т   старости   на
первоначальной карте, с которой переснималась в  уменьшенном  виде  моя,
или на моей сделаны  специально  для  того,  чтобы  посторонний  не  мог
опознать местность? А может, лепешки с расшифровкой  хранятся  где-то  в
другом месте, и когда их наложишь на мою карту, все станет ясно?
   Прозрачную пленку покрыли слоем грунта, несомненно легко  смываемого,
просто пан Северин взял не тот растворитель, поэтому у него к  грунтовке
примешивалась еще и масляная краска. Масляную краску я смыла,  грунтовка
осталась. Через нее без  труда  просматривается  карта,  но,  похоже,  и
грунтовка без труда смывается. Вот только  я  ее  до  конца  смывать  не
стану, ведь мой растворитель смывает только масляную краску.
   Последующие выводы  напрашивались  сами  собой.  Не  только  не  буду
смывать грунтовку, но и вообще ничего не стану  делать.  Не  могу  же  я
поселиться  в  Географическом  Институте,  чтобы   там   день   и   ночь
прикладывать мой кусочек карты ко всем равнинам и плоскогорьям мира,  не
зная к тому же, во сколько раз  предварительно  следует  увеличить  этот
кусочек!  От  рассматривания  через  лупы  написанных   микроскопическим
шрифтом условных обозначений у меня уже и сейчас болели глаза. Да  и  на
кой мне эта карта с крестиками? Может, это просто кладбища.
   И я  опять  поставила  "Цыганку"  с  картой  на  полку  над  батареей
центрального отопления.
   Хотя время моего приезда к Алиции было с нею согласовано, дома  ее  я
не застала. Впрочем, мы согласовали только  день,  а  не  час,  зная  по
опыту, что самолеты постоянно опаздывают. По многолетнему опыту  знаю  -
не было случая, чтобы прилетел по  расписанию.  А  тут  вдруг  произошло
чудо, самолет прибыл пунктуально, и я  оказалась  у  Алиции  за  час  до
приблизительно оговоренного нами времени.
   Не было ни Алиции, ни ее машины. Значит, поехала за покупками. Обойдя
дом, не нашла ни одного открытого окна. Странно, обычно в  теплое  время
года окна всегда оставляют открытыми. Оставив свой чемодан на террасе со
стороны садика, я вернулась в  первый  дворик  и  уселась  за  стол  под
открытым небом. С деревьев нападали груши, подняв несколько с  земли,  я
съела и принялась просматривать список дел, которые следовало переделать
в Дании.
   За спиной хлопнула калитка, но это оказалась не Алиция, а  незнакомый
человек. Подойдя ко мне, он задал по-датски какой-то вопрос, из которого
я разобрала лишь фамилию Алиции. Наверное, спрашивает,  здесь  ли  живет
фру Хансен. Здесь, конечно, и я кивнула утвердительно. Нет, кажется,  он
спросил о чем-то другом, вон как уставился на меня. А впрочем, какое мне
дело до того, пусть приходит, когда Алиция вернется. Мужчина вытащил  из
кармана большой конверт и протянул мне. Рот у меня был забит грушами, да
по-датски я все равно не сумела бы ему ничего  сказать,  поэтому  жестом
показала - положи на столе. Не отрывая  от  меня  взгляда,  он  исполнил
приказание и нерешительно произнес по-датски: "До  свидания".  Проглотив
грушу, я вежливо ответила ему. "До свидания" я  за  эти  годы  научилась
произносить почти без акцента.
   И подумать только, что такая малость впоследствии самым  существенным
образом повлияла на развитие событий...
   - Откуда у тебя эта свинья? - возмущенно воскликнула Алиция.
   Я вздрогнула-так неслышно она подкралась, когда я всецело была занята
моим списком, предварительно выгрузив все из сумки, чтобы его разыскать.
   Непонятное что-то было у Алиции со зрением, и,  хотя  мы  знали  друг
друга с ранней молодости, я так и не знала -  каким  образом  при  своей
сильной близорукости она умудряется без очков замечать предметы размером
с маковое зернышко. Чтобы разглядеть что-то очень маленькое, она  всегда
снимала  очки.  Вот  и  теперь  мгновенно  выхватила  взглядом  лицо  на
фотографии, которую я вместе с остальным хламом извлекла из сумки, когда
разыскивала список запланированных на  Данию  дел.  Правда,  данную  мне
Матеушем фотографию я увеличила, но ей все равно далеко было до размеров
плаката.
