гостиницы  напротив,  на
улице нельзя оставлять машины, вот-вот здешние менты ее приберут,  и  ты
намучаешься, прежде чем получишь ее обратно. Это дьявольски  сложно,  не
говоря уже о стоимости.
   Я вся похолодела.
   - Если в твоем распоряжении  всего  десять  минут  и  все  десять  мы
потратим на парковку моей машины...
   - В моем распоряжении полчаса, ровно. А ну-ка быстренько!
   В лифте я попросила:
   - А теперь молчи и слушай,  времени  у  нас  в  обрез.  Похоже,  наше
романтическое свидание обретает несколько неожиданную форму,  холера!  В
багажнике моей машины лежит человеческая голова. Бегом  бросились  мы  к
машине, я заняла место водителя, он сел рядом.
   - Вон туда. Какая голова?
   - Обыкновенная, отрезанная от туловища. Настоящая, не искусственная.
   Больше ничего не успела  сообщить  до  въезда  в  гостиничный  гараж.
Гжегож глянул на меня, вышел и сам оформил стоянку  у  дежурного.  Место
мне выделили на третьем ярусе.
   - Сначала поставишь машину в бокс, потом продолжим разговор.  Пока  я
ничего не понял.
   Поставив машину на указанное место, я вышла и засомневалась.
   - Вообще-то лучше бы тебе на нес взглянуть...
   - Ужасы не моя стихия, но раз ты так  считаешь...  Я  подняла  крышку
багажника, осторожно, двумя пальчиками, раздвинула в  стороны  половинки
пластиковой сумки. Гжегож взглянул, в лице его ничего не изменилось,  но
решение он принял моментально.
   - Тут у нас установилась прекрасная погода. Поехали в моей машине.  В
ближайшем магазине купим сумку-холодильник и успеем сюда  вернуться.  По
дороге все расскажешь.
   Рассказывать я начала сразу же, когда мы с ним спускались по  пандусу
с верхнего яруса гаража. Машина Гжегожа стояла за углом гостиницы. Ровно
через двенадцать минут мы вернулись с сумкой-холодильником  и  кусочками
искусственного  льда,  сунули  в  холодильник  пластиковую   сумку,   не
рассматривая лишний раз ее содержимого. Не пытались скрытно это  делать,
ведь сунуть в собственную машину какую-то покупку - дело  нормальное,  в
этом  нет  ничего  подозрительного.  Холодильник  занял   три   четверти
багажника, не страшно, сумку с вещами помещу в  салоне  машины,  в  моем
распоряжении все заднее сиденье.
   Мне стало намного легче. Заключительную часть моего  рассказа  Гжегож
выслушал у меня в номере с часами в руках. Ни разу не перебил. Потом так
же молча прочел письмо Елены. Ненадолго задумался.
   - От тебя я мог ожидать многое, - сказал он подумав, - но  признаюсь,
ты превзошла ожидания. Идиотская история.  Завтра  увидимся,  постараюсь
еще в первой половине дня. Жди моего звонка.
   Гжегож встал  со  стула,  я  тоже  встала.  Он  двинулся  к  двери  и
остановился у порога.
   - Я рад видеть тебя! - нежно произнес он.
   - Я тоже, - отозвалась я.
   Только-то  и  было  радости  от  столь  долгожданной  встречи.  Всего
полминуты.
   Гжегож ушел, но это уже не имело значения. Мне хватило и того, что  я
его увидела. Он совсем не изменился, немного седины  в  волосах  и  все,
остальное - без изменения, время пощадило его. Для счастья  мне  хватило
уже одного сознания, что вот он есть, что я его только что  видела,  что
увижу  еще...  Бальзам  на  душу,  нет,  куда  там  бальзаму!   Небесное
блаженство переполняло меня  с  ног  до  головы,  хорошо,  что  случайно
взглянула в зеркало, - до чего же глупо-счастливое  выражение  на  лице!
Приведя выражение в норму, я немного поуспокоилась и вдруг почувствовала
аппетит. Кажется, по ту сторону площади я заметила бистро...
   И подумать только, я еще сомневалась!..
 
*** 
 
   Тогда, после двадцатилетнего молчания  услышав  в  телефонной  трубке
голос, я сразу его узнала.
   - Наконец-то мне удалось тебя разыскать, -  сказал  Гжегож.  -  Номер
твоего телефона засекречен, адрес ты переменила,  пришлось  покрутиться.
Ну, как ты?
   - Очень рада слышать твой голос, Гжесь! - ответила  я.  -  Ты  откуда
звонишь?
   - Из Парижа, откуда же? Когда ты сюда собираешься?
