картину в восьмиугольную раму, причем все ее  стороны
будут  разной  длины.  Дисгармонирующие  краски  и  перекошенная   рама!
Биллингс, вы одно  из  самых  редких  явлений  на  свете,  ибо  способны
вдохновить гения!
   Дверца лифта закрылась.
   Я нашел такси в квартале от "Вистерия Апартментс".
   Чувствовал я себя отвратительно и зашел в кафе при отеле,  выпил  три
чашки черного кофе. Потом я поднялся в свой номер, лег  на  кровать,  но
через десять минут встал и пошел в ванную.  Меня  вырвало,  и  сразу  же
пришло облегчение. Я позвонил горничной и попросил принести еще кофе.
   Только восстановив таким образом пошатнувшееся здоровье,  я  нашел  в
себе силы позвонить и заказать разговор с Баркли Фишером.
   - Как дела? - обрадовался он моему звонку.
   - Неплохо, - ответил я. - Собираюсь встретиться с Кэдоттом. Я  узнал,
где он сейчас находится.
   - Где?
   - В "Роудсайд-мотель" в Вальехо. Он зарегистрировался там под  именем
Джорджа Чалмерса.
   - Где вы сейчас?
   Я сказал.
   - Что вы собираетесь ему сказать? - В трубке отчетливо раздался треск
его пальцев.
   - Поговорю с ним... - Я пытался подавить возникшую неприязнь к  этому
человеку.
   - Но что вы ему скажете?
   - Уж я найду что!
   - Лэм, что с вами? - обеспокоенно бубнил Фишер.
   - Со мной все в порядке, - отрезал я. - Кэдотт нашелся. Поверьте, это
было  нелегко.  Я  позвонил  вам,  чтобы  сообщить,  что   мы   добились
определенного прогресса в вашем деле.
   Повесив трубку, я посмотрел на себя в  зеркало.  Вытер  лицо  влажным
полотенцем и растянулся на постели. Кофе начал оказывать свое  действие,
и я был уже почти в форме, но стоило  закрыть  глаза,  как  все  поплыло
передо мной.
   Я взглянул на часы  -  пять  часов  дня.  Не  вставая  с  кровати,  я
дотянулся до телефона и заказал разговор с Бертой Кул.
   Вскоре в трубке послышался ее бесстрастный голос.
   Рассказав ей о положении дел, я добавил:
   - Берта, мне просто хотелось успокоить тебя.
   - В отношении чего?
   -  В  отношении  одной  статьи  в  расходной  ведомости.  Я  потратил
пятьдесят семь долларов.
   - Пятьдесят семь баксов за один присест?
   - Да.
   - На что? Твои расходы на джин обычно не превышают пяти долларов,  но
зачем же накачиваться шампанским?
   - Я купил  картину,  -  сообщил  я.  -  Она  называется  "Восход  над
Сахарой", и я вставлю ее в лиловую раму.
   - Это междугородный разговор,  пьяный  дурак!  -  завопила  Берта.  -
Переходи к делу. Зачем ты позвонил мне и почему ты пьян?
   - Меня никто не понимает, - ответил я.
   Берта швырнула телефонную трубку на рычаг. Я  вызвал  телефонистку  и
попросил ее разбудить меня в семь часов. Итак, в моем распоряжении  было
два часа отдыха. Потом я поеду в Вальехо и увижусь с Джорджем Кэдоттом.

Глава 4

   В мою дверь стучали. Сознание  медленно  возвращалось  ко  мне.  Стук
прекратился. Я лежал на кровати, раздумывая, как мне следует  поступить.
Наверное, стучали не в дверь, а просто в моем мозгу  кому-то  вздумалось
забивать гвозди. Я проснулся от того, что мне показалось, что  я  должен
что-то сделать, но не мог вспомнить, что именно.