   - Какая свинья? - удивилась я. Алиция схватила фотографию  в  руки  и
ткнула пальцем:
   - Какая же еще? Мундя разумеется, Гатин брат.
   Я удивилась:
   - А ты, разве знала Мундю?
   - Конечно. Ты что, не знала об этом?
   - Просто не было разговора.
   - И Гатю тоже я знала.
   - Ну, это мне известно. Мы тогда  вместе  с  ней  познакомились,  еще
когда учились.
   - Мундю я узнала раньше. Откуда у тебя этот снимок?
   Сейчас, при нашей первой встрече после  долгой  разлуки,  не  стоило,
пожалуй,  сразу  углубляться   в   запутанную   историю,   связанную   с
фотографией, и я пообещала Алиции все  рассказать  в  другое  время.  Но
Алиция вцепилась в мою фотографию, как репей в собачий хвост.
   - Погоди, я тут вижу еще знакомых.  Вот  эта  женщина,  что  сидит  в
сторонке - Галина. Это, похоже, флориан... А где же Михалек?
   - Какой Михалек?
   - Хахаль Галины. В то время они были неразлучны. Господи, сколько лет
пролетело с тех пор! Какие они были молодые!
   - Не так уж много лет. И они  молодые,  и  мы  с  тобой,  -  поучающе
заметила  я.  -  Думаю,  что  названный   тобою   джентльмен   как   раз
фотографировал всю  компанию.  Езус-Мария,  как  мне  хотелось  когда-то
видеть его изображение!
   - А теперь уже не хочется?
   - Хочется. Не люблю неразгаданные тайны. И очень хотела  бы  показать
его портрет пану Северину.
   - А кто такой пан Северин?
   - Один очень рассеянный человек. Ты со своей рассеянностью перед  ним
просто ничто.
   - Скажи пожалуйста! - удивилась  Алиция.  -  А  я-то  считала-в  этой
области мне нет равных. Что же касается Михалека, я могу исполнить  твое
желание.
   - Ты не шутишь? - вскочила я с места. - У тебя и в  самом  деле  есть
его фотография?
   Мы наконец вошли в дом, и Алиция сразу направилась  к  стеллажу,  где
хранились  ее  фотографии.  Порывшись  в  одном  из  ящиков,  она  вдруг
обратилась ко мне с неожиданным вопросом:
   - Скажи, а ты порядочный человек?
   - Ну, знаешь! - возмущенно воскликнула я. Лучшая подруга сочла нужным
пояснить смысл своего вопроса:
   - Не возмущайся, я  не  думала  подозревать  тебя  в  непорядочности,
просто  я  хотела  знать,  есть  ли  что-нибудь   у   тебя   дома,   где
поддерживается какой-никакой порядок?
   - Есть, моя коллекция марок. Знаешь какой там  порядок!  С  закрытыми
глазами мгновенно найду нужную марку.
   - У меня то же самое в фотографиях. Хочешь держать цари, что  Михалек
окажется вот в этом ящике?
   Как же, разбежалась! Я знала о хобби  Алиции,  которое  она  пронесла
через всю жизнь. И о том, что свои фотографии и негативы содержит просто
в идеальном порядке. Вытащив длинный узкий ящик, Алиция уселась в кресло
и принялась перебирать фотографии.
   - Пожалуйста, вот он. Тот, что держит модель. Снимала я модель, а  не
Михалека, но не отрезать же его! Тогда на модели остались бы его руки.
   Я взяла фотографию, на которой была  представлена  какая-то  огромная
шарообразная модель  неизвестно  чего,  человек,  который  сгибался  под
тяжестью этой модели" и на втором плане какие-то люди, не в фокусе.
   Схватив лупу, я разглядела в нее лицо Михалека  и  замерла.  Нет,  не
может 5ыть! По всей видимости, модель была очень тяжелая, и человек  под
ее тяжестью аж присел, откинувшись назад и прикрыв глаза. Я узнала его с
первого взгляда!
   Алиции надоело мое молчание, и она вырвала снимок у меня из рук.
   - Что, наглядеться не можешь? Никого красивее в жизни не встречала?
   - Да нет, - медленно ответила  я,  приходя  в  себя.  -  Просто  этот
человек лежал у меня на полу. Более пятнадцати лет...
   - Ну вот, о какой  порядочности  может  идти  речь!  Столько  лет  не
заметать пол!
   - Да нет же, я хотела сказать - более пятнадцати лет назад. А сколько
он там пролежал - не знаю, может, с четверть часа всего.
   - Ну, тогда еще ничего, пятнадцать минут можно  и  не  позаметать.  А
почему он там лежал? Пьяный был? Или искал чего?