   Я планировала поездку во Францию, но не сейчас, а весной, где-то  под
конец апреля или в начале мая, чтобы не угодить  в  летнюю  жару.  И  не
намеревалась ограничиться только Парижем.  Даже  не  была  уверена,  что
начну именно с него.
   - А как твоя жена? - осторожно поинтересовалась я.
   - Долго рассказывать. А как твой муж?
   - Совсем нечего рассказывать. Недавно избавилась от  него.  И  знаешь
из-за чего? "Родничок зарос", Езус-Мария...
   - Не очень ухватываю смысл метафоры, но меня очень бы обрадовал  твой
приезд сюда, пока ты еще свободна.
   - А ты сюда?
   - А я пока никуда не могу... Разговор получился  сумбурный,  хотелось
расспросить и рассказать сразу обо всем. Я поняла лишь, что  с  женой  у
него какие-то осложнения, о которых он  не  мог  сообщить  в  телефонном
разговоре. О детях мы не упоминали,  дети  уже  стали  самостоятельными,
сами о себе заботились. Вспомнив о детях, я вдруг осознала, что мы с ним
- уходящее поколение, так сказать, старая перечница и старый хрыч, о чем
не преминула ему сообщить. Оба посмеялись. Гжегож упорно  возвращался  к
моей поездке во Францию, я еще сомневалась, много было  срочной  работы,
но в глубине души поняла - обязательно поеду, не посчитаюсь ни с  какими
препятствиями.
   И, как всегда, мне было понятно каждое его слово, да что там слово  -
понимала его с  полуслова,  по  телефонным  проводам,  связывающим  нас,
порхали некие флюиды...  Хотя  о  каких  это  проводах  я  говорю?  Ведь
существовала уже спутниковая связь.  Ну  все  равно,  флюиды  порхали  в
космосе и возвращались к нам, тоже неплохо.
   И мы  стали  общаться  по  телефону.  Разговаривали  каждый  день  за
исключением уик-эндов. Ясное дело, из-за этой его холерной жены!
   Во время одного из разговоров я деликатно намекнула:
   - Когда-то у тебя была вредная секретарша... - Ее уже  давно  нет.  У
меня нормальная контора и нормальный персонал. А  вот  у  тебя,  разреши
заметить, ненормированный рабочий день и зависишь  ты  только  от  самой
себя.  Я  работаю  в  коллективе,  ты  индивидуально.  Так  что  мне  не
вырваться, не говоря уже и о других  уважительных  причинах,  а  вот  ты
давай-ка приезжай. Хотелось бы  мне  заключить  тебя  в  так  называемые
объятия.
   - А тебе не приходит в голову,  что  ты  заключишь  в  объятия  бабу,
постаревшую на двадцать лет?
   - Не морочь мне голову, дорогуша.  Я  недавно  видел  твою  последнюю
фотографию.
   И все-таки я колебалась, ведь целых двадцать лет  пыталась  выбросить
его из сердца и из памяти, хотя и знала, что напрасны все  старания.  Уж
очень  глубоко  он  засел  во  мне,  где-то  на  клеточном  уровне.  Вот
интересно, как засевшая в клетках память отреагирует на встречу с ним? И
все сомневалась, сомневалась... А теперь ясно -  при  одном  взгляде  на
него исчезли разделявшие нас годы и время просто перестало существовать.
   Уж не знаю, какое выражение было у  меня  на  лице  во  время  ужина.
Наверное, не банальное, во всяком случае гарсон  поглядывал  на  меня  с
явным интересом, и наверняка не потому, что таинственное блюдо из  птицы
я  запила  полбутылкой  вина.  В  этом  отношении  я  не  отличалась  от
нормальных посетителей.
   И вообще пришла в норму во всех отношениях. До  такой  степени,  что,
вернувшись в номер гостиницы, смогла позвонить  в  Штутгарт  и  спокойно
пообщаться со своей знакомой.
   -  Пани  Гражина,  -   попросила   я,   -   пожалуйста,   попытайтесь
сосредоточиться.  Вы  были  со  мной,  когда  я  запарковала  машину  на
гостиничной стоянке,  на  задах  отеля,  там  еще  вокруг  кусты  росли,
помните? Так вот, уверены ли вы, что я включила автосигнализацию?
   - Ясное дело, не включили!  -  живо  откликнулась  пани  Гражина,  ни
секунды не сомневаясь. - Вот теперь вы припомните - я еще  сказала  вам,
пани Иоанна, что жалко батареек, и вы уходя ничем не  щелкнули.  А  что,
случилось что-нибудь?
