- Знаешь, люди издавна влюблялись  и,  несмотря  на  это,  продолжали
работать. Многие из них поженились, и все-таки  работают.  Не  спрашивай
меня, как это им удается, потому что я не знаю. Но так повелось издавна.
Мне постоянно твердят о мужчинах, которые хотят как  следует  обеспечить
своих жен, и, чтобы этого добиться, им приходится работать. А  некоторые
даже откладывают женитьбу, пока не найдут работу. Обидно?
   Но  так  происходит  повсюду...  Утверждают,  что  все  это  доказано
статистикой.
   - Я знаю все это. И я увольняюсь.
   - А как ты собираешься обеспечить свою птичку?
   Или у нее состояние?
   - Мы проживем.
   - Дональд Лэм, выслушай меня! Ты не можешь так просто выйти из игры и
оставить меня в беде. И скажу тебе больше: это  не  любовь.  Ты  увлекся
какой-то маленькой потаскушкой, которая положила на тебя глаз.
   Боже, если б ты знал о женщинах столько, сколько знаю я, ты бы  и  не
подумал жениться на ком бы  то  ни  было  из  них.  Не  обманывай  себя,
Дональд. Им нужна обеспеченная жизнь, ну, и  не  хотят  они  к  тому  же
оставаться старыми девами. Женщины -  охотницы,  Дональд,  безжалостные,
неутомимые, они сладко говорят, строят  глазки,  но  в  подсознании  все
время рассчитывают: "Так, этот мужчина не совсем то, что мне  нужно,  но
на худой конец сгодится и он, к тому же он джентльмен,  мягкосердечен  и
вежлив, ему можно довериться. Я подведу его к венцу, и он опомниться  не
успеет, как через нос ему проденут кольцо".
   - Эта женщина не такая.
   - О, нет! Конечно, нет. Она совсем другая.
   - Да.
   - Почему же она не позволяет тебе сохранить работу?
   - Потому что ей не нравится полиция. И она не любит  детективов.  Она
бы никогда не связала со мной свою жизнь, останься я частным сыщиком.
   - А что плохого в том, чтобы быть частным сыщиком?
   - Конечно, это предубеждение. Но девушка слишком долго находилась  по
другую сторону закона.
   - Кто она?
   - Ты ее не знаешь.
   - Кто она?
   - Милый ребенок, у которого никогда не  было  и  не  будет  шансов  в
жизни. Без меня.
   - Кто она?
   - Эта девушка проживала в квартире, где нашли тело Гарри Бигана.
   Берта Кул  глубоко  вздохнула,  сложила  руки  на  коленях.  Покачала
головой.
   - Ты даже меня заставил умолкнуть, Дональд Лэм.
   Я не знаю, что с тобой делать.
   - Возьми кого-нибудь на мое место.
   - Дональд, ты серьезно?
   - Конечно.
   - Ты  хочешь  сказать,  что  отказываешься  от  такой  работы,  чтобы
разыграть представление перед маленькой паршивкой, которая  зарабатывает
себе на жизнь жульничеством на игральных автоматах? Которая жила  вместе
с опустившимся боксером?
   - Прошу оставить ее в покое!
   - Не обманывай себя: все, что  она  в  тебе  любит,  -  твои  деньги.
Уволишься с работы, и она тут же тебя бросит.
   - Только не она... - Я решил зайти в  разговоре  с  Бертой  с  другой
стороны. - Понимаешь, она знает, кто убил Гарри Бигана.
   - Она... что?!
   - Знает, кто убил Гарри Бигана.
   - Откуда?
   - У нее с Биганом было деловое партнерство. Естественно,  он  ей  обо
всем рассказывал.
   - Партнерство! - фыркнула Берта.
   - Вот именно: они были партнерами. Деловое соглашение.