   Нелегко было ответить.  Во-первых,  я  не  знала,  пьян  ли  был  тот
домушник, не исключено, что и хватил малость для  храбрости,  во-вторых,
коротко не ответишь. Впрочем, Алиция и не стала дожидаться ответа.
   - А это что такое? - вскричала она, схватив фотографию, сделанную  на
приеме по случаю первого причастия дочери  моего  канадского  кузена.  -
Откуда она у тебя?
   Нет, стоит все-таки время от времени наводить порядок в сумке,  а  не
возить с собой кучу ненужного барахла по  всему  свету.  Опять  пришлось
отвлекаться.
   - Пир по случаю первого причастия вот этой девочки.  Сейчас  она  уже
взрослая барышня. И вообще, тут сплошь мои родственники, хоть и дальние,
твоих нет. Они тебе тоже не понравились?
   Пропустив мимо ушей колкость, Алиция ответила сдавленным от  волнения
голосом:
   - Часы! Видишь эти часы на заднем плане? Откуда  они  там  появились?
Где снималась фотография?
   - Если не ошибаюсь,  в  Канаде,  в  Гамильтоне.  Фамильное  торжество
десятилетней давности. Да, ты права. Действительно, часы.
   За спинами канадских родственников на  полочке  под  "Цыганкой"  и  в
самом деле стояли старинные часы, кажется сделанные  в  стиле  "рококо".
Очень красивые часы! Наверняка ходили, хоть и старинные.
   Неестественно  вежливым,  каким-то  даже  зловещим   голосом   Алиция
поинтересовалась:
   - Будь любезна, поясни, каким образом часы моей покойной тетки  могли
оказаться у твоих родственников в Канаде?
   На всякий случай я поспешила отвести грозу от своих родственников:
   - Это не их квартира, а в доме крестной матери, ее семьи я  не  знаю.
Фамилия их Доманевские, Те-реса сообщила. А откуда у них часы -  понятия
не имею. И вообще я на  часы  не  обратила  внимания,  меня  интересовал
портрет, видишь цыганку на стене?
   - Лично меня интересуют часы, - холодно возразила Алиция.
   - Почему, можешь сказать? Не отвечая, Алиция через лупу рассматривала
часы, бормоча себе под нос:
   - Вот если бы еще обратную сторону  увидеть...  Хотя  и  без  того  я
уверена-те самые.
   И  вдруг  спохватившись,  вспомнила  об  обязанностях  хозяйки  дома,
принимающей заграничного гостя:
   - Погоди, сейчас Кофе приготовлю. А ты можешь пока умыться с дороги.
   - Ну, может, теперь расскажешь, почему часы произвели на  тебя  такое
впечатление? - спросила я Алицию, усаживаясь  за  стол  в  ее  кухне.  -
Первый раз на моей памяти часы производят такое впечатление на человека.
   - Расскажу, я  уже  успокоилась,  -  ответила  Алиция,  откладывая  в
сторону  принесенный   незнакомым   человеком   конверт,   из   которого
выглядывали рекламные проспекты. - Конечно, расскажу,  никакого  секрета
тут нет. А может, есть? - опять задумалась она.
   - Если даже и есть, никому не скажу, ты ведь меня знаешь, - успокоила
я ее.
   Алиция вынула из пачки сигарету, сломала ее  пополам,  закурила  одну
половинку и начала:
   - Это часы моей тетки. Заметь, я не говорю - были,  потому  что  вещи
украденные владельцев не меняют. Запомнила я эти часы с детства, все ими
любовались, а тетя обещала подарить, когда мне  исполнится  восемнадцать
лет.  Часы  антикварные,  восемнадцатый  век.  В  сорок  третьем   немцы
вышвырнули тетку из квартиры, как  и  всех  жильцов  из  их  дома.  Тетя
переселилась к нам, на улицу  Нарбутта,  с  одним  чемоданчиком  пришла,
больше ей ничего не разрешили захватить из собственного дома. А мы еще в
начале войны самые  ценные  вещи  в  ее  квартиру  снесли,  думали,  там
безопаснее...  Так  что  все  теткины  антикварные  коллекции  достались
немецкому полковнику, барону фон... какому-то там. И часы  тоже.  Я  еще
маленькая была, а моя старшая сестра все переживала за  наши  вещи,  все
ходила на теткину квартиру. В отсутствие полковника даже познакомилась с
его ординарцем, тот был из силезских немцев...
