иваются  к  ней
по-разному.
   Всегда находятся снобы, не желающие ни с  кем  вступать  в  беседу  и
сразу дающие это понять своим попутчикам.  А  есть  энтузиасты,  которые
только и делают, что бегают по кораблю и знакомятся.
   Есть люди, возможно  впервые  в  жизни  вырвавшиеся  из  каждодневной
рутины; им  очень  хочется  разбавить  серый,  однообразный  круг  своих
приятелей  новыми  знакомствами.  Бывают  и  такие,  что  и  хотели   бы
наслаждаться путешествием и общаться с незнакомыми людьми, но стесняются
вести себя по-компанейски.
   Наконец,  есть  огромное  число  нормальных  людей,  вполне  склонных
заводить знакомства с  другими  людьми,  у  которых  близкие  вкусы  или
сходное прошлое; но у  них  уже  полно  друзей  дома,  так  что  слишком
расширять круг знакомств они не стремятся.
   В общем, в первый день поездки на корабле возникает странная мешанина
человеческих существ, которые бродят туда-сюда, постепенно  пропитываясь
атмосферой путешествия и приспосабливаясь к новому образу жизни.
   Но ко второму дню ситуация меняется. Люди уже  как-то  разобрались  и
разделились  на  группы.  Деловое  напряжение  береговой  жизни   спало,
пассажиры становятся людьми. Именно на второй и  третий  день  на  борту
завязываются дружеские связи.
   Наблюдать за тем, как вели себя разные люди,  было  очень  интересно.
Утром первого дня Сидней Селма встретил кое-какой отпор. Лишь к полудню,
когда девушкам удалось прояснить ситуацию, Селма стал им намного  милее,
а уж к полудню второго дня его акции взлетели чуть ли не до небес.
   Однако Норма Радклиф продолжала избегать его. Стараясь поменьше с ним
сталкиваться, она все больше и больше тянулась ко мне, словно в  поисках
защиты.
   - Он невыносим, - говорила Норма. - Не  то  чтобы  у  меня  ханжеский
взгляд на жизнь, да и одеваюсь я как человек, слежу за  модой.  Но  ведь
личность человека  тоже  должна  что-то  значить!  Приятно,  когда  тебя
уважают. Но этот Селма не таков. У него только одно на  уме.  Чтобы  ему
понравиться,  от  девушки  требуется   единственное   -   полный   набор
анатомических аксессуаров.
   Берта Кул выражалась еще хлеще.
   - Посмотри, этот прохвост отлавливает девушек, словно телят из стада,
- негодовала она.
   - Как это? - не понял я.
   - Он как будто вешает им на шею бирку для общего сведения.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Да ты погляди на него. Он выбирает какую-нибудь девушку и  начинает
активную атаку. Та  осматривается  вокруг,  видит,  что  кроме  него  на
корабле выбирать особенно некого,  и  решает  воспользоваться  тем,  что
есть. Ей хочется получить удовольствие от путешествия, вот она к нему  и
приклеивается. Некоторое время они ходят не разлей вода, потом она вдруг
прячется обратно в свою раковину, и тогда он бросает ее, словно  горячую
картофелину. Позже с некоторыми  из  них  он  заговаривает  уже  как  бы
по-приятельски... Черт побери, он их словно метит!
   - Никогда не воспринимал это таким образом, - рассмеялся я.
   - Был бы женщиной - воспринял бы. - Берта фыркнула от негодования.  -
Что, например, думает женщина,  глядя  на  эту  скромненькую  блондинку,
которая к  нему  так  и  прилипла?  Посмотришь  на  ее  лицо  -  нежное,
целомудренное создание; посмотришь на фигуру - нет, она тоже человек;  а
раз Сидней Селма повесил на нее свой ярлык - значит, легкая добыча.
   И, не желая, чтобы  нас  видели  долго  беседующими,  Берта  зашагала
прочь, приноравливаясь к качке и проклиная ту минуту, когда  ступила  на
корабль.
   Стефенсон Бикнел отдыхал в шезлонге, который ему  поставили  в  тихом
солнечном уголке. Если в воздухе чувствовалась хоть малейшая прохлада, к
нему подходил палубный стюард и заботливо  закутывал  в  одеяла.  Желая,
чтобы Берта была при нем неотлучно, он  устроил  так,  чтобы  ее  кресло
поставили рядом. Но Берта не разделяла его  желания,  и  он  в  отчаянии
обернулся ко мне.
   Согласно уговору, я не должен был на корабле водить с Бикнелом особую
дружбу - так только, случайное знакомство, ничего не значащие разговоры.