   - Ну, конечно, - усмехнулась Берта.  -  "Деловое  соглашение".  Ясное
дело - он жил в ее квартире, но это было чисто деловое  соглашение.  Она
милая нежная маленькая девочка, и ей даже в голову не может прийти выйти
замуж за частного детектива... О, дорогой, ни за  что!  И  не  надо  мне
туманить мозги, что, мол, Биган был ее партнером, и  потому  рассказывал
ей абсолютно все.
   Наверное, он разговаривал с ней и после своей смерти.
   - Ты оставишь ее, наконец, в покое?
   - Я пытаюсь уберечь тебя от глупостей. Не пройдет и полугода, как  ты
начнешь задумываться, каким образом мог свалять такого дурака! И вот еще
что, Дональд Лэм. Если  этой  твоей  девице  известно,  кто  убил  Гарри
Бигана, ей бы лучше рассказать все начистоту. Я-то думаю, что она его  и
прикончила. Должно быть, так  и  случилось.  Ведь  его  нашли  у  нее  в
квартире.
   - Ты выпишешь мне чек, за которым я пришел?
   - Чтоб я провалилась, если это сделаю. По крайней мере,  пока  ты  не
одумаешься. Я в жизни никогда не дам тебе денег, если ты пьян,  и  я  не
собираюсь давать их тебе, пока  ты  безумен...  И  что  же  нам  делать,
кстати, с поисками Корлы Бурк?
   - Можно нанять кого-нибудь, у кого больше опыта, чем у  меня,  и  кто
будет... не в своем уме, чтобы согласиться.
   Берта Кул неуверенно сказала:
   - Дональд, у меня нет  уверенности,  что  убийство  Гарри  Бигана  не
связано с исчезновением Корлы Бурк.
   - Хелен Фрамли славная девушка. Она обо всем этом понятия  не  имеет.
Ей только известно все об убийстве Гарри Бигана, и  такие  девушки,  как
она, не побегут доносить... Это еще одна причина, почему я увольняюсь  с
работы. Она расскажет мне все, что знает. Но если  я  буду  работать  на
тебя, значит, я обману ее доверие.  Я  не  желаю  оказаться  в  подобном
положении.
   - Дональд, ты сошел с ума!
   - Нет. Я влюблен.
   -  Любовь  не  обязательно  парализует  мозговые  клетки.   Тебе   не
следует...
   Послышался слабый стук в дверь.
   - Войдите, пожалуйста.
   Возник Артур Уайтвелл.
   Берта Кул пропела:
   - О, при-вет, Артур. Я ра-а-да...
   - Я подумал, что неплохо прогуляться  бы  по  городу  и  заглянуть  в
какое-нибудь казино. В конце концов, мы не можем  допустить,  чтобы  все
наше время было занято делами. Как говорится, мешай  дело  с  бездельем,
проживешь век с весельем. На тебе новое платье?
   - Да. Я попросила, чтобы мне прислали. Как оно сидит?
   - Отлично. Тебе очень идет.
   - Никогда не думала, что наступит день, когда  я  снова  буду  носить
готовые вещи.
   - У тебя талант одеваться. Чтобы ни надела, все выглядит отлично. Ну,
еще бы... С такой замечательной фигурой.
   И Берта Кул в ответ пропела лукаво:
   - Ах, Артур... Льстец!
   - Нет. Это правда. Так как насчет того,  чтобы  пройтись  по  Главной
улице и рискнуть двумя-тремя долларами на "Колесе Фортуны"?
   - Ты знаешь, что со мной случилось? Дональд хочет  уволиться.  Можешь
себе это представить?
   - Уволиться... откуда?
   - Из моего агентства.
   Уайтвелл посмотрел на меня. Его брови сошлись в одну ниточку.
   - И когда же он хочет уволиться? - процедил он.
   - Сейчас. Немедленно, - заявил я.
   - В чем дело? - спросил Уайтвелл А., переводя взгляд с Берты на меня.
   - Он влюбился, -  объяснила  Берта.  -  Она  милая  славная  невинная
девушка, которая...
   Я встал и направился к двери.