   И Алиция, и ее сестра выросли в семье, где немецкий язык  был  вторым
родным наравне с польским, так что общаться Алициной сестре  с  немецким
ординарцем было просто. А  может,  они  общались  по-польски?  Силезские
немцы ведь совсем ополячились. Алиция продолжала:
   - От ординарца сестра узнала, что барон уезжает. Уехал он перед самым
восстанием. Я там была.
   - Где?!
   - В теткиной квартире. Представляешь, этот шкоп даже замков в  дверях
не счел нужным менять,  мы  с  теткиными  ключами  запросто  проникли  в
квартиру. С сестрой пошли, помню, это было перед самым восстанием...
   - Ты уже говорила.
   - Ну так вот, вошли мы с сестрой в квартиру, а она совсем пустая!
   - Что ты говоришь! Совсем?
   -  Ну,  не  то  чтобы  уж  совсем,  немного  мебели  осталось,  самый
негодящей, и в кухне кое-что из посуды  -  старые  кастрюли  и  разбитые
тарелки, Все остальное господин полковник вывез. Очистил квартиру!
   От ординарца сестра узнала, что полковнику предстояло отправляться на
фронт,  но  перед  этим  он  получил  недельный   отпуск,   вот   он   и
воспользовался им. Подогнал грузовик, погрузил теткино имущество и отвез
в свое поместье, в Хоэнвальде.
   - Это где?
   - За Гожовом Великопольским. Теперь этот городок, кажется, называется
Высокий. Только поместье не в самом городке, а в окрестностях. Ординарец
рассказывал-из Варшавы господин барон приехал на грузовике, а  на  фронт
отправился  с  небольшим  чемоданчиком.  Сомневаюсь  я,   что   в   этом
чемоданчике были теткины часы.
   - Наверное, правильно сомневаешься. А откуда ты все это знаешь?
   - От ординарца. Сначала с  ним  общалась  моя  сестра,  а  потом  она
влюбилась в теперешнего моего зятя и уже не  интересовалась  имуществом,
так что я от нее приняла  эстафету.  Разыскала  того  самого  ординарца,
когда он уже был военнопленным и вместе с другими  пленными  работал  на
расчистке развалин в Варшаве. Он мне и рассказал, что было дальше.
   - Что же?
   - Сначала барон фон  какой-то  велел  своей  семье  твердо  сидеть  в
поместье и верить в силу немецкого оружия,  а  когда  увидел,  что  дело
плохо, послал за ними транспорт, чтобы вывезти семью в  Рейх.  Вместе  с
транспортом послал своего ординарца.  Транспорт  по  дороге  разбомбили,
ординарец  спасся  и  мечтал  сдаться  в  плен.  Как-то  не  получалось,
ординарец пешком добрался до поместья своего полковника, и  там  наконец
настигли его русские. Но еще до прихода русских в доме уже не оказалось,
по его словам, ни серебра, ни фарфора, ни картин, ни прочих  антикварных
ценностей, хотя местное население  еще  до  полковничьего  имущества  не
добралось. И он, ординарец, ломал голову, куда же все подевалось.  Немцы
не могли всего вывезти, для этого им понадобился бы товарный вагон, а то
и два, семья  же  полковника  бежала  на  легковом  автомобиле,  который
бросили в полутора километрах от дома, с разбитым капотом. Чемоданы  так
и остались в машине, видимо, шкопы бежали налегке, прихватив лишь деньги
и драгоценности. Все же  остальное  имущество,  считает  ординарец,  они
спрятали где-то в своем поместье. Закопали или замуровали в стене. Ну, а
его самого наконец  русские  взяли  в  плен  и  направили  на  расчистку
Варшавы. Мы обе помолчали.
   - Из всего этого следует, осторожно начала  я,  что  если  твои  часы
находятся в Гамильтоне...
   - ...то их кто-то откопал. Интересно, кто и когда? Ведь если поместье
не разграбили сразу, то потом уже было труднее, тем более что в  большом
доме  русские  устроили  госпиталь  и  посторонним  вообще  трудно  было
проникнуть в дом.
   У меня в голове зароились какие-то туманные соображения, но пока  что
очень  расплывчатые  и  почти  неуловимые.  Рано  было  делиться  ими  с
подругой.
   - Знаешь,  -  сказала  Алиция,  -  мне  бы  очень  хотелось  получить
доказательство, что на фотографии действительно  наши  часы.  У  них  на
задней стенке была монограмма выгравирована, инициалы первой  владелицы,
не тетки, а еще ее прабабки. Я сейчас тебе нарисую. Смотри, вот как  это
выглядело..
