свою заправочную станцию.
   - Это хорошее алиби, - промолвила она.
   - Окружной прокурор откопал владельца ранчо по  имени  Томас  Виктор,
который проезжал мимо станции без семи минут девять. Он хотел  заправить
машину, но станция была закрыта.
   Элизабет облизнула губы кончиком языка.
   - Очевидно, у Виктора отставали часы.
   - Господи, Лэм! - воскликнул Барни. - С этим алиби все должно быть  в
порядке. Уолден давал показания на дознании, и никто в них не усомнился.
Очевидно, Виктор в самом деле ошибся.
   Я не сводил глаз с Элизабет Эндикотт.
   - Она морочит нам голову, - сказал я Куинну.
   Он повернулся к ней.
   - Бетти, завтра мы отправляемся в зал суда. Вы  не  можете  позволить
себе лгать нам. Мы ваши друзья.
   Наша  задача  -  спасти  все,  что  вам  дорого.  Обманывая  нас,  вы
перерезаете себе горло. Скажите нам правду.
   - Я говорю ее вам, - ответила она.
   Куинн обернулся ко мне.
   - Что ты об этом думаешь, Дональд?
   - Я думаю, что она лжет.
   - Дональд, ты не можешь... - начала Берта Кул.
   - Черта с два не могу,  -  прервал  я.  -  Взгляни  на  параграф  258
"Кодекса утверждения завещания", Барни. Прочти его ей.
   - Какой параграф? - переспросил Барни.
   - 258-й.
   Элизабет Эндикотт посмотрела на меня.
   - Вы адвокат? - осведомилась она.
   - Мог бы им быть, - ответила Берта  Кул.  -  Он  получил  юридическое
образование. Дональд - смышленый сукин сын. Если вы лжете, дорогуша,  то
вам лучше чистосердечно признаться в этом.
   Куинн вертел страницы "Кодекса".
   - Нашел? - спросил я.
   - Да.
   - Прочитай вслух.
   Куинн прочитал параграф:
   - "Никакое лицо, осужденное за  преднамеренное  или  непреднамеренное
убийство покойного, не может  иметь  права  на  наследование  какой-либо
части его состояния, и та часть, которую означенное лицо унаследовало бы
в иных обстоятельствах, распределяется между другими наследниками".
   Куинн посмотрел на миссис Эндикотт, потом на меня.
   Лицо его было бледным.
   - Боже мой! - воскликнул он.
   - Выкладывайте, - сказал я Элизабет Эндикотт.
   Ее глаза встретились с моими.
   - Вы работаете на меня, - сказала она. - Вы не имеете права говорить,
что я лгу.
   - Я работаю на вас и поэтому хочу вас спасти, пока еще не поздно.
   - Я не была в доме во время выстрела, - заявила миссис Эндикотт.
   - А где же вы были?
   - На дороге в Сан-Диего.
   - Попробуем еще раз, - сказал я.
   - Я действительно  была  на  дороге  в  Сан-Диего,  но  не  могу  это
доказать. Уолден с заправочной станции ошибся. Он думал, что закрылся  в
девять. Но в тот день он не завел часы, и они остановились  около  семи.
Уолден включил радио, чтобы проверить  время.  Программа  закончилась  в
семь пятнадцать, а он думал, что в семь тридцать,  и  поставил  часы  на
пятнадцать минут вперед. Уолден понял это  уже  после  того,  как  давал
показания на дознании. Он  был  абсолютно  уверен,  что  его  часы  идут
правильно. На дознании Уолден заявил, что поставил часы по  радио  менее
чем за два часа до закрытия. Все сочли само собой разумеющимся,  что  он
поставил их  по  сигналу  точного  времени,  но  в  действительности  он
руководствовался передачей и ошибся на пятнадцать минут.
   - Значит, Уолден это понял? - спросил я.
   - Да, после дознания. Брюс Уолден обратился ко мне, а я сказала,  что
это не имеет значения, так как я действительно была на пути в Сан-Диего.