Все же я подошел к нему и опустился в пустующее кресло Берты.
   - Доброе утро, Бикнел. Как дела?
   - Все болит, - проговорил он.
   - Это плохо.
   - Из-за качки не могу найти удобного положения. А если, не  дай  Бог,
на что-нибудь наткнусь - просто как зубная боль.
   - Очень жаль.
   - Как ваши успехи с Нормой Радклиф?
   - Разговариваем иногда.
   - Я часто вижу ее с вами.
   - Она прячется от волков, - пояснил я.
   - Понятно, - сухо прокомментировал он. Потом,  глядя  куда-то  вдаль,
добавил:
   - А у вас хорошо получается с женщинами.
   - У меня? - Я постарался выразить удивление.
   - Да, у вас.
   - Для меня это новость.
   - И черт меня побери, если я понимаю, из-за  чего  это!  -  продолжал
Бикнел. - Вроде не такой уж вы красивый или высокий, с  виду  отнюдь  не
дамский любимчик. И не бегаете за ними, но почему-то получается, что они
бегают за вами.
   - По-моему, у вас обо мне превратное представление, - сказал я.
   - Да нет, не превратное. Слушайте, Лэм, я хочу, чтобы вы поняли  одну
вещь. Мира - женщина молодая и непредсказуемая. Что ей взбредет в голову
- никогда не угадаешь. А мне не хочется, чтобы у нас возникли проблемы.
   - Что вы имеете в виду?
   - Я не хочу, чтобы ситуация осложнилась.
   - Что значит "осложнилась"?
   - Ну, я не хочу... Думаю, будет лучше, если  знакомство  с  Мирой  вы
оставите Берте Кул, и пусть Мира Берте обо всем расскажет. Потом уже  вы
можете помогать миссис Кул.
   - Я именно так и понимал ваши намерения и планы, - ответил я ему.
   - Ну, вот так и понимайте. - У него вырвался  прерывистый  вздох;  он
откинул голову и прикрыл глаза.
   Поднявшись, я прошелся по палубе, а  затем  уселся  в  свой  шезлонг.
Через  несколько  минут  появилась  Норма   Радклиф;   она   подошла   и
расположилась по соседству.
   - Надеюсь, вы не возражаете, Дональд?
   - А в чем дело?
   - Я подкупила стюарда.
   - Зачем?
   - Чтобы мой шезлонг поставили рядом с вашим. И не будете  ли  вы  так
добры - как только появится этот Сидней Селма, смотрите прямо на меня  и
внимательно слушайте, что я вам буду говорить.
   - А что вы будете говорить?
   - Не важно, - ответила она. - Может быть, я буду тихонько говорить  о
погоде. Может быть, спрошу, что вы ели на завтрак. Было бы очень хорошо,
если бы мы увлеклись беседой и просто забыли, что  Селма  существует  на
белом свете.
   - Не нравится он вам? - спросил я.
   - Нравится! - воскликнула она.
   - Да я начинаю  скрежетать  зубами  всякий  раз,  когда  он  со  мной
заговаривает. Кончится тем, что я себе всю эмаль в порошок  сотру.  Если
бы можно было выкинуть его за борт!
   Среди  всей  этой  суеты  перемещался  денверский  полицейский  Эдгар
Ларсон. Ходил он тихо-тихо, как мышка, выползающая  из  норки,  когда  в
доме погасили свет и все улеглись спать. Он неожиданно  возникал  то  на
палубе,  то  в  коктейль-баре.   Присутствовал   на   всех   корабельных
развлечениях, на игре в кено {Американская  игра  типа  лото},  стоял  в
дверях зала, когда показывали фильмы. Этот человек,  казалось,  поспевал
всюду, нигде не выделяясь,  но  везде  занимая  удобную  позицию,  чтобы
смотреть, слушать, следить.  И,  надо  сказать,  добивался  существенных
успехов. Люди почему-то доверялись Ларсону.  Стоило  ему  посмотреть  на
человека ласковым взглядом серых глаз и принять позу слушающего,  слегка
наклонив голову, - и человек уже ощущал потребность излить ему всю душу.
   А тем временем огромный роскошный лайнер плыл  все  дальше,  рассекая
голубые воды Тихого океана.  На  третий  день  пути  погода  существенно
переменилась. Холодные ветры уступили место мягким  тропическим  бризам.
Солнце палило немилосердно, и бассейн для плавания был набит до  отказа.
Девушки, принимавшие на палубе солнечные ванны, начали  темнеть,  словно
гренки в тостере.