   Однако  стук  в  дверь  возобновился.  На  этот  раз  ошибиться  было
невозможно. Каждый удар отдавался внутри моего черепа, как  револьверный
выстрел в запертой комнате. Я с трудом сел и включил лампу, стоявшую  на
ночном столике возле кровати, потом подошел к двери и открыл ее.
   На пороге стоял Баркли Фишер.
   - Хэлло, Фишер, - сказал я.
   - Что тут с вами происходит? - взволнованно начал он.  -  Я  еле  вас
добудился! Вы спите так крепко? Вы даже не раздевались...
   - Не до того было, - буркнул я.
   В горле пересохло, а вкус во  рту  был  такой,  словно  там  ночевало
коровье стадо. Я посмотрел на часы. Было половина четвертого.
   - А что вы здесь делаете? - спросил я.
   - Я не мог заснуть, - сознался он, - и прилетел ночным самолетом.
   - А что вы сказали жене?
   - Лэм, я солгал Минерве, - торжественно заявил он. - Видите, до  чего
довела меня та проклятая история? Мне пришлось солгать Минерве.
   - Печально.
   Я подошел к телефону, снял трубку и спросил:
   - Я просил разбудить меня в семь часов. Почему мне не позвонили?
   - Минутку, - ответил приятный женский голос.
   Наступило молчание, потом голос сказал:
   - Да, мистер Лэм, вы просили разбудить  вас  в  семь  часов.  Вам  не
позвонили, потому что еще нет семи. Сейчас половина четвертого.
   - Соедините меня с комнатой обслуживания.
   На этот раз телефонистка сделала то, что я от нее хотел, и я  заказал
кувшин холодного томатного сока, бутылку острого соуса и пару лимонов. Я
улегся в постель, подсунув под спину подушки.
   - Что сказал Джордж Кэдотт? - не унимался Фишер.
   - Я еще не виделся с ним.
   - Но ведь вы сказали мне  по  телефону,  что  собираетесь  поехать  в
Вальехо. Почему вы этого не сделали?
   - Главным образом потому, - ответил я, - что просил разбудить меня  в
семь часов, а дура телефонистка решила, что я имел  в  виду  семь  часов
утра.
   - А что вы имели в виду?
   - Я имел в виду семь часов вечера. Мне пришлось вчера  выпить  восемь
или десять  стаканов  джина  с  приятелем  Кэдотта,  чтобы  узнать,  где
прячется Джордж, и я хотел перед поездкой в Вальехо пару часов соснуть.
   - И вы проспали?
   - Да.
   Фишер хрустнул пальцами.  Его  водянистые  голубые  глаза  с  упреком
смотрели на меня,  и  даже  костяшки  на  его  руках  издавали  какой-то
обвиняющий звук.
   - Я надеялся, что к этому времени уже все удалось уладить.
   - Кэдотт прячется. Мне пришлось предпринять героические усилия, чтобы
узнать его адрес.
   - Почему он прячется?
   -  Ваша  приятельница  Лоис  Марлоу  посоветовала  ему  забраться   в
какую-нибудь нору и не высовывать носа.
   - А почему она посоветовала ему это?
   - Надеюсь выяснить это в самое ближайшее время, - ответил  я.  -  Она
хотела вывести его из игры, и ей это удалось.
   Фишер пролепетал с несчастным видом:
   - В данный момент, Лэм, Кэдотт, возможно, пишет  письмо  Минерве.  Он
может даже просто снять трубку и позвонить. Он опасен. Мы не имеем права
терять ни секунды.
   - Хорошо. Чего вы от меня хотите? Чтобы  я  позвонил  этому  парню  в
четыре часа утра и сказал: "Послушайте, Кэдотт, вы не  должны  причинять
хлопот Фишеру, потому что это грозит ему многими осложнениями".
   Такая тактика будет ему только на руку, он  поймет,  что  вы  боитесь
его, уверует в свою силу и начнет пользоваться ею. Кэдотт - это ревнивый
фанатик, который жаждет переделать мир.
   - Что же нам делать? - упавшим голосом спросил Фишер. - Как  помешать
ему связаться с Минервой?