Он мне поверил и больше никому об этом не говорил.
   - Где сейчас Брюс Уолден?
   - Тогда он работал  на  заправочной  станции,  а  сейчас  обслуживает
бензином весь округ.
   Куинн посмотрел на меня.
   - Они заполучили этого Виктора, - сказал я. - Он уверяет,  что  когда
подъехал к станции без семи девять, она уже была закрыта.
   - Если они начнут в этом копаться, - предупредила Элизабет  Эндикотт,
- миссис Уолден заявит, что ее муж ошибся.  Он  вернулся  домой  в  пять
минут десятого и не мог бы этого сделать, если бы  действительно  закрыл
станцию в девять. Она сочла, что  он  закрылся  раньше.  После  дознания
миссис Уолден поняла что к чему и спросила мужа, как  он  поставил  свои
часы. Он рассказал ей, как это произошло. Она первая указала ему, что он
ошибся во времени на четверть часа.
   Куинн посмотрел на меня и развел руками.
   - Чтоб меня поджарили, как устрицу! - пробормотала Берта Кул.
   - Ладно, - сказал я Куинну. -  Прежде  всего  нам  нужно  найти  этот
револьвер, пока его  не  нашел  окружной  прокурор.  Не  забывайте,  что
прокурор  в  затруднительном  положении.  Он  обвиняет  Джона  Энсела  в
убийстве первой степени и не хочет отступать  и  прекращать  дело.  Даже
если он сможет доказать, что Уолден закрыл станцию на  пятнадцать  минут
раньше, это не означает, что Элизабет Эндикотт виновна в убийстве своего
мужа. Вот что беспокоит его сейчас. Мы должны найти револьвер,  если  он
все еще там.
   - Пойми, - возразил Барни Куинн, - что в  суде  Энсел  расскажет  всю
правду. Он не умеет лгать, а теперь, когда я знаю его историю, я не могу
подстрекать его ко лжи. Он сообщит об оружии.
   - Значит, он не должен давать свидетельских показаний, - заявил я.
   - Если мы не выпустим его свидетелем, мы проиграем, - сказал Барни.
   - Нет, - покачал головой я. - Мы позволим прокурору нам подыграть.
   - Каким образом?
   - Подсунем ему свидетеля.
   - Какого?
   - Хелен Мэннинг.
   - Кто это?
   -  Уволенная  секретарша,  которая  пришла  к  Элизабет  Эндикотт   и
рассказала ей, каким подлецом был ее  муж.  Женщина,  первой  сообщившая
Элизабет, что Карл намеренно послал Джона на  смерть,  и  побудившая  ее
подумать об убийстве мужа.
   Элизабет Эндикотт сидела неподвижно; ее лицо походило на маску.
   - Чего вы добиваетесь? - спросила она.  -  Хотите  отправить  меня  в
газовую камеру?
   - Мы добиваемся, чтобы окружной прокурор застрял,  перебираясь  через
изгородь из колючей проволоки, - ответил я, - одна нога с одной стороны,
другая - с другой.
   - С этим парнем у тебя ничего не выйдет, - предупредил  Куинн.  -  Он
слишком проницателен.
   - Хорошо, - сказал я. - Как ты предлагаешь с ним поступить?
   Куинну было нечего ответить.
   Я повернулся к Элизабет Эндикотт.
   - Искать револьвер будет нелегко. Мы не можем делать это днем,  чтобы
кто-нибудь предупредил полицию,  и  не  можем  пользоваться  фонариками.
Земля Купера  Хейла  рядом  с  вашим  поместьем,  поэтому  нам  придется
действовать после полуночи. Мы  выйдем  из  вашего  дома  через  боковую
дверь, а потом поползем  на  четвереньках  и  будем  обыскивать  наощупь
каждый дюйм этой живой изгороди.
   - Ну и что мы сделаем, если найдем револьвер? - спросил Барни Куинн.