   Ну вот и выяснила. Выходит,  на  всю  ночь  моя  машина  оказалась  в
распоряжении неизвестных злоумышленников, и наверняка именно  тогда  они
мне и всучили эту Елену...
   - Да ничего особенного. - меланхолично ответила я знакомой. -  Просто
захотелось проверить, стала ли я полной склеротичкой или не совсем.
   - И к какому выводу пани пришла?
   - Вы удивитесь, но, оказывается,  не  совсем...  Сумка-холодильник  в
достаточной степени охлаждала кипящие во мне страсти, так  что  спать  я
легла почти спокойная.
   В десять Гжегож сообщил по телефону, что забежит  через  полчаса.  Я,
разумеется, не покидала номера,  кажется,  мне  туда  принесли  завтрак,
возможно,  я  его  и  съела.  В  конце   концов,   настоящие   парижские
круассаны-рогалики не из тех вещей, которыми можно пренебречь.
   Кажется, увидев Гжеся, я, ни слова не говоря, кинулась ему на шею.  И
сразу же отстранилась. Бросаться на шею и в молодые годы у нас  не  было
принято, но тут он тоже обнял меня как-то по-новому.
   - Головой займемся через минутку, -  сказал  Гжегож.  -  Знаешь,  моя
хорошая, я чувствую себя так, словно мне восемнадцать лет и я первый раз
в жизни пришел...
   - ...в  бордель?  -  подхватила  я,  уже  сожалея,  что  не  сдержала
романтического порыва.
   - О Боже, пожалуйста, не добивай меня. И к черту робость!
   Через три минуты - а это были  весьма  заполненные  минуты  -  кто-то
постучал в незапертую дверь и на  пороге  возник  негр.  Очень  большой,
очень черный и очень недовольный.
   - Извините! - произнес он внушительно и осуждающе. -  Я  тут  убирать
должен. Так вы остаетесь или как?
   Я поспешила успокоить разгневанного уборщика.
   - Нет, нет, мы уходим. Через десять минут! Негр  явно  колебался,  но
все-таки вышел, хотя и очень неохотно. Я раскрыла дверцу бара и сообщила
Гжегожу:
   - Стрессы сокращают жизнь. Коньяк я вылакала вчера,  может,  еще  что
найдется?  Что-нибудь,   что   вернет   человеку   утраченное   душевное
равновесие.
   - Польская житнювка вернет, -  решил  Гжегож,  обследовав  содержимое
бара. - Вот стограммовая  бутылочка,  маловато,  да  что  делать?  Такой
громадный негр  для  меня  слишком  большое  потрясение.  Ты  понимаешь,
надеюсь, расизм здесь не при чем.
   Естественно,  я  его  прекрасно  понимала.  Войди  вместо  громадного
черного негра громадная баба, белая, как вот эта  простыня,  я  бы  тоже
испугалась Так что здесь дело не в цвете, а в размере и характере.  Негр
говорил по-французски лучше меня и наверняка был французом, но проклятый
мавр сделал свое дело. У Гжегожа блестели глаза, у меня, наверное, тоже,
мы молча и быстро  изничтожили  житнювку.  Езус-Мария,  а  что  нам  еще
оставалось?
   - Ну что ж, пошли, он наверняка ожидает под дверью, - сказал  Гжегож.
- А поговорить можно где угодно. Перекусить  тоже  можно  везде.  Ты  не
против Венсьенского леса?
   Естественно, я была не против. Я бы ни слова не  возразила,  предложи
он  отправиться  хоть  в  каменоломни,  хоть  да  кладбище  автомобилей.
Главное, был бы везде он!
   Разговор по дороге начала я.
   - Прежде чем займемся проклятой головой, не мог бы ты рассказать  мне
о том, о чем нельзя было говорить по  телефону?  От  Горгоны-секретарши,
насколько я понимаю, ты избавился, о жене не хотел говорить, потому  что
долго. В чем дело? Если не хочешь - не  рассказывай,  просто  знай,  что
меня это интересует.
   - Нет, почему же, расскажу. Я и сам собирался. Видишь  ли,  жена  моя
серьезно больна уже продолжительное время. У нее легкая форма шизофрении
- это если говорить о психическом состоянии. А если о физическом, то  ее
частично парализовало.  Врачи  считают:  всему  причиной  патологическая
ревность, о которой я тебе когда-то говорил, и тяжелая наследственность.