   - У меня есть одна идея, но я буду обсуждать ее  только  после  того,
как получу свою кварту томатного сока.
   Фишер расхаживал по комнате и трещал пальцами.
   Этот звук напоминал пистолетный выстрел.
   - Вы сняли комнату? - спросил я.
   - Нет.
   - Так снимите.
   - Я не могу спать.
   - Зато я могу.
   - Вы уже достаточно спали, - тоном обвинителя сказал он.
   - Скажу больше, - ответил я. - Я купил картину.
   - Картину?
   - Совершенно верно. Я купил ее на ваши деньги.
   Она стоила пятьдесят семь долларов. Ее автор - Горас  Даттон,  и  она
называется "Восход над Сахарой". Хотите взглянуть?
   Он посмотрел на меня как на помешанного.
   Я подошел к столу и развернул картину.
   - Боже мой! - воскликнул он, отступив назад. - И вы купили это?
   - Совершенно верно. Это был единственный способ узнать адрес Кэдотта.
Кроме того, мне пришлось купить бутылку  джина  и  выпить  ее  вместе  с
автором этого шедевра.
   В дверь постучали. Это официант принес  заказ.  Постукивание  льда  в
кувшине с томатным соком показалось мне сладчайшим звуком на свете.
   Я налил сок в  большой  стакан,  опустил  туда  лед,  капнул  немного
острого соуса, выжал лимон и стал с наслаждением  поглощать  это  жидкое
пламя.
   Фишер продолжал пялиться на картину Даттона.
   - Хотите? - Я указал на сок.
   Он покачал головой.
   - Перед тем как подняться сюда, я выпил кофе. Мне ничего не  хочется.
Лэм, все-таки меня беспокоит это дело.
   - Еще бы!
   - Мы должны выиграть время.
   Я кивнул.
   - Ну вот, - наступал  он,  -  вы  говорите,  шантажисты  действуют  с
перерывами, так сказать, в рассрочку.
   Первая плата является первым взносом.
   Я снова кивнул.
   - Но мы ведь можем уплатить и тем самым выиграть время, - сказал он.
   Я сделал себе еще одну порцию томатного коктейля.
   - Вся беда, Фишер, в том, что это не шантаж.
   - А что же это такое?
   - Я еще не разобрался окончательно, но, по-моему,  это  проблема  для
психоаналитика.
   - Что вы имеете в виду?
   - Мне кажется, Кэдотт чем-то обеспокоен. Он считает  себя  грешником.
Поэтому у него  выработался  комплекс,  в  силу  которого  он  стремится
обнародовать грехи других людей и тем самым убедить себя, что он  ничуть
не хуже остальных. Психоаналитики, наверное, подберут этому название,  я
его не знаю. Я называю это попыткой  искушения  некоей  вины.  Кэдотт  в
каком-то смысле ведет крестовый поход против порочного мира.
   - Ну и что? - не понял Фишер.
   - Когда совесть так мучает человека, он готов исповедоваться  любому,
кто захочет его выслушать. Я не удивлюсь, если смогу  уговорить  Кэдотта
рассказать мне, что именно его беспокоит.
   - И тогда мы бы поменялись ролями. Кэдотт был бы в  наших  руках  под
угрозой разоблачения?
   - Нет, я не имел это  в  виду.  Мне  кажется,  что,  если  бы  Кэдотт
облегчил свою душу, он бы успокоился и стал принимать жизнь такой, какая
она есть, а не старался бы изменить ее. Тогда  бы  он  перестал  терзать
Лоис и сам не мучился.
   - Должно быть, Лэм, вы располагаете информацией, которой у меня нет.
   - А почему бы и нет? Ведь вы меня за тем и наняли.
   - Можете не напоминать мне об этом, - сказал он.
   - Подумайте сами. Живет парень с довольно-таки строгими нравственными
принципами,  влюбленный  в  мисс,  которой  нравится   общество,   смех,
разнообразие.