   - Оставим его при себе, - ответил я.
   - Это вещественное доказательство, - заметил Куинн. - Утаивать его  -
преступление, а для адвоката - непрофессиональное поведение. Меня за это
могут дисквалифицировать.
   Я усмехнулся.
   - Тебя там не будет, Барни. Не забудь спросить у меня  завтра,  нашли
ли мы револьвер. Пошли, Берта. Увидимся на вашем ранчо часа  через  два,
миссис Эндикотт. Оставьте для нас открытой заднюю дверь.
   Можете освежить нас кофе и проверить, чист ли горизонт.
 
Глава 17 
 
   Ночь была темной. С океана полз туман, и воздух был очень влажным.
   Берта Кул и я ползли на четвереньках по траве вдоль  живой  изгороди,
вгрызаясь пальцами в каждый дюйм почвы.
   - Почему ты велел Бетти Эндикотт оставаться в доме? - спросила Берта.
   - Во-первых, потому что мы не можем ей доверять, -  ответил  я.  -  А
во-вторых, она подаст нам сигнал, если кто-нибудь появится.
   - Я испортила платье, пару нейлоновых чулок и сломала  два  ногтя,  -
пожаловалась Берта.
   -  Это  пустяки,  -  отозвался  я.  -  Ты   можешь   испортить   свою
профессиональную карьеру.
   - Зачем, черт возьми, мы это делаем?
   - Обслуживаем нашего клиента.
   - Никогда не занималась такими вещами, пока не связалась с  тобой,  -
проворчала Берта. - Только с начала нашего партнерства я стала  попадать
в подобные переделки.
   - До нашего партнерства ты ни черта не зарабатывала, - ответил  я.  -
Заткнись и работай как следует.
   Не просто царапай ногтями по поверхности, а зарывай пальцы глубоко  в
почву. Эта штука пролежала здесь годы и наверняка покрылась слоем земли.
   - Почему же ее не нашли?
   -  Потому  что  не  искали.  Садовник  поливает  изгородь  и   иногда
подстригает ее. Она настолько  плотная,  что  не  дает  расти  сорнякам,
поэтому  садовнику  незачем  глубоко  копать.  Он  срезает  дерн  вокруг
изгороди и швыряет грязь в  кусты,  возможно  давным-давно  забросав  ею
револьвер.
   Берта изрыгнула серию ругательств.
   - В чем дело?
   - Порвала платье и поцарапала лицо. Дональд, какого черта мы не могли
воспользоваться фонариком?
   - Мы не можем допустить,  чтобы  кто-нибудь  узнал,  что  происходит.
Полиция, возможно, держит ранчо под наблюдением, а Хейл живет рядом.
   Берта со стонами поползла дальше,  ругая  меня  на  чем  свет  стоит.
Внезапно мои пальцы на что-то наткнулись.
   - Погоди, Берта! Это либо камень, либо... О'кей, это револьвер!
   - Слава Богу! - вздохнула Берта, с трудом поднимаясь. - Не знаю,  как
я проберусь в свою квартиру.
   Если швейцар увидит меня, то подумает, что я воровала кур.
   - Скажи ему, что он тебя недооценивает, - посоветовал я, - и  что  ты
совершила куда более серьезное преступление, нежели кража кур.
   - Ну, - сказала Берта, - давай сообщим  Элизабет  Эндикотт.  Полагаю,
нам следует позвонить Барни Куинну.
   - Нет, - возразил я.
   - Что "нет?
   - Мы скажем Элизабет, что обыскали всю изгородь и ничего не нашли,  -
отозвался я. - И Барни скажем то же самое.
   - Иногда, - с чувством произнесла  Берта,  -  мне  искренне  хочется,
чтобы я больше никогда тебя не видела.
 
Глава 18 
 
   В истории, рассказанной Джоном Диттмаром Энселом Барни  Куинну,  лишь
одна вещь не соответствовала действительности.