   Пассажиры уже хорошо знали друг друга. За обедом  над  столами  стоял
гул  от  непрерывной   болтовни.   Перед   обедом   люди   толпились   в
коктейль-баре,  а  после  обеда  собирались  группками  за   ликером   и
беседовали о политике, о налогах, о серфинге.
   Руководитель круиза по Гавайям открыл школу танца "хула". Занятия шли
полным ходом. Можно было только  удивляться  тому,  с  каким  увлечением
осваивали женщины этот  замечательный  гавайский  танец.  Смущаясь,  они
робко выходили  на  середину  многолюдного  зала,  но  постепенно  в  их
движениях,  вначале  таких  неуклюжих,  все   заметнее   проступало   то
завораживающее изящество ритмичного покачивания,  которым  так  славятся
танцоры-островитяне. Все вдруг поняли и почувствовали, что этот танец не
просто случайный набор движений или импровизация, а древняя традиция.  В
гавайской хуле тело танцора  передает  игру  таинственных  сил  природы,
сияние радуги в  небе,  шум  ливня,  солнечный  свет,  колыхание  ветвей
пальмы, неумолкающий гул океана. И,  как  ни  странно,  научиться  этому
можно всего за несколько часов занятий. Для многих пассажиров это  стало
настоящим откровением,  и  привлекательность  Островов  открылась  им  в
совершенно новом свете. С удвоенным усердием учились они танцевать;  то,
что началось шуткой, превратилось в серьезное занятие.
   А Сидней Селма продолжал выступать  в  своем  репертуаре.  Гарем  его
сузился до четырех-пяти девушек, которых, видимо,  абсолютно  устраивала
его манера общения.
   Но в тот  вечер  я  вдруг  не  обнаружил  Нормы  Радклиф  в  соседнем
шезлонге, а потом увидел ее прогуливающейся по палубе с Сиднеем  Селмой.
Она преданно смотрела ему в лицо и внимательно выслушивала его  дурацкие
двусмысленности, грубые шуточки и сомнительные истории.
   Тут же подоспела Берта и бухнулась в свободное кресло.
   - Дональд, что ты такого натворил и что вообще происходит?
   - А в чем дело?
   - Только не  смотри  на  меня  круглыми  глазами.  Что  ты  сделал  с
девушкой?
   - С какой девушкой?
   - С Нормой Радклиф.
   - Ничего.
   - А может, что-нибудь пытался сделать?
   - Ничего.
   - Черт! - Берта немного подумала. - Ну, так тоже с девушками себя  не
ведут. Надо, чтобы им все время приходилось быть настороже. Конечно,  не
следует переть как танк, но необходимо постоянно давать им знать, что ты
существуешь на свете, что у вас что-то  происходит,  что  ты  нормальный
живой человек, в конце концов! Давай-ка, пошевелись, -  затормошила  она
меня, - займись девушкой. Отшей этого кретина!
   - Знаешь, Берта, я считаю, что это может повредить делу.
   - Какого черта ты еще что-то считаешь? - завопила Берта.
   - Да что ты понимаешь в женщинах?!
   - Ничего.
   Тогда Берта стала объяснять спокойнее.
   - Сидней Селма чересчур агрессивен, но все понимают, что  именно  ему
нужно. А ты слишком скромный. Вот твоя боевая подружка и  решила  высечь
из  тебя  искру  ревности,  чтобы  ты  слегка  раскачался.  Наверно,  ты
обращался с ней, как с гипсовой статуей святого.  А  теперь  вылезай  из
шезлонга, пойди пройдись да следи за Нормой. Как только увидишь, что она
отошла от Сиднея Селмы, - подходи и отбивай.
   Берта выгрузилась из кресла и зашагала по зыбкой палубе.  Вид  у  нее
был решительный: плечи развернуты, губы плотно сжаты, глаза стреляли  по
сторонам.
   Но я остался сидеть в своем удобном шезлонге.
   Был прекрасный теплый вечер. Засмотревшись на лунные блики на воде, я
и не заметил, как в соседний шезлонг проскользнула Норма Радклиф.
   - Дональд, у меня есть к вам одна просьба.
   - В чем дело?
   - Мне нужен совет.
   - Прошу.
   - У меня возникли проблемы.
   Я обернулся к ней и многозначительно поднял брови.
   - Да нет, не то, - поспешно сказала она.
   - А что?
   - Меня шантажируют.
   - Из-за чего?
   - Из-за нескольких писем.
   - Что это за письма?
   - Письма, которые было бы не очень приятно увидеть в суде.
   - Как же вас угораздило писать такие письма?
   - Теперь-то я понимаю, да уж поздно.
   - А кто вас шантажирует?
   - Наш дражайший общий друг, - ответила она, и в голосе  ее  зазвенела
ненависть.