   - Если ты собираешься  обсуждать  мою  личную  жизнь,  то,  вероятно,
почувствуешь себя более свободно в мое отсутствие. Если  же  собираешься
злословить о девушке, я не желаю слушать: она слишком хороша для тебя.
   Я закрыл за собой дверь и пошел по коридору. Но не  прошел  и  десяти
шагов, как услышал звук открывающейся двери, и голос Берты Кул произнес:
"Пусть он идет, Артур. Просьбы напрасны! Если уж он решил..."
   Дверь помешала услышать окончание фразы.
   Я заглянул в "Кактусовую рощу". Луи Хейзена  еще  не  было.  Пошел  к
телеграфу, сказал, что жду телеграмму из Лос-Анджелеса, адресованную мне
в отель "Сал-Сагев". Телеграфистка пообещала "пойти взглянуть" и,  когда
вернулась через несколько минут, сказала:
   - Когда вы вошли, ее как раз передавали по аппарату.
   - Отлично. Я заберу ее прямо здесь, и вам не придется передавать ее в
отель.
   Телеграфистка спросила:
   - У вас есть с собой удостоверение?
   Я дал ей одну из карточек агентства. Она выдвинула ящик, бросила туда
карточку и вручила мне телеграмму.
   Да, от Элси Бранд.  Текст:  "Материалы  по  Сиднею  отправлены  авиа.
Женился  на  Элве  Пикард  четырнадцатого  декабря  в  тысяча  девятьсот
тридцать третьем году. Никаких отметок о разводе. Обнаружила, кто-то еще
копался в досье. Полагают, что это детектив, представляющий  неизвестное
агентство и интересующийся Элвой Пикард. Диетический комплекс может быть
вынужден биологическими потребностями. Не позволяй ей падать, она  может
не подняться".
   Я снова направился в "Кактусовую  рощу".  Ко  мне  подошел  служащий,
дежурный по залу,  и  попытался  убедить  принять  бесплатно  от  казино
пригоршню фишек. И пожелал удачи. Он сказал, что Брекенридж будет  очень
доволен, если я почувствую себя здесь как дома.
   Я сказал служащему, что ценю это предложение, но предпочел бы  просто
побродить по залу и понаблюдать за  игроками.  Тогда  он  предложил  мне
выпить. А после отказа огорчился, что я не позволяю  заведению  что-либо
сделать для меня. А почему - непонятно.
   И вскоре он отвязался от меня.
   Через четверть часа пришел Луи Хейзен.
   - Все в порядке? - спросил я.
   - Как посмотреть. "Быки" совсем спятили.  Знаешь,  что  они  пытаются
сделать? Пришить это мне!
   - Что пришить?
   - Убийство Сида Дженникса.
   - Ты спятил, - не удержался я.
   - Нет, это они спятили.
   - Что их натолкнуло на эту мысль?
   - Понимаешь, это все из-за  Дженникса...  Я  его  опознал.  Им  стало
интересно, откуда я его знаю. Я ответил.
   И тут им в голову ударило: если я был знаком с  человеком  на  ринге,
это, мол, не значит, что я опознаю его на каталке в мертвецкой. А  я  им
сдуру сообщил, что, помимо каталки... я с ним общался вчера вечером. И к
тому  же  видел  в  бою.  Когда  боксом  зарабатываешь  себе  на  жизнь,
волей-неволей обращаешь внимание на тонкости. Как противник  ведет  бой,
запоминаешь на всю жизнь. Так вот, им стало интересно, где это и когда я
видел его в бою. А когда я выложил им это, они набросились на меня! Ага,
значит, у меня на него зуб! Он был слишком силен. Из-за него я вылетел с
работы, и потому поклялся с ним рассчитаться. Они позвонили Брекенриджу.
Расспрашивали его о том о сем, а в  конце  концов  спросили  в  лоб,  не
угрожал ли я рассчитаться с Сидом?
   - Что же Брекенридж?
