одобного  не
упоминалось в моем пособии. Ящик этот почти весь  находился  под  водой,
видна была только его верхняя часть. Эта непонятная  деталь  встревожила
меня, но отцеплять ее я не решилась.
   На скалу я взобралась  по  скобам,  число  которых  уменьшилось.  Это
обстоятельство напомнило мне, что  после  полуночи  начнется  отлив.  Он
может мне помочь. Затем я обследовала бухточку, пройдя до  ее  выхода  в
море.
   Вдоль скалы там тянулось что-то вроде полочки, по которой  хотя  и  с
трудом, но можно было пройти. Я решила потащить за канат свою  лайбу  до
конца полочки, потом мне надо будет свернуть вправо, потом  влево,  и  я
выплыву в океан. Если бы меня  было  две,  провернуть  эту  операцию  не
составило бы никакого труда: вторая стояла бы по другую сторону бухточки
и в нужный момент тянула бы за другой  канат.  К  сожалению,  раздвоение
следовало исключить. Я внимательно осмотрела - невооруженным глазом и  в
бинокль - скалу напротив. Там тоже было подобие полочки.  Что  ж,  стоит
попытаться, когда настанет время. Может, и получится, если  использовать
отлив.
   Мозг работал четко и ясно. Я отдавала себе отчет, что  начинаю  очень
рискованное дело, но другого выхода не было. Вместе  с  тем  я  знала  и
следующее: в это время года в Атлантике дуют западные ветры, то  есть  в
нужном мне направлении, в тропическом  поясе  меня  не  ожидают  никакие
метеорологические  неприятности,  кроме  жары,  взять  нужный   курс   и
держаться его я сумею. Большие надежды  внушала  и  скорость  яхты.  Все
плавание не должно занять  много  времени,  всего  несколько  дней.  Так
почему же я должна сомневаться в удаче?
   Рассмотрела я, разумеется, и другую возможность  -  не  плыть  аж  до
Африки, а добраться до того порта, который  у  меня,  так  сказать,  под
носом, подплыть к первому попавшемуся кораблю и попроситься  на  борт  в
качестве потерпевшего кораблекрушение. И тут начинались трудности. Пусть
капитан даже и не ссадит меня на берег прямо  в  руки  моих  бандитов  -
высадка в любом бразильском порту будет для меня катастрофой.  Заставить
же капитана изменить курс и отправиться за океан... И денег маловато,  и
красота не бог знает какая. А тут еще и документы не в порядке.  Нет,  я
решительно отказалась от мысли воспользоваться портом.
   День побега за меня назначил патлатый. Он пригласил меня на серьезный
разговор и заявил:
   - Через три дня приезжает шеф. Поверьте, для вас же будет лучше, если
слова нашего умершего друга вы скажете нам, а не шефу. Шеф  не  очень-то
мягок. Вы женщина благоразумная. Итак, слушаю.
   Никогда не была я благоразумной, ну да не  об  этом  сейчас  речь.  Я
задумалась над тем, как поумнее выйти из создавшегося положения.
   - Ну, ладно, - сказала я, подумав достаточно долго. - А что я  получу
за это?
   Вряд ли патлатый рассчитывал, что  я  так  легко  сдамся,  во  всяком
случае, ему не удалось скрыть удивления.
   - А что бы вы хотели? - спросил он.
   - Во-первых, возмещения за моральный ущерб...
   - Это за какой же моральный ущерб?
   - Как за какой? - обиделась я. - Работу я  бросила,  не  предупредила
никого. Моя репутация, по-вашему, ничего не значит? А  то,  что  за  это
время я не получала зарплаты? А мои переживания...
   - Ну, хорошо, - перебил меня патлатый. - Сколько?
   Я опять задумалась.
   - Немного. Тридцать тысяч долларов.
   - Хорошо. Что еще?
   - Во-вторых, свободы...
   - Хорошо, вас доставят в Европу...
   - Ну нет, - решительно заявила я. - Ничего  подобного!  Я  желаю  еще
какое-то время побыть здесь.
   Если бы я заявила о своем желании получить живого  крокодила,  он  не
был бы так удивлен. Бандит вытаращил на  меня  свои  голубые  глазки,  а
соломенные патлы зашевелились сами по  себе.  Не  веря  своим  ушам,  он
повторил:
   - Это как же? Вы не хотите вернуться домой?