   Вытащив из принесенного утром конверта один из рекламных  проспектов,
Алиция на его широких полях  ловко  изобразила  сложную  переплетающуюся
монограмму из двух букв.
   Я грустно констатировала:
   - Злой рок связал меня веревочкой с этими Доманевскими. Уже один  раз
мне пришлось писать в Канаду, чтобы  проверить  их  портрет.  Теперь  ты
наверняка потребуешь подтверждения, что  на  часах  выгравирована  такая
монограмма.
   - А что, ты не сможешь этого сделать? - огорчилась Алиция. -  О,  вот
такая монограмма, я хорошо ее запомнила, она у тетки была на  нескольких
антикварных вещах.
   Осмотрев внимательно изысканную вязь монограммы,  я  вырезала  ее  из
проспекта маленькими ножничками, достав их из косметички.
   - Ладно, так и быть, позвоню им. Писать больше не хочется.
   Разница  во  времени  между  Данией  и  Канадой  заставляла   выждать
несколько часов. Мы с Али-цией провели их в разговорах, нам многое  надо
было рассказать друг другу. В числе прочего я поведала и о  событиях,  в
силу которых Михалек валялся на полу моей квартиры. Алиция слушала  меня
с  необычным  вниманием,  без  комментариев,  что  само  по  себе   было
чрезвычайно  удивительно.  Весьма  заинтересовали  ее  и   перипетии   с
портретами   пана   Северина,   она   заставила   вспомнить   мельчайшие
подробности.   И   опять   воздержалась   от   обычных    саркастических
комментариев.
   - Погоди, - сказала она, неожиданно вставая, - в таком случае я  тебе
сейчас кое-что покажу. Только найти надо...
   Зная Алицию, я не удивилась, что поиски несколько затянулись. Поискав
в комнатах, она переместилась в мастерскую и там продолжила поиски. Я не
могла ей помочь, ибо, в свою  очередь,  была  занята  поисками  телефона
Эльжбеты, чтобы позвонить ей в Канаду.
   Нашла и сразу после полуночи позвонила  ей.  Экономя  деньги  Алиции,
приступила к делу сразу, сократив, по мере  возможности,  приветственные
выкрики.
   - У Доманевских  на  полке,  как  раз  под  "Цыганкой",  стоят  часы.
Старинные, - отчетливо произнося слова, начала я.
   Эльжбета не дала мне договорить:
   - Теперь они стоят у нас, - сказала она. - Знаю,  о  каких  часах  ты
говоришь. Такие затейливые... Они подарили их моей  дочке  по  окончании
школы.
   Я обрадовалась - задача упрощалась.
   - В таком случае посмотри, пожалуйста,  есть  ли  у  них  с  обратной
стороны такой хитрый значок... Эльжбета опять перебила меня:
   -  Про  значок  ты  меня  уже  однажды  спрашивала,   я   тебе   даже
нарисовала... или сфотографировала, не помню...
   - Это другой значок! Тот был  на  портрете,  теперь  же  посмотри  на
задней стенке часов, там должен быть замысловатый вензель,  и  поскорее,
время идет, датские кроны капают...
   Отложив телефонную трубку, Эльжбета бросилась за часами, притащила их
к телефону и сказала запыхавшись:
   - Минутку, как бы их не уронить... Да,  и  в  самом  деле,  есть  тут
что-то, выгравирован значок, похожий на монограмму. А что?
   Я потребовала уточнить место,  где  стоит  значок,  и  его  подробное
описание, держа перед глазами Алицин рисунок  на  полях  проспекта.  Все
совпадало. Пообещав Эльжбете в скором времени написать  письмо,  передав
приветы всем родичам, я поблагодарила ее и положила трубку.
   Алиция вернулась из мастерской с большой картонной папкой в руках.  Я
передала ей полученные из Гамильтона сведения. Не  вызывало  сомнения  -
канадские часы были те самые,  их  фамильные.  Трудно  допустить,  чтобы
нашлись еще точно такие же и с такой же монограммой. На всякий случай  я
все-таки решила  в  обещанном  Эльжбете  письме  отправить  нарисованную
Алицией монограмму, пусть еще раз проверит.
   Положив папку на стол, Алиция  раскрыла  ее  и  принялась  перебирать
находящиеся в ней бумаги. Наконец нашла нужную.
   -  Погляди-ка,  -  протянула  она  ее  мне.  -  Это  тебе  ничего  не
напоминает?
   Я взглянула, и у меня перехватило  дыхание.  Это  была  карта,  точно
такая же, как и на "Цыганке", только в несколько увеличенном виде. Точно
так же на