   Револьвер очень сильно заржавел. Я даже не мог  открыть  барабан  без
длительной работы по удалению ржавчины. Но прочистив дуло  от  грязи,  я
сумел увидеть с помощью фонарика, что патрон  на  одной  линии  с  дулом
пуст. В других патронах пули были на месте. Следовательно, из револьвера
был сделан один выстрел.
   Дело становилось все более запутанным.
   Суд начался по расписанию. Барни Куинн посадил нас там, где мог бы  с
нами консультироваться в случае  надобности,  но  он  впал  в  уныние  и
выглядел, как  человек,  которого  вот-вот  поволокут  на  казнь.  Куинн
старательно воздерживался от вопросов насчет револьвера.
   Во время полуденного перерыва я отвел его подальше  от  репортеров  и
рубанул с плеча.
   - В таких делах нужен мужчина, а не мальчишка. Ты адвокат,  и  твоего
подзащитного обвиняют в убийстве.
   Наказание за такое преступление - смертная казнь.
   Присяжные наблюдают за окружным прокурором и за тобой. Ты  выглядишь,
как  человек,  защищающий  виновного  клиента.  Это   несправедливо   по
отношению к вам обоим. Борись, но не  так,  как  будто  тебя  прижали  к
стенке, а с  уверенной  улыбкой  адвоката,  представляющего  невиновного
клиента.
   - Актер из меня скверный, - проворчал Куинн.
   - Тогда начинай практиковаться, - посоветовал я ему.
   После перерыва он выглядел немного лучше.
   Используя добытую нами информацию, Куинн знал  все,  что  нужно  было
знать о присяжных. Опасность заключалась в том, что из списка  могут  не
набрать нужного количества членов жюри. Тогда судья издаст  распоряжение
о дополнительном списке, и Барни придется иметь дело с людьми, о которых
он ничего не знает.
   Окружной прокурор Мортимер Эрвин был высоким,  красивым,  исполненным
достоинства мужчиной с вьющимися темными волосами,  широкими  плечами  и
уверенным видом.
   Эрвин не был женат, хотя являлся едва ли не  самой  выгодной  партией
среди местных  холостяков,  и  любил  включать  в  состав  жюри  молодых
впечатлительных женщин и пожилых седовласых матрон, предпочитая не иметь
дело с мужчинами, чьи руки были покрыты мозолями от работы на ранчо.
   Впечатлительные молодые женщины смотрели на него, как на  кинозвезду.
Они  выслушивали  его  доводы,  голосовали  за  вердикт   о   виновности
подсудимого и выходили из зала суда, шепча друг другу: "Ну разве  он  не
чудесен?"
   Пожилые матроны говорили, что Эрвин напоминает им  Джимми,  которого,
увы, нет в живых. Джимми всегда хотел быть юристом.
   Некоторые из  мужчин  с  мозолистыми  руками  смотрели  на  тщательно
причесанные волосы Эрвина, заглядывали в его  выразительные  глаза  -  и
выносили вердикт в пользу обвиняемого.
   Барни Куинн составил список присяжных, постаравшись, чтобы в нем было
как можно меньше молодых женщин. В списке  Эрвина  присутствовала  прямо
противоположная тенденция.
   Видя, как идут дела, я отозвал Барни в сторону.
   - Подыграй ему, Барни.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Пусть себе набирает в жюри женщин.
   - Ну нет! - запротестовал  Куинн.  -  Он  набрал  их  слишком  много.
Женщины от него без ума. У него красивый звучный голос, и, приводя  свои
доводы, он устремляет выразительный взгляд на присяжных  женского  пола.
Он платит  по  триста  долларов  за  костюмы,  и  каждое  утро  надевает
свежевыглаженный.  Парень  хорошо  обеспечен  и  не  зависит  от   своей
прокурорской деятельности. Он хочет влияния  и  восхищения  и  наверняка
надеется стать сенатором, генеральным прокурором или губернатором штата.