   - Неужели Сидней Селма? Она кивнула.
   - А я-то подумал, что вы вдруг прониклись к нему интересом, -  сказал
я.
   - Когда я узнала, что письма у  него,  я  попыталась  как-то  к  нему
подступиться. Я не понимала, чего он хочет.
   - И чего же он хочет? Норма пожала плечами.
   - А когда вы это узнали?
   - Сегодня утром.
   - Вы были с ним знакомы до этой поездки?  Она  отрицательно  покачала
головой.
   - Так вы действительно не понимаете, чего ему нужно?
   -  Ему  нужно  мое  замечательное  загорелое  тело,  если   вас   это
интересует. Но только это не все.
   - А оно у вас действительно загорелое?
   - Вы что, не видели меня около бассейна? Я была  в  новом  эластичном
купальнике.
   - Наверно, проглядел. Видимо, зачитался. Она вздохнула.
   - Если бы вы не  были  так  милы,  то  были  бы  невыносимы.  А  я-то
надеялась, что вы ко мне подойдете.
   - Мне не очень нравятся эти крохотные бассейны на кораблях.
   - Там-то все и произошло.
   - Ах, ну да. Так вы говорите, это шантаж?
   - Да.
   - Он сказал, что вы должны выкупить эти письма?
   - Фактически - да.
   - Но цену не назвал?
   - Нет.
   - Он прощупывает почву. Цена будет объявлена позже.
   - Думаю, что так.
   - Боюсь, мне трудно что-либо вам посоветовать.
   - Я на, вас очень надеялась.
   - С чего бы это?
   - Мне показалось, что вы такой... такой умный и понимаете что к чему.
Чем вы занимаетесь, Дональд?
   - Боюсь, мой ответ может вас удивить, - уклончиво ответил я.
   - Вы не адвокат?
   - В общем, нет.
   - Что вы этим хотите сказать?
   - Ничего особенного.
   На ее лице отразилось отчаяние.
   - Ну  хорошо,  -  смягчился  я.  -  Позвольте  задать  вам  несколько
вопросов. Когда вы решили поехать в Гонолулу?
   - Недавно.
   - Но ведь билеты на "Лурлайн" заказывают за несколько месяцев.
   - Да, но бывают отмены заказов.
   - И эти билеты продают тем, кто числится в листе ожидания?
   - По-моему, разные агентства путешествий имеют определенные квоты  на
заказ билетов, причем могут распоряжаться отмененными заказами из  своей
квоты.
   - Ну и что?
   - Ну, я и сумела попасть на корабль, - закончила она.
   - А зачем вы едете в Гонолулу?
   - Вы никому не расскажете?
   - Не могу ответить определенно.
   - Мне нужно встретиться с одним человеком, - сказала она.
   - С мужчиной или женщиной?
   - С женщиной.
   - Вы давно с ней знакомы?
   - Много лет. Она отличная девушка, но у нее тоже неприятности.
   - А что у нее?
   - Мне не хотелось бы обсуждать ее проблемы. Давайте лучше поговорим о
моих.
   - А связи тут нет никакой?
   - Почему вам это пришло в голову, Дональд?
   - Ладно, давайте рассмотрим ваше дело объективно, - согласился  я.  -
Итак, в Гонолулу вы решили ехать только недавно.
   Она кивнула:
   - Верно.
   - Вы писали какие-то письма. Кому вы их писали?
   - Я не хотела бы называть имена.
   - Женатому человеку?
   - Да.
   - И эти письма интересуют его жену?
   - Жена хочет при разводе обобрать его до последнего цента, и  ей  все
равно, каким образом это сделать.
   - А письма попали к Сиднею Селме?
   - Он говорит, что они у него. - Где?
   - Там, где он их может легко достать.
   - Он вам не нравится?
   - Я его ненавижу и презираю.
   - Так когда вы узнали, что письма у него?
   - Сегодня утром.
   - Раньше он вам этого не говорил?
   - Нет.
   - Допустим, письма у него, - стал рассуждать я. - Он  узнал,  что  вы
плывете в  Гонолулу.  Очевидно,  он  тоже  попадает  на  корабль,  чтобы
встретиться здесь с вами. Хотя нет, это было бы неразумно.
   - Почему?
   - Поездка в Гонолулу стоит ему больших денег. И времени. Письма-то  у
него. И если они вам так нужны, что вы согласны за  них  заплатить,  ему
стоило только дать вам знать, что они у  него,  и  вы  сами  бы  к  нему
пришли. А вы хотите убедить меня, - продолжал я, - что он сел на корабль
специально для того, чтобы здесь начать вас шантажировать, да  еще  ждал
три дня, прежде чем сделать первый шаг. Нет, это не правдоподобно.