   По большей части он нормальный человек со всеми своими  достоинствами
и  недостатками,  а  потом  вдруг   становится   мрачным,   непреклонным
реформистом-фанатиком. Он  считает,  что  вы  поставили  Лоис  Марлоу  в
двусмысленное положение, и пишет письмо, в  котором  угрожает  испортить
вашу репутацию. Он собирается разоблачить вас, с тем чтобы  Лоис  Марлоу
покаялась в своих грехах, а вы признались  в  измене  жене.  Я  приезжаю
повидаться с ним, а он прячется. Ну как все это согласуется?
   - Не знаю, - признался Фишер.
   - Я тоже не могу придумать  этому  никакого  объяснения,  кроме  моей
теории. Парень эмоционально неустойчив. Вероятно, он угрожал  не  только
вам, но и другим мужчинам.
   - И что из всего этого следует?
   -  Многое.  Зависит  от  того,  как  именно  он  поступал  с  другими
испорченными - с его точки зрения - людьми. - Я отпил немного сока.
   - Что ж, признаю, ваша идея звучит правдоподобно, -  после  некоторой
паузы произнес Фишер. - Но мне кажется, разумнее было бы заплатить этому
человеку.
   - Ладно. Поедем к нему вместе. Если это шантаж, вы подождете, пока мы
не придем к соглашению. Лично я думаю, что  это  не  шантаж...  Где  ваш
чемодан?
   - Внизу. Я сниму номер и зайду к вам часов в восемь. Мы  позавтракаем
и поедем в Вальехо.
   Я покачал головой.
   - Заходите ко мне в  половине  восьмого.  Мы  позавтракаем  и  выедем
отсюда в восемь.
   - Хорошо, тогда до половины восьмого.
   Фишер ушел. Я разделся, залез в ванну с теплой  водой,  помок  в  ней
минут двадцать, затем принял душ, вытерся насухо и побрился. Мой  костюм
был помят, и я вызвал дежурного  и  попросил  отгладить  его  и  занести
обратно в комнату без пятнадцати семь.
   Потом я допил томатный сок.
   "Восход над Сахарой"  раздражал  мой  тонкий  художественный  вкус  и
вызывал неприятные воспоминания.
   Я повернул картину к стене, послал рассыльного за газетами и  почитал
немного, а потом подремал, пока ровно  в  семь  утра  меня  не  разбудил
звонок телефонистки.
   Я извлек из чемодана свежее  белье  и  рубашку,  а  грязное  отдал  в
стирку. Слуга принес мне выглаженный костюм. Одевшись и приготовившись к
новой встрече с клиентом, я спустился в бар.
   Фишер уже сидел за стойкой и пил кофе.
   - Доброе утро,  -  как  можно  приветливее  произнес  я.  -  Вы  меня
опередили.
   - Я не мог заснуть. - Он печально посмотрел на меня.
   - И давно вы здесь сидите?
   - Бар открылся в шесть тридцать. Я здесь с открытия.
   - Будете завтракать?
   Он покачал головой.
   - Только кофе.
   Я сел на свободный табурет рядом с ним и сказал официантке:
   - Апельсиновый сок, чернослив,  яичницу  с  ветчиной.  Счет  -  этому
джентльмену.
   Фишер подал пустую кофейную чашку через стойку и попросил:
   - Еще кофе.
   - Лучше бросьте это, -  посоветовал  я.  -  Кофе  только  взвинчивает
нервы, а вы и без того уже возбуждены сверх всякой меры.  Лучше  съешьте
яичницу.
   Фишер скорчил гримасу отвращения.
   - Даже думать о еде противно.
   Я же быстро управился с завтраком. Официантка принесла  Фишеру  счет.
Он расплатился, оставив двадцать пять центов на чай. Я вынул из  кармана
серебряный доллар и положил на стойку:
   - Это за то, что вы надоедали ей с раннего утра.
   Он посмотрел на монету.