   - И тем не менее подыграй ему, - настаивал я. - Позволь  ему  набрать
женщин.
   - Не знаю, чего мы вообще хотим от любого жюри, - вздохнул  Куинн.  -
Наш парень мог бы смело признать свою вину.
   - Что тебе нужно, - сказал я,  -  так  это  выпивка,  крепкий  сон  и
девочка. Бодрись! Это дело либо принесет тебе успех, либо тебя сломает.
   - Об успехе и речи быть не может, - мрачно произнес он.
   - Если ты будешь продолжать в том же духе, то безусловно.
   В пять часов  заседание  закончилось.  Берта  уехала  домой  в  своей
машине, а я позвонил Стелле Карие и договорился о встрече.
   Мы выпили коктейли и пообедали в ресторане, а потом пошли выпить в ее
квартиру. На сей раз она села не на диван, а на стул и вела  себя  более
сдержанно.
   - Как идут дела с вашим дружком? - осведомился я.
   - Кого вы имеете в виду?
   - Банкира.
   - А, Купера, - промолвила Стелла. - Знаете, Дональд, я боюсь,  что  с
вашей стороны это обычная ревность.
   - Возможно, - признал я.
   - Купер - хороший парень. К тому же  он  отлично  соображает.  Но  он
привлекает меня только самую малость. - Она усмехнулась. - Не знаю,  что
привлекает к вам. Вы один из самых надменных типов, каких  я  когда-либо
встречала.
   - Вовсе я не надменный, - возразил я. - Просто я  работаю  над  делом
Эндикотта и беспокоюсь из-за него.
   - Почему?
   - Говоря по секрету, - ответил я, - есть один  свидетель,  который  в
состоянии  снабдить  обвинение  мотивацией  убийства,  и  я  боюсь,  что
окружной прокурор может его откопать.
   Стелла опустила ресницы и устремила взгляд на кончик своей сигареты.
   - Кто это? - спросила она, не глядя на меня.
   - Девушка по имени Хелен Мэннинг,  бывшая  секретарша  Эндикотта.  Он
уволил ее, а она пошла к миссис Эндикотт и сообщила ей, что  Эндикотт  -
подлец и что он специально отправил Джона  Энсела  в  джунгли  Амазонки,
чтобы убрать его с дороги.
   -  Могу  себе  представить,  что  почувствовала  миссис  Эндикотт,  -
заметила Стелла.
   Я промолчал. Стелла немного подумала.
   - Знаете, Дональд, - сказала она, -  думаю,  вы  правы.  Я  могла  бы
обратить мое состояние в ценные  бумаги,  обеспечивающие  мне  доход,  и
вернуться к живописи.
   - Только  будьте  осторожны  с  теми,  кому  вы  поручите  бумаги,  -
предупредил я.
   Она скривила губы.
   - Обычно я разбираюсь в людях. А если кто-то пытается меня надуть,  я
становлюсь безжалостной.
   - Как и большинство женщин, - усмехнулся я, - хотя немногие из них  в
этом признаются.
   - Я не только признаюсь -  я  горжусь  этим.  Так  что  не  пытайтесь
обмануть меня, Дональд.
   - Хорошо, не буду, - пообещал я.
   Стелла встала, чтобы налить очередную порцию ликера. На  сей  раз  на
ней было что-то белое  и  полупрозрачное.  Бутылка  опустела,  и  Стелла
открыла дверь в кухню, чтобы взять другую.
   Яркий свет из кухни четко обрисовывал округлости ее фигуры под тонкой
тканью.
   - Может, вы предпочитаете бренди и  "Бенедиктин"  мятному  ликеру?  -
спросила она, повернувшись в дверном проеме.
   - А у вас есть и то, и другое? - осведомился я.
   - Да. - Она слегка изменила позу, а свет продолжал делать свое дело.