   - Хочу, но не сейчас. Сначала я изваяю статую на той скале -  знаете,
возле террасы? Только после этого я смогу уехать. Для скульптурных работ
мне нужен цемент. Немного, килограмма два. И третье. Я скажу вам все, но
сначала мы пойдем на почту, откуда я отправлю своей подруге телеграмму с
сообщением  о  том,  где  я  нахожусь  и  когда  возвращаюсь.   Отправлю
телеграмму - тогда скажу. Иначе нет.
   Патлатый задумчиво смотрел на меня и  наверняка  прикидывал,  что  бы
такое придумать с телеграммой. И наверное, придумал, так как согласился:
   - Ладно, завтра во второй половине дня пойдем на почту.
   - А цемент мне нужен сейчас.
   - Ладно, цемент сейчас будет. А какая гарантия, что  вы  скажете  нам
правду?
   - А какая гарантия, что вы не застрелите меня сразу  же,  как  только
все узнаете?
   Ехидно улыбаясь, патлатый сладко произнес:
   - Ваша телеграмма, разумеется.
   - Ну, а шеф, уж он-то найдет на меня управу.
   Не знаю, поверил он мне или нет, но мои требования стал выполнять.
   Черный бандит приволок мне мешок цемента - килограммов пятьдесят. Сам
же  патлатый,  прихватив  толстяка,   улетел   куда-то   на   вертолете.
Обстоятельства складывались удачно. Час побега пробил.
   Я собрала вещи - теплую одежду, сумку, сетку, бинокль, книжку и  нож,
завернула все это в купальную простыню и отнесла к пальме.  На  обратном
пути я  прихватила  из-под  пальмы  немного  песку.  Во  время  обеда  я
демонстративно держалась за голову.
   - Голова болит? - посочувствовал мне лупоглазый бандит.
   - Болит, - проворчала я. - Пока не очень, но скоро разболится вовсю.
   Не найдется ли у вас польских порошков от головной боли?
   Оставленные на хозяйстве бандиты - маленький и лупоглазый,  с  близко
посаженными глазами - недоуменно переглянулись.
   - А вы выпейте аспирин, - посоветовал маленький.
   - Без толку. Мне помогают только польские порошки от головной боли.
   Странно, что у вас их нет.
   - Может, вам лучше лечь? - предложил лупоглазый и  замер  в  ожидании
моего ответа. Я знала, что всякое изменение раз установленной  программы
вызовет подозрение, поэтому капризно отказалась:
   - Не люблю валяться  в  постели.  Пойду  посмотрю,  кажется,  у  меня
оставался еще порошок.
   Порошок я приготовила заранее, хотя голова у меня и не думала болеть.
   Я принесла порошок и выпила его в присутствии бандитов,  заверив  их,
что через полчаса все пройдет.
   Через час наша дружная компания уже  входила  в  игорный  дом.  Итак,
установленный распорядок не был нарушен из-за меня. Более того,  я  была
бодра и весела. Ничего удивительного, ведь  за  истекший  час  я  успела
провернуть очень важное дело.
   Моя неудачная попытка к  бегству  не  вызвала  никаких  репрессий  по
отношению ко мне и не заставила моих хозяев повысить бдительность.
   Легкость и быстрота, с которой  они  поймали  меня,  как  видно,  еще
больше уверили их в том, что мне отсюда не сбежать. Я по-прежнему  могла
свободно ходить, где мне вздумается, за мной никто не  следил,  от  меня
ничего не запирали. В том числе и кабинет шефа.  Так  что  в  кабинет  я
проникла беспрепятственно.
   У меня было две возможности - утащить этажерку с ключами к  себе  или
разбить ее на месте, а этого бесшумно  не  сделаешь.  Я  выбрала  третий
путь.
   С четырнадцати лет я ношу на пальце кольцо с алмазами, которым уже не
раз пользовалась  для  разрезания  стекла.  Два  алмаза  в  нем  немного
торчали.
   Как-то с помощью  своего  кольца  я  даже  сделала  стеклянный  макет
люблинской электростанции. Правда, то стекло было толщиной всего  в  два
миллиметра, а это, на этажерке, пожалуй, все шесть.
   Откатив этажерку в такое место, откуда мне было видно все  помещение,
я принялась за работу. Через четверть часа  мне  удалось  изобразить  на
стекле длинный прямоугольник. Перечеркнув его для верности еще два  раза
поперек, я без труда выдавила стекло. С легким звоном оно упало внутрь.
   Вытащив все маленькие ключи, в том числе и ключи от "ягуара", я взяла
их с собой, а остальные спрятала под подушку дивана в этой же комнате.