   - Пожалуй, вы правы. - Он сунул в карман свои двадцать пять центов.
   - Держу пари, что прав, - ответил я, добавив к доллару еще  пятьдесят
центов.
   Официантка молча наблюдала за этими манипуляциями. Она улыбнулась мне
и посмотрела на Баркли Фишера как на марсианина.
   Он вышел из бара, треща пальцами.
   - Как мы поедем? - спросил он.
   - Я взял напрокат машину.
   Нам  пришлось  прокладывать  путь  в  потоке  встречных  автомобилей,
вливавшихся в город со стороны залива.
   Потом мы выбрались на автостраду и взяли довольно  высокую  скорость.
Вскоре мы прибыли в Вальехо, и я без труда нашел "Роудсайд-мотель".
   - Мы будем его искать под вымышленным именем? - спросил Фишер.
   - Не говорите глупостей, - ответил я. - Мы вообще ни у кого ничего не
будем спрашивать.  Мне  известно,  что  он  водит  спортивную  машину  и
зарегистрировался под фамилией Чалмерс. Сперва надо просто осмотреться.
   В этот утренний час мотель уже покинула добрая половина  постояльцев,
и горничные убирали номера.
   Я посоветовал Фишеру расправить плечи и напустить на  себя  уверенный
вид.
   - Первая заповедь сыщика, - сказал я ему,  -  ни  в  коем  случае  не
показывать окружающим, что вы чего-то ищете. Надо вести  себя  так,  как
будто вы хорошо знаете, куда и зачем идете. Потому что  если  вы  будете
суетиться, вас могут остановить, чтобы  помочь,  и  тогда  запомнят.  Вы
должны идти целеустремленно, но без особой спешки. Если вы не нашли  то,
что искали, то поспешите отойти, как будто что-то забыли.
   Идя по подъездной аллее, я увидел спортивную машину рядом с дверью 24
номера.
   - А теперь что? - засыпал меня вопросами  Фишер.  -  Мы  нашли  этого
парня, и что это нам даст?
   - Теперь мы с ним поговорим.
   Мы подошли к двери его номера, и я  постучал.  Никто  не  ответил.  Я
постучал сильнее. Тот же результат.
   - Наверное, он завтракает, - предположил я. - Пойдем посмотрим.
   Мы зашагали мимо конторы мотеля к ресторану.
   - Вам известно, как он выглядит? - спросил Фишер.
   - Я думаю, что смогу его узнать,  -  ответил  я.  -  Самоуверенный  и
нетерпимый фанатик... У  него  высокие  скулы,  густые  волосы,  горящий
напряженный взгляд и слабый безвольный рот.  Движения  резкие,  нервные,
нетерпеливые.
   Мы зашли в ресторан. Фишер взял себе чашку кофе, а я тост с корицей и
чашку шоколада.
   Медленно, осторожно я принялся  разглядывать  посетителей  ресторана.
Среди них не было Джорджа Кэдотта, если только я не ошибся в определении
внешности этого парня.
   Мы вернулись к номеру Кэдотта.
   - Может, он был в ванной, - сказал я. - Постучим еще раз.
   Я громко постучал в дверь. Опять никто не ответил.
   Я повернул ручку двери и толкнул ее.
   - Эй, эй! Что вы делаете! - запротестовал Фишер.
   - Хочу заглянуть.
   Дверь бесшумно распахнулась. Фишер отступил.
   - Тут я вам не союзник, - сказал он.
   - Тогда подождите у двери.
   Это меня вполне устраивало, потому что хотелось поговорить с Кэдоттом
без свидетелей, да и Фишер не будет трещать пальцами у меня под ухом.
   Войдя в номер, я мягко закрыл за собой дверь и постоял немного,  пока
глаза не привыкли к полумраку.
   Кровать была не тронута,  очевидно,  этой  ночью  на  ней  не  спали.
Чего-чего, а этого я никак не предполагал.