   - Он им сказал, что я, возможно, кому-то и врезал,  но  чтоб  они  не
обращали на это внимания, потому как я просто помешан на  боксе.  Можешь
себе это представить? Луи Хейзен "помешан на боксе"!
   - И что потом?
   - Они повезли меня в участок, давили на психику, орали,  мол,  знают,
что я убил его, и все такое прочее.
   Ну а потом сказали, что я могу идти... Черт побери, я же работал в то
время, когда было совершено убийство.
   Я тебе говорю, они спятили.
   - Слушай, Луи.  Поговорим  о  другом.  Я  для  тебя  кое-что  припас.
Брекенридж предоставляет тебе месячный отпуск. Так будешь делать из меня
бойца?
   - Боксера?
   - Ну да.
   Его глаза загорелись.
   - Вот это разговор! Вместе с тобой мы в самом деле смогли бы кое-чего
добиться. У тебя есть все, что нужно. Ты в самом деле  хочешь  выйти  на
ринг?
   - Нет, Луи. Я просто хочу научиться драться по-настоящему.
   - Прекрасное намерение!
   - Луи, я буду платить тебе столько же, сколько ты получаешь здесь. Ты
ничего  не  потеряешь,  и  твое  место  останется  за  тобой,  когда  ты
вернешься.
   - Я могу начать прямо  сейчас.  Давай  приготовим  площадку  внизу  в
подвале, и каждый день я мог бы давать тебе небольшой урок.
   - Нет, Луи. Я в бегах. Я хочу найти место, куда мы уедем подальше  от
чужих глаз и организуем там небольшой тренировочный лагерь. Знаешь  где?
Недалеко от Рино, может быть... Да, Луи, с нами будет девушка.
   - Девушка?
   - Угу.
   Он поморгал-поморгал от этого известия, потом расплылся в улыбке:
   - Когда начнем?
   - Прямо сейчас, - сказал  я.  -  Иду  брать  напрокат  машину,  пусть
старенькую, но  чтоб  выдержала  экспедицию.  Будем  останавливаться  по
дороге, я не тороплюсь. Экспедиция не встанет нам особенно дорого.
   - Послушай, я же опытный путешественник. Что я умею  делать  в  жизни
толково - так это готовить походную еду.
   -  Прекрасно.  Собери  вещи.  И  побыстрее.  Полиция  попытается  нас
задержать, если мы не опередим ее.
   В его глазах мелькнул страх, но лишь на секунду.
   -  Дружище,  у  меня  есть  перчатки,  но  они  слишком  легкие.  Для
тренировок нам нужны потяжелей. И нам понадобится  боксерская  груша.  Я
свою  продал,  когда  уезжал  из  Лос-Анджелеса,  но  мы  можем  достать
приличную и здесь, так что быстро не получится.
   - Грушу купим в Рино, Луи.
 
Глава 13 
 
   Я знал, что Берта обязательно устроит мне в отеле засаду, поэтому  не
стал туда  возвращаться.  Реализовал  имевшиеся  у  меня  аккредитивы  и
приобрел старый, но  в  приличном  ходовом  состоянии  драндулет,  купил
толстую шерстяную рубашку, брюки и кожаное пальто  (все  сразу  в  одном
магазине, так дешевле), а еще спальные принадлежности, бензиновую печку,
котелки,  несколько  банок  консервов.  Я  был   готов   отправиться   в
путешествие в три тридцать дня.
   Выезжали, громыхая,  из  города,  будто  типичная  компания  завзятых
пилигримов.  Никто  не  сделал   попытки   остановить   нас.   Встретили
полицейскую машину, набитую  стражами  порядка,  которые,  оглядев  нас,
спокойно дали драндулету проехать.
   Все так же громыхая, мы выехали на  Битти-роуд;  наша  машина  давала
верных тридцать семь миль в час.
   Уже под вечер я свернул с трассы в пустыню и двинулся  до  наезженной
извивающейся песчаной колее.
