  ему  такое
необычное задание. Думаю, обрадуется, получив хорошие деньги на сей  раз
за такую... немокрую работу.
   - Так что же делать? - спросила я, не делясь  с  Гжегожем  гениальной
идеей. - Ренусь или не Ренусь?
   - Говорю же - не уверен. Вот если бы я смог с  ним  поговорить...  Не
нравится мне все это.
   И Гжегож медленно отъехал со стоянки. Я удобнее устроилась на сиденье
машины и опять Предалась воспоминаниям.
   - Тогда Ренусь стоял перед зеркалом кафе со вторым мужчиной, как  две
капли воды похожим на него. Может, это как раз тот, второй? Сплетни ведь
не всегда  правду  говорят.  Возможно,  Мизюня  разыскала  возлюбленного
времен своей юности и теперь  пользуется  его  сходством  с  супругом  и
свободно появляется в обществе, никто не поймет,  кто  с  ней,  муж  или
хахаль. Очень удобно, можно использовать хахаля как подставное лицо и  в
бизнесе, ведь всем известно - Ренусь слишком  мягок,  из  него  тот  еще
бизнесмен.
   Гжегож согласился со мной.
   - В твоих рассуждениях есть смысл. Вот чем больше я думаю о нем,  тем
сильнее убеждаюсь - это все-таки не Ренусь. Не вижу человека, так что не
мешает думать, а впечатление сохранилось - нет, другой это человек. Мне,
естественно, наплевать, Мизюня может спать хоть с далай-ламой, ее  дело,
но хотелось бы разобраться во всем этом, ведь оно тебя  касается.  Да  и
подставить ножку Мизюне - одно удовольствие. Погоди, не перебивай, вот я
что придумал. Если это настоящий Ренусь, я могу с  ним  встретиться,  ну
скажем так, случайно. Ведь я приехал в Польшу легально, разыскиваю врача
для жены,  скрываться  мне  нет  необходимости.  Встречу  его  случайно,
перекинемся парой слов, как дела, что делаешь и т.п. - Ведь от этого нам
никакого вреда не будет? Все логично, встретились старые знакомые,  даже
невежливо не поговорить. Если  же  это  окажется  не  Ренусь,  а  другой
мужчина, он меня не знает, так что не имеет значения, что я ему скажу. О
погоде или еще что,  столь  же  существенное.  Нет,  если  засомневаюсь,
вообще не стану с ним разговаривать, просто посмотрю, послушаю.
   - Значит, надо разыскать дом и контору, в любом случае пригодится.
   - Правильно, завтра же и займемся этим. Все-таки кажется мне, это  не
Ренусь...
   Серьезной проблемой стала для  меня  собственная  квартира.  С  одной
стороны, хотелось бы хоть на  минутку  забежать  домой,  слишком  многих
предметов первой необходимости мне не хватало. С другой - там меня могла
перехватить высшая сила в лице, например,  полиции,  а  этого  я  сейчас
панически боялась. Черт их знает, что они  могли  обнаружить  у  меня  в
чулане. Нет, не скажу, мне тоже было интересно, но не сейчас,  не  стану
же я, в самом деле, выбирать между чуланом и Гжегожем!
   Вот я и разрывалась между желанием побывать в собственной квартире  и
вполне оправданными опасениями. Решить проблему помогло ожидаемое письмо
от Иоланты  Хмелевской.  Наверняка  оно  уже  пришло,  и  его  следовало
прочитать как можно скорее.
   Либаша мы разыскали.  Прочесали  несколько  раз  Вольку  Венгловую  и
окрестности, и я разыскала поместье  Мизюни.  Не  скажу,  что  это  было
легко. На некогда неосвоенных пустырях выросли жилые кварталы,  разбитая
проселочная дорога превратилась наверняка в одну из улиц,  кладбище,  на
которое я очень  рассчитывала,  разрослось  и  никак  не  могло  служить
ориентиром. Ориентиром стали старые  деревья.  Чтобы  срубить  их,  надо
совсем ума лишиться, а Мизюня никогда не  была  глупой.  И  хотя  вокруг
зелени было предостаточно, купы старых деревьев победоносно  возвышались
на горизонте.