   В притоне я играла в этот вечер с переменным успехом. Часа через  два
я опять принялась хвататься за голову, делая вид, что иногда  забываю  о
голове, увлеченная игрой, а иногда забываю об игре из-за головной боли.
   Надо было добиться того, чтобы  мою  головную  боль  они  обязательно
запомнили. Я выжидала более-менее  заметного  выигрыша,  чтобы  покинуть
притон в соответствии со своими привычками, лишь в крайнем случае  решив
воспользоваться головной болью как причиной.
   Мне повезло, я два раза подряд выиграла на один и тот же номер.
   Выиграла не так уж и много,  по  кучка  жетонов  передо  иной  издали
выглядела  вполне  приличной.  Я  сгребла  их,   обменяла   на   деньги,
подержалась за голову и вышла.
   Черные бандиты молча проводили  меня  до  вертолета.  Пилот  послушно
поднял вертолет, и через несколько минут мы уже были на террасе.
   Теперь мне предстояла чрезвычайно интенсивная деятельность.
   Раздвижные двери диспетчерской были подогнаны идеально, но я все-таки
обнаружила узенькую, миллиметра в два, щель между дверью и стеной.
   Приготовленный раствор - цемент с песком - я  затолкала  в  эту  щель
пилкой для ногтей, начиная с пола,  до  такой  высоты,  насколько  могла
достать. К утру раствор должен затвердеть, так что двери не раскроются и
понадобится какое-то время, чтобы выколупать цемент.
   Патлатый еще не вернулся.  Об  этом  свидетельствовало  и  отсутствие
третьего вертолета, и обычное в таких случаях ослабление дисциплины.
   Стража на террасе спала мертвым сном. Правда, один из часовых  лег  у
самого выхода, видимо, из тех соображений, чтобы  проснуться,  если  мне
вздумается перелезать через него.
   Бесшумно вывела я машину из гаража. Теперь  я  уже  ее  не  проверяла
перед выездом - ехать было недалеко. До намеченного  места  я  добралась
так же бесшумно.  На  небе  светили  звезды  и  кусочек  луны,  и  этого
освещения  оказалось  совершенно  достаточно,  чтобы   без   приключений
проехать такую короткую трассу, тем более что я ее предварительно хорошо
изучила. Съезжая с шоссе к намеченной скале, я приоткрыла дверцу,  чтобы
успеть выскочить из машины, если бы "ягуару" пришла  охота  свалиться  в
пропасть. Не пришла, свалилось только немного камней.
   Спрятав машину, я пешком  вернулась  в  резиденцию,  прихватила  вещи
из-под пальмы и направилась к яхте. К этому времени я уже вполне  сносно
научилась передвигаться по скалам на четвереньках и могла бы  с  успехом
выступать в цирке.
   Вода стояла высоко, борт яхты  почти  сравнялся  с  помостом.  Каждую
минуту мог начаться отлив.
   В соответствии с  планом  я  насыпала  немного  камней  в  желоб,  по
которому двигались  ворота,  и  аккуратно  зацементировала  их  остатком
раствора. Канат на корме я перерезала пружинным ножом, потом  перерезала
канат на  носу  и  принялась  тянуть  за  него.  Боюсь,  что  я  немного
поторопилась и опередила отлив, так как яхта не могла двинуться с места.
   Эта темная  громадина  сидела  в  воде  как  прикованная  и  даже  не
пошевелилась.
   Я еще подумала, может, корабль стоит на якоре,  и  на  всякий  случай
осмотрела то место,  где,  по  моим  предположениям,  должен  находиться
якорь, но там ничего не висело. Я вернулась на причал, уперлась покрепче
ногами,  натянула  канат  изо  всех  сил,  и  яхта  дрогнула!  Дрогнула,
пошевелилась и потихоньку сдвинулась с места.
   Когда полочка в скале закончилась и дальше я уже  не  могла  идти,  я
притянула яхту к себе,  уперлась  в  борт  и  попыталась  оттолкнуть  ее
вправо.
   Сначала она  поддавалась  с  трудом,  потом  все  легче,  так  что  я
испугалась, что ноги мои останутся на берегу, а руки на  яхте,  тела  не
хватит, и я свалюсь в воду, а это совершенно не входило в мои планы.
   Тем временем нос яхты почти коснулся противоположного берега пролива,
который был настолько узок, что яхта с трудом входила в него.  Я  быстро
перелезла через борт яхты и помчалась на  нос.  Теперь  я  отталкивалась
руками от берега и возникла прямо противоположная  опасность;  ноги  мои
останутся на яхте, а руки на берегу. Опять  нехорошо.  Я  вспотела,  как
мышь под метлой, и сопела,  как  паровоз,  я  совсем  выбилась  ка  сил,
пытаясь сладить с этой махиной. Как не хватало мне второй меня!