Теперь она страдает одним из видов мании преследования  и  успокаивается
лишь тогда, когда я рядом. Честно скажу - мне  ее  безумно  жаль,  но  и
выдерживать больше я не в состоянии. Попробовала  бы  ты  круглые  сутки
держать за руку психопатку, шепча ей ласковые слова, а она не  сводит  с
тебя глаз и бдительно подмечает каждое  мимолетное  выражение  на  твоем
лице...
   - ...и не переставая расспрашивает,  о  чем  ты  думаешь,  почему  не
улыбаешься, чем огорчен, на что смотришь в окно, наверное, она тебе  уже
надоела, наверняка ненавидишь ее, наверняка не дождешься ее смерти...
   - А ты откуда знаешь?
   - Со многим пришлось столкнуться за свою долгую жизнь.
   - Удивляюсь, как ты еще сама не спятила.
   - Не скажу, чтобы совсем... А как ты спасаешься?
   - Работой. Может быть, именно жене я обязан своими  непреднамеренными
успехами в работе. Хватаюсь за  всякие  более-менее  интересные  заказы,
желательно в самых отдаленных уголках Европы,  чтобы  иметь  возможность
чаще уезжать из дому. Уезжать ненадолго, потому что она сразу  переходит
на транквилизаторы и  снотворное  и  старается  спать  все  время  моего
отсутствия. А этим нельзя злоупотреблять, тогда  лучше  уж  сразу  убить
ее...
   - Не дай Бог, если она сразу  от  чего-то  помрет,  ведь  обязательно
подумают на тебя.
   - Я принимаю к сведению этот факт, но помимо всего прочего просто  не
намерен ее убивать. Чувствовал бы себя некомфортно...
   -  Вот  видишь,  выходит,  ты  благороднее  меня,  я  в  свое   время
чувствовала бы себя очень даже комфортно.
   - Ты о чем?
   - В свое время двух человек я убила  бы  просто  с  наслаждением.  Не
волнуйся, это уже неактуально. А парализовало ее почему?
   - Инсульт в момент  приступа  ярости,  страшно  подскочило  давление.
Объективных причин для ярости не было никаких. Впрочем, об этом  я  тебе
потом как-нибудь расскажу.
   Мы доехали до парка, заняли столик на открытой террасе кафе, и Гжегож
заказал  бутылку  шампанского.  И   еще   креветки   и   какое-то   мясо
по-итальянски, но мне было не до еды, я просто ее не заметила.
   Подняв бокал с шампанским, Гжегож улыбнулся мне.
   - Несмотря ни на что, давай все-таки отпразднуем нашу  встречу.  Твое
здоровье!
   И я вдруг в этот момент  почти  поверила  тому,  что  для  него  наша
встреча имеет такое же значение, как и для меня.
   - И твое! - ответила я, стараясь справиться с волнением.
   Помолчали. Мне хотелось знать, что же случилось  с  его  женой,  и  я
напомнила об обещании рассказать.
   Гжегож не заставил себя просить.
   - И дело-то гроша ломаного не стоит, а вот  поди  же...  Я  собирался
поработать, предупредил жену, что задержусь в мастерской, но выяснилось,
что дома забыл нужный эскиз, ну  и  вернувшись  домой  раньше  обычного,
засел  за  работу.  Дома  у  меня,  как  ты  догадываешься,  тоже   есть
мастерская. Когда я вернулся, жены еще не было дома. Она приехала  позже
и не знала, что я уже дома. У  нас,  кстати,  большая  вилла,  чтобы  ты
знала. Ждала она меня,  ждала,  наконец  не  выдержала  и  позвонила  на
работу. И надобно же так случиться, что в тот вечер задержались допоздна
в  мастерской  двое  моих  молодых  сотрудников,   парень   и   девушка.
Воспользовались случаем, что они там одни, и пустились  во  все  тяжкие.
Дома у них условий не было...
   - Дело житейское, - прокомментировала я.
   - Ты права. Трубку подняла девушка, запыхавшись произнесла  "алло"  и
еще, идиотка этакая, добавила "Да перестань же, дорогой"  или  что-то  в
этом  роде.  Моей  жене  многого  не  требовалось,   она,   естественно,
вообразила, что я остался на работе с очередной девкой и обрабатываю ее,
потеряв всякую совесть, прямо у телефона...
   - Для этого любое место сгодится, - философски заметила я,  задумчиво
изучая набор экзотических приправ к мясу по-итальянски.
   - Может, ты и права, да меня там не было, а та девица меня совсем  не
привлекала. Я сидел, работал, даже стука падающего тела  не  услышал.  К
счастью, в доме еще находилась приходящая уборщица, она и вызвала  врача
и ту самую ее кузину. И только  когда  в  доме  поднялся  шум,  я  вышел
посмотреть, что происходит. Спустился сверху, моя мастерская на  третьем
этаже, трудно предположить, что я поднялся туда  по  водосточной  трубе.