   И остальные приметы соответствовали, так  что  резиденцию  Мизюни  мы
разыскали. Сейчас она  была  ограждена  высокой  стеной,  сквозь  прутья
решетки ажурных ворот  просматривались  фрагменты  элегантной  виллы,  а
ворота стерег охранник, загримированный под  дворника.  Этакая  горилла,
что никаких сомнений! Говорить горилла умела,  и  на  вопрос,  можно  ли
видеть супругов Либашей, ответила, что хозяев нет дома.
   Значит, теперь надо разыскать контору супругов Либашей, место работы,
так сказать. Найти его было проще, не прошло  и  часа,  как  Гжегож  уже
получил возможность видеть и слышать хозяина.
   - Чушь! - заявил он, выходя из упомянутой конторы и садясь за руль. -
Это не Ренусь. Похож, очень похож, но не он. И  вот  теперь  Мизюня  для
меня подозреваемый номер один, от нее тянется не просто вонь  -  могучая
струя смрада бьет в небеса, ее нельзя не учуять. Интересно,  что  делает
эта  ваша  хваленая  полиция?  Расследование  никогда   не   было   моим
призванием, заниматься им я более  не  намерен,  даже  вместе  с  тобой.
Вместе с тобой я бы предпочитал заниматься другим...
   Я грудью встала на защиту родной полиции.
   - Полиция наверняка не знает, что Ренусь - это  не  Ренусь,  ведь  им
никто  не  сказал.  Я  только  собираюсь  осчастливить  их   драгоценной
информацией. Может, они и располагают какими-то сведениями, но наверняка
другого характера. Так ты думаешь, все-таки?..
   - Я не думаю, я уверен, - твердо заявил  Гжегож.  -  Ренуся  пришили.
Воспользовались сходством. Твой ксендз прав,  убийца  теперь  живет  под
фамилией жертвы. Прошло много лет, даже знакомым он может  казаться  тем
самым человеком, ведь люди с годами меняются. Тут он  давно  не  был,  я
имею в виду Ренуся. Вот в Штатах,  думаю,  распознали  бы,  что  это  не
Ренусь, но в Штаты, ты сама говорила,  ездила  с  доверенностью  Мизюня.
Сдается мне, она и заварила всю кашу, так сказать, инициатор аферы.
   Туг и мне пришла в голову идея,  которой  я  поспешила  поделиться  с
любимым:
   - А мне сдастся, что этим, который под Ренуся подшивается, может быть
давний возлюбленный Мизюни. Очень на Ренуся похожий или наоборот...  Кто
бы это мог быть? Ганя не знает?
   - Не знает, не помнит. Запомнилась ей только страшная любовная драма,
пережитая Мизюней в ранней молодости. А страшная потому,  что  вроде  бы
предмет Мизюниней любви оказался то ли преступником, то  ли  еще  кем-то
таким... в общем, влюбилась наша Мизюня в Джека Потрошителя...
   - ...и этот Потрошитель к тому же бросил ее.  Ну  что  за  дуры  наши
девицы, самого важного не помнят, а мне теперь разбиваться в лепешку!
   - Зачем тебе? Подбрось эту проблему ментам. Нет,  не  сейчас,  денька
через два. У нас мало времени, надо его ценить.
   Я целиком и полностью была согласна с Гжегожем, но письмо от  Иоланты
не давало спокойно жить, и, воспользовавшись тем, что  Гжегож  поехал  к
своему экстрасенсу, я забежала домой.
   На  автоответчике  оказалась  записана  вежливая   просьба   капитана
Борковского как можно скорее связаться с  ним.  Высказана  была  просьба
сегодня утром. Умный  человек  капитан,  наговорил  на  автоответчик  не
только просьбу, но и сообщил  время,  когда  высказывал  ее.  Решила  не
рисковать,  позвоню  из  Константина,  придется  уж   приятелю   Гжегожа
заплатить за разговор по междугородней. А то  начну  отсюда  звонить,  а
полиция успеет приехать и заловит меня.
   Вынужденное расставание с мужчиной моей мечты, даже временное,  сразу
же негативно сказалось на  умственных  способностях.  Входя,  я  вынула,
правда, из почтового ящика письмо Иоланты Хмелевской,  но  даже  его  не
распечатала.  Скорей,  скорей,  набрать  нужное  количество   косметики,
разумеется, в первую очередь необходимой  для  проклятой  головы.  Ни  о
каких преступлениях я просто не в состоянии была думат