   В полумиле от автострады я  еще  раз  свернул  в  сторону,  продрался
сквозь заросли  полыни  и  остановился  на  голой,  продуваемой  ветрами
пустоши.
   - Как тебе нравится? - спросил я у Луи Хейзена.
   - Отличное местечко, дружище.
   Хелен Фрамли молча вышла из машины и принялась вытаскивать пожитки.
   - Смотри-ка, запасся одеялами, - раздумчиво отметила она.
   - Они нам понадобятся.
   Ее взгляд встретился с моим.
   - Две постели стелить или три?
   - Три.
   - Как скажешь.
   Она расстелила одеяла  прямо  на  песке.  Луи  распаковал  бензиновую
печку, укрепил ее на подножке, залил топливо в бачок, и через  несколько
минут под кофейником шипело голубое пламя.
   - Чем я могу помочь? - спросил я Хейзена.
   - Ничем, - ответил он. - Пойди погуляй. Ты глава  семейства,  большой
босс. Разве не так? - Луи то и дело поглядывал на Хелен Фрамли.
   - Это верно.
   - Как мне к вам обращаться, мисс, когда придет  время  звать  всех  к
обеду? - спросил Луи, одаряя ее улыбкой, открывающей зияние во рту.
   - Хелен.
   - Отличное имя... А я - Луи.  Никаких  обид  после  той  заварушки  с
игральными автоматами?
   - Никаких. - И Хелен протянула руку.
   Он осторожно принял в  свой  израненный  в  битвах  кулак  ее  тонкие
пальцы, еще раз улыбнулся и пообещал:
   - Мы подружимся.
   Тут же принялся сновать от машины к "обеденному столу" и  обратно  за
котелками,  сковородками,  продуктами.  Ни  одного  движения  не  тратил
впустую. Казалось, он особенно и не торопился, но все, что надо,  сделал
за удивительно короткий срок. Мы  с  Хелен  попытались  предложить  свою
помощь, но он нетерпеливо отмахнулся  от  нас.  "Праздника  никакого  не
предвидится, - приговаривал он. - Сервировать стол по высшему разряду не
станем. У нас не так много воды, чтобы мыть посуду, да и посуды много не
испачкаем, но еда будет - пальчики оближешь".
   Через  несколько  минут  ноздри  приятно  защекотали  перемешанные  с
дыханием пустыни запахи бобов с легкой примесью чеснока и жареного лука.
   - Луи, что это такое? - восхищенно воскликнул я.
   Он не скрывал гордости.
   - Это - блюдо моего собственного изобретения.
   Надо тонко нарезать пару луковиц, опустить их в небольшое  количество
воды и дать им подсохнуть на сухой сковородке. Затем добавляете  немного
жира и обжариваете. Крошите дольку чеснока, потом открываете банку бобов
и добавляете немного соуса. Сами не заметите, как проглотите пальчики.
   Мы с Хелен сидели рядышком  на  одеялах  и  смотрели,  как  невидимый
художник рисовал закат на западной части неба, работая яркими красками и
смелой кистью.
   Дымящиеся тарелки с пищей мы держали на ладонях.
   - Ну вот, - произнес Луи, - все готово. Каждый ест со своей  тарелки,
а это значит, что вылизывает ее дочиста.
   И улыбнулся нам.
   Мы набросились на еду. Очень вкусно, гораздо вкуснее той,  что  я  ел
месяцами. А тут еще свежая французская булочка,  пропитанная  подливкой,
которая оставалась на тарелке после того, как мы очистили ее от болтушки
из бобов, лука и чеснока!
   Хелен вздохнула:
   - Это самое вкусное блюдо из всего,  что  я  когда-либо  пробовала...
Дональд, почему идея поехать в пустыню не пришла тебе в голову раньше?
   - Не знаю. Наверное, я туго соображаю.
   На  западе  не  затухала  вечерняя  заря.  На  небо  высыпали  первые
мерцающие звезды.
   - Я помою посуду, - сказала Хелен.