Меня сразу все и увидели. И очень удивились,  потому  что  Луиза  успела
выкричать свое горе, дескать, я. остался на работе и  сейчас  забавляюсь
там с  девкой.  На  другом  конце  города.  Ошибочка  произошла.  Доктор
высказал мне свое сочувствие, это был наш домашний врач, хорошо  знал  и
жену, и меня. Много толку мне от его сочувствия...
   - Твое здоровье! - поднимая бокал, произнесла я. - Глупо  получилось.
Не нравится мне это.
   - Думаешь, мне нравится?
   - Надеюсь, их ты не уволил? Я имею в виду ту пару.
   - Нет, конечно, они чем  виноваты?  Лишиться  хорошей  работы  только
из-за того, что жена их шефа спятила? Да они даже понятия не имеют,  что
оказались как-то причастны к  этому.  Но  знаешь,  я  уже  находился  на
последнем издыхании, когда на выставке польской книги  вдруг  неожиданно
увидел твою фотографию. Подействовала на меня как  целительный  бальзам!
Принялся тебя разыскивать, и на самоистязание уже не оставалось времени.
Мне просто жизненно необходимо было встретиться с тобой.
   - Ну вот, видишь, чем это закончилось. Разыскал,  я  приехала,  какое
счастье, да еще с мертвой головой...
   - О голове немного позже. Так что там с родничком?
   -  С  каким  ро...  А,  довольно  глупая  история,   и   тоже   долго
рассказывать. Попробую вкратце. Видишь ли, когда рождается младенец,  на
макушечке у него остается так называемый "родничок",  место,  где  кости
черепа еще мягкие и не срослись... Гжегож перебил меня:
   - Об этом явлении мне известно. Давай сразу о сути.
   Какое счастье, что не надо ничего разжевывать и можно сразу перейти к
главному! При таких условиях мой третий  брак  вдруг  сразу  отодвинулся
куда-то на третий план, и я разделалась с ним раньше, чем с  креветками.
Я обошлась без подробностей, хотя некоторые из  них  могли  и  насмешить
Гжеся, но сейчас времени на мелочи не было.
   Наконец мы перешли к голове.
   - Не дает мне покоя тот факт,  что  жертву  катастрофы  я  увидела  в
неподходящем месте, - призналась я.  -  Если  даже  допустить,  что  она
вылетела из машины в момент столкновения, куда, по-твоему, она бы упала?
Вперед, в крайнем случае - в сторону. И не могла приползти в  то  место,
где я ее увидела. Ползла по асфальту со  скоростью  метра  в  час,  а  я
подъехала к месту катастрофы ну минуты через две после столкновения.  За
две минуты она бы ни в жизнь не успела проползти восемнадцати метров!
   - А если она вылетела из встречной машины?
   - Допустим, ехала в кабине грузовика и вылетела из  нее,  тогда  и  в
самом деле ее могло выбросить на много метров вперед, но ведь по  другую
сторону шоссе! Сколько я над этим думала, никак не могу  понять.  Просто
прохожая? Да  ведь  даже  у  нас  никто  не  расхаживает  по  скоростным
магистралям, ведь не. в глухой же деревне было дело!
   - По-твоему, оно красное или розовое?  -  поинтересовался  Гжегож.  -
Красное.
   - Смотри-ка, даже цвет вина одинаково воспринимаем. Ты  права,  я  бы
тоже грузовик исключил. Назад она вылететь не могла. Погоди, дай немного
подумаю...
   Он поглядел в окно, поглядел на  официанта,  отпил  вина  и  перестал
сомневаться.
   - Может, это прозвучит совсем не правдоподобно, но,  по-моему,  такое
могло произойти лишь в одном случае, а именно: за секунду до  катастрофы
женщина  или  сама  выскочила  из  машины,  или  ее  вытолкнули.  Других
вариантов не существует. Ты в состоянии такое представить себе?
   Хотя наличие мертвой головы в багажнике очень негативно сказалось  на
состоянии  моих   умственных   способностей,   воображение   по-прежнему
действовало безотказно. И в своем воображении  я  совершенно  отчетливо,
как на экране кино, представила мчащийся на полной скорости  автомобиль.
Вот распахивается дверца, вижу сжавшуюся  в  комок  женскую  фигурку  на
переднем сиденье и водителя, пытающегося ее удержать  от  прыжка.  Одной
рукой  вцепился  в  руль,  второй   в   женщину,   оглядывается   назад,
перескакивает па лев