   Теперь пролив сворачивал влево. Я металась по  палубе  то  назад,  то
вперед, отталкиваясь от  скалы  в  нужном  месте.  Никогда  в  жизни  не
работала я так тяжко и в таком темпе!
   И вот передо мной открылся выход в океан! Тут я  отдала  себе  отчет,
что  боа  мотора  дальше  двигаться  нельзя.   Скала,   от   которой   я
отталкивалась,  вот-вот  кончится,  и  океанская  волна  втолкнет   яхту
обратно. Правда, отлив еще продолжается, но теперь опасно полагаться  на
него. Отлив меня потянет,  а  волна  прибьет,  и,  того  я  гляди,  яхта
стукнется о скалы. Я бросилась в рулевую рубку.
   "Спокойней, спокойней, -  уговаривала  я  себя,  потому  что  у  меня
тряслись руки. - Спокойно подбирай ключ".
   Один за другим втыкала я все имеющиеся у меня ключи в то место,  где,
по моим представлениям, включалось зажигание. Ведь должен же один из них
подойти! Если нет - конец... Обратно мне эту  махину  не  затащить,  тем
более теперь, во время отлива. Прилив  заклинит  яхту  в  проливе,  меня
обнаружат и отнимут последнюю надежду на спасение. Не бежать  же  мне  в
самом деле через горы!
   У меня еще оставалась добрая половина ключей, когда один из них легко
вошел в скважину. На мгновение  я  замерла,  а  потом,  затаив  дыхание,
повернула ключ вправо. И свершилось чудо!
   Пулы  управления  вспыхнул  вдруг  разноцветными  огоньками,  а   все
пространство  вокруг  меня  и  подо  мной  наполнилось  тихим  урчанием.
Чудесные двигатели работали чуть слышно, их почти  заглушал  доносящийся
из порта неясный шум. Скалы надежно прикрывали яхту, и  бандиты  наверху
просто не имели права меня услышать.
   Я перекрестилась и взялась за рукоятку.  Переведя  ее  вперед,  я  от
страха закрыла глаза. А ну как взревет?
   Не взревело, только немного усилился шум  мотора,  и  яхта  двинулась
вперед. Поспешно открыв глаза,  я  ухватилась  за  руль,  совершенно  не
представляя, как следует обращаться с ним. Вспомнилось мне, как когда-то
на Мазурских озерах я пыталась вести катер и какие загогулины выписывала
при этом на воде. Тогда рядом со мной стояли рулевой и матрос. Они  чуть
не лопнули со смеху. А сейчас я совсем одна...
   Теперь уже ничто на свете не заставит меня усомниться в  правильности
народной пословицы: дуракам везет, - моя яхта сама по себе встала  носом
точнехонько на выход из залива, так точно, что  лучше  и  не  надо.  Мне
ничего не пришлось крутить, я только держалась за штурвал  и  как  баран
уставилась вперед, туда, где под луной искрился и блестел океан. Я вышла
из залива идеально, под небольшим углом к волне, как и положено.
   Пена хлестнула по носу, и это  меня  отрезвило.  Что  делать  теперь:
передвинуть дальше тот же рычаг или ввести в действие другой?  Поскольку
я любила симметрию, я и второй рычаг передвинула на один зубчик.
   Яхта перелезла  через  волну,  взобралась  на  следующую,  с  которой
свалилась  вниз  так,  что  пена  валила  стекло  рубки.  Я  испугалась,
вспомнила, что у берега волны всегда больше, и перевела оба  рычага  еще
на один зубчик вперед.
   Моя величественная и несколько медлительная  посудина  сразу  набрала
прыти и рванулась вперед, с шумом разрезая воду. Гул мотора усилился,  и
звук стал выше. Я оглянулась: темная стена  скал  быстро  удалялась,  за
кораблем  тянулся  поблескивающий  серебром  след.  Нос  яхты   уже   не
сваливался с волн, просто  не  успевал,  он  разрезал  верхушки  волн  и
скользил по ним.
   Безгранично счастливая, забыв обо всех опасностях, летела  я  вперед,
наслаждаясь чувством свободы и целиком отдаваясь быстрому движению.
   Наконец я взглянула на небо. Южный Крест сверкал и переливался  почти
по курсу. Ничего хорошего, выходит, я плыву почти на юг.