   - Что может понимать такая милая барышня в мытье посуды? - Оскорбился
Луи. - Во всяком случае, в походной жизни. Видишь ли, сестренка, здесь в
пустыне с водою туго. Я покажу тебе, как это делается.
   Он забрал тарелки, выбрал местечко ярдах в десяти от машины,  включил
фары, присел на корточки и зачерпнул пригоршню песка. Он  насыпал  песок
на тарелки и принялся им тереть посуду. Песок впитал  все,  что  на  ней
оставалось после еды, и, как оказалось, был идеальным  средством  чистки
посуды. Потом Луи сполоснул кипятком - всего пара чайных ложек! - каждую
тарелку, и они засияли первозданной чистотой.
   - Вот и готово, - гордо объявил Луи, - и получается гораздо чище, чем
используй вы хоть полный котелок воды на каждую. Теперь мы их сложим  на
капоте, и они готовы для завтрака. В котором часу вы хотите подняться?
   - Я тебе сообщу об этом специально, - сказал я ему.
   - Я подумал, что расстелю одеяло вон там.
   - Нет, - вмешалась Хелен, я приготовила три постели рядом.
   Луи немного подождал с репликой, обдумал ее, сказав всего лишь:
   - Ладно, коли так.
   Мы уселись на одеяла в кружок.
   - Развести костер? - спросил Луи.
   - Нас могут разыскивать. Увидят с автострады, - возразил я.
   - Да. Ты прав. Может, немного музыки?
   - У тебя есть приемник?
   - Кое-что получше.
   Луи вдруг вытащил губную гармошку, бережно обхватил ее  своими  вроде
бы неуклюжими, с разбитыми костяшками пальцев руками и поднес к губам.
   Музыка оказалась не та, что я ожидал. Я приготовился услышать  что-то
вроде "Дом, милый дом" и что-то  еще  из  сентиментальной  классики  для
губной гармошки. Но Луи... Луи нас просто заворожил.  Настоящая  музыка!
Она удивительно сливалась с величественным спокойствием ночи в  пустыне.
Она  стала  частью  тьмы,  бесконечных  пространств   немого   песка   и
бесстрастных звезд.
   Хелен прислонилась к моему плечу. Я обнял ее.
   Я впитывал в себя дыхание, тепло ее щеки, запах ее волос.  Ее  мягкая
узкая рука  украдкой  скользнула  в  мою  ладонь.  Я  почувствовал,  как
дрогнули ее плечи, когда она глубоко вдохнула, а потом тихо выдохнула.
   Вечер продолжался, еще не потеряв полностью дневное тепло.  Дважды  в
течение часа мы слышали отдаленный гул проносящихся по автостраде машин.
Этот гул нарастал, достигая громкости почти волчьего воя, а затем быстро
стихал. Пляшущий свет передних фар как бы в такт звуку сменялся  тлеющим
красным светом задних.
   Эта пустыня всецело принадлежала нам.
   В гармошке Луи скрывалось волшебство органа. Конечно, во  многом  это
"играла" сама пустыня - звезды, небо, которое выглядело так,  будто  его
только что вымыла и отполировала некая космическая хозяйка. Но и  Луи...
О, Луи, он был настоящим артистом, ведь это он  заставил  незамысловатый
инструмент звучать с совершенством органа, казалось, немыслимым.
   Потом Луи плавно усмирил свою музыку, и мы просто  сидели,  глядя  на
звезды,  на  зыбкие  очертания  своего  дредноута,   на   сухие   кусты,
пробившиеся сквозь песок,  -  сидели  и  всем  существом  своим  ощущали
тишину.
   Хелен сказала полушепотом:
   - Как здесь близко небо.
   Сквозь одежду я впитывал тепло ее  тела,  чувствовал  нежную  тяжесть
головы, покоящейся на моем плече.
   Вдруг все ее тело дрогнуло, будто пробудилось, припало ко мне, но тут
же этот нервн