   - Бренди и "Бенедиктин", - сказал я. - Но только немного, Стелла. Мне
нужно идти работать над этим проклятым делом.
   - Как вы мне надоели с вашим делом! - сердито отозвалась она.
   - Когда оно закончится, - пообещал я, - вы будете видеть меня чаще.
   - К тому времени, - огрызнулась Стелла, -  вы,  возможно,  совсем  не
сможете меня видеть.
   Она вошла в кухню, взяла бренди и "Бенедиктин" и вернулась, погасив в
кухне свет.
   Мы выпили, я пожелал ей доброй ночи и отправился домой.
   В восемь утра мой телефон зазвонил. Я снял трубку и сказал "хэлло".
   Голос на другом конце провода звучал почти истерически:
   - Мистер Лэм?
   - Да.
   - Это Хелен - Хелен Мэннинг.
   - Слушаю вас, Хелен.
   - Я только что получила повестку. Здесь полисмен -  он  говорит,  что
прокурор округа Ориндж хочет со мной побеседовать.
   - Где сейчас полисмен? - спросил я.
   - В другой комнате.  Я  сказала  ему,  что  должна  пойти  в  спальню
переодеться. Что мне делать?
   - А что вы можете сделать?
   - Боюсь, что ничего, - немного подумав, призналась она.
   - Вы могли бы посоветоваться с адвокатом, - сказал я, - но это  будет
выглядеть, словно вам есть что скрывать. Вы можете отказаться  говорить,
но это только привлечет к вам внимание. По-моему, единственное, что  вам
остается, это рассказать всю правду.
   - Мистер Лэм... Дональд, не могла бы я поговорить с вами?
   - Нет, - ответил я. - Мне прямо сейчас нужно  ехать  в  Санта-Ану.  Я
должен быть в суде, когда  будут  выбирать  жюри.  Повторяю,  вам  лучше
сказать правду.
   - Но я не могу!
   - Если вы запутаетесь во  лжи,  это  будет  скверно  выглядеть.  Могу
помочь вам только одним советом.
   - Каким?
   - Мортимер Эрвин, прокурор округа Ориндж, высокий красивый мужчина  и
к тому же холостяк. А вы, если вам самой это неизвестно, весьма  лакомый
кусочек.
   - Вы так думаете, Дональд? - Ее голос дрогнул.
   - Я это знаю, - ответил я. - В вас есть все то, чем обладает красивая
женщина: индивидуальность, привлекательность, умение одеваться.
   - О, Дональд!..
   - Не говорите ни с кем из помощников прокурора. Ничего не  обсуждайте
с полицейскими. Поберегите вашу историю для ушей окружного прокурора. Вы
поняли? Только для него одного!
   Ее голос заметно повеселел:
   - Дональд, вы просто чудесны! Вы действуете, как тонизирующее!
   - Увидимся, - сказал я и положил трубку.
 
Глава 19 
 
   К одиннадцати утра дело подошло к раскрытию карт.
   - Сначала выслушаем мнение народа, - сказал судья Лотон.
   Мортимер Эрвин встал, поклонился,  улыбнулся  судье  и  посмотрел  на
жюри.
   - Обвинение полностью удовлетворено составом жюри. Народ отказывается
от права изменять состав.
   Куинн полуобернулся на стуле и быстро взглянул на меня.
   Я сделал утвердительный жест.
   Куинн оказался на высоте положения.  Он  поднялся,  устало  улыбнулся
присяжным и сказал:
   - Защита также полностью удовлетворена составом жюри, не  сомневаясь,
что он вынесет беспристрастное и справедливое решение.
   Судья Лотон нахмурился при этой слегка напыщенной фразе.
   - Очень хорошо, - сказал он. - Жюри может быть приведено  к  присяге.
Другие присяжные,  упомянутые  в  списке,  могут  быть  свободны.  После
присяги жюри  суд  сделает  десятиминутный  перерыв,  вслед  за  которым
окружной прокурор вы