   Я обошел кровать, направляясь к ванной, и вдруг заметил  пару  ног  в
ботинках. Я подошел ближе. Это были в высшей степени красноречивые ноги.
Рассказанную ими историю я до сих пор не могу вспоминать без содрогания.
   На полу лежало тело убитого  мужчины.  Мертвец  был  полностью  одет.
Крови вытекло немного. Я разглядел только красное пятнышко  на  груди  и
маленькую лужицу на толстом ковре.
   У меня не было никаких сомнений в том, что я вижу Джорджа Кэдотта,  и
в том, что он мертв. Это был  мужчина  с  шапкой  густых  черных  волос,
которых давно не касались ножницы парикмахера.  У  него  было  скуластое
лицо с безвольным подбородком. Его  глаза  были  закрыты,  рот  разинут.
Состояние его одежды не обнаруживало следов борьбы. Все было в  порядке.
Под полой пиджака мужчины виднелся кожаный футляр для ключей.
   Я поднял его и сунул себе в карман.
   Вернувшись к двери, я вытер носовым платком ручку, вышел из  комнаты,
закрыл дверь и вытер ручку с внешней стороны, спрятав платок в кулаке.
   Фишер прогуливался по двору, старательно делая вид, что он видит меня
впервые в жизни.
   Я быстро подошел к нему и сказал:
   - Пойдемте отсюда.
   - Что он сказал? - спросил Фишер.
   - Его нет в номере, - ответил я. - Я не стал осматривать  комнату,  а
просто взглянул от двери.
   - О, значит, он не спал.
   - Его постель вообще не тронута.
   - Черт бы его побрал!
   - Совершенно с вами согласен.
   - Но ведь его машина здесь. Он не мог  отойти  далеко.  Не  лучше  ли
справиться у администратора.
   - Нет, не лучше.
   - Что же нам теперь делать?
   - Мы вернемся в город.
   - Не понимаю, - возразил Фишер. - Мы ведь проделали  неблизкий  путь,
ехали сюда, чтобы повидаться с Кэдоттом, а теперь вы заявляете,  что  мы
возвращаемся обратно.
   - Верно, мы передумали.
   - Не понимаю почему.
   - Вы и не должны все понимать, - заметил я. - По  сути  дела  это  вы
уговорили меня ехать сюда.
   - Я ничего не мог поделать с собой. Мне хотелось быть на линии  огня.
Ожидание было просто невыносимо.  Скажите,  Лэм,  вам  не  кажется,  что
Кэдотт уже осуществил свою угрозу и написал Минерве?
   - Не знаю.
   - Мы должны связаться с ним и остановить.
   - Думаю, что я остановил его, - сказал я.
   - Каким образом?
   - Я встретился с Лоис Марлоу и рассказал ей,  кто  я  такой  и  зачем
приехал.
   - Вы думаете, она передала это ему?
   - Иначе зачем ему было срочно приезжать сюда и  регистрироваться  под
вымышленной фамилией?
   - Да, это верно, - признал Фишер.
   - Итак, я отвезу вас в оклендский  аэропорт,  -  сказал  я,  -  и  вы
вернетесь домой с первым самолетом.
   - Но я хочу быть с вами! Я приехал сюда для этого.
   - Вы вернетесь, - настаивал я. - Вы только мешаете мне работать.
   - Я не могу сразу ехать в Окленд. Мой чемодан остался в отеле.
   - Хорошо, забирайте чемодан и первым же самолетом летите на юг.
   Фишер подозрительно посмотрел на меня:
   - Кажется, вы имеете обыкновение неожиданно менять свои планы.
   - Совершенно верно, - ответил я. - Когда  вы  узнаете  меня  поближе,
увидите, что за мной водится эта странность.

Глава 5

   Я не знал, сколько времени у меня в  распоряжении,  но  понимал,  что
дорога каждая минута. В лучшем случае у меня в резерве один  час.  Скоро
какая-нибудь горничная обнаружит труп Кэдотта,  затем  по