   Звезды я любила с детства, знала их и умела по ним ориентироваться.
   Глядя теперь на Южный Крест,  я  стала  поворачивать  штурвал  влево.
Южный Крест сдвинулся и стал перемещаться назад. В тот момент, когда  он
оказался по правую сторону от меня, я повернула штурвал слегка  направо.
Крест поместился позади меня, несколько наискосок, и замер. Я поздравила
себя с мастерски проведенной операцией.
   Ободренная успехом, я бесстрашно перевела  оба  рычага  на  последний
зубчик вперед. Тон  и  шум  мотора  опять  изменились,  теперь  это  был
приглушенный рев. Яхта прыгнула вперед так, что меня  прижало  к  спинке
кресла, брызги воды летели вдоль бортов, как искры от паровоза.  Неужели
это всего-навсего семьдесят километров в час? Корабль несся вперед,  как
ракета, плеск и хлюпанье воды превратились в один  сплошной  шум,  волны
нам теперь были нипочем. Нос яхты задрался  вверх,  и  "Морская  звезда"
мчалась по верхушкам волн, почти не касаясь их.
   Скорость, с которой я  удалялась  от  места  моего  заключения,  меня
одновременно и радовала, и тревожила. Надо было как можно  скорее  взять
правильный  курс,  а  для   начала   обойти   порт   и   находящиеся   в
непосредственной близости от него отдельные суда. Никто не  должен  меня
заметить, иначе утром будут уже знать, где я  нахожусь.  Потом  я  пойду
прямо на восток, а где-нибудь посредине океана поверну на север.  А  как
узнать, где у океана середина...
   Стараясь плыть так, чтобы Южный Крест все время находился по  правому
борту, я пыталась высчитать, сколько времени  мне  понадобится  плыть  в
принятом темпе, чтобы оставить за собой тысячи две километров.  Скорость
я определила на глазок как восемьдесят километров в час.  Очень  нелегко
было с этим Крестом, он качался у меня, как пьяный,  и  никак  не  хотел
стоять на месте.  Малейший  поворот  штурвала  сразу  отодвигал  его  то
слишком  далеко  назад,  то  излишне  продвигал  вперед.  Далеко   слева
виднелись огни порта и кораблей, передо мной же ничего  не  было  видно,
одна  чернота,  в  которую   я   и   мчалась.   После   продолжительного
балансирования Южный Крест замер наконец неподвижно в  нужном  месте,  а
огни по  левому  борту  переместились  назад  и  постепенно  исчезли.  Я
посмотрела на часы и постаралась запомнить время.
   Было три часа двадцать шесть минут...
 
*** 
 
   О  том,  что  происходило  в  покинутой  мной  резиденции,  я  узнала
значительно позже.
   Патлатый  вернулся  только  к   завтраку.   Где-то   около   четверти
двенадцатого, когда завтрак уже  кончался,  он  поинтересовался,  почему
меня нет, и спросил у лупоглазого, где эта зараза, на что  тот  ответил,
что, наверное, еще спит, так как вчера у нее болела голова.
   - И что?  Она  отправилась  спать  раньше  обычного?  -  встревожился
патлатый.
   - Да нет, проглотила какой-то порошок, сказала, что ей стало лучше, и
весь вечер играла.
   - А ты ее видел?
   - Еще бы, собственными глазами. Она выиграла, сам видел, но хваталась
за голову, видно, опять разболелась.
   - Только бы ее не хватила кондрашка.  -  На  этом  патлатый  закончил
разговор.
   Но, видимо, мое здоровье  его  все-таки  беспокоило,  через  какое-то
время он решил  удостовериться,  жива  ли  я.  Придя  в  мои  покои,  он
обнаружил небрежно застланную постель,  влажное  полотенце  в  ванной  и
другие предметы туалета, свидетельствующие  о  том,  что  я  только  что
вышла. Он отправился меня искать.
   У бассейна меня не было, под пальмой тоже, на террасе меня  никто  не
видел. И вообще меня никто сегодня еще не видел. Патлатый встревожился и
бросился вниз, в диспетчерскую. Его появление спугнуло трех бандитов  из
обслуживающего  персонала,  которые  занимались  у   двери   непонятными
манипуляциями.
   - Что происходит? - сердито спросил он. - Что вы делаете? - При  этом
его голубенькие глазки превратились в две ледышки, а младенческое личико
покрылось нехорошей бледностью.
   Персонал охватила паника.
   - Дв