   - Но именно так все и произошло!
   - Это еще было бы разумно,  -  добавил  я,  -  но  только  при  одном
предположении.
   - Каком?
   - Если та плата, которую он от  вас  ждет,  должна  быть  получена  в
Гонолулу.
   - Да, пожалуй.
   - Может быть, это не обязательно деньги?
   - Но ведь он пока не назвал цену!
   - И все-таки здесь что-то может быть связано с  вашей  подругой  -  с
той, с которой вы хотите встретиться в Гонолулу.
   - Я предпочла бы не обсуждать дела моей  подруги,  -  твердо  заявила
она.
   - Если вы не хотите говорить мне правду, - ответил я, - то вам трудно
будет рассчитывать на мой совет.
   - Ну хорошо, допустим... допустим, что вы правы.
   - Мне нужно знать, прав я или нет.
   - Ладно, - внезапно решилась она. - Думаю, что вы правы.
   - Что же ему нужно?
   - По-видимому, это что-то, что есть у моей подруги, Мириам Вудфорд.
   - Что именно?
   - Я не знаю, Дональд, и не хочу гадать. Есть одна вещь, которая...  Я
понимаю, получается так, что я от вас  что-то  скрываю,  но  все-таки...
все-таки, я не могу!
   - Кто такая Мириам Вудфорд? - спросил я.
   - Вдова, молодая и привлекательная.
   - Вы едете к ней?
   - Да.
   - Зачем?
   - Ей сейчас очень одиноко, ей нужна компания.
   - Может быть, есть еще какие-то причины? Норма отрицательно  покачала
головой.
   - Я готов выслушать эту историю в любой момент, когда вы решитесь  ее
рассказать.
   - Я не могу рассказать вам эту историю, Дональд, но  все  равно  хочу
получить от вас совет.
   - Это безумие - давать советы, не опираясь на факты. Минуты  две  она
просидела молча, напряженно размышляя. Потом резко повернулась ко мне.
   - Дональд, - решительно начала она. - Вы заметили здесь, на  корабле,
такого хилого человечка лет пятидесяти, которого все время закутывают  в
одеяла, чтобы его не продуло? Он сидит вон там, на палубе "А", в углу.
   - А кто это?
   - Его зовут Стефенсон Д. Бикнел, - ответила она. - Он из Денвера.  Он
был партнером мужа Миры Вудфорд и по условиям  завещания  Вудфорда  стал
доверенным лицом, распоряжающимся наследством Миры.
   - Вы с ним знакомы?
   - Нет, мы ни разу не встречались. Мне о нем писала Мира.
   - А он знает, что вы едете?
   - Я сама хотела бы это знать, Дональд.  Я  уже  пробовала  проверять,
обращает ли он на меня внимание, но он вообще  мало  где  появляется.  У
него ревматизм, поэтому он большую часть дня проводит в  одиночестве.  С
ним иногда беседует одна женщина, некая  миссис  Кул.  Вы,  кажется,  ее
знаете, я видела, как вы разговаривали.
   - Кул... - проговорил я, словно припоминая эту фамилию.
   - Женщина лет пятидесяти, широкоплечая такая и... в общем, бочонок на
тонких ножках.
   - А-а, ну да, - сказал я.
   - Бикнел едет в Гонолулу, чтобы защитить Мириам, - продолжала она.  -
А Мириам этого не хочет; ей нужно получить с него некоторую сумму, тогда
она справится сама. А теперь вот этот гад Селма намекает, что  я  должна
"работать с ним вместе". Чем это все кончится -  один  Бог  знает!  Я  в
совершенной растерянности.
   - Но может  быть,  Селме  только  и  нужно,  что  ваше  замечательное
загорелое тело? - предположил я.
   - Нужно, конечно, - вздохнула  она.  -  Он  ни  одно  загорелое  тело
пропустить не может.
   - Но возвращать за это письма он не хочет?
   - Нет,  конечно.  Он  хочет  большего.  Ему  нужно,  чтобы  я  с  ним
"работала".
   - И что же я должен сделать?
   - Дать мне совет.
   - Скажите Селме, чтобы он катился к черту, - посоветовал я.
   - Но у него же эти письма!
   - Ничего у него с ними не получится.
   - Почему вы так думаете? Он человек совершенно беспринципный.
   - А что он с ними может сделать? Она на секунду задумалась.
   - Он может продать их жене этого человека.
   - А ее муж богат?
   - Не миллионер, но все же.
   - И жена хочет забрать все